Программы / Утренний разворот

Роман Попов: Доброе утро друзья. Сегодня понедельник, 14 сентября. Мы начинаем «Утренний разворот». У микрофонов Роман Попов и Анастасия Сечина. Настя, доброе утро.

Анастасия Сечина: Доброе утро Роман. Антон Мелехин за звукорежиссерским пультом.

Р.П.: Мы вспоминаем годовщину трагедии, которая произошла в Перми. Ну, что, друзья, да, спасибо вам большое за ссылки. Вы лишний раз подтвердили информацию нашего слушателя, который говорил, да, что ничего не поменялось, что все осталось по-прежнему. Вот вы набросали нам ссылок, подтверждающих то, что Аэрофлот «Норд» летает. Спасибо вам большое за это.

А.С.: Полеты Аэрофлота «Норд» еще не означают, что не поменялось ничего. Ну, я…

Р.П.: Ты на своем продолжаешь настаивать.

А.С.: Я просто не люблю голословия.

Р.П.: Друзья, смотрите, ситуация очень простая. У нас есть точка зрения, которая озвучена нам одним из наших слушателей. Он говорит - ничего не изменится.

А.С.: Нет, ничего не изменилось.

Р.П.: Да, и ничего не изменилось.

А.С.: Про будущее время он не говорил.

Р.П.: Да, ничего не изменилось. Вполне, такая понятная нормальная точка зрения, имеющая право на существование. И есть Анастасии Сечина, которая уверяет. Да нет же, говорит она, она говорит – меняется, изменилось, не может быть такого, чтобы вообще ничего не поменялось. Просто, может быть, вы чего-то сейчас не знаете или не заметили. Но обязательно что-то изменилось.

А.С.: Но я ведь прошу заметить, что Анастасия Сечина, по большому-то счету, ровно также голословна. Потому что она не сидит за штурвалом самолета, и она не знает все внутренние процедуры. Просто, может быть, я не так пессимистично смотрю на эти вещи. И верю, что что-то еще возможно. И не могу поверить, чтоб мы не сделали никаких выводов. И не извлекли никаких уроков. Я не могу в это поверить.

Р.П.: Уроки извлечены, друзья? Из этой катастрофы извлечены уроки? Они получены? Прошел ровно год. Уроки извлечены? Уроки есть? Какие-то итоги мы сейчас, о каких-то итогах этой катастрофы можем говорить или нет? По вашему внутреннему ощущению, конечно же. Если вдруг у вас есть возможность, у кого-то из вас есть возможность не быть голословным, а подтверждать свою точку зрения фактами, это будет просто отлично.

А.С.: Например, ваш родственник летает. Например, он пилот гражданских судов. И он может сказать – ты знаешь, как ужесточили контроль, предполетный контроль для нас, ты, понимаешь, что вот так, вот так, вот так. Например.

Р.П.: Или, например, все пилоты прошли переподготовку на «Боингах-737-500» и прошли какую-то дополнительную аттестацию, может быть. Я не знаю, что должно было произойти. Если вдруг вы не голословны, мы ждем ваших звонков с большим удовольствием. Об уроках трагедии говорим в ближайшее время. Здравствуйте, алло.

Слушатель: Алло. Добрый день.

Р.П.: Александр Сергеевич, доброе утро.

Слушатель: Я, к сожалению, буду голословный с точки зрения фактов. Но я не буду голословный с точки зрения тенденции. Есть такое понятие – рутина. Рутина – это постоянно повторяющееся действие, которое всегда приносит результат. А Аэрофлоты, все компании, которые летают, это набор рутин. И рутины, если мы рассматриваем с этой точки зрения, они отличаются очень не хорошей особенностью. Ее практически невозможно изменить или усовершенствовать. Она не поддается изменению, понимаете. Только единственное, разрушение старых рутин или старых форм, которые содержали рутины, постоянно повторяющиеся действия, и замена их на новые, замена коренная. Вот старое полностью убираем. То есть, дом сносим, на него ставим новый дом, и заводим новые правила, которые становятся рутинами. В Аэрофлоте или вообще, так сказать, в летной составляющей ничего не изменилось. Поэтому будет повторяться все снова, и снова, и снова. И самое главное, рутина направлена на получение максимальной прибыли при максимальном пренебрежении к человеческим жизням. Это все остается.

