Программы / Крупным планом

Ведущий: Добрый день, дамы и господа. Начинаем нашу программу «Крупным планом». И сегодня мы говорим о современной хореографии на сцене академического театра. В апреле в Пермском академическом театре оперы и балета состоятся премьеры одноактных балетных постановок трех современных зарубежных хореографов. По уверениям главного балетмейстера театра Алексея Мирошниченко это три настоящие звезды мирового балета, хореографы, которые недостаточно известны в России, и уж тем более, в Премии. Но пользуются большой популярностью в крупных мировых театрах. Вот что это за хореографы и какие три новых спектакля обогатят наш репертуар и афишу этого театра поговорим сегодня в рамках нашего эфира. Я приветствую в нашей студии Алексея Мирошниченко – главный балетмейстер Пермского академического театра оперы и балета. Здравствуйте.

Алексей Мирошниченко: Здравствуйте.

Ведущий: Алексей, на самом деле о том, что будет такая премьера, вы уже говорили год назад.

А.М.: Много раз, да, уже.

Ведущий: Достаточно много говорили. И практически на каждой конференции, посвященной любому премьерному балету, в театре речь заходит о том, насколько нужен или не нужен нашему городу и нашему театру, нужны, вернее, спектакли короткие и по времени, лаконичные по хореографии, спектакли, которые не настолько масштабны, как, например, там тоже наше хваленое «Лебединое озеро». Но надо сказать, что, несмотря на долгую жизнь многих балетных спектаклей, и вот, в том числе, таких больших и классических, академических, как «Жизель», то же «Лебединое озеро». Они долго живут, на них нужно покупать билеты очень, очень, очень заранее. И это те балеты, которые хотят видеть за рубежом и те балеты, с которыми наша труппа ежегодно ездит в Европу и в Америку.

А.М.: Понимаете, вот сразу давайте, надо с чего-то уже начать, потому что вы в вопросе охватили такой большой объем проблем, которые существуют. Ну, вот вы говорите, это именно те балеты, которые хотят видеть за рубежом. К сожалению, я хочу вас немножко расстроить и разочаровать. Мы встретились для того, чтобы говорить правду друг другу. И говорить о том, что, действительно, как существует… как порядок вещей, который, действительно, существует. Так вот, хотят видеть за рубежом не потому, что там нет таких балетов, и не потому, что мы исключительно вот как-то это танцуем особенно.

Ведущий: Потому что нам больше нечего предложить?

А.М.: Вы правильно догадались. К сожалению, у нас нет нашей современной продукции, конкурентоспособной, которая могла бы хоть как-то конкурировать и соперничать с той продукцией современной, я имею в виду, естественно, балет, извините, что так по рыночному говорю. Но это и есть продукция, продукт. Есть интеллектуальный продукт, есть материальный продукт. Так вот, у нас нет конкурентоспособного продукта. И, обратите внимание, это нонсенс, если современную какую-то постановку российскую западные импресарио хотят видеть на гастролях. Поэтому, безусловно… вот вы опять же говорите, вы перечислили «Жизель», «Лебединое озеро». Есть еще балеты, которые выпали в осадок, которые составляют золотой фонд. Многие из них идут в репертуаре Пермского театра.

Ведущий: «Дон Кихот» тот же.

А.М.: «Дон Кихот», «Сильфида» очень важна в коллекции, потому что это Бурнонвиль. Есть еще балет «Неаполь». Вот недавно театр Станиславского поставил. Ну, собственно, и все. «Спящая красавица», «Щелкунчик».

Ведущий: «Золушка».

А.М.: Нет, это другая совершенно история, «Золушка». Мы говорим о классическом наследии, о классическом фонде. «Золушка» написана в 1945 году. Благодаря музыке это классика. Не благодаря балетной постановке. Мы сейчас говорим о классическом балетном наследии. Так вот, неважно, в общем, в обойме там еще «Корсар». В обойме 9-12 названий. Это те балеты, которые выпали в осадок. Дело в том, что Мариус Иванович Петипа, когда был балетмейстером его Величества, он сочинил 147 балетов. 9 выпали в осадок. Да, количество переросло в качество. Но это одна проблема. Другая проблема. Вот я когда приехал в Пермь и посмотрел на репертуар, в принципе, в репертуаре дефицит современной продукции.

Ведущий: Однообразный.

