Верхний баннер
13:10 | ВТОРНИК | 19 МАРТА 2024

$ 91.98 € 100.24

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40


Программы / Биография

27.03.2016 | 11:40
Программа "Биография": Татьяна Чернова, журналист, писатель, заслуженный работник культуры РФ

Гость: Татьяна Чернова, журналист, писатель, заслуженный работник культуры РФ.

Тема: Ушла из жизни известный журналист, писатель, заслуженный работник культуры Татьяна Чернова. Ей было 86 лет. Более полувека она работала в пермских СМИ. В 60-х годах была среди первопроходцев пермского телевидения. Была отмечена многими наградами и званиями. Она является заслуженным работником культуры РФ. В день памяти «Эхо Перми» повторило программу «Биография» с участием Татьяны Черновой.

Ведущий: Нина Соловей.

___________


В студии ведущая Нина Соловей. За пультом звукорежиссера Сергей Слободин. Сегодня мне приятно вести эту программу, потому что у нас в гостях моя коллега, человек, которого можно увидеть практически на всех премьерах музыкального театра, практически на всех концертах, на всех выступлениях, человек, который больше всех нас вместе взятых, я думаю, знает и понимает в искусстве, по крайней мере, музыкального театра это точно, человек-легенда, не побоюсь этого слова, Татьяна Петровна Чернова, Заслуженный работник культуры Российской Федерации, журналист. Татьяна Петровна не только журналист, но и автор изданий о балете, воспоминаний о балете, поэтому, если позволите, мой первый вопрос будет все-таки связан с искусством театра. Помните ли вы первую встречу с театром, и могли ли вы тогда предположить, что хоть косвенно, но вы будете связаны с этим искусством?

Программа "Биография": Татьяна Чернова, журналист, писатель, заслуженный работник культуры РФ
Программа "Биография": Татьяна Чернова, журналист, писатель, заслуженный работник культуры РФ
Татьяна Чернова: Очень смутно, потому что мне было мало очень лет. Это, видимо, было в дошкольном возрасте. Единственное, что я запомнила, что это был какой-то музыкальный спектакль, и на сцене кто-то пел, и кто-то качал какую-то люлечку. Вот это «ай-люли», это какая-то незамысловатая песенка, и вот это волшебное действо театра, когда красивые костюмы, роскошные декорации, когда зал дышит ожиданием какого-то чуда, вот это, видимо, осталось. И потом как-то в школе, у нас, во-первых, был свой маленький театрик, мы какие-то разыгрывали спектакли, ставили, по-моему, даже Пушкина «Евгений Онегин», отрывочек, конечно. Ну, и потом это попало мне на счастливое время, в каком смысле – это была Великая Отечественная война, но время было счастливое почему, потому что в школу пришли педагоги, эвакуированные и Москвы, Ленинграда, так сказать, уровень какой-то был, немножко поднялся.

Детство ваше в Перми прошло?

Татьяна Чернова: Да. И театры приехали в Пермь такие уже известные, и нам хотелось все это увидеть. И в подшитых валенках, замотанные какими-то шалюшками, очень часто пешком, потому что трамваи ходили с перебоями, вот мы группками отправлялись в театра.

А театр был доступен тогда?

Татьяна Чернова: По-моему, да, потому что на галерке я видела и запомнила вот этих фаб-зайчат. У них были такие черные телогрейки, и подошвы деревянные, поэтому им говорили: «Так, проходите и сидите, не топайте ногами», капельдинеры говорили. Галерка была в распоряжении детства и юности.

Татьяна Петровна, а вот эти аншлаги в театрах и по всей стране, и в Перми, в том числе, во время войны, это что: это было желание людей спрятаться, отвлечься, набраться сил?

 

Татьяна Чернова: Во-первых, это была какая обстановка. Во-первых, это был все-таки столичный театр, из Санкт-Петербурга приехал театр, тогда Ленинград назывался. Кроме того, у нас ведь еще в Березниках, по-моему, был ТЮЗ, у нас тут Театр эстрады гостил. То есть очень много людей приезжало к нам и с концертами. Афиши были самые разнообразные. Это, во-первых. Хотелось посмотреть столичную публику. Во-вторых, действительно, правильно ты сказала, это была потребность как-то немножко скрасить тот суровый быт, который был. Он был. Но в театре было очень много военных. Почему? У нас в основном были заводы номерные, которые делали военную продукцию. На каждом военном заводе приезжали принимать эту продукцию военпреды, так называемые, были при заводах эти военпреды. Во-вторых, было более 90 госпиталей в Прикамье. Раненые, и врачи, и медицинские работники, люди тоже интеллигентные, заводчане - все это наполняло зрительный зал. Но самое любопытное, что вот в этой ложе, сейчас она, по-моему, четвертая, что ли, справа, когда входишь в зрительный зал, первая справа ложа, она всегда была пустая. И я как-то обратила внимание, что вдруг как-то в конце спектакля все головы стали поворачиваться направо. Туда вошел человек, сел в этой ложе, и публика, как бы, на этот вход, на его появление обратила внимание. Оказывается, это я потом узнала, был Гусаров, секретарь Обкома партии. На прямом проводе Москва. И когда вечером человек, имеющий уже отношение к правительству области, приходил в театр, люди поворачивали головы и понимали – ага, ну все в порядке. Он пришел в театр, он уже успел переговорить с Москвой, сделать какие-то дела – у нас все в порядке, можно смотреть дальше спектакль. Вот это какой-то градус, вот он давал градус. Кроме того, именно с его помощью была вызволена из лагерей Гейденрейх. Артисты театра тогда обратились, эту историю все знают уже, и он, в общем-то, очень во многом помогал театру. Театр, когда приехал Ленинградский…

Речь идет о директоре училища.

Татьяна Чернова: Гейденрейх была художественным руководителем. Вначале, ее привезли, она была просто преподавателем, потому что там же Ваганова была, потом она стала уже…

Ну все-таки руководителем.

Татьяна Чернова: Она руководитель была, да. И артисты театра обратились с просьбой ее оттуда вызволить. Она, действительно, там болела, она была, по-моему, в лазарете, там, в Соликамске или в Березниках это было, ее привезли в Пермь. И она пришла и стала работать в этом училище. И сейчас у нас в училище работают несколько человек педагогов, которые начинали и учились при ней, и помнят, как это было. Так что какая-то получилась такая эстафета. Вот из заштатного города, какой-то такой маленький был городишка, у нас, во-первых, хлынули эвакуированные заводы, заводы тоже большого значения, большого уровня. Значит, техническая интеллигенция.

Инженеры.

Татьяна Чернова: Инженеры, техническая интеллигенция, уровень сразу вырос. Культурный уровень города сразу поднялся. Медицина очень резко… Мы же тогда имели…Парин, по-моему, получил чуть ли не Ленинскую премию, они стали использовать мох для обработки септической ран. В общем, какой-то для города это был прорыв. Это был прорыв во всех отношениях – в экономике, в культуре, в общей какой-то среде. Это было очень здорово.

Но ведь и в то время были люди, которых это самое пришествие умных талантливых людей, не коснулось. Были же и люди, мимо которых прошел и театр, я имею в виду в личной жизни, мимо которых прошел и цвет науки, и цвет медицины, а вас это все-таки коснулось. Вы росли в какой-то особенной семье?

Татьяна Чернова: Нет-нет. Отец умер очень рано. Он был политработник, он читал лекции… Тогда был такой институт красной профессуры, у нас было какое-то тут отделение, совпартшкола, по-моему, он читал там лекции. И, в общем, он очень рано умер от милиарного туберкулеза. Мать была врачом детским, она работала в Мотовилихе. Но я хочу сказать, что Мотовилиха, хотя она была окраиной, но это был центр какой-то вот… все решал завод. Утром все вставали по гудку, и гудок поднимал весь район. И утром, когда мы бежали в школу, мы смотрели, а по дороге везли вот эти лафеты, эти пушки везли на железнодорожную станцию грузить. Город жил заводом, Мотовилиха жила заводом. И, между прочим, был клуб в Мотовилихе, там сейчас детский клуб, называлась Большая улица, и там тоже очень часто концерты проводились. И даже я в годы войны видела студию Айседоры Дункан, они ехали, эта студия, из Америки через Дальний восток в Москву на гастроли. И почему-то именно в Мотовилихе, в этом заштатном маленьком клубе был их концерт. И я туда попала, и смотрела «Революционный этюд» Шопена, эти загорелые полуголые девочки в туниках греческих…

Из другой жизни.

Татьяна Чернова: Из другой жизни, и другое искусство. Даже уже не классика, а зарождение модерна, когда они танцевали босиком. Это было, конечно, здорово. Потом в годы войны в Мотовилихе был джаз. Вот как раз молодые инженеры, приехавшие из разных городов… Вот у нас в Мотовилихе был джаз.

Вы застали то время, которое сейчас вспоминают в связи с Терпиловским?

Татьяна Чернова: Да, конечно. Терпиловский потом сотрудничал очень много раз с «Вечеркой». Во-первых, он работал во Дворце Свердлова, он там руководил. Очень часто он приходил к нам в «Вечерку». Высокий, он такой, знаешь, даже как складывался, потому что он слишком высокий был, он так как-то в полунаклон. Худой, воспитанный, очень интеллигентный, всегда говорил очень тихо. В «Звезде» работал, я помню, Гинц, который дружил когда-то с Васей Каменским, и написал книжку о Васе Каменском и о Гайдаре. То есть это еще какая-то эстафета. Просто пришлось с этими людьми соприкоснуться, и они очень много сделали, они очень многому научили.

Даже посчастливилось соприкоснуться.

Татьяна Чернова: Конечно. «Танечка, вот вы написали информацию, я вот вам хочу прочесть вашу последнюю фразу, - говорил Гинц. – Читайте ее». Я читаю: «Дети веселились вокруг елки и кино». Пауза. Я говорю: «Я так написала?» Он говорит: «Да».

Милочка...

Татьяна Чернова: Да. «Милочка, но вы же не так написали». Это вот отрабатывалось каждое слово. Тебе делали очень мягкое замечание, но тебя учили не просто грамотности. Смысл какой-то, культуре речи. Вот это все воспитывалось, конечно.

Вы получили образование в университете.

Татьяна Чернова: Университет. Университет – это тоже особое. Дело в том, что это был 47-й год, когда я поступила в университет.

Тоже не сахарный год.

Татьяна Чернова: Не сахарный год. Это были тяжелые послевоенные полуголодные годы. Но весь набор были вчерашние фронтовики. Волочков был с обрезанной половиной пальцев рукой, Мильчаков был… нет, забыла фамилию, он потом был у нас секретарем Обкома комсомола. Педагоги приехали – кто-то из Киева, кто-то тоже откуда-то. Студенческий был цвет – это были фронтовики вчерашние, которые пришли в гимнастерках, ничего, конечно, не знали. Мы вместе с ними поехали, вместе с ними занимались. Вот Саша Граевский пришел тоже из армии. Он потом работал главным редактором издательства, Саша с нами учился. Юрка Катков, будущий чемпион по шахматам. Лёвка Давыдычев, он на год меня старше учился в университете.

Лёвка… Лев Давыдычев.

Татьяна Чернова: Лев Иванович. Но у нас же был драмкружок, и Лёва играл в этом драмкружке. Причем, если он в спектакле не участвовал, если он сидел в зрительном зале, то можно было за ним наблюдать. У него все было написано на лице, он все переживал. А на спектакль приходил ректор Букирев, садился, смотрел наш спектакль. Вот какое-то было время очень… оно было уплотненное по каким-то таким категориям… всё нужно было успеть, всё нужно было быстро понять. И всем хотелось быть грамотными, интеллигентными, в отличие от сегодня. О деньгах не думали, а думали о каких-то высоких материях.

Татьяна Петровна, даже до нашего эфира, когда мы с вами встречались, я вам говорила о том, что программа будет посвящена вам конкретно, вашей жизни, а вы начинали рассказывать истории о других людях либо анализировать какую-то ситуацию. Это качество у вас природное? Ведь это - журналистское качество.

Татьяна Чернова: Мне кажется, во-первых, что это, действительно, качество профессиональное. А, во-вторых, я не считаю свою биографию чем-то интересной. Она одна из многих, моя биография, одна из сотен таких, какие пережили мои сверстники. А вот люди, с которыми я встречалась, действительно, интересные люди.

Это люди, которые, так или иначе, повлияли на вашу биографию, на ее повороты?

Татьяна Чернова: Ну естественно. Мне кажется, что такое взаимное общение, оно, конечно, всегда... на этом и строится жизнь, люди общаются, и люди передают друг другу какие-то свои знания, флюиды какие-то, какое-то настроение, состояние.

В то время, о котором вы вспоминаете, очень были популярны и драмкружки, вы уже упоминали, и народные театры, и ансамбли. При каждом заводе обязательно имелось огромное количество коллективов. Вы их посещали?

Татьяна Чернова: Конечно.

То есть амбиции артистки были?

Татьяна Чернова: Да, я же ездила после университета поступать во ВГИК. Но когда я туда приехала, это был 47-й год, там было по 40 человек на место. Тоже было очень много как раз фронтовиков. И я струсила и уехала. Я приехала сюда уже к концу приема. Так что, действительно, у меня амбиции какие-то были. Но, слава богу, хватило разума и хватило, так сказать, ситуации, что я не пошла в актрисы, а стала журналистом, чего я не жалею.

Не жалеете, потому что эта профессия встречи дает либо это удобная профессия? Дай-ка я лучше буду про артистов писать...

Татьяна Чернова: Нет, это неудобная профессия, потому что, мне кажется, что всегда приходится быть на каком-то острие. Что-то ты знаешь, но по каким-то причинам это не надо сказать, а хочется это сказать или рассказать. И, наоборот: что-то тебе дают задание о чем-то сказать, а ты считаешь, что надо сделать как-то иначе. Поэтому все равно в языке, в слове приходится искать эту точку, лавировать.

Но сегодня ведь вы достигли уже такого уровня, и репутация ваша многое значит, когда, например, на пресс-конференции, в отличие от многих нас, меня и моих коллег, вы можете задать очень дерзкий вопрос, даже резкий вопрос, и смелый вопрос. Это связано с тем, что уже…

Татьяна Чернова: Пичкалев уже не раз грозился меня вывести из зала, но пока он этого не сделал. Мне кажется, что надо задавать такие вопросы.

Иначе, зачем ходить?

Татьяна Чернова: Иначе, зачем, во-первых. Во-вторых, чем острее будет предварительный разговор, тем потом интересней могут быть материалы. Конечно, каждый по-своему это интерпретирует, и каждое издание ставит свою какую-то цель, и, наверно, свои какие-то ищет пути. Но все равно, мне кажется, что надо.

Я знаю, что в числе ваших различных званий и побед в конкурсах есть еще и награда за придуманный новый жанр «Телевизионная газета». Что это?

Татьяна Чернова: Да. Это не я придумала. Я попала на телевидение как раз где-то весной 59-го года, когда только началось телевидение. И тогда тоже пришло очень много из газет, очень много пришло молодежи. И был такой Абрам Федорович Вайман, он работал когда-то в «Молодой гвардии», газета была такая. И вот мы как-то все вместе придумали эту Телегазету. Она называлась сначала очень громоздко - «С объективом по родному краю». И была какая-то, как мы говорили, куриная гузка, какая-то штучка, которая вот так открывалась, и там появлялось какое-то изображение, это ж все черно-белое было, техника была еще на грани фантастики. Но жанры вот эти уже телевизионные… И мы получили в 60-м году, по-моему, за эту телегазету, был Всесоюзный конкурс, и мы получили премию. Мы ее показывали, ездили в Москву, и в Свердловске мы ее показывали. Тогда еще не было таких ретрансляций, но уже это начиналось. А потом на телевидение пришел Эпштейн, и очень развернулось это, и телегазета, собственно, существует и сегодня в каком-то немножко другом, может быть, варианте. Но Сергеев правильно ставит вопрос: он считает, что они, как бы, социальный такой пласт раскрывают.

Татьяна Петровна, я так понимаю, что телевидением и журналистикой в хорошем смысле вы заразили, по крайней мере, своего сына.

Татьяна Чернова: Да.

Я сейчас говорю о Никите Чернове.

Татьяна Чернова: Он заканчивал истфак, и очень увлекался спортом. И когда был на телевидении Шнайдер, Шнайдер говорит: «Давай, пусть он попробует вести передачу…» сразу там, я не помню, с футбола или с хоккея, и вот он начинал с этого. Но сейчас он работает на «ВЕТТЕ», и, мне кажется, у него неплохая рубрика «Легенды Пермского края», где он выискивает какие-то исторические интересные события, и их освещает. Ну, наверно, да, это, может быть… но не все члены моей семьи стали журналистами. И это, наверно, правильно.

Каждый пошел своей дорогой.

Татьяна Чернова: Да, каждый пошел своей дорогой.

Возвращаясь к вашей дороге. Вы написали книгу о балерине Павловой, у вас много воспоминаний. Вас не трогает, не интересует день сегодняшний? Либо просто вы пишете о том, что больше знаете?

Татьяна Чернова: Ну как? Я сразу от вас поеду на концерт хореографического училища, сегодня отчетный концерт. Я поеду туда,  в театр. Я продолжаю этим заниматься. У меня вышло уже три книжки о балете. Первая была типа буклета, где содержался чисто информационный материал. Вторая была книга типа, как бы, биографической, где я рассказывала о наших наиболее интересных актрисах и актерах балета. И последняя книга была уже автограф, где они сами немножко рассказывали о себе. Сейчас я выпустила еще одну книжку, но в ней уже о балете совсем немножко, а просто как раз о встречах с разными людьми – о ректоре Букиреве, о Льве Ивановиче Давыдычеве, о дирижере военном Лицмане. О людях, которые, мне кажется, в истории, в жизни Перми сыграли сворю роль.

Если бы вас попросили написать книгу о героях сегодняшних, хотя бы последних 20 лет. Хотя я понимаю, что уважаемый Владимир Иванович Лицман ушел тоже не так давно...

Татьяна Чернова: Во-первых, у нас остались еще и в театре, и в балете еще есть люди сегодня, молодежь прекрасная, которая работает, и очень интересные работы. Недавно был телевизионный конкурс «Большой балет», где наша пара тоже заняла место. Причем, самое интересное, что когда я их спросила: «Вы заняли такое престижное место, ребята, чего вы получили от театра, сколько вам хоть премии-то?» Мнутся. Я говорю: «Ну скажите откровенно». 10 тысяч. Я говорю директору театра: «А чего так мало?» Он: «Они и так хорошо зарабатывают». Понимаете, у нас все-таки актеры очень многие продолжают оставаться на уровне крепостных. Они не могут, так же, как артисты балета, артисты оперы, артисты-музыканты. Один музыкальный театр в городе. Если у тебя не складываются там отношения, если ты мало получаешь, им некуда уйти. Это ведь не Москва, где 60 или 50 театров, и множество коллективов, и каких-то возможностей. Поэтому они очень часто находятся в положении людей не просто зависимых, а крепостных, которые прикованы к определенной работе. Причем, это адская работа. У актеров балета адский труд. Они приходят на репетицию в 10 часов утра, в час, в два репетиция заканчивается, они там чего-то покушали, вечером снова либо репетиция, либо спектакль. И 20 лет так отработать.

Это полное служение.

Татьяна Чернова: Да.

А потом на пенсию.

Татьяна Чернова: А потом через 20 лет, будьте любезны, на пенсию. А ведь он закончил хореографическое училище или институт, он может только либо преподавать какую-то танцевальную дисциплину…

А если нет к этому дара.

Татьяна Чернова: А если нет к этому? Ну вот кто-то стал переучиваться на юриста, кто-то что-то. Это серьезная, в общем, проблема для актеров. Оперные тоже также, они быстро выходят, потому что нагрузки большие, голос, он ведь не вечен, и тоже такая работа очень серьезная.

Татьяна Петровна, я когда говорила по поводу вашей репутации, я ведь не преувеличивала, потому что и вы, наверно, уже понимаете, что ваше имя отчасти действует. Были ли в вашей судьбе такие истории, когда артисты или еще кто-то лично к вам приходили и говорили: «Татьяна Петровна, напишите про то-то и то-то», с какой-то своей личной проблемой? Вас хотя бы напечатают, вас услышат. Тогда ведь не было Интернета.

Татьяна Чернова: Моя дорогая, сейчас вопрос состоит не в том, чтобы написать, а в том, чтобы опубликовать. Наши издания, печатные издания, как правило, не берут материалы, которые не имеют какого-то скандального оттенка. То есть написать о какой-то балерине, написать о каком-то педагоге хореографического училища, у которого дата 60 лет или сколько-то еще, юбилей.

Это невозможно.

Татьяна Чернова: Это невозможно. Это не нужно никому. Хотя на самом деле читателям-то это интересно. Но газетные площади и Интернет-сообщества настолько забиты материалами скандального характера, что на это не остается ни времени, ни сил, ни пространства.

Тогда возвращаясь к тому прошлому времени, когда печатались, когда вы печатали, к вам обращались с личными просьбами?

Татьяна Чернова: Вы знаете, актеры, наши пермские, да и с Плисецкой мне приходилось встречаться, они на самом деле люди очень скромные. Они очень редко о собственной персоне говорят. Вот педагоги говорят: «Вот у меня такая девочка в классе есть, Татьяна Петровна, ну приходите. Эта девочка будет золото». Вот сейчас одна девочка Дарья Ловцова, по-моему, ее фамилия, она получает стажировку в Большом театре после окончания училища. Это, в общем-то, карт-бланш такой, понимаете. Я помню, когда была Павлова, когда была Ченчикова. Я ходила на эти уроки, смотрела, как Людмила Павловна с ними занимается. Вот об этом надо написать. «А что обо мне, - говорила Людмила Павловна, - нечего про меня писать, (она человек была такой) вот пиши про них». Поэтому, мне кажется, что главное найти какой-то поворот темы в профессии. Не лобовое какое-то искать решение, а найти какой-то такой…

А издания и редакторы не берут, на ваш взгляд, потому что они поставлены в условия, в которых им приходится быть, либо это читателями не востребовано?

Татьяна Чернова: С одной стороны, да.

Они ведь говорят, как правило – «ну никому не нужна эта твоя культура».

Татьяна Чернова: Нет, с одной стороны, они поставлены в такие условия, потому что они не получают сейчас никакой государственной поддержки. И у нас очень много редакций просто даже и не оплачивает иногда материалы, потому что как-то так складывается обстановка, закрываются многие газеты. Поработало сколько-то газета, закрылась, потому что нет средств к существованию. Это одна сторона вопроса. А другая сторона: конечно, каждый хочет, чтобы выжить, значит, нужен какой-то скандальчик. Тогда будут читать, тогда будут смотреть.

А почему редакторы, на ваш взгляд, не обеспокоены тем, что это новое поколение интересующихся воспитать? Либо все уже потеряно?

Татьяна Чернова: Мне кажется, сейчас вообще уровень журналистики несколько стал другим, потому что готовые пресс-релизы, готовые пресс-конференции, на которые приглашаются, где можно половину все узнать. Раньше это нужно было добыть, пойти куда-то. Не было таких информационных открытых пространств.

Был азарт.

Татьяна Чернова: Да, был азарт, было сложнее. Надо было «копать», как мы говорили. Вот раскопал эту тему, накопай. А сейчас это более доступно. Я могу открыть Интернет и посмотреть что-то в Интернете, найти. Я сегодня звоню в музей, мне говорят: «А мы уже выложили это, посмотри на сайте». Понимаете, они уже выложили эту информацию. То есть информация стала более доступна. И она стала более поверхностна, потому что люди берут готовый пресс-релиз, и его…

Копируют.

Татьяна Чернова: …копируют и публикуют. Вот и всё.

Но если пресс-релиз не отправлять, то и этого не будет.

Татьяна Чернова: Но мне кажется, что и пресс-релиз, и пресс-конференция это только начало пути для нас с тобой.

Конечно.

Татьяна Чернова: Это только первый звонок, первый повод, чтоб копнуть дальше, узнать, задать какой-то каверзный вопрос или подойти с этого края, или что-то раскопать такое интересное. Мне вот, например, до сих пор все хочется раскопать на самом деле, какая же зарплата у нашего Курентзиса? Кто говорит 400, кто говорит 600, кто говорит, что у него обслуживание 16 или 18 человек в том доме, где он живет. Я думаю, губернатор-то, наверно, не имеет такой обслуги.

Татьяна Петровна, а творчество Курентзиса вам интересно? Раскопать  - откуда берется что...

Татьяна Чернова: Во-первых, он дирижер. Все-таки в первую очередь он дирижер, музыкант. А художественный руководитель и дирижер – это все-таки разные специальности, правда?

Ну вот вы сейчас о творчестве.

Татьяна Чернова: Да, о творчестве. Мне не все нравится в его работе, в его постановке вопроса. Я вижу, что в оперном театре исчезает из репертуара русская опера. Ушел «Борис Годунов», «Пиковая дама» идет единицы, очень редко, «Евгений Онегин» идет в год 5-6 раз. Вот он любит «Иоланту», она почаще идет. 

«Царская невеста».

Татьяна Чернова: «Царская невеста». Практически вот эти все спектакли… «Кармен» редко идет. То есть у нас в основном театр превращается в музыкальный театр, когда больше идут концерты, которыми дирижирует Курентзис. Он привез с собой оркестр, он занимается этим. Но почему, на каком основании театр оперы и балета превращается в музыкальный театр?

А в чем отличие музыкального театра от театра оперы и балета?

Татьяна Чернова: Так в самом названии – театр оперы и балета. Все-таки опера – это жанр самый что ли всеобъемлющий в музыкальном искусстве, потому что он вмещает в себя и музыкальную часть, и часто очень танцевальную часть, и сценическую. Если балет только танцуют, симфоническая музыка только музыка, то в опере это все синтезируется. Там уже получается целый набор. Но если мы берем только концертное исполнение преимущественно, если мы берем только Моцарта, если мы не ставим спектакли на русскую тему. Ну, я понимаю, что он греческий подданный, может быть, ему русская музыка неинтересна, но ведь он живет и работает в России. Значит, он должен считаться с менталитетом российского театра.

А театр, который был при Исаакяне, он вам ближе был по духу, либо ближе тот, что был до Исаакяна?

Татьяна Чернова: Исаакян, между прочим, один из первых начал делать вот эти камерные оперы. Помните, он делал две-три оперы в один вечер, опера в фойе, начиналось это всё. Он как раз делал попытки. Ему меньше удавались, может быть, большие спектакли, поскольку он был еще молодой режиссер, он только начинал. Но «Клеопатра» у него, вспомните, «Клеопатра», Орфей», уже были какой-то вершиной. Балетные на него немножко обижались, у него опять был больше интерес к опере, был меньше интерес к балету. Сейчас к балету больше интерес почему? Потому что, убирая оперу, нам же нужно заработать деньги. На балет-то все идут, поэтому мы ставим балетные спектакли, и очень лихо зарабатываем на этом деньги. Вот и всё.

Интересовались ли вы когда-нибудь театрами драматическими? Например, один из академических некогда театров в нашем городе, центральный театр тоже в последние годы тяготеет к музыкальному искусству...

Татьяна Чернова: Мне вообще это изумительно и удивительно, на каком основании говорят, что теперь Мильграм в институте культуры у нас, в академии теперь говорят, открывает курс музыкального актера…

Актера музыкального театра.

Татьяна Чернова: Да, музыкального театра. У него нет музыкального образования. Да и дирижер-то он не сильный никакой.

Режиссер.

Татьяна Чернова: Да.

Но я думаю, специальности, которые касаются музыки, там наверняка будут вести специалисты, а он как режиссер будет преподавать режиссуру и актерское мастерство.

Татьяна Чернова: Понимаете, у нас в России как-то так очень… «до основанья, а затем». Мы сначала все разрушим до основанья, а потом начинаем все заново либо складывать по кирпичикам, либо как-то пытаться построить новое. Он разрушил театр Бобылева. Он его разрушил, тот классический русский театр, театр репертуарный, который был при Бобылеве, говоря о том, что сейчас требуется какой-то другой театр. Может быть, в этой самой идее есть рациональное зерно. То есть, может быть, нужно, учитывая современную динамичную нашу сегодняшнюю жизнь, что-то изменить. Но у нас Островский не идет, Чехов – один или два спектакля.  Та же самая история - мы изгоняем классику.

Островский там есть, только он в современном прочтении.

Татьяна Чернова: Но и то тоже один спектакль за все эти годы. Понимаете, мы выхолащиваем классику. Мы делаем ставку только на современность. И даже «Географ глобус пропил», я не знаю, видели вы этот спектакль…

Я была.

Татьяна Чернова: Вам понравился?

Разные, очень разные впечатления от спектакля…

Татьяна Чернова: Я хочу сказать: все-таки герой, даже отрицательный, должен иметь харизму. Тот же Домогаров, или, предположим, из наших киноактеров. Даже если они играют отрицательную роль, все-таки фактура, какой-то там голос, да, как-то же. Вот этот герой, который исполняет роль географа, преподавателя…

Сергей Детков.

Татьяна Чернова: Невзрачный, маленький, в какой-то сесесюльке, весь какой-то общипанный, какая-то бороденка. Понимаете, мы заведомо делаем его уже неинтересным.

А если его увидел таким режиссер. Вот она прочитала, и у нее возник именно такой образ...

Татьяна Чернова: Но Иванов писал не такой… Насколько я читала Иванова, и мне очень нравится этот роман. Мне кажется, что при всем внешнем, то, что он там любит выпить, то, что у него не все складывается в семье, он ведь своих ребят заставил полюбить и поверить в то, что край, в котором они живут, прекрасен, что там очень много красивого. Он их вывез в эту тайгу, он им показал какие-то… Он их сдружил. Значит, все-таки в нем есть что-то то, что помогает человеку стать лучше. Даже и ему самому, видимо, в процессе этого самотворчества, этого само, так сказать, истязания. А здесь я этого ничего не увидела.

Татьяна Петровна, исходя из нашего разговора, у меня складывается впечатление, да и вообще, наблюдая за вами, что вы идеалист…

Татьяна Чернова: (смеется).

…и, еще есть сегодня модное слово - перфекционист…

Татьяна Чернова: Ага…

 

… чтоб все было очень красиво, чтоб все было воздушно, чтоб была эстетика. Это так?

Татьяна Чернова: Нет. Я бы не сказала так. Мне очень нравится опера «Клеопатра» в постановке Исаакяна, где последняя сцена просто потрясает. И мне очень нравился наш «Борис Годунов». И романы я люблю с такой, так сказать, какой-то заковыркой. Нет, я бы не сказала, что я идеалист, но налет какого-то романтизма, конечно, присутствует. Это, может быть, дань времени, может быть, это какое-то воспитание, не знаю, налет романтизма есть. И каждый раз наступаешь на какие-то грабли и ошибаешься. Я сама очень во многом виновата, и, я считаю, что у меня очень много плохих качеств. У меня отвратительный характер, я неуживчивая, я бываю дерзкой.

Это издержки профессии все-таки, нежелание молчать?

Татьяна Чернова: Я не знаю, это издержки чего. Может быть, потому, что я была одним ребенком в семье, и мама работала, и я была предоставлена сама себе, книгам. Не знаю, почему. Но я не сахар.

Татьяна Петровна, хотелось ли вам когда-нибудь уехать из этого города?

Татьяна Чернова: Когда я первый раз попала за границу, начиналось все с Болгарии, потом Венгрия, потом я и до Франции добралась, и до Швеции, вы знаете, каждый раз, входя обратно в лайнер самолета, я говорила: «Мальчики, (летчиков), господи, как хорошо. Ванечки вы наши, сейчас мы летим домой». Вот все равно какое-то чувство дома, оно остается. В Москве ли ты живешь, уезжаешь ли ты в Москву, в Париж ли ты заскочил на какое-то время, в Швецию. Да, хорошо, но, может быть, мы были так устроены как-то. Сейчас вот мои внуки рассуждают уже, конечно, иначе. И я знаю, что многие у нас, и молодежь, уезжают. Но я не считаю это правильными. Мне кажется, что нужно обустроить свой дом. Да, в доме не все в порядке, да, в доме много нужно менять. Ну а кто это будет делать? Если все уедут хорошие и умные люди, то кто это будет делать?

Поэтому вы так активно принимаете участие, например, в событиях, которые организует Союз художников, против культурной, так называемой, революции, которая происходит в нашем городе последние четыре года? Выступаете, высказываетесь.

Татьяна Чернова: Да, наверно. Я считаю, что все-таки творчество наших художников, творчество наших актеров заслуживает того, чтобы этому уделялось больше внимания, и чтобы это не было вторым планом. Вот сейчас это явление, как бы, наши художники, они отодвигаются на второй план. Наши актеры, наши музыканты, они на втором плане. Вот постепенно идет выхолащивание, потому что Марату Гельману нужна вселенская слава. Он сюда будет привозить Мексику, он сюда будет привозить Германию. Это тоже нужно. Но в каких пропорциях и в какой это… 

А  сами музыканты, сами артисты, сами художники, они не виноваты в том, что они как-то так легко отодвигаются, либо их ставят в условия? Во всем ли виноват только Гельман?

Татьяна Чернова: Мне кажется, да. Просто мы инертны, наша интеллигенция еще инертная

Есть ведь доля…

Татьяна