Программы / Дневной прямой эфир

Ведущий: Добрый день. Анастасия Сечина в этой студии. Мы продолжаем череду эфиров на радиостанции «Эхо Перми». И сейчас в этой студии наш следующий гость. Это вдова поэта Михаила Сопина Татьяна Петровна Сопина. Татьяна Петровна, добрый день.

Татьяна Сопина: Спасибо. Здравствуйте.

Ведущий: Вы приехали в Пермь из Вологды, где вы сейчас живете, насколько я понимаю.

Т.С.: Да. Я приехала из Вологды. А сама прожила в Перми тридцать с лишним лет.

Ведущий: Вы же коллега моя, журналистка тоже.

Т.С.: Я работала в «Молодой гвардии» в газете 17 лет. Больше всех

Ведущий: Татьяна Петровна, вот чтобы сразу стало понятно. Если забить в Интернете в поисковике «поэт Михаил Сопин», то сразу же выдается характеристика. Михаил Сопин – вологодский поэт. Но вы, насколько я знаю, с этим не очень-то согласны.

Т.С.: Да, пожалуй, не очень. Видите ли, это получился человек, который, как говорится, «все никак не доеду домой, по земле колеся». Он родился на белгородчине. Но оттуда бежали от голода, семья, на Украину. Сейчас ведь с Украиной знаете, какие отношения. Якобы мы им голодомор устроили. Получается, наоборот. Бежали в город Харьков. Потом в войну он… был исход, бег населения, кто, куда мог от немцев. Вернулись они на белгородчину, и там жили. Прибежали на Курскую дугу. Нашли, куда бежать. Он был мальчиком. «Мне шел одиннадцатый год. И не моя вина, Что не дошел он, Что его Обогнала война».

Ведущий: В 45-м ему 14 лет ведь было.

Т.С.: В 45-м – 14 лет. Он к тому времени пережил Курскую битву. Он дошел до Берлина с нашими войсками. И в 14 лет ему просто надоело. Он был не под присягой. Мальчик на войне, это…

Ведущий: Он был сын полка, правда?

Т.С.: Ну, вы знаете, Миша, его любили называть и в Перми, в Вологде там «сын полка», он к э тому никак не относился. Потому что сын полка – такой единицы в войсках нет. Это придумал Катаев в годы Сталина или кому-то там. На самом деле, было очень много мальчишек и девчонок в прифронтовой полосе, к которым относились по-разному. Где-то, может, как у Катаева. А где-то просто отгоняли, кормили, жалели. Они отставали, приставали к другим. И двигались вместе с нашими. Ну, потому что мальчишки той поры, они были несколько другие, чем нынешние мальчишки. Вот есть кино единственное, которое я знаю, Андрея Тарковского «Иваново детство». Вот там мальчик на войне показан, который не мог уже жить мирной жизнью. Миша кончил 5 классов до войны. После чего начались война, и бомбежки, и так далее. Вот у него есть стихотворение. «Стреляю. Плачу.Кровь в зрачок. Бью в танки, по крестам. И у разъезда Казачок от пули в бок… устал. Устал? Усталости конец! Убитых братьев зов. И пил в одиннадцать сырец С кровавою слезой». Понимаете? Вот такие вот были мальчики.

Ведущий: А потом, то есть, после войны, была Пермь?

Т.С.: Погодите. Я чуть-чуть еще поговорю. А на войне дети учились всякому, извините, не только патриотизму. Они слишком много видели. Он в 14 лет увидел то, чего вот нашим детям, конечно, дай бог, не придется вообще никогда увидеть. А вот чеченские ребята, где-то дагестанские ребята, афганские ребята – вот это вот дети это вот видели. И когда они возвращались домой, это были уже не дети, понимаете. Эта вот прифронтовая полоса вся, ну, будем говорить честно, она ведь была бандитской где-то. Потому что было слишком много оружия. Оно попадало в разные руки. И особенно подростки, ну, конечно, они его собирали. Хранили. Кто-то хранил, кто-то стрелял. Это надо было подчищать, чего-то вот делать с этим явлением. И вот первый раз его посадили за хранение оружия. А они вообще не сдавали. Там никто не сдавал оружие. И, кроме того, в этот же момент опустели лагеря. Народ поумирал, кто-то был взят в штрафбаты. А пополнять было некем, понимаете. Политических уже не хватало. А у них были планы.

Ведущий: Конечно. Это ж была трудовая, рабочая сила.