А.М.: Нет, не однообразный, понимаете. «Дон Кихот» - это Горский, это начало 20-го века.

Ведущий: Нет, я имею в виду, что мало современных балетов, разнообразия.

А.М.: Их практически нет.

Ведущий: То есть, репертуар, как у всех театров во всех городах, да?

А.М.: Ну, не как во всех. Не как в Мариинском театре или в Большом репертуар. Стандартный репертуар, такой, я бы сказал. Ну, это такая нормальная советская афиша. Но, извините, уже прошло столько времени. Мы уже считаем себя давно частью мирового сообщества. Балет все это время развивался. И развивается. И развивается очень активно. Активно развивается, потому что в западном пространстве балетном, там настолько большая циркуляция идей, настолько много конкуренции. Вы знаете, что двигатель прогресса – конкуренция. По-другому невозможно. Иначе человек, он не может себя никак соотнести. У него нет критериев оценки, во-первых, самого себя, понимаете, если никого нет рядом, кто бы мог со мной конкурировать. В принципе, это и моя деградация. Это и моя проблема. Потому что, а как я могу себя соотносить, по каким критериям я могу себя оценивать? Профессионально, или как-то по-другому. Никто не говорит о том, что классическая афиша не будет сохраняться. Нет, ни в коем случае. Мало того, она будет реставрироваться, она будет дополняться и пополняться. Единственное, что в этой шкатулочке очень мало осталось названий. Их осталось просто буквально считанные названия. Иначе это будут бесконечные ремейки, версии. Вы знаете, что в Мариинском театре «Лебединое озеро», например, идет в редакции Константина Михайловича Сергеева. А у нас в Перми идет в редакции Натальи Макаровой. А в Парижской опере идет в редакции Рудольфа Нуриева. А в «Нью-Йорк Сити балет» идет в редакции Питера Мартинса. А в Вене идет в редакции Шперле и так далее, и тому подобное. В Большом театре в редакции Григоровича идет «Лебединое озеро». Да, это все понятно. Плюс, минус. Но настолько уже выкристаллизовалась эта форма. Потом, там есть безусловные шедевры. Белый акт Льва Иванова. Это Петипа-Иванова постановка. Не совсем Петипа. И, конечно же, второй акт, это Мариус Петипа.

Ведущий: Ну, мы не будем сейчас уходить в «Лебединое озеро» и в тот академизм. Скажите, пожалуйста, вот эта проблема с дефицитом современного балета, ну, так будем называть с дефицитом…

А.М.: В России.

Ведущий: В России, не только в Перми.

А.М.: Вообще в России, да.

Ведущий: Это связано с тем, что у нас такая школа, и танцовщики не умеют танцевать?

А.М.: Нет.

Ведущий: Либо отсутствие балетмейстеров? Либо невостребованность.

А.М.: Нет. Это связано, понимаете… Явление, оно не может появиться - раз, и вдруг появилось. Вот те, кто, например, сейчас говорят, что вот, вы посмотрите, что делается, когда был Советский Союз, не было такой безнравственности, разгула, не было такой деградации, падения уровня, образования, и молодежь, что ее интересует и так далее, и тому подобное. Господа, ну, это говорят очень люди недальновидные, потому что… Нет, мы как раз сейчас пожинаем плоды Советского Союза. Потому что, когда был Советский Союз - тридцатые, сороковые и так далее годы, те люди были в этой стране, которые были воспитаны теми людьми, которые совершенно другое получили образование. Они получили именно как раз фундаментальное, классическое образование. И они начинали изучать не только свой родной язык и речь, а начинали изучать латынь, как основы всех языков. Это было в школе и в гимназии. И на этой базе уже изучались английский, все романские языки, и так далее, и тому подобное. А сейчас мы пожинаем плоды Советского Союза. Поэтому не надо говорить, что вот, якобы, сейчас вот новая Россия, и вот вам, пожалуйста, разгул. Нет, господа. Вот сейчас и может быть... Если сейчас правильное направление выбирать – школам, не знаю, театрам, вообще, всем, всему обществу, потому что нет направления менее ответственного или более. Что более ответственное или менее? Здравоохранение или искусство? Здравоохранение занимается… Или, я не знаю, церковь. Понимаете, это очень важно. Занимается физикой. Церковь занимается духом. А вот искусство как раз это то, что переосмысливает и вот эти вещи для нашего физического состояния в себе соединяет. Это очень важный момент. Поэтому очень важно, что будет идти на сцене, что будет звучать со сцены, что люди будут видеть, и что они будут получать, какие переживания они будут испытывать, сидя в зрительном зале.

Ведущий: Ну, вот таким людям, как вы, приходится ведь бороться с некоторой зашоренностью и стереотипами, когда люди, ну, не глубоко изучающие театр, люди, посещающие театр в лучшем случае раз в пять лет, для них современный балет – это ломаные линии, это босоногие танцовщики…

А.М.: Ну пусть они не ходят на современный балет.

Ведущий: И какая-то сумасшедшая, современная, так называемая, музыка. Это ведь не так? Как не ходят. Ну, нам же надо перевоспитывать. Вкус развивать

А.М.: Во-первых, я хочу сказать, что тем людям, которые ходят раз в пять лет в театр, то, как раз, мне кажется, «Лебединое озеро» - этого вполне достаточно, если они ходят раз в пять лет. А те люди, которые ходят в театр регулярно, то вот как раз они, я уверен, что им недостаточно будет «Лебединого озера» или «Жизели». Это все равно, что представить, что у вас есть вот на радио рубрика только огород и сад, понимаете. И все. Больше вы ни на какие темы не разговариваете. Как консервировать овощи и так далее, и тому подобное. Но вот еще один вопрос, который вы затронули, так сказать, в анонсе.

Ведущий: В подводке.

А.М.: В привью. Это вопрос о том, что, ну, вот как, это вот одноактная форма. Я много раз слышал в Перми, что вот… здесь даже есть такое, меня это очень умиляет, это полноценный будет или неполноценный балет? То есть, имея в виду – это будет балет на целый вечер или не на целый? Видите ли, в начале 20-го века, когда вообще началась эпоха модерна, да, пересматривания, отход от классических канонов, в конечном счете, опять же, состоялся и приход к этим канонам. Только еще более. У нас в Советском Союзе возникло тоталитарное государство. И этот приход к классическим канонам, он такую, уродливую форму приобрел, такую еще более зажатую, и ограничивающую. Но мы сейчас не об этом говорим. Мы говорим о том, что, понимаете…

Ведущий: Длинный спектакль это не значит хороший спектакль.

А.М.: Ну, это и так понятно.

Ведущий: Ну, для многих… Вот то, с чего вы начали одноактный - полноценный, неполноценный. Те люди, наверно, которые, называют неполноценным, они идут в театр провести энное количество времени.

А.М.: Да, да.

Ведущий: Это поход, целая какая-то… ритуал.

А.М.: Я сейчас вам скажу. Дело в том, что, когда в начале 20-го века началось активное развитие… Это же связано… искусство – оно неразрывно с тем, что происходит в обществе, и вообще, в человеческом обществе в целом. Оно неразрывно с географией, с политикой, с политическими обстоятельствами и так далее. 20-й век очень подвижный. И в 20-м веке очень много, чего произошло. И в России, пока еще Россия была идеологически незацикленным государством до революции, там была своя идеология, но она была более здоровая. Сам танец, он стал освобождаться от вот этой вот накипи, от вот этой вот тяжелой, сковывающей одежды в виде бесконечных декораций, тяжелых костюмов, давящего сюжета сверху на тебя, понимаете. И хореографический язык стал развиваться самостоятельно. То есть, сама пластика, сама хореография и есть сюжет. И сегодня хореографический текст спектакля, он настолько насыщен. Сегодня же невозможно ставить. Ни один хореограф не станет это делать, как это делал Мариус Иванович Петипа. Арабеск, фаи, ренверсен, не знаю, стандартная комбинация, каждый хореограф – он находится в поиске своего языка, в поиске своих хореографических решений, в поиске своих хореографических идей. Иначе вся наука остановилась бы, например, на пенициллине, и все. Это то же самое происходит. Ищутся новые формы для того, чтобы выражать одну и ту же идею и одни и те же вечные ценности. Вот и все. Мы всего лишь ищем разный к этому подход. И каждый хочет сделать именно свое высказывание. Так вот форма одноактного балета,почему наиболее принята и наиболее удобна, и наиболее удобна для зрителей, прежде всего и удобоварима, чем форма большого спектакля? Потому что концентрация хореографического языка – она очень высокая. И в этой одноактной форме, понимаете, в балете Форсайта «The Vertiginous Thrill of Exactitude» невыразимое упоение точностью, который идет 12 минут. Там хореографического высказывания больше, чем, извините, у Юрия Николаевича Григоровича в балете «Легенда о любви», или у Ростислава Захарова в балете «Бахчисарайский фонтан». Я специально сейчас взял советских хореографов, вспомнил. Поэтому полноценный спектакль определяется, во-первых, его текстом. Ну, мы если берем книжку, да, мы же…

Ведущий: Не только, что написано, но как написано.

А.М.: Нет. И что написано, и как. Мы когда открываем книжку, и, не знаю, берем в переходе, смотрим – лежат сейчас, я не знаю, «Упырь за углом», например, книга. Мы открываем, мы оцениваем качество текста. Или мы берем Ивана Бунина открываем книгу. Оцениваем качество текста, да. То же самое здесь. Есть хореографический текст. Он выражает некую идею. Он соотносится с музыкой. Есть еще визуальное восприятие, как это выглядит. Ну, спектакль. Какой свет… Общее впечатление. Никто не говорит, что большая форма не нужна. Она нужна. Все должно естественно происходить. Вот, например, когда я ставил в Перми балет «Дафнис и Хлоя», я бы в Нью-Йорке сделал бы, наверно, взял бы сюиту и поставил бы сюиту из этого балета. Сам Равель написал. Есть первая, вторая сюита. И сделал бы одноактный балет. Но здесь все хотели двухактный балет. Мне и самому хотелось, потому что я понял, что хорошо, мне повезло, что именно здесь я решил делать этот спектакль, потому что музыка настолько ориентальна, что мне захотелось привязать это к сюжету, мне захотелось вспомнить про Францию, про колонии…

Ведущий: И очень красивая музыка.

А.М.: И музыка, да. И мне захотелось самому поставить сюжетный балет. Но давайте вернемся к нашим…

Ведущий: К современным.

А.М.: …парням. Поэтому одноактная форма балета вот, например, на западе, в западных театрах - это стандартно уже давно принят вечер, когда театр затевает какую-то постановку, имеется в виду обязательно три хореографа. Потому что вечер в трех отделениях, и каждое отделение состоит из одного балета. То есть, в один вечер зрители смогут увидеть три совершенно разных балета.

Ведущий: Но у нас есть только в репертуаре – это Роббинса балеты.

А.М.: Это классика, извините меня. Это уже американская…

Ведущий: Нет, я имею в виду одноактные.

А.М.: У нас есть много одноактных балетов. У нас есть Шопен «Концерт» Роббинса, «Сезоны», «Бале-Империаль», «Кончерто барокко», «Сомнамбула», «Серенада», «Привал кавалерии».

Ведущий: А «Медея» с «Рингом»? Они ведь тоже в одном ??????? (неразборчиво).

А.М.: «Медея», «Ринг». Нет, можно компоновать, как угодно. Я могу и с «Медеей» поставить «Кончерто барокко» и третий, я не знаю, «Половецкие пляски» Фокина. Это уже зависит от того, какой я хочу сделать вечер, что я…

Ведущий: Но пока такого не было.

А.М.: Ну, почему? Есть. Вот мы будем делать «Привал кавалерии», «Сомнамбула», «Венгерские танцы», например. Два сюжетных одноактных балета и третий балет-дивертисмент на закуску всякие ритмические, красивые танцы.

Ведущий: Ну, это для людей, которые хотят в один вечер получить, ну, не все, но хотя бы…

А.М.: Вот мне, как зрителю, гораздо интереснее смотреть…

Ведущий: …диапазон изучить.

А.М.: …не вечер балета Фокина, а мне интересно посмотреть балет Фокина, балет Баланчина, например, и современный какой-то балет вот их недавнего.

Ведущий: И хотя бы один, да попадет в тебя.

А.М.: Нет, просто это интереснее. То есть, ты за один вечер получаешь гораздо больше информации в таком случае, чем в противном случае вот долго будет развиваться история, вот пока он… Просто, понимаете, «Лебединое озеро» - это, в принципе, хореографический и музыкальный шедевр. Поэтому здесь, понимаете, если бы, например, музыку написал не Чайковский к «Лебединому озеру», а, ну, не знаю, ну, кто угодно, Байер, это была бы совсем другая история. Поэтому здесь хореография, она ведь очень привязана к музыке. Баланчин же ведь сказал – видеть музыку. Хореография нужна для того, чтобы видеть музыку.

Ведущий: «Видеть музыку» - так и будет называться вечер хореографии, о котором мы хотели и хотим все еще поговорить сегодня.

А.М.: Ну, потому что это в диалогах Стравинского и Баланчина, они, когда общались, Стравинский говорил о том, что нужно слышать танец, а Баланчин о том, что нужно видеть музыку. Вы же знаете, это уникальная пара. Таких аналогов в истории мирового балета только два. В 19-м веке Чайковский – Петипа, в 20-м веке Стравинский – Баланчин. Поэтому, наши парни…

Ведущий: Кто эти трое, которые покажут свое видение музыки?

А.М.: Да, да, вот о чем вы говорили, что они неизвестны в России, но известны в мире. Видите ли, опять та же история. Вот есть такая пословица. В России нужно жить долго. Действительно, очень большая страна. Как показывает история не только советского государства, вообще российская история, до нас пока дойдет вот цивилизация. Мы же где-то отставали. Помните, когда был Ганзейский союз, они же попадали, вот эти ганзейские купцы в очень сложную историю. Они проплывали и Гамбург, и Ригу, и Копенгаген. И, в конечном счете, приплывали в Новгород. Это была конечная точка. Так вот на 200 лет было отставание – в культуре, в науке, в цивилизации вообще в целом. Поэтому вот эти купцы-молодцы, они сумели адаптироваться вот к такому перепаду. Подумаешь, там, тысячи километров разделяет. Сегодня это вообще не расстояние. Представляете, что такое Новгород и Гамбург? Это вообще ничего. Это вот так по Балтийскому морю проплыл…

Ведущий: Сел, долетел, да, или проплыл.

А.М.: …или долетел. Один час лететь, или полтора из Новгорода. Но в Россию все позже приходило. Тем более, что мы знаем, что у нас был «железный занавес». У нас вообще не было никакого свежего воздуха. У нас не было никакого вообще пространства, где хоть какой-то воздух бы циркулировал. Иногда что-то просачивалось. Поэтому у среднего поколения сегодня, скажем, я все равно тоже советский человек, не смотря на то, что мне 36 лет. Все равно полусоветский. А думаю, что и советский. Никуда не денешься.

Ведущий: Ну, в пионерах-то мы были.

А.М.: В пионерах были и даже в комсомоле. В партию уже не успели вступить. А уж что говорить о более старших поколениях. В принципе, у всех советских людей, у них провинциальное сознание. И поэтому у нас особый ореол имело что-то оттуда. Вы же помните фразу – за границей был, кока-колу пил, а жвачку привез? Все. Это же была система ценностей совершенно другая. Бедные люди. И в Россию, пока что-то доходило… Вот мы думали, как надо… Ведь мы могли бы тоже пригласить. Посмотрите, все газеты, значит, центральные - Театр имени Станиславского, открытие Начо Дуато балет «Na Floresta». Это очень хороший хореограф, это очень хороший балет. Театр Станиславского прекрасную политику… Сейчас он оживился с приходом Сергея Филина. Простите меня, но балет «Na Floresta» был поставлен 19 лет назад.

Ведущий: А для нас это экстра-современный, да.

А.М.: Начо Дуато «Compania Nacional de Danza». А у нас это открытие. Или Кильян . Наконец-то его ставили. Мы считали это направление дэнс, да, это шедевры, да, это… Но мы все-таки академические классические труппы, нам можно смотреть, но лучше не ставить, потому что это все равно другое направление. Это не бале, а это дэнс. Наконец-то, вот сейчас Кильяна. Вы знаете, Мариинский театр… апогеем художественной политики Мариинского театра за последние 10 лет, вот как раз, когда я работал, я как раз был ассистентом Форсайта, мы балеты Форсайта. Ведь ???????? (неразборчиво) в Лондоне написал, что... революция в Лондоне – Мариинский станцевал Форсайта. То есть, это нонсенс. Русская классическая труппа, мы первые, кто это сделали, Мариинский театр. Не могла даже во сне в самом таком фантастическом станцевать Форсайта. Станцевали. И можно было бы поставить и Форсайта, можно было бы поставить и Кильяна. Но, понимаете, я бы хотел, чтобы, действительно, для пермской труппы хорошие талантливые хореографы сделали абсолютно оригинальные работы, которые они поставили на эти тела, на эти индивидуальности именно этих артистов. Понимаете.

Ведущий: Сергей по ICQ пишет: «Ну, расскажите уже про балеты, которые будут». Говорим мы о грядущем вечере современной хореографии «Видеть музыку». Премьера этого вечера состоится 27 и 28 апреля в пермском театре. Ну, и львиную долю нашего эфира мы уже в кавычках, конечно, съели. Уделили большое внимание и истории балета, о котором нам достаточно интересно рассказывает гость. Ну, вот с того вопроса. Расскажите, наконец, уже, что это будет за вечер.

А.М.: Итак, это будет вечер, в котором будут участвовать три замечательных хореографа, на мой взгляд - Даглас Ли, Гаэтано Сото и Лука Веджетти.

Ведущий: Чем же они так замечательны?

А.М.: Ну, во-первых, они замечательны тем, что, как мы уже говорили, я хочу, чтобы они поставили оригинальный балет. Они приехали, увидели артистов. Причем, Лука и Даглас, они приезжали уже летом. То есть, вот в конце прошлого сезона. Они видели артистов. Они уехали уже с какими-то впечатлениями. И мы очень долго мучились, и мы никак не могли… почему мы назвали этот вечер обобщенным названием, потому что нам надо было уже запускать этот проект. Мы до сих пор не имели название каждого спектакля. Сейчас они уже есть, но как-то вот все-таки «Видеть музыку», тем более, это сказал Баланчин. Ну, это… по-моему, ничего звучит, неплохо.

Ведущий: Хорошо звучит.

А.М.: Это, во-первых. Мы можем, и мы будем, мы будем делать, мы будем пополнять репертуар и Баланчиным, мы будем делать и Форсайта, и, может быть, и Кильян появится в репертуаре. Это все чудесно. Мне хотелось бы сейчас, чтобы артисты… у нас все-таки очень низкая культура именно участия в сотрудничестве, в соучастии в творчестве. Это совместный процесс. То есть, есть сегодня я действующий хореограф в труппе, и я хочу приглашать людей, которые бы на этих людей ставили, которые бы создавали. Вот сейчас в зале здесь и теперь будет появляться то, чего раньше не было вообще, не существовало. Материализовываться, а не переносить готовую постановку, понимаете. Вот это самое главное.

Ведущий: Или возобновлять, например, да?

А.М.: Это иное. Давайте, иначе не хватит эфира.

Ведущий: Хорошо. Ладно.

А.М.: Вот. Почему именно они? Ну, во-первых, я лично знаком с ними. Есть же масса интересных хореографов. Но второе ключевое существенное решение появилось, потому что они все трое разных стилей и направлений. Самый неоклассичный, то, что бале-бале, то, что вообще никак. Вы знаете, направление дэнс появилось в сороковые годы в Америке, как более демократичное. То есть, мы можем вот вас, звукорежиссер, я могу вам, в принципе, сделать на ваши возможности тоже довольно неплохой номер. Но это будет в определенном ключе и в стиле. Вы не сможете танцевать классику.

Ведущий: И для узкого круга зрителей.

А.М.: Почему? Нет. Может быть, и для широкого. В зависимости от того, как вы будете соучаствовать в процессе. Классический танцовщик может все. Ему только нужно научиться говорить на другом языке. Классический танец – это латынь. Тот, кто говорит на латыни, иностранные языки может выучить легко. Так вот.

Ведущий: То есть, это неверно, когда говорят, что вот эти люди академические, что они не умеют танцевать современное и так далее…

А.М.: Нет, классический танец – это база. Прежде, чем нарисовать черный квадрат…

Ведущий: …что это штампы и так далее.

А.М.: Прежде, чем нарисовать черный квадрат, вам необходимо научиться рисовать человеческое лицо, пейзаж, яблоко, лес и мишку на севере. Понимаете. А если вы умеете только черный квадрат рисовать, вы уже больше, вряд ли, я думаю, что-то сможете еще. Все потом зависит от идеи и от стиля. Неважно. Итак, Даглас Ли. Англичанин. Закончил Королевскую школу балета… Она так и называется Королевская балетная школа. В «Ковент Гарден» ему было работать скучно. Он там появился еще до появления Уэйна Макгрегора. Он считал, что там довольно таки бедный репертуар, в основном классика. И переехал в Штутгарт, где как раз там очень интересно работать, потому что масса новых вещей создается.

Ведущий: Он там работает, как солист или хореограф?

А.М.: Он был принципал дэнс, солист ведущий. Но последнее время у него столько предложений на постановки, что он вынужден был оставить танцевальную карьеру и уже ставить. Он моложе. Ему 31 год. Наверно, сейчас уже 32. С ним я познакомился, когда Питер Мартинс как раз пригласил вместе участвовать в проекте… как же он там назывался? Нью комбинэйшенс, да, Новая комбинация. И мы параллельно ставили в «Нью-Йорк Сити Балет». Вместе работали, вместе друг с другом делились идеями. Вот он приходит и говорит – слушай, че-то сегодня… дай мне движение какое-нибудь для, понимаете, оттолкнуться. И мне очень нравится стиль, в котором он работает. Это очень сложная хореография. Это хореография, которая требует, во-первых, прекрасного образования классического, во-вторых, интеллекта. Вы знаете, в теле же тоже есть интеллект. А в теле я имею в виду, как бывает умное тело. Ну, это очень трудно.

Ведущий: Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите. Но, мне кажется, для артиста балета это вообще обязательное условие.

А.М.: Ну, не у всех есть такой дар.

Ведущий: А как можно танцевать тогда?

А.М.: Ну, у кого-то тело неумное, но голова ничего. Можно делать себя, понимаете.

Ведущий: Хорошо. Второй хореограф.

А.М.: Второй хореограф – это Гаэтано Сото. Это испанец. У него нет систематического классического образования, поэтому это больше контемпорари. Это соединение многих стилей. С ним я познакомился, когда ставил балет в Королевском балете Фландрии в Антверпене. Он там тоже делал балет. Поэтому мы друг друга знаем. Мне тоже очень нравятся его работы. Я бы с удовольствием даже поставил бы один из его уже балетов, которые я знаю. Но мы хотели, да они и сами хотят. Потом мы хотели живую музыку. Видите ли, как, и у Гаэтано Сото, у него будет Гэвин Брайсерс и пятый клавирный концерт Баха. Нет, вру. У него будет Эдвард Ланг. У Даглоса Ли Гэвин Брайсерс и пятый клавирный концерт. И третий – это Лука Веджетти. Он хотел сначала делать балет на музыку Ксенакиса. Там, где на сцене хор, там, где они камушками издают звуки, создают свое еще дополнительно. Но мы, в принципе, очень серьезно замахнулись. И пока что наш оркестр не в состоянии справиться с такой партитурой. Хотя семья Ксенакиса, они очень активно поддержали эту идею. И, в общем, здесь бы было…

Ведущий: Не в состоянии техническом?

А.М.: Мы не можем. Мы не можем по составу хора. Это очень сложная партитура.

Ведущий: У нас два хора теперь, два оркестра.

А.М.: Вот, может быть, через год мы в состоянии будем это. А пока не в состоянии. Ну, у него еще там требование, чтобы хор пел наизусть. А там настолько, ну, вы знаете, это атональная музыка Ксенакиса. И наизусть это спеть… это очень сложно. И сейчас все-таки, понимаете, театр же работает в своем графике и режиме. У нас огромный пакет премьер, гастрольный пакет, и так далее, и тому подобное. И мы решили этого пока не делать. Итальянский композитор, его друг, написал, специально сделал музыку для его следующего проекта, который он использует сейчас. То есть, он не будет ее использовать дальше, а использует ее в Перми. То есть, это электронная музыка, которая специально создавалась, как электронная. То есть, это не балет под фонограмму, это будет балет под электронную музыку. Это разные вещи. То есть, эту музыку инструментально исполнить нельзя. Она электронная. Она создавалась на компьютере.

Ведущий: Ну, типа такая, как звучит в «Ринге»?

А.М.: Ну, может быть, да. Но не такая. Там другое. Вы же знаете, тут же… Она не типа такая, но в принципе это электронная музыка. Ее инструментально исполнить нельзя.

Ведущий: Не могу не задать этот вопрос. Давно уже висит на нашем ICQ. «Как вам теперь будет работаться с новым руководством? И совпадают ли ваши взгляды с Теодором Курентзисом?» - спрашивает Иван.

А.М.: Наши взгляды, они не то, что совпадают. Они уже давно совпали, потому что с Теодором Курентзисом я знаком с 1997 года. Я уже работал в Мариинском театре, а он учился тогда еще у Ильи Мусина в Санкт-Петербургской консерватории. И мы много говорили, мы сидели, слушали музыку. У нас был целый такой… мне повезло, потому что у Теодора собирались всегда, вообще, цвет интеллигенции. Это были музыканты, режиссеры, художники, поэты.

Ведущий: Но сейчас вот этот его приезд в Пермь это случайное совпадение получилось для вас счастливое?

А.М.: Вы знаете, с одной стороны, да. Я когда ехал в Пермь работать, я даже такого себе представить не мог. Но мы же знаем, что совпадений не бывает. Значит, видимо, как-то здесь что-то все-таки собирается, какая-то интересная ситуация, команда, которая даст свои плоды.

Ведущий: Его ваши планы хотя бы вот на этот сезон, на будущий год устраивают?

А.М.: Конечно. Вот вчера мы сидели, общались пять часов. И мы не только поняли, что они совпадают, но еще и каждый мы за это время, каждый, в общем-то, много чего сделал. И мы эти планы дополнили еще новыми идеями.

Ведущий: Маша спрашивает: «Собираетесь ли вы как-то бороться с тем, что артисты каждый год уходят из театра?» Ну, видимо, балетные артисты. Текучка кадров.

А.М.: Я не собираюсь… Я с этим не то, чтобы борюсь. Я делаю все для того, чтобы этого не было. Потому что, вы же знаете, уходят в основном по какой причине?

Ведущий: Финансовой.

А.М.: Маленькие зарплаты. Очень маленькие. Балетный век очень короткий. Двадцать лет в лучшем случае у тебя стаж. То есть, в 38 лет ты уходишь на пенсию. И оказаться, с точки зрения материальной, ни с чем…

Ведущий: Если у тебя нет еще педагогического дара.

А.М.: Потом, балетная профессия, вы понимаете, во мне многие говорят – вот у нас, я не знаю, там секретарь или кто-то еще, вот средняя зарплата там 15 тысяч рублей. Да, у секретаря может быть. Потому что, понимаете, балетная профессия, особенно, если это хороший танцовщик или танцовщица, это не секретарь. Она интернациональна, универсальна. Она не зависит от языка никакого. Можно поехать работать куда угодно.

Ведущий: А как вы хотите сломать эту ситуацию, в частности, с нашим театром?

А.М.: Я надеюсь на поддержку правительства Пермского края. Они должны понять, что это бренд уже существующий не только краевого и общероссийского значения, а очень известный в мире пермский балет. Поэтому, если сейчас…

Ведущий: Чтоб к нам приезжали и было престижно танцевать на сцене пермского балета.

А.М.: Если сейчас запущен такой большой проект с «Musica Aeterna», и это должно быть, как дополнительная мощная такая струя. Но я надеюсь, что все-таки поймут и не забудут о том, что есть уже существующий бренд. И если не получится сохранить труппу, а я бы даже сказал возродить, потому что мне бы хотелось, чтобы это была немножко другая труппа. Хотя у нас есть замечательные талантливые артисты. У нас очень хорошие репетиторы. У нас, в принципе, в театре атмосфера… у нас хороший репертуар. Атмосфера творческая. Люди работают действительно, которые любят это дело. Я вижу спектакли, и люди работают очень много, тем более, что труппа небольшая. И иногда в спектаклях люди по две-три партии исполняют. Они переодеваются, понимаете, в одном акте. То есть, надо чуть-чуть. Потому что, если не удастся возродить, то от того мощного проекта, который сейчас затевается в Перми, может отколоться очень сильный кусок. Но я думаю, что Теодор не даст этого сделать.

Ведущий: Искусство балета – удивительное искусство. Его можно не только смотреть и наслаждаться, о нем можно много говорить, особенно, если собеседник Алексей Мирошниченко. Спасибо вам большое. Встретимся в театре. И, дай бог, чтобы удалось нам современный балет, искусство современного балета, а не только танцевальное искусство, вот о котором вы говорили, как-то приблизить к тому идеалу, который существует за пределами нашей страны, хотя бы. Воспитать зрителей, которые будут знать, что балет – это не только лебеди в пачках.

А.М.: Совершенно верно. Я думаю, что нам это удастся.

Ведущий: До встречи в театре. Спасибо.

А.М.: Спасибо. Приходите.