Драка у Красных казарм

Ведущий: На пермском «Эхе» дневной прямой эфир. У микрофона Катерина Шафиева, за звукорежиссерским пультом  нам сегодня помогает Сергей Лепихин. Тема нашего сегодняшнего эфира – драка у Красных казарм. В гостях сегодня отец пострадавшего  подростка Александр Добарин. Здравствуйте, Александр Васильевич.

Александр Добарин: Здравствуйте.

Ведущий: И Уполномоченный по правам ребенка Павел Миков. Павел Владимирович, добрый день.

Павел Миков: Добрый день.

Ведущий: Драка на площади  Карла Маркса получила очень большой резонанс в СМИ. Если я правильно помню, она не привела… точнее, резонанс не привел к наказанию  солдат-срочников.  Военно-следственный отдел не так давно, два дня назад, кажется, закрыл дело, возбужденное в октябре, не усмотрев  в драке хулиганства по предварительному сговору.  Напомним,  драка у площади произошла 25 сентября 2011 года. Несколько солдат, точнее, трое из расположенных по близости Красных казарм,  находясь в увольнении, избили 17-летнего подростка Сашу Добарина. Ему выбили зубы. И когда парень, потеряв сознание, потом очнувшись, вызвал  на помощь своего отца Александра Добарина, Александр, прибежав на место происшествия, ударил двух солдат, третий успел убежать. После драки  отец и сын написали заявление в местный отдел полиции, после чего сами оказались  обвиняемыми по делу о избиении военнослужащих, так как солдаты подали встречную жалобу, которая сейчас рассматривается в мировом суде. Вот такая краткая  резюмация  всего, что  произошло. Это довольно коротко, конечно же. Хочется  обсудить не сколько саму драку, потому что о ней сказано уже настолько много и настолько часто это говорили, и обсуждают и в Интернете, и СМИ это по-разному подает, хочется поговорить  о том,  как сейчас  у нас солдаты вообще ведут себя. Павел Владимирович, скажите, пожалуйста, как вы думаете, не превращается ли это в тенденцию  того, что солдат у нас сейчас не защитник отечества, и не  тот, кто ребенка не обидит, а тот, кто ведет  себя похабным образом?

П.М.:  На самом деле эта история свидетельствует, наверно,  о двух вещах. Первое – то, что, к сожалению, моральный  облик современного российского солдата, действительно, далек от идеала.  И высокие моральные ценности, которые всегда характеризовали российского солдата,  как защитника слабых, защитника униженных, оскорбленных, эта история показала, что это не так.  И  люди, которые позволили себе напасть на ребенка,  так жестоко его избить, причинить вред его здоровью сегодня  всяческим образом не только не хотят признавать очевидное,  но и всяческим образом используя  правоохранительную систему, действующую в рамках военного ведомства, пытаются выгородить людей, и    не подтверждать очевиждных фактов. И вторая ситуация, которая, с моей точки зрения, в этой истории присутствует.  К сожалению, мы видим, что  нахождение в ведомстве министерства обороны следственных  органов, которые расследуют преступления по делам,  совершенным военнослужащими, они  явно неэффективны. Вообще-то, в любой стране мира следственные органы,  они, как правило, независимы от  того или иного ведомства. И правильно бы было, чтобы и в Российской Федерации  были выведены  следственные органы, органы прокуратуры, которые бы расследовали вот преступления по делам военнослужащих, из военного ведомства переданы в общегражданское производство как органы прокуратуры, так и органы следствия.

Ведущий:  Да, я напомню, что это дело рассматривает, и вообще все дела,  которые связаны с военными,  рассматривает военная прокуратура Пермского  гарнизона, либо  другой области, если это произошло в другой области, и военно-следственный отдел. Павел Владимирович, то есть получается так, что  одно дело, когда солдаты между  собой  чего-то не поделили в части, ну, возможно, подрались,  когда это не дошло, конечно, до смертоубийства, и другое дело, когда, действительно, что-то произошло, кто-то  погиб. Были такие случаи,  когда солдаты ведут себя в ротах не очень подобающим образом солдату, когда дерутся между собой, и один получает либо сильные травмы, и становится инвалидом, либо погибает. И  эти факты тем же представителям средств массовой информации достать очень трудно, потому что   военные не идут на контакт, ничего не комментируют, не хотят, вообще, объяснять,   что произошло. Я сейчас из вашей речи поняла, что когда следствием  занимаются те же военные, они стараются как-то скрыть факты, действительно, какие-то очень вопиющие.

П.М.:  Вот анализ постановления о прекращении  уголовного дела, которое вынес криминалист военного следственного отдела следственного комитета  России по Пермскому гарнизону майор Широков,  как раз эту мысль и подтверждает. Скорее всего, вот все те очевидные факты, которые напрямую по показаниям  свидетелей, по экспертизе, проведенной  у Александра Добарина младшего на детекторе лжи, показывают иную картину происходящего. Но следователь  делает абсолютно противоположные выводы, и  признает  фактически, что в действиях военнослужащих отсутствует состав преступления, и прекращает в связи с этим  уголовное дело. Конечно, в связи с этим и напрашивается большой вопрос: а что  защищал в этой ситуации следователь Широков?  Честь мундира, честь министерства  обороны?  Его служащих?  Или все-таки он пытался над ситуацией приподняться и действовать в соответствии с Конвенцией о правах ребенка? Поскольку пострадавшим является ребенок.

Ведущий: Несовершеннолетний.

П.М.: В данном случае получается, что  мы видим, что, к сожалению,  следователь, проводивший расследование и выносящий это постановление, как раз не исходил из защиты интересов ребенка, и не обеспечил  в соответствии со статьей 19-й Конвенции о правах ребенка должной меры защиты прав ребенка, ставшего жертвой насилия. И вот  многочисленные противоречия, не обращение внимания на показания тех свидетелей, которые показывают, что вот эти военнослужащие  трое реально избивали этого  несовершеннолетнего, плюс изменения сроков, по которым ребенок затем в дальнейшем лечился, в два раза уменьшение этих сроков, когда  ребенок нуждался уже после получения  травм в лечении, и так далее, это вот свидетельствует о явной предрасположенности к  военнослужащим, нежели объективности, нежели  необходимости защиты  интересов ребенка, защиты  прав пострадавшего ребенка.

Ведущий: Я процитирую из постановления, вот о чем вы говорили, не обращении внимания на свидетельства, которые, действительно, говорят, что мальчика били. Пишет свидетель, я не буду называть его фамилию. «Повернувшись лицом к магазину «Норман», свидетель  увидел, как самый высокий из военнослужащих людей бьет Добарина. При этом он зажал его голову под мышкой, согнул в пояснице и наносил удары снизу вверх в область лица. Послед этого данный молодой человек отпустил Добарина, побежал в сторону парковки, а Добарин упал». Вот так пишет человек. И, действительно,  не знаю, сделал следователь выводы или нет. Мне хочется обратиться к Александру Васильевичу. Александр Васильевич, вы, как свидетель событий, скажем так, которые происходили уже после драки, как вообще происходило следствие?  Вас вызывали на проверки доследственные, вас вызывали на очные ставки? Что происходило?
 
А.Д.:  С самого первого дня, когда поднялась шумиха, до эфира «Эха Москвы» первый раз, даже не помню, какого числа было, позвонил  следователь Широков как раз этот же, которого уже отстраняли от дела,  но он снова почему-то ведет, и даже прекратил дело. Вызывал, и вел себя как  будто я подозреваемый, как будто я избил ребенка, а он   защищал этого ребенка, да, вот по закону. Но хотя и обратил  на это внимание и  мой адвокат, ну… отношение было, говорю,  ко мне, как к преступнику. И не обращалось внимания на то, что солдаты были пьяны, множество свидетелей показывало на это. Но, говорит, нет доказательств того. Сорок человек видело, что они были пьяны. В магазине были свидетели, продавцы магазина,  охранник магазина  - все показывали, что солдаты были пьяны. И с чего начался этот конфликт, тоже описано. Но  следователь Широков не видит в этом… как бы, не опирается на их слова. И делает вывод на показании именно подозреваемых. Хотя подозреваемые, они не  несут уголовной ответственности за дачу заведомо  ложных показаний. А он, как раз следователь Широков,  опирается на показания подозреваемых.  И говорит: «Вот видите, не сходятся показания свидетелей и подозреваемых». Не сходятся. Значит, вот дело надо прекратить.  Вот поэтому и прекратили.