Т.С.: Конечно, да. Это рабочая, бесплатная рабочая сила. Это правозащитниками откомментировано уже. Это я не сама придумала. И вот решает государство сразу две задачи одновременно. Оно очищает прифронтовую полосу. Подбирает всю эту мелкую шпану, и настоящих уголовников. И ????????? (неразборчиво) Миша, попавший при случае. И выходит сталинский указ от 4 июня 1947 года. Указ знаменитый. Кто-то, может, знает стихи такие. «Идут на Север этапы длинные. Кого ни спросишь – у всех Указ. А ты взгляни, взгляни в глаза мои суровые, взгляни, быть может, последний раз». Это было навечно. И еще. Пословица «опять двадцать пять». Что не сделаешь – 25 лет. И вот Миша попадает под этот указ. И его ссылают в Пермскую область.

Ведущий: Вот так он к нам и попал.

Т.С.: Вот так он к вам и попал.

Ведущий: Ну, по большому счету, это, в конечном счете, и вас с ним свело.

Т.С.: Ну, конечно. Если б он сюда не приехал…

Ведущий: Вы же пермячка.

Т.С.: Да. Я была пермячка. Я начинала в «Молодой гвардии» самым маленьким литературным сотрудником идеологического отдела. Я с ним переписывалась год, как в «Калине красной». А потом поехала. Мне стало интересно посмотреть на человека, который пишет такие стихи. Ну, стихи, я бы сказала, были очень зрелые для человека с пятиклассным образованием и заочной пермской школой. Представляете, что такое заочная пермская школа в лагере?

Ведущий: Да, он в лагере ведь отучился, по сути.

Т.С.: В лагере он кончил заочную пермскую школу. Вот я прочту одно стихотворение. Все остальные, в общем-то, не то. Они могли быть изданы уже в Перми. Вот сейчас вот оцените. Они изданы после его смерти в Америке. У нас их до сих пор нет. Вот одно. «О близком, об утраченном, о давнем, нисколько, ничего не утая, я расскажу тебе, моя исповедальня, и в тишь, и в бурю, спутница моя. Я расскажу, как самое простое, о тяжкой драке разума и чувств. Чтоб каждою протоптанной строкою стать по уму для всех, как по плечу. О радостях, прозрачных и туманных, об океанах северной тоски, о незаживших ссадинах и ранах, что рвут как аравийские пески». Вот это только одно.

Ведущий: А сколько было лет ему, когда он написал это стихотворение?

Т.С.: Ему было 38. Но в 37 он был еще полуграмотным, понимаете. Когда мы начали переписываться, мы переписывались с того, что я ему выписывала ошибки, и говорила, почему так нельзя говорить. Ему не у кого было научиться. Это был уголовный лагерь. Да, он не политический. У политических-то, там ведь были люди грамотные часто сидели. Это был уголовный лагерь. И он настолько быстро овладел вот это вот всеми мелочами, скажем так, что вот он стал так писать. Но до этого у него тоже были достаточно хорошие стихи. Он читал много. Я, когда с ним познакомилась, я поразилась его начитанности. У него были и Пастернак, там, уж не говоря, Есенин. И бог знает, какие вкусы и пристрастия. Это был очень культурный человек.

Ведущий: То есть, он стихи-то начал писать в наших прикамских лагерях.

Т.С.: Абсолютно точно. Вы понимаете, у заключенного отобрано ведь все. Он не может рисовать. ???????? (неразборчиво). Миша мечтал снимать кино. Ну, какое кино в лагере? У заключенного не отобрана только речь. Ее нельзя отобрать. И вот поэтому речь оттачивается. Привыкает человек к этому. И, если бы не лагеря, может, он и не стал бы вообще писать, может быть, да. А там ему хотелось себя выразить в этом. И вот он начал выражать.

Ведущий: Татьяна Петровна, так вы считаете вашего супруга пермским поэтом?

Т.С.: Я его считаю… не знаю…

Ведущий: Российским.

Т.С.: Российским, конечно. Хотя издан он по-настоящему в Америке. В России не издан. То есть, у него книжки выходили. У него была книга в Архангельске, в Москве. Он был издан в Академии поэзии в Москве уже после смерти. В Вологде, в Череповце. У него было восемь стихотворных сборников. Он член Союза писателей России. То есть, он уже не самодеятельность. Принят он был в Вологде. В Вологду мы приехали по совету Вадима Валерьяновича Кожинова. Кто литератор, это имя знает. Кожинов рекомендовал Перми обратить на него внимание.

Ведущий: А она не послушалась.

Т.С.: А Пермь не услышала, да. Пермь не услышала. Тогда Кожинов сказал: «Ну, если меня не слушает Пермь, пусть поезжает в Вологду. Может, послушает Вологда». Понимаете, какой замах – «если меня не слушает Пермь». Ну, Кожинов имел право на такие слова. И в Вологде он, действительно, был услышан. Но Вологда его слышала до тех пор, пока это было в пределах ее, Вологды, ну, желания, скажем так. Даже большее. Они говорили: «Миша (вот приходит к нему товарищ), я так бы хотел о тебе написать». Потом подумает, подумает: «Я не потяну». Потому что биография была, зачастую, по вещам, еще исторически не осмысленным. Особенно в 90-е годы. И вот еще насчет Перми я хочу сказать, что Пермь, он, конечно, все равно помнил всегда. И пока у нас есть время, вот позвольте, я прочитаю стихотворение «Двадцать девятое марта».

Ведущий: В нем как-то отразилось?..

Т.С.: Ну, вот помните, что такое 29 марта?

Ведущий: Напомните.

Т.С.: Хорошо. Есть посвящение. «Памяти пермского ОМОНа».

Ведущий: Все. Поняла.

Т.С.: «Все длишься ты, праздник, В слезах о родимых и близких. Убитых Бригады Глядят на сошедших с ума… Я вижу Россию В военных дождях, в обелисках. Солдат безымянных Земля возвышает сама. Мне стыло от мыслей На юге по-мартовски тало. Психозно гудит над страной Похоронный завей - Я слышу, я вижу, Я знаю, земля, ты устала И плотью, и духом Своих хоронить сыновей! Сегодня Засадой Расстреляна группа ОМОНа… Мне даже молитва Казенно звучит, как вранье! И память моя Окликает ребят поименно: Простите, Простите, Простите бессилье мое». Вот, помните, когда по экрану идут это все фамилии ваших ребят, вот тогда он это написал. Ну, вот такие стихи, они еще ничего. Ну, в 90-е годы он еще и такие вот написал, например. «Нету на земле таких идей, Чтобы ради них Губить людей. Помни, Твое имя – Человек, Не ссылайся на жестокий век: Вглядывайся, думай! Не молчи. Веком могут править палачи. Если Наши Жертвы Нипочем - Государство Стало Палачом». Вот такие стихи Вологде уже не нравились. И поэтому нас поняли в Интернете. Пока вот не нашлась издательница в США, которая издала вот нашу совместную книгу.

Ведущий: Татьяна Петровна, вот вы расскажете, естественно, об этой книге. Но только сейчас скажите, вот вы в Пермь сейчас приехали в эти дни для чего-то, для какой-то конкретной цели?

Т.С.: Да. Я хочу, чтобы Пермь узнала, что полжизни этот человек прожил в этих краях. А его никто не знает. И это обидно.

Ведущий: Да.

Т.С.: Я сегодня была в 4-й гимназии вашей. Ребята очень хорошо слушали.

Ведущий: Вот мне очень интересно. Вы встречались со студенческой аудиторией, да, с какой-то?

Т.С.: Я с институтом культуры встречалась с курсом. Я второй раз здесь вот так приезжаю. Первый раз я была в 22-й школе, потому что я просто сама там училась.

Ведущий: И как воспринимают?

Т.С.: Вы знаете, вот школьники, если говорить, студенты, молодежь воспринимают очень хорошо. У меня две аудитории обычно. Молодежь – школьники и библиотеки. У меня еще не было ни одной встречи, которая не была бы воспринята очень тепло.

Ведущий: А о чем вы рассказываете?

Т.С.: Я рассказываю о детях войны. Я хочу еще сказать немножечко о других детях войны. Тоже прифронтовой полосы. О юных минерах. Вот, наверно, вы даже не знаете. Вообще-то, они не минеры, а саперы правильно. Почему-то они называют их минерами. Когда бои отошли на запад, все поля оказывались заминированные. Это не только на белгородчине. На харьковщине, на брянщине, даже в Вологодской области были мины противотанковые, противопехотные, там, бог знает, какие, с секретами, там, заморочками. И нельзя было пахать и сеять. Подрывался скот, подрывались люди, начинался голод. Даже огорода нельзя было вспахать. А вдруг там мины. И некому было заниматься этим. И не могли снять с фронта минеров настоящих, саперов, которые бы эти поля расчистили. И вот стали приходить повестки детям 16 лет, понимаете, допризывникам. Это дети – 16 лет. Это не добровольцы, это обязаловка. И ведь ложка, кружка. Там сняли с фронта каких-то там специалистов. И их обучали. Начинали это с осени 43-го года, как только немцев отогнали, по белгородчине я больше всего знаю, и, чтобы весной 44-го можно было эту землю вспахать. Ну, у нас просто нет времени. Это отдельная тема. Об этом можно бы было говорить. Там дети от 12 были и старше. Они выполняли вот эту работу. Но это дети. Их нельзя было призывать на смертельно опасные работы. Они подрывались, оставались калеками, слепыми. Но население относилось с пониманием. Ну, что матери, ну, плакали. Они только вечером и смотрят, нет ли где столб, не мой ли подорвался. Они эту работу выполнили. Там тысячи мин были сняты. Не в этом дело даже. Дело в том, что это все было засекречено нашей любимой Родиной. Это так она благодарила этих героических ребят. Миша был поменьше. Ему было 14. Поэтому он не попал под эту волну. Их не разрешали писать на памятниках, кто погиб на воинской службе. А это служба воинская была. Им не давали орденов. Их не помещали в госпитали военные. Им дали, разрешили, включили в списки ветеранов войны, вот которые калеками остались, только в 2000-м году, представляете? Это столько лет они никаких льгот не имели военных.

Ведущий: Ну, вот об этом вы разговариваете с людьми на ваших встречах?

Т.С.: Тоже, в том числе. И когда вот ребята понимают, что, если бы они жили в то время, они могли бы быть задействованы на этой работе, вы знаете, они так воспринимают совсем иначе. И, кстати, эту тему поднял журналист. Поскольку документы уничтожались, чтобы не знали. Было видно, что скоро победа, что начнутся европейские правил ведения войны. И как бы не стали нас судить рядом с гитлеровцами за привлечение детей к смертельно опасным работам. Хотя и вынужденным. И поэтому документы не сохранялись. И вот этот журналист, Черкесов его фамилия, с Белгорода он. Книжка у меня там есть о нем. Единственная. Он мне ее подарил, я ее привезла. Вот он стал разыскивать этих юных минеров-саперов. Вот такие были ребята. И он их нашел.

Ведущий: Татьяна Петровна, но ваша цель все-таки приезда сюда рассказать о Михаиле Сопине. Давайте о нем. Как так получилось, что книга-то вышла не в Перми, не в России, а в Америке, в США?

Т.С.: Во-первых, в Перми я впервые, по-моему, выхожу на массовую аудиторию. В классах меня встречают хорошо. Но закрывается дверь за классом, и мы расстаемся. Во-вторых, да, просто денег нету, скажем, у меня.

Ведущий: А в США вам помогли? Каким образом дело-то было?

Т.С.: Я скажу, как. Когда мы стали выходить в Интернет, это было в 2001-м году. Миша умер в 2004-м. он впервые получил массовую аудиторию, которая стала откликаться. Вот у него книжки вот выходили, я говорю, в Москве и в Вологде. Но это были настолько мизерные тиражи. Коржинов, который нас поддерживал, умер. «Наш современник» журнал, на который он как-то влиял, а потом уже и перестал влиять, он был совсем другого направления. Миша как-то оказался ни ???????? (неразборчиво), и ни апрелевцем. Он оказался сам по себе. И не хотел меняться. Он был членом Союза писателей России. Но, вообще-то, он на заседания не ходил. А вот в Интернете нас стали понимать. И нашлась в Америке женщина, которая… Да, и когда нас стали понимать, стали нас не сразу. Стали говорить. Там же пишет кто, чего хочет в Интернете.

Ведущий: Конечно. И это бывает довольно-таки тяжело читать.

Т.С.: Да. И нам стали писать, что, вообще-то, вот вы, ребята, конечно, удачно это придумали, что он же и воевал, он же и сидел, он же и поэт, и еще и хороший поэт. Но это, говорят, компьютерная выдумка. И вообще все это чепуха.

Ведущий: В смысле не верили в то, что реально существует этот человек?

Т.С.: Да. А вот, говорят, портрет вы высели – это компьютеризированная обработка портрета Максима Горького.

Ведущий: Отлично. Еще ведь внешнее сходство, с Варламом Шаламовым сравнивали вашего мужа.

Т.С.: Да, да, вы ее видели. К сожалению, радиослушатели не видят. Есть такое. Наложило отпечаток. И вот тогда мы поняли, что надо не только стихи помещать. Надо объяснять, откуда чего. И мы стали разговаривать с аудиторией. И тогда нам стали верить. И аудитория поменялась по отношению. А прозаическую часть, объяснения писала я. Так родилась вот эта вторая часть этой книги, которая вышла в Америке. «Пока живешь, душа, люби!», так она была названа. Там два автора – Миша и я. Мишины стихи, мое изложение его биографии. Почему она наиболее удачная? Потому что, ну, это не просто стихи. Понятно, откуда, что берется, понимаете. И вот эта вот комбинация очень понравилась уроженке Украины, скажем так, русскоязычной Светлане Островской, которая вышла за муж за американца. И захотела ее издать. Но она издала ее для американской аудитории.

Ведущий: Для русской аудитории в Америке.

Т.С.: Да, да, да. И она сказала – ребята, у меня не бесконечные…

Ведущий: Бюджеты.

Т.С.: …финансы, да. Поэтому права в России, она говорит, мне будут принадлежать. То есть, не Светлане, а мне, Татьяне. Найдите какое-нибудь дешевенькое издательство и издайте сами. Ну, это только в Америке можно придумать такую формулировку – «найдите дешевенькое издательство». Вот я ищу его четвертый год.

Ведущий: А в Пермь куда-то не пробовали обращаться?

Т.С.: Ну, нет, конечно. Я впервые, вообще.

Ведущий: Во всяком случае, Михаил Сопин, по большому счету, именно на прикамской земле начал свое творчество.

Т.С.: Да.

Ведущий: И здесь должны как-то к этому по иному отнестись.

Т.С.: У нас в Вологде немножко эта книга издавалась самиздатом. Мы, как говорится, свою аудиторию обеспечили. Но человек, который этим занимался, ну, больше не может. Больше его не будет, этого самиздата.

Ведущий: Я натыкалась на то, что можно заказать эту книгу прямо из Америки. Но цена ее будет довольно-таки приличная.

Т.С.: Ну, сейчас Светлана, она говорит… ее задело, почему Россия так реагирует. Она говорит - я сама буду высылать ее по разным издательствам. Дайте мне список российских издательств. Ну, вот дать ей список. Может быть, она захочет с вами иметь дело. Какие могут быть в Перми издательства. Я думаю, что он должен быть известен на этой земле. Ну, просто у вас таких нету.

Ведущий: Татьяна Петровна, вот вы говорите, он должен быть известен на этой земле. А можете ли вы сказать, почему он должен быть известен? Почему современной аудитории важно прочитать эти стихи, познакомиться с его творчеством?

Т.С.: Потому что это единственный, я считаю, поэт, который от первого лица имеет право говорить вот так. «До Чечни Со второй мировой Поэтапно добрался живой, Чтоб оттуда Глядеть сквозь года Через сумерки Слез и стыда». Он отразил все этапы российской истории.

Ведущий: Вот, возвращаясь к моему предыдущему вопросу, Татьяна Петровна, а как бы вы ответили на вопрос – чему могут научить стихи Михаила Сопина?

Т.С.: Вот я хочу немножко продолжить незаконченную мысль, что он отразил все этапы истории. От высочайшего патриотического подъема в 43-м году. Да, это был настоящий… И не надо, сейчас улыбаются многие над армией, это была другая армия, другой подъем. И до краха этой страны через лагеря, понимаете. По всем вот этим историческим этапам. И вот, чтобы наши дети учились любить Родину, как это в 43-м году, это очень даже важно, я думаю. Знать хотя бы, как это было. И чтобы знали эту историю этой страны. Как она могла дойти до таких вещей, как вот стихотворение 90-го года. «Переход затменья в темнолунье. Ни фонарика, ни бубенца. Убивающее накануне Над Россией длится без конца». Жалко вот такую страну-то понимаете. Вот еще одно антивоенное, может быть. «Век гильотинный, Липкий, Век железный. Прошу, молюсь У пропастной межи: Останови нас, Господи, Пред бездной, До жатвы До кровавой Удержи». Вот тот, кто прошел войну, он не может быть… он должен быть антивоенным, понимаете. Кто слишком много видел, он должен ненавидеть войну. И вот в последние годы жизни, особенно в 90-е, когда начались эти внутренние разборки, у него стихи пошли совсем другие.

Ведущий: Какие именно из нашей современной истории? Какие события современной истории нашли отражение?

Т.С.: «Когда мы родились У нашего царского ложа, Российская мать Опалила нас совестью глаз, Чтоб праведно жили. Где лгали за славу – Сытожим: В витрину столетья, На мир, на обзор, напоказ. И слаще не надо, и горестней этого плена. Пройдет мое время, Покатится солнышко вниз. Еще покочуй, моя нежность, в раскатах вселенной. К ракитам закатным, К морщинам полей прикоснись». Кстати, это стихотворение очень нравилось Римме Васильевне Коминой . Вот вы ее знаете. Мы ей посылали книжки. Быть совестливым, не лгать, думать, жить праведно. Вот чему учат его стихи. Но это надо их читать. Это труд. Вот если меня кто-то сейчас слышит. У нас мало сейчас читают. Лично я считаю, что стихотворение, пока его не запомнишь, даже наизусть, оно трудно доходит. Этим надо заниматься.

Ведущий: Мало читают. И уж, тем более, мало читают стихов, мне кажется.

Т.С.: Да. А у нас мало вообще читают. Хотя стихов очень много в Интернете. Боже мой. Ну, вот так. Чтобы жили, думали, знали свою историю. Вот этому всему учат эти стихи.

Ведущий: Но вот, скажите, ведь Михаил Сопин он ушел из жизни не так давно, в 2004-м году. Он все-таки уже в конце своей жизни, что думал о судьбе свой Родины? Как относился к современным правителям? И вообще вот, урок советского времени, он считал его пройденным? Или все-таки думал, что возможен возврат? То есть, с каким отношением к тому, что сейчас происходит в России?

Т.С.: Он относился к этому уныло, скажем так

Ведущий: То есть, то, что происходит, его не радовало?

Т.С.: Ну, естественно. Он стал философов. «Прошу об одном лишь: Пусть будет не поздней расплата За слово, за немость, За помысел тайный, за стих. Избавь от победы, От зависти, славы, от злата, Пошли мне прозренье - прозренье до действий моих». Ну, в какой-то степени он обращался к богу, может быть. Хотя это не формулировал. Советскому мальчику не так просто было.

Ведущий: Но он сожалел о распаде Советского Союза?

Т.С.: Естественно.

Ведущий: Ведь, но тут ??????? (неразборчиво) государство его в лагеря, можно сказать, поместило.

Т.С.: Он говорил так, что та страна не моя, но эта мне тоже чужая. Не свой. Я той стране не свой, а эта мне чужая. Он остался опять нигде. Вот так.

Ведущий: То есть, на какой-то границе.

Т.С.: Вот он говорит. «Народ и есть народ, не боле - то табунами церкви жечь, то бандами на богомолье». Он не находил себя. «То реки слез, то крови брод. Мне стыдно за такой народ. За перекошенную внешность, За нищедольные края. Моя Россия – Ум и нежность. Душа, другая, не моя». А другой… Ну, себя надо искать. Вот так. Вот так надо, наверное, это делать.

Ведущий: Татьяна Петровна, вот на одном и форумов в Интернете один из читателей говорит, что Михаил Сопин – это уже классика. Есть у меня и другая цитата из статьи Михаила Берковича «Чему учит поэзия». «Мне кажется, что роль поэта Михаила Сопина в литературе еще ждет своей оценки». Вот вы как считаете, какой оценки? То есть, для вас это что?

Т.С.: Это не моя будет оценка.

Ведущий: Я понимаю. Но вы ведь наверняка тоже ждете этой оценки?

Т.С.: Конечно. Я очень хочу, чтобы его, прежде всего, прочитали, чтоб обратили внимание. Вот я вижу, что вы уже кое-что почитали. У него уже есть страница своя, и у меня есть свои страницы. Наберите наши имена, вы их там все найдете. То, что все пишется в Интернете, мне лично очень дорого. Моему сыну, который знает также своего отца очень хорошо и чтит, это тоже дорого. Я хочу, чтобы он был издан, во-первых.

Ведущий: Чтобы он был издан. Чтобы они был издан в России.

Т.С.: В России американской книгой, потому что она просто наиболее полная. Когда я стала подбирать его архивы, извиняюсь, у меня весь дом был завален. Я 40 брошюр, вот таких вот книжек сама напечатала. Ну, это все невозможно, полное издание, его никто и не надо. А вот американская книга, как квинтэссенции. Когда ее начнут читать, и пойдут отклики, я хотела бы, чтобы на него обратил внимание пермский университет. Я его сама кончала, правда, по другой специальности. Но это неважно.

Ведущий: Не разговаривали с кем-то из пермского?..

Т.С.: Нет. Обещается встреча там. Не знаю, состоится или нет. Мы дружили. Именно дружили с Риммой Васильевной Коминой. Хотя я и не была филологом, но я с этими ребятами, с этими людьми дружила. В газете «Пермский университет» работала, начинала. И потом мы с ней продолжали отношения, когда уже уехали в Вологду, по переписке.

Ведущий: Ну, а как вы думаете, когда-нибудь могут включить Михаила Сопина в учебники школьные?

Т.С.: Я думаю, что это просто надо.

Ведущий: Необходимо?

Т.С.: Я думаю, надо. Потому что вот таких стихов хотя бы, как о войне, просто больше нету.

Ведущий: А вот те стихи, которые он писал в лагерях, в них отражение что нашло? Его детские впечатления военные? Или уже какое-то переосмысление? Вот чего больше?

Т.С.: Вы знаете, в них, как ни странно, было очень много лирики. И даже любовной. Потому что вот там переосмысление было еще рано. Он себя еще не почувствовал гражданином в полной мере. Поэтому они были философские и такие раздумчивые, грустные. И любовные. Вот так вот, может быть.

Ведущий: Ну, я насколько знаю, вы всегда были первым критиком для Михаила Сопина.

Т.С.: Ну, а куда же ему, к кому же еще ему обращаться?

Ведущий: А вот решение первый раз печататься вы тоже вместе принимали?

Т.С.: Ну, печататься мы очень давно хотели. Только нас не хотели. Я ему помогала отбирать. Но первую книгу он делал без меня. Потому что это было в Вологде. А я еще с детьми оставалась в Перми.

Ведущий: Но именно решение пытаться печатать вы принимали вместе?

Т.С.: Решение, естественно. Как же без этого? Я пыталась его где-то, помогала ему и редактировать. Он мне очень долго, как Маяковскому Лиля Брик, запятутки, он говорил, «Лиля, расставь мне запятутки». Также я ему запятые расставляла очень долго. Отбирали мы, критиковали. Писал он очень много. У него, как у Блока, там шло прямо потоками, потоками. Потом отбирали, что да, что нет, повторы. Ну, конечно. Как без этого? Кто бы бесплатно стал еще это делать?

Ведущий: Ну, последний вопрос. Вот прошедший день 23 февраля для вас это что?

Т.С.: Миша не любил этот праздник. Но если приходили дети, присылали открыточки, дарили цветочек, он бывал им очень трогателен. А для меня? Ну, была я вчера с нашими, с вашими пермяками на акции.

Ведущий: «Защитим защитника».

Т.С.: Я держала плакат «Защитим защитника Родины». Ну, почему? Мне этот плакат нравится. И, вообще, мы с ними дружим. Ну, вот так.

Ведущий: То есть, вы к этому празднику, к этому дню тоже относитесь…

Т.С.: Ну, как? Ну, просто у нас он не отмечался никогда. Но я понимаю, что это повод все-таки сказать мужчинам доброе слово. На работе, например, мы всегда наших мужчин. Ну, раз у нас восьмое марта, ведь у них что-то должно быть.

Ведущий: Ну, да, из той логики. Спасибо вам большое.

Т.С.: Спасибо.

Ведущий: Татьяна Петровна была в этой студии. Ч вам желаю удачи все-таки в вашем деле и в ваших стараниях сделать так, чтобы Михаил Сопин был издан в России той книгой, которая вышла в Америке. Там сколько страниц в этой книге?

Т.С.: Ну, если я не ошибаюсь, 260.

Ведущий: То есть, это вот такое полное собрание.

Т.С.: Ну, оно не то, что полное. Но наиболее приемлемое, готовое, смакетированное. Смакетированное Светланой Островской.

Ведущий: Ну, и, конечно же, я вам желаю удачи достучаться здесь, в Перми до кого-нибудь, чтобы наши сограждане узнали о человеке, который начал творить на прикамской земле.

Т.С.: Спасибо.

Ведущий: Спасибо вам. Я напомню, Татьяна Сопина была здесь. До свидания.