А.С.: Вы этот вывод делаете на основании чего?

Слушатель: А на основании того, что я достаточно часто перемещаюсь, так сказать.

А.С.: И вы видите что?

Слушатель: Не изменились процедуры, понимаете. Процедуры не из-ме-ни-лись.

А.С.: Александр Сергеевич, можно конкретику? Вот, например, процедура чего?

Слушатель: Ну, вот, смотрите. Раньше мы вылетали. Нас ведь не обыскивали с ног до головы, не заставляли раздеваться практически до нижнего белья. А что толку-то? Изменилось разве, что вот эта процедура сама, она сделалась более глубже и так далее, и так далее? А что, захвата самолета нету, что, самолеты не падают, они не валятся?

А.С.: Ну, вы знаете, оттого, что мы ввели эту процедуру, нельзя сказать о том, что что-то произошло. Но, может быть, чего-то не произошло. Может быть, благодаря именно этой процедуре чего-то не произошло. Просто мы-то об этом не знаем, потому что оно не произошло.

Слушатель: Ну, то есть, процедуры повторяются. Допустим, ну, грубо говоря, в августе месяце всегда в России что-нибудь случается. Это закон. Вы просмотрите внимательно все остальные. И люди, которые имеют отношение к этому, они всегда предсказывают – что-то будет. И вот эта вот процедура или рутина она повторяется независимо от того, слушает, не слушает кто-то. Потому что рутина, вот как машина, заведенная раз и навсегда, она работает, и она будет перемалывать людей. Вот в чем вся проблема.

А.С.: Спасибо за звонок. Мы идем дальше. Роман Сергеевич активную переписку ведет с кем-то по ICQ, нахмурив при этом брови.

Р.П.: Нет. Я просто, собственно говоря, смотрю, что нам пишут. Нам пишут: «Чтобы люди знали об изменениях, это нужно открыто освещать СМИ, в первую очередь, это нужно власти, если она работает для народа». Не могу не согласиться, правда. Дальше нам пишут: «Лично для меня самый заметный факт заключается в том, что глиссада по-прежнему проходит над городом. А все разговоры об установке приводных маяков на противоположном курсе не вызывают доверия». Знаешь, Настя, я действительно не могу не согласиться вот с этой точкой зрения. Что бы не менялось внутри по мелочам, у нас самолеты по-прежнему летают над городом.

А.С.: По этому поводу мы можем сейчас поставить тогда уже интервью не Татьяны Ивановны Марголиной, а министра общественной безопасности Игоря Орлова.

Р.П.: А Татьяну Ивановну мы послушаем попозже?

А.С.: А Татьяну Ивановну несколько позже. Просто несколько слов он говорит как раз о полетах над городом в этом небольшом кусочке пятиминутном. Итак, Игорь Николаевич, министр общественной безопасности Пермского края.

СЮЖЕТ В ЗАПИСИ.

Вопрос: Игорь Николаевич, расскажите, пожалуйста, как вы узнали о трагедии, вспомните тот день?

Игорь Орлов: Я один из первых и по должности, в том числе, должен узнавать и о таких, в том числе, событиях, к сожалению, что и произошло. В этот раз в течение первого получаса мне сообщили. Ну, и потом уже дальше закрутился, что называется, этот стали поднимать механизм. Стали поднимать все экстренные силы быстрого реагирования, оперативные службы. Ну, и мы, по сути дела, уже в течение первых двух часов развернули оперативный штаб прямо там, на месте падения.

Вопрос: А сообщили что именно? Кто и что сообщали? Что упал самолет или что?

И.О.: Да. Ну, во-первых, сначала сообщили, что взрыв и пожар вместе. Ну, там сообщений было достаточно много и разноплановых. Кто-то услышал гул, кто-то увидел светящиеся огни, кто-то увидел уже пожар, когда там после падения горело все вокруг, что называется. Ну, и потом уже продублировали сообщение из аэропорта и так далее.

Вопрос: Какова была ваша реакция, когда вы прибыли на место трагедии? Что вы увидели своими глазами?

И.О.: Ну, на самом деле, за достаточно много уже лет профессиональной деятельности, всякого что называется, видел. Но такое, честно признаюсь, видел впервые. Ну, по сути дела, когда мы уже поняли после предварительного обследования местности, поняли, что все-таки произошло, и каковы, собственно, последствия, хотя изначально-то до последнего и мы, ну, думали, что, если это произошло даже и в воздухе самолет разрушило, то могли, ну, хоть кого-то там найти, условно, да. Но когда уже, в общем-то, обстоятельства трагедии, точнее, ее объемы были понятны нам, когда мы уже своими ногами, что называется, прошли, своими глазами увидели, ну, собственно, и вся эвакуационная–то работа свелась, по сути дела, к фиксации всего того, что обнаруживали прямо на месте.

Вопрос: Прошел год с момента трагедии. Что для вас изменилось в восприятии этого дня, этой катастрофы и этой даты – 14 сентября?

И.О.: Ну, в плане человеческой трагедии, горе конкретной семьи и так далее, мало, что вообще может измениться у любого, в том числе, и у меня, да. Понятно, что это горе. Горе неизгладимое. Хоть может ?????????(неразборчиво). Но порой, в первую очередь, родственники погибших людей, да, успокаивают себя, что время лечит. Но, к сожалению, вряд ли такое действительно возможно. Но надо делать все на рабочем месте каждого сотрудника профессионала, кто в этом поле деятельности занимается для того, чтоб не было впредь таких трагедий. Мы планируем изменить подход в зону посадки на территорию нашего аэропорта. Второе, ну, максимально и до сегодняшнего дня пытаемся и с «Росавиацией» работаем достаточно плотно. И уже, ну, будем надеяться, что и с нашей помощью какие-то там сдвиги идут в плане усиления контроля, что называется. Вы знаете, что введены новые правила. И по ответственности в том числе, и по подготовке экипажей. И, собственно, самих экипажей по допущению каких-то там, ну, нарушений, которые могут вылиться, в том числе, и в трагедию. Не дай бог, конечно.

Вопрос: И вот еще один от меня вопрос. Сегодня говорили с родителем, у которого погиб там сын. И он говорит, что хотелось бы, чтобы наказали виновных. Как вы считаете, есть ли кто-то эти виновные? И можно ли их наказывать?

И.О.: Ну, по большому счету, я подтверждаю вот те уже озвученные, по сути дела, выводы. К сожалению, получается так, что мы можем ведь что на уровне, в том числе, и чиновников любого уровня, да, краевой власти, скажем, чиновников любого ведомства можно соглашаться, а можно не соглашаться, могут выводы нравиться или нет, но, к сожалению, у нас другого-то ничего нет. Вот есть такая структура МАК, которая обязана, которой предписано проводить, значит, плохо или хорошо. Но есть такое заключение, значит, это, ну, еще раз говорю, о которой мы все знаем, и широко уже освещалось достаточно в средствах массовой информации. На мой взгляд, несомненно, должны понести ответственность все, кто по роду своих должностных обязанностей, начиная от подготовки или, точнее, наверно, закупки судна, да. Вот с этой стадии. И заканчивая собственно, до подготовки, до отправки машины, ну, обязаны просто понести ответственность. Я не говорю, что там надо их всех перенаказать вплоть до лишения свободы. Но точно совершенно этот урок должен пройтись по каждому. Такого не бывает, что только группа, там, пилот и его помощник только за это будут отвечать. Такого быть точно не должно. Вот такое мое мнение. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭФИРА.

Р.П.: Это был Игорь Николаевич Орлов, министр общественной безопасности Пермского края. Мы записывали интервью с ним в конце прошлой недели. Беседовала с министром Евгения Романова. Ну, а мы продолжаем спрашивать вас о том, вынесли ли вы какие-то уроки из этой трагедии? Вынесли ли уроки из этой трагедии те, кто должен был сделать это в первую очередь? Что-то изменилось за год?

А.С.: Ну, в частности, Игорь Орлов сказал о том, что работа над изменением траектории посадки, она идет. И они планируют эту работу закончить. О том, что какие-то изменения в правилах, в частности, подготовки экипажей, тоже какие-то подвижки в это отношении есть. Выражение «какие-то подвижки», оно, понятно, оно очень не конкретно. Но, тем не менее, об этом было сказано. Плюс ко всему тот момент, который он отметил. И вот чего не было. Чего я, во всяком случае, не слышала и не встречала. Он говорит об ответственности, которую должны понести разные люди, имевшие отношение, так или иначе, к этому процессу на разных уровнях. От подготовки от пилотов для работы конкретно с этой машиной и до подготовки машины. Он говорит, что вообще не должно быть такого, чтобы вся вина была свалена только на пилота и только на его помощника. Ну, вот как раз этот момент, по-моему, последнее время как-то упущен.

Р.П.: А между тем, именно об этом мы говорили на следующий день после катастрофы точно также в эфире «Утреннего разворота». Это был уже понедельник. Напомню, катастрофа произошла в воскресенье. И точно также мы говорили о том, что, возможно, нам покажут пальцем, возможно, нам даже покажут пальцем на виновных. Вполне возможно нам даже напишут в двух-трех словах о причинах этой трагедии. Возможно, это будет официальная версия. Но всю цепочку, приведшую к гибели 88 человек в Перми, мы не узнаем. Просто не узнаем. Почему? Ну, в частности, потому что это очень многим не выгодно. Я приводил тогда, еще года назад, основные принципы антикризисного пиара, ну, то есть, работы крупных компаний. Когда случается подобная трагедия, то есть, какие сообщения будут выбрасываться, в какую сторону будет направляться дискуссия, в какую сторону будут работать федеральные СМИ, и так далее, и так далее, и так далее. Это описано в учебниках. Это даже не надо воспроизводить еще раз. Все было, как по нотам.

А.С.: Сделали ли мы какие-то выводы, и последовали какие-то последствия, извините за тавтологию, после произошедшего 14 сентября? Доброе утро.

Слушатель: Здравствуйте. Это Игорь. Вы знаете здесь такое мнение непонятно. Значит, мы боремся с последствиями, получается, а не с причиной. Причина-то в другом совершенно.

Р.П.: В чем?

Слушатель: Здесь нужно абсолютно прервать все авиасообщение, построить новые аэродромы с глиссадами и курсами, которые они вообще не касаются города, городских районов. Это не так уж много времени займет и не так уж много денег, я вас уверяю. А иначе мы так и будем трупы собирать людей, понимаете, останки.

Р.П.: Спасибо вам за ваше мнение. И вот уже вторая точка зрения в копилку того, что изменения, о каких изменениях вы говорите. Мы их не видим, потому что их нет кардинальных. И сначала нам говорили про глиссаду, да, которая проходит над городом. И говорили, до тех пор, пока они летают, мы не можем говорить об изменениях.

А.С.: Ну, послушайте, ну, вот, например, траектория полета гражданских судов над Британией, она проходит над Лондоном. Очень большая длительная и очень на большой протяженности этого крупного города она проходит. И никто почему-то этим не обеспокоен. Наверно, потому что там не летают суда, настолько, может быть, настолько устаревшие, что они вообще могут об этом беспокоиться. Может быть, поэтому. А мы сейчас уперлись в траекторию полетов над городом. Так может не это, вообще-то, главное?

Р.П.: Мы продолжаем. Доброе утро.

Слушатель: Алле. Здравствуйте. Меня зовут Сергей. У меня эта трагедия рождает следующие выводы. В погоне за прибыль. Забыть про технику безопасности, правила которой кровью писаны, это вот по нашему. Разгильдяйство и безответственность отличительная черта новорусского бизнеса. Как минимум, был неисправен автомат тяги, плохая видимость, алкоголь в крови, личная неприязнь в составе экипажа. И с этим самолет взлетел.

А.С.: Спасибо. Я просто, простите, увожу, потому что утверждение, как минимум, был неисправен, как минимум, был пьян, как минимум это… Ну, вы не были в составе комиссии МАК. Это, как минимум.

Р.П.: Доброе утро.

Слушатель: Здравствуйте. Виталий на проводе. Я не верю этой комиссии. Нам, как всегда, солгали. Правду, видимо, узнаем не скоро. А вот есть версии, что, якобы, уже при полете самолета была готова девятая медсанчасть к приему пострадавших.

А.С.: Версий очень много.

Слушатель: Да. Я верю этой версии.

Р.П.: Виталий, скажите, а откуда у вас информация про «девятку»?

Слушатель: Люди все-таки проговариваются, которым запрещено это говорить.

Р.П.: Ясно, ясно. То есть, все, как обычно, ссылаемся на знакомых друзей и друзей знакомых.

Слушатель: А им запретили это говорить под страхом смерти.

Р.П.: Понятно. Нас спрашивает, кстати, Виталий, ваш тезка: «Откуда ж столько обывателей среди слушателей «Эха?» Виталий, ну, что ж поделать, позвоните, дайте не обывательский, а компетентный взгляд. Доброе утро. Алло.

Слушатель: Еще раз Бессонов. Не отключайте, пожалуйста.

Р.П.: Сейчас отключим, если будете говорить чушь и не по теме.

Слушатель: Не, ну, почему чушь. Знаете, как зомбируется общественное мнение. Совершенно очевидно, что это был теракт. Ну, что тут говорить, когда самолет разрушился в воздухе?

Р.П.: Понятно. Спасибо, Алексей Борисович. Для вас очевидно, для кого-то нет. Комиссия МАК нам не говорит ни слова о теракте. Хотя, вы знаете, весьма, наверно, примечательно, что слово «теракт» впервые прозвучало на второй день после этой катастрофы. Прозвучало со словом «не». Помнишь, первая информация, которая нам поступила?

А.С.: Да, это были комментарии кого-то, по-моему, из федеральных прибывших экспертов, которые еще до, вообще, до… меня тогда это покоробило. Потому что, ну не было еще никакой возможности делать выводы. Но уже было тогда сказано – это не теракт. Потом начали поправляться – да, мы будем рассматривать все версии и так далее.

Р.П.: С одной стороны, нам говорили, я прекрасно помню это воскресенье. Нам говорили – друзья, вы не получите никаких даже предварительных комментариев в ближайшие несколько дней, не ждите. Потому что любую экспертизу, которую мы будем проводить, даже самую простую, мы будем проводить не один день. Просто, знайте, что не будет никаких… И на следующий день нам говорят – это абсолютно точно был не теракт. За это ухватилось очень много СМИ. Правда. Не одно информагентство цитировало эту фразу – «это был не теракт».

А.С.: И ты помнишь, как тогда же начались размышления о том, что это был такой медиа вирус, для того, чтоб СМИ как раз ухватились за эту версию, для того, чтобы начали будоражить в головах у людей версию теракта. И за этим будоражением мы забыли какие-то другие важные, но, тем не менее, не столь холодящие кровь составляющие той катастрофы.

Р.П.: Которые называются – экономия, коррупция, халатность, и так далее, и так далее, и так далее. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Доброе утро. Меня зовут Александр. Я имел отношение к гражданской авиации. И что настораживает, что в материалах расследования, по крайней мере, открытых для публики, для слушателей, для читателей, не охвачен очень мощный пласт. Формирование летных качеств у пилотов.

А.С.: Обучение пилотов.

Слушатель: Не только обучение. Там существует целая система отбора психофизических, физиологических качеств и так далее. Но также существует еще и система проверок. Четыре раза в год каждый экипаж, каждый летчик проходит тренажерную подготовку у инструктора, который не связан с этим предприятием, и дает объективную оценку. Они подвергаются проверкам государственными инспекторами в рейсовых условиях, в ночных условиях, сложных условиях, заходы на посадку и так далее. Все они дают отзывы. И я не верю, чтобы вот у этих ребят, которых сейчас вот некоторые и обвиняют, не было замечаний. Замечания были. Есть люди, которые рождены для этой профессии. Есть люди, которых выковывают на эту профессию, шлифуют и так далее. Но есть люди, которые требуют отстранить от летной работы, как не способных или не подготовленных и так далее.

А.С.: Мы сейчас заканчиваем нашу тему с Романом Поповым в этой студии. И хотелось бы также сейчас поставить небольшой отрывок из интервью, которое взял Роман Попов. В этом отрывке Уполномоченный по правам человека по Пермскому краю Татьяна Ивановна Марголина отвечает на вопрос Романа - какие уроки мы извлекли из событий 14 сентября?

СЮЖЕТ В ЗАПИСИ. Татьяна Марголина: Вы знаете, вот первый урок – это урок, который, на будущее, наверно, чтоб вот эта чуткость, понимание и поддержка пермяков, она, действительно, проявлялась вот в разных ситуациях. В том числе, в подобных. А второе – это уроки, которые, на мой взгляд, еще не извлекли. Но это уже, наверное, слава богу, не к пермякам. Вот на фоне такого очень человеческого отношения в городе Перми… кстати, хотела бы еще отметить отношение СМИ, вы знаете, особенно, в первые дни. Когда родственникам было, ну, как вы понимаете, просто ни до кого, и ни до чего. Мы между собой отмечали, что вот, если назойливо лезут, там, тычут камерой и прочее, это точно не пермские журналисты. Пермские журналисты тоже вели себя очень достойно и деликатно, вот приезжающие сюда. Они в какие-то моменты, видимо, не чувствовали и очень отличало их стиль, их почерк от журналистики пермской. Вот еще один негативный урок, пришедший извне. Я уже, как официальное лицо, вынуждена была обратиться в прокуратуру города Москвы и в Агентство федеральное по надзору за деятельностью страховых компаний по поводу многочисленных унижений непрофессиональных действий страховой компании «Москва», которая буквально обрушила этот свой стиль взаимодействия с родственниками потерпевших. Еще и на сегодня некоторые не получили страховые выплаты, которые громогласно на всю Россию были объявлены, как выплаченными сразу в первые недели. А все те, кто их получали, претерпели массу унижений, принуждений заключать какие-то не легитимные, не законные договора, в которых появились пункты, запрещающие предъявлять претензии к Аэрофлоту. Они принудительно пытались ограничить возможность обращения пермяков потерпевших в американский суд с претензиями к «Боингу» и к федеральному агентству Америки, которое отвечает за качество подготовки пилотов, не зависимо от того, в какой стране они работают. Вот эта аффелированность СК «Москва», которая, как оказалось, является структурным подразделением Аэрофлота, она просто, ну, поражает. И я думаю, очень надеюсь, что и федеральное агентство, и прокуратура, куда, кстати, обратились индивидуально некоторые родственники погибших, все-таки отреагируют на то, что подобные непрофессиональные и достаточно жесткие действия страховой компании были, ну, вот, наверно, каким-то образом оценены. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭФИРА.

А.С.: По большому счету, Татьяна Ивановна Марголина, в основном, все-таки в двух случаях из трех говорила о тех уроках, которые еще не извлечены, о тех ситуациях, с которыми пришлось столкнуться при работе, в частности, при работе с журналистами. И при работе со страховой компанией. Вот здесь уроки еще не извлечены. Это просто та вещь, которую пришлось испытать на собственной шкуре. И будут ли они извлечены, я не знаю, от кого это зависит. Вот в чем штука, эти самые уроки. И об уроках, которые мы извлекли или не извлекли, а стоило бы, говорим с вами. Доброе утро.

Слушатель: Доброе утро. Михаил. Конечно, это такая тяжелая история. Но хотелось бы спросить. Вернее, не то, что спросить, а свое мнение высказать такое техническое. Вот мужчина, когда недавно у вас выступал, он сказал, что там, когда они прибыли, он же, видимо, спасатель, то есть, когда они прибыли, там нечего было собирать. Но некоторое отношение к авиации не мое личное, но людей, с которыми я разговаривал, в общем-то, когда самолет падает, если он не сгорел в воздухе, если он там не взорвался, то череп остается. Если там не было черепов, наверно, это такая мысль, что, видимо, он взорвался в воздухе.

Р.П.: Михаил, поймите, в чем дело. Фраза «там нечего было собирать» – это общие слова, с одной стороны. С другой стороны, я еще раз говорю. Да, на протяжении этого года от самых разных людей и самые разные позиции в подтверждение, и в опровержение версии взрыва самолета в воздухе, все это звучало.

А.С.: Игорь Орлов говорил о том, что спасать некого было. Спасать некого было. То есть, он не говорил ничего более конкретного. Он говорил о том, что в живых не остался никто. Вот, все. На основании этого сейчас строить какие-то версии вы будете, нет ведь. Доброе утро.

Слушатель: Добрый день. Это Евгений вас беспокоит. Я одну еще хотел бы точку высказать, что трагедия могла быть и более крупная. Дело в том, что здесь, видимо, экипаж геройски поступил. Вот мы, траекторию если смотрим, самолет заходит со стороны города на аэродром. А упал он в противоположном направлении. То есть, он делал левый разворот над нефтеперегонным заводом. Вот если бы он еще туда упал, то было бы, конечно бы, масштабнее вот такая трагедия. И поэтому я считаю, что здесь профессионализм как раз летчиков. Ну, поскольку, теракт сразу отвергли и на кого-то надо было списать, вот такая вот вещь.

А.С.: Ну, а о выводах-то что вы можете сказать?

Р.П.: Какие вы сделали для себя выводы?

Слушатель: Всего доброго.

А.С.: Вот такие вот выводы сделал Евгений. История не терпит сослагательного наклонения. И история таких происшествий в том числе. Могло быть, не могло быть, я не знаю. И не об этом сейчас речь. Доброе утро.

Слушатель: Алле. Меня зовут Павел. Я хочу сказать, что вот из этого события, катастрофы, вывод один, что на самом деле мы правды никогда не узнаем. Почему я так говорю? Потому что в 89-м году, вы, наверно, не помните, но наш самолет в Тюменской области потерпел катастрофу. Я сам участвовал в комиссии… при заходе на посадку. Там 36 человек было. Шесть членов экипажа, 32 пассажира. На вахту летели. Все тела нашли. Даже те фрагменты, как вы говорите, когда сгорел почти весь экипаж, тоже опознали всех людей. И я сам был в составе опознавательной комиссии подолгу службы своей. Поэтому хочу сказать, что не может быть такого, чтобы ни одного тела не было.

Р.П.: Да были. И их же опознавали по экспертизам ДНК. Ну, что вы, в самом деле.

Слушатель: Это ДНК были. Фрагменты были, понимаете. Тела должны остаться. Роман, да звонили же, люди вам звонили. Я же прекрасно помню. Я сам не отходил от вашего радио.

А.С.: Спасибо вам большое. Друзья, поймите, вот это то же самое, как, я не знаю, постановка диагноза по телефону. Вот есть у нас такие прекрасные программы на телевидении. Ну, не будем мы с вами сейчас называть причины катастрофы, основываясь на звонках и огромном количестве версий. Не имеем никакого морального права.

Р.П.: И точно также мы не имеем никакого морального права уверять вас, что что-то было не так, как высчитаете. Хорошо, давайте мы поставим это чертово многоточие. Давайте мы решим, что у нас есть официальная версия МАКа, исходя из которой, самолет имел целый ряд неисправностей, и пилоты не справились с управлением, в крови одного из пилотов был обнаружен алкоголь… А.С.: Не в крови. В тканях.

Р.П.: В тканях, да.

А.С.: Вот это важно, друзья, понимаете.

Р.П.: Секунду. Да, да, да. В тканях был обнаружен алкоголь. И есть целый комплекс причин, который привел к этой катастрофе. Это версия МАКа. Но у нас есть версия, которая очень быстро стала муссироваться – версии теракта. Выглядит она следующим образом. Что скрывать? Ведь писали об этом неоднократно на всех форумах и ссылались на какие-то там замечания кому-то чего-то. Что де самолет был захвачен, летел на ПНОС, его сбили ракетой.

А.С.: Это то, что писали на форумах.

Р.П.: Есть и такая версия у вас. Есть версия о том, что пилоты каким-то образом героически выводили самолет, отводили его от города и упали вот именно на этот пятачок, вот как-то у них получилось. И про мужество пилотов сейчас никто не говорит. Есть и такая версия. Случайте, этих версий их всего-то на всего три. Ну, максимум, четыре. И мы ни с одной из них не спорим и ни с одной из них не соглашаемся, потому что мы не знаем.

А.С.: И потому что, если вы попробуете в этом разобраться, вы найдете массу людей, которые дадут подтверждение и опровержение той, другой и третьей версии.

Р.П.: А спрашиваем мы вас только об уроках и о выводах, которые вы за этот год сделали для себя сейчас.

А.С.: Или, которые мы сделали, я имею в виду, в общем и целом, да, если говорить о полетах. Кстати, вот тот слушатель, которого мы выключили, когда начались федеральные новости, он важные вещи сказал. Он сказал, что почему об этом не сказано в отчете, почему ничего не сказано вот об учебах, об инспектировании полетной подготовки пилотов. Почему вот об этом вывода сделано не было? Хотя его сделать было ???????? (неразборчиво) как следует, по его мнению. Доброе утро.

Слушатель: Доброе утро. Роман меня зовут. Знаете, вот чисто обывательский взгляд. Для меня выводы последуют только тогда, когда будут названы конкретные должностные лица, виновные в этой трагедии.

Р.П.: Спасибо, Роман. Все понятно. Я тоже хочу, чтобы мне нашли человека, показали пальцем и сказали – он виновен. Или группу людей. Это просто. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Алло. Здравствуйте. Я тут звонил как-то. И решил еще раз убедиться. Посмотрел. Зашел на сайт. Аэрофлот «Норд» существует. Эта компания летает.

А.С.: Спасибо. Мы уже сказали об этом в самом начале нашего эфира. Да, существует. Для вас это все выводы. Для меня нет.

Р.П.: У меня есть сообщение по ICQ, которым я бы хотел закончить наш «Разворот». Сегодня, собственно говоря, такая честь достается Александру. «Почему даже в День памяти и скорби находятся люди, готовые спорить о причинах трагедии и искать виновных? Зачем так много шумихи? Нужно просто скорбеть и помнить».

А.С. Роман Попов, Анастасия Сечина были в этой студии. Мы с вами прощаемся.