П.М.:  Хотя с точки зрения, еще раз повторю, прав ребенка, здесь следователь должен был исходить из презумпции виновности  военнослужащих, поскольку военнослужащие являются  представителями государства, а ребенок, прежде всего, защищен в своей неприкосновенности, защищен в своих правах именно  от должностных лиц. И не  ребенок, и не родители ребенка обязаны  были доказывать вину этих солдат. А именно солдаты должны  были  доказывать свою непричастность, невиновность к этому деянию. И следователь должен был исходить из этой презумпции, презумпции доверия  к ребенку, его показаниям, его свидетельствам из презумпции виновности изначальной должностных лиц вот этих солдат срочной службы.

Ведущий: А как же тогда презумпция невиновности? Она же у нас, в принципе, распространяется  на людей всех. И ребята вроде бы были в увольнительной, не в форме.

П.М.:Я понимаю, о чем вы хотите сказать. Но современная концепция прав ребенка, которая основана на Конвенции   о правах ребенка, исходит из двух основных презумпций. Это презумпция угрозы со стороны любых должностных лиц, которые выступают от имени государства по отношению к ребенку. И вторая презумпция – это презумпция  без условного доверия к ребенку, который заявляет о том, что его права нарушены. И, к  сожалению, вот этого многие правоохранители  до сих пор не понимают. И вот в этой ситуации мы еще  раз увидели, что,  по сути дела, следователь Широков, руководствуясь только лишь своими  нормативными документами, предусмотренными национальным законодательством, не обращает внимания на международные нормы и правила, которые предъявляют  определенные  требования  к расследованию преступлений,  пострадавшим,  потерпевшим которых является ребенок.  Здесь не только нарушена, на мой взгляд, Конвенция о правах ребенка, но и не соблюдены требования  минимальных стандартных правил    отправления правосудия  в отношении несовершеннолетних  или как еще их называют Пекинские правила, которые четко предписывают всем должностным лицам, проводящим  расследования преступлений в отношении детей,  каким образом они должны поступать.

Ведущий: Я помню, что вы были. Александр Васильевич, на передаче «Пусть говорят» и там  родители этих же солдат говорили, что нет,  ребята были дома, ребята были трезвые, и ваш сын вот, якобы, сам ввязался в драку. Причем, меня очень поразило, что  разные свидетели говорят, что  у магазина было шесть человек, у магазина было десять, пятнадцать. Хочется стукнуть молотком и крикнуть: «Кто больше?» Все-таки хочется понять,  я не хочу сейчас говорить, кто  здесь прав, кто виноват, я  не судья и не следователь, это не моя  работа разбираться.  Но хочется понять, что же все-таки произошло? Я читала постановление. И есть там свидетельство Скока. Это друг вашего сына, Александр Васильевич.
 
А.Д.:  Да.

Ведущий:  Как зовут Скока?

А.Д.:  Денис Кок зовут.

Ведущий: Денис Кок пишет  свои свидетельские показания и потом их меняет. Вот как он комментирует свои действия: «В военной прокуратуре меня допрашивали пять следователей, давили  на меня. Я рассказал, как было дело, но они заявили, что у них есть другая версия. На допросе я чувствовал себя  ужасно и всё подписал. Но теперь нанял адвоката и изменил показания, так как дал их под принуждением».  Александр Васильевич, я помню, что вы не раз заявляли о том, что на свидетелей  драки оказывается давление.  Свидетелей, насколько я понимаю, было много, потому что это был вечер выходного дня еще вдобавок.

А.Д.: Да, воскресенье вечером.

Ведущий: Свидетелей было много. И на всех оказывалось давление?

А.Д.: Ну, насколько мы знаем, на двух свидетелей  точно было давление, так как они обращались уже за помощью в органы правопорядка, обращались. Вот мы об этих случаях знаем.  Они ключевые свидетели, которые всё знают. Ну вот на них сразу  с первых дней начало давление оказываться. В показаниях моего сына с первого самого дня  и показания всех свидетелей всё сходится. Нет никаких там нюансов, которые  бы говорили о том, что разнятся показания. В этом же постановлении все написано, что  мой  ребенок  шел, увидел ребят, поздоровался, и пошел в магазин дальше. Встретил Скока, зашли в магазин. Вот эти же показания даже подтверждаются детектором лжи, на который  нас отправили.  Я не думаю, что мой ребенок  какой-то шпион  и мог обмануть детектор лжи. Тогда смысл какой вообще в этой процедуре, в этой экспертизе?  Если следователь, направивший   на эту экспертизу, не доверяет  эксперту, который дает заключение. А наоборот показания той стороны, подозреваемой,  которые избивали моего сына, у них на протяжении следствия эти показания меняются постоянно.  Ну, вот я  раньше  говорил на передаче то, что они не  несут уголовной ответственности, поэтому они  все время  свои показания подправляют. А у нас и у моего ребенка показания, и у всех свидетелей  как есть с самого начала, так и не меняются.

Ведущий: Сейчас у нас на связи адвокат Александра Добарина Павел Кайсин. Павел, добрый день.

Павел Кайсин (по телефону): Добрый.

Ведущий: Это радиостанция «Эхо Перми», Катерина Шафиева. Сейчас у нас в студии ваш подопечный Александр Добарин и Уполномоченный по правам ребенка в Пермском крае Павел Миков.  Вот  у меня какой большой к вам вопрос. Вы видели постановление, которое вынес следователь

П.К.:  Да.

Ведущий: Все заметили, и аппарат Уполномоченного, и даже я, когда читала, все заметили очень  интересную тенденцию, что он выносит постановление, что,  так как есть большая разница между показаниями свидетелей, пострадавших, я прекращаю дело, так как тут большая разница. Скажите, пожалуйста, следователь должен вообще разобраться в разности показаний  и свести их к какому-то  одному общему знаменателю?

П.К.: ??????? (неразборчиво) вот это постановление,  которое от следователя мы получили, я, кстати, на него сейчас подготовил жалобу в суд в порядке 125-й статьи  будет в Пермском военном гарнизонном суде   обжаловаться, я бы вообще… то, что оно немотивированное,  незаконное, беззубое - это значит не сказать ничего. Постановление,  которое вообще не несет за собой не только никакой юридической логики,  да то есть там  ???????? (неразборчиво) какой-то  мотивировки  или что-то еще, следователь даже не удосужился  расписать вот именно в чем выразились вот эти несоответствия, противоречия между показаниями, допустим, моего подзащитного Добарина, потерпевшего. Ничего то, что бы,  действительно,   указывало на то,  что имеются какие-то существенные  противоречия. Он  только говорит о том, что они есть. А в чем они выразились, следователь об этом не  указывает.  В качестве какого-то, скажем так,  основного момента, вот которым он в своем постановлении  бравирует, именно является заключение психофизиологических исследований. Причем не то, которое было проведено  по Добарину-младшему, а то, которое было проведено в отношении подозреваемых Гагарина и Кошкарова, которое у нас изначально вызывало большие сомнения. А именно в чем? Почему следователь  назначает проведение психофизиологического исследования, проще говоря, полиграф, детектор лжи у какого-то частно практикующего специалист?  Она не является ни экспертом, у нее  не никакой лицензии, никакого сертификата, просто   там  какая-то  ???????? (неразборчиво) прошла курс обучения. Это любой человек может так сделать. ???????? (неразборчиво) комитет в лице  военно-следственного отдела  назначает проведение этой экспертизы у непонятно, какого человека. И то же самое предлагает нам.  Он говорит: «Все, давайте вашего сына к этой женщине». Я говорю: «Нет, мы туда не пойдем». Я говорю: «Почему вы вообще там назначаете, если у вас в следственном комитете есть свой  следственный отдел, отдел криминалистики, который находится в городе Перми, где есть специалист полиграфолог».  Он мне начинает говорить, что вроде  бы это долго, это там займет времени. Я говорю: «Да хоть  сколько это  время займет». И всё. И туда мы отправляем  уже Добарина-младшего, где данный эксперт дает нормальное заключение, что никаких  реакций, которые свидетельствовали бы о том, что Добарин обманывает  следствие, не выявлено.  Но и здесь следователь почему-то  нашему эксперту, ну, эксперту следственного комитета  ставит вопросы, которые  по делу-то абсолютно не имеют никакого отношения.  А он задает эксперту вопросы – с кем заходил  Добарин-младший в магазин, какое это имеет отношение  к делу, с кем  он туда заходил? Потом он задает эксперту вопрос: бил ли Добарин… наносил ли Добарин Александр  удары военнослужащим? У нас дело-то, простите, в отношении кого расследуются?  В отношении Добарина-младшего что ли? Вот такие вопросы  вам ставят эксперты.  Точно такие же вопросы он ставит вот этому частно практикующему эксперту по подозреваемым: с кем заходили, с кем выходили. 

Ведущий: Павел, у нас очень мало времени. Единственный последний вопрос. Должен ли  был следователь разобраться в показаниях и свести их как-то в одну   кучу, а не говорить, что они разные, я закрываю дело?

П.К.: Да,  безусловно, должен он  был это сделать, потому что следователь, как самостоятельная процессуальная фигура,  и только он должен не только разобраться в  этих всех доказательства, он   должен дать им надлежащую оценку. То есть он должен их проанализировать. Он должен их  проанализировать  не только на какой-то.. с одной   стороны, там, однобоко, или как-то иначе. Он должен  нормально на основе исследований  всех материалов дела, а не то,  что что-то брать за основу, а что-то  отвергать.

Ведущий:  Хорошо. Спасибо вам большое. Мы продолжаем разговор.  Вот сейчас мы говорили с адвокатом Александра. Он нам пояснил, что по постановлению, которое было выдано, ничего выяснить толком невозможно, и следователь должен был все-таки более  основательно разодраться.  Я сейчас хочу обратиться к военным, которые, возможно, нас слушают. Возможно, нас слушает и прокуратура военного Пермского гарнизона.  Я надеюсь, что они нас слушают.  Мне хочется узнать ваше мнение по этому  поводу и вообще, как должен себя вести  солдат в увольнении. Почему даже у нас так происходит, что у нас военные покрывают  военных? Я хочу  зачитать, так скажем, часть заключения следователя, ну, тоже в более понятной форме, чтобы всем было на ухо восприимчиво.   По заключению  следователя солдаты не нападали на Александра Добарина-младшего, а, наоборот, оборонялись от него.  То есть в постановлении речь идет  о трех военнослужащих. Один из них, по данным следствия, никого не бил, второй нанес удар без умысла причинить тяжкий вред, а третий ударил подростка  в порядке самозащиты. Вот такое. Ну, это, конечно, уже переделанное в русский язык. У нас звонок.
Здравствуйте, алло.

Слушатель: Добрый день. Меня зовут Дмитрий. Вы знаете, у меня будет и вопрос, и мнение. Мнение я скажу вот какое. У нас, к сожалению,  действительно, сплошь и рядом, когда возбуждаются уголовные дела  в отношении, например, сотрудников милиции, либо военнослужащих,  расследуют  эти все вещи их же сослуживцы, а самое страшное слово, вообще, у нас  это план. У них есть план на все. В том числе, и на правонарушения и так далее. И когда вот такие вещи происходят, главное, чтобы как можно меньше вот этого было, и все закрывается. К сожалению, это  сплошь и рядом. Я сам сталкивался с подобными вещами. Мало этого, зная  от знакомых и так далее вот про эту ситуацию, зная, что и отец этого ребенка достаточно  уравновешенный человек, законопослушный, я  поддерживаю  однозначно его борьбу.  Я считаю, что он должен идти  до конца  в том, чтобы этих людей все-таки…   они понесли  заслуженное наказание. Я видел фотографию этого  ребенка,  эти выбитые  зубы. И, дай бог, вам сил держаться. А вопрос я тоже задам Александру Добарину вот какой. Я  слышал и читал, что у этих военнослужащих родители имеют  отношение к органам внутренних дел, к прокуратуре, по-моему, даже. Так ли это? И если так, то пускай он их назовет.

Ведущий: Хорошо. Спасибо. Александр Васильевич.

А.Д.: Спасибо большое за вопрос. Но в рамках этой передачи сейчас фамилии эти называть я, к сожалению, не смогу.

Ведущий: Я думаю, не стоит, потому что нет у нас прямых доказательств, так скажем.

А.Д.: Нет, не прямых доказательств. Не надо сейчас… вот об этом не надо. Нужно в рамках закона действовать. И давайте мы сейчас будем обжаловать  это постановление, пойдем дальше. Если здесь прикроют, в нашем военном суде,  дальше, еще, еще пойдем. Все равно считаю, что  мы правды добьемся, правда на нашей стороне, и виновные будут наказаны. А про фамилии, это… ну, как бы… да, есть фамилии, много, что есть. Но пока в рамках вот этого дела мы не будем освещать.

Ведущий:  Нам в ICQ задают вопрос. Скорее всего, его задают мне даже. «А представители другой стороны будут? Или все будет однобоко?» Антон пишет нам. Антон,  хочется вам ответить с моей стороны, как ведущего, как человека,  который занимался этой темой.  Представители военной прокуратуры Пермского гарнизона, следственного  отдела Пермского гарнизона отказываются от каких-либо комментариев,  от какого-либо общения. Когда я пыталась  говорить с Юрием Гагариным на суде, он   убежал от меня, как от чумы. Простите, от меня так ни разу не бегали. Честное слово.  Это вот, что касается этого вопроса. А второй вопрос Антон пишет: «По сообщениям там папа кого-то еще бил». Насколько я помню, да, вы  рукоприкладствовали к солдатам, защищая сына.  Насколько я знаю, сейчас рассматривается дело в мировом суде.  Но, насколько я помню, вы говорили, что за свои действия вы ответите.

А.Д.: Да. После того, как избили сына, эти трое… негодяев,  нельзя назвать, это не эфирное слово, я думаю…

Ведущий:  Не надо. Просто парни.

А.Д.: Они настолько были пьяны, что  напали еще и на меня. А теперь эти молодые люди, ну, Гагарин, раз фамилию  уже озвучена была, требуют 200  тысяч морального ущерба, как в статье то, что  пострадала его репутация. Так я там же на суде  ему задал вопрос: он получил неудовлетворение от  того, что  не все зубы выбил у моего сына? Если бы все выбил, может быть, тогда он  был довольный этим и не потребовал бы морального ущерба.

Ведущий: У нас звонок. Здравствуйте, Алло.

Слушатель: Здравствуйте. Меня зовут Евгений. Я бы хотел высказаться  вот по этому поводу.  У вас чуть-чуть как бы передачка  неправильно называется. Не драка, а избиение ребенка  солдатами.

Ведущий: Давайте не будем сейчас расставлять акценты, потому что мы не  правосудие, мы не можем так делать.

Слушатель: А что касаемо отца.  Отец просто, как сказать, сделал гражданский арест,  произвел гражданский арест  этих… как сказать, разбушевавшихся солдат.  Так как власти не смогли это сделать, хотя  это видели, а отец смог.

Ведущий: Хорошо, спасибо вам большое.

А.Д.: Спасибо.

Ведущий:  Насколько я видела в обсуждениях в Интернете, да, многие поддерживают ваш поступок, сказав, что, да, вы действительно  защитили сына. И я думаю, так поступил бы каждый  родитель на вашем месте, потому что, когда, одно дело,   с одной стороны, смотришь так со стороны и думаешь – да, вот, че, там, папа заступается, как-то это нехорошо, а с другой стороны, когда  у тебя есть свои дети, и любой родитель  бы так поступил, чего бы это ни касалось.  У нас снова звонок. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Здравствуйте. Федор. Я так и не понял, почему  не назвать фамилии вот этих солдат их от родителей? А то  как-то получается скомкано отвечено. Будьте добры объясните мне еще раз.

Ведущий: Вот Федор требует, чтобы вы  объяснили, почему вы не хотите называть фамилии этих людей?  Нет, почему, мы можем назвать фамилии солдат, которые сейчас проходят по делу. Но людей, которые имеют к ним отношение из  органов полиции, думаю, не стоит называть, потому что это будет голословно. Солдат зовут Юрий Гагарин…

А.Д.:  Коновалов Максим и Дмитрий Кошкаров.

Ведущий: Еще звонок. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Здравствуйте. Владимир Семенович вас беспокоит. Конечно,  отец поступил правильно, тут не о чем даже говорить. Я просто  хотел бы акцентировать внимание общественности на том,  что результаты вот реформы, которая проведена в полиции, уволена масса оперативных работников, патрульно-постовая служба,  гаишников, конкретно рядовых. И сейчас  на улицах будет беспредел, потому что остались в основном кабинетные  работники,  а нас всех отправляют -  идите в суд, идите в суд. Суды перегружены.  А как решаются там дела, всё зависит от влияния человека, есть ли у него деньги, есть ли у него связи, так и решат все практически вопросы. Мы сейчас практически заложники действия наших центральных властей, ну, и местных тоже.  Катастрофическое положение.  Что нас ждет, мы даже не представляем. А отца я поддерживаю. 

Ведущий: Спасибо вам  большое.

А.Д.: Спасибо. У меня еще плюс к вашему высказыванию. На месте был  сотрудник милиции. Он видел все с самого начала. И когда я с ним общался, он сказал – да, я видел, я могу  быть свидетелем, как все началось, я видел. Я говорю – а почему ж ты не задержал тогда?  Он говорит – а у меня не было наручников.  Так вот, извините, пожалуйста, у меня тоже не было наручников, но я почему-то смог их задержать. А зачем тогда такая милиция, которая, во-первых, не записала даже номер, не пыталась задержать и дала возможность  уехать этим преступникам в джипе, на автомобиле, с места происшествия скрыться. 

Ведущий: У нас кончается время. Мы должны как-то подвести итог. Единственное, что мне  хочется еще спросить. Короче говоря, двое из троих солдат, которые вот в этом деле значатся,   я не буду сейчас называть фамилии, это будет долго, живут… один живет прямо в Перми, другой живет в Пермском крае. Мне очень хочется спросить у военных: как так получилось, что люди,  которые живут в Перми,  служат в Перми? Многие мои знакомые уезжают в Читу, во Владивосток. Почему эти ребята служат здесь?  Чем они заслужили такое право?  Что мне хочется еще сказать под конец этого дела. Насколько я понимаю,  обжаловать это постановление будет и Александр Васильевич Добарин, и Павел Владимирович Миков со стороны Уполномоченного по правам ребенка.  У нас заканчивается прямой эфир на «Эхе». У микрофона была Катерина Шафиева,  за звукорежиссерским пультом Сергей Лепихин.  Большое спасибо вам, что вы к нам сегодня пришли, рассказали. Времени, конечно же, не хватило, чтобы ответить на все вопросы. До свидания.

А.Д.: Спасибо. До свидания.

П.М.: Всего доброго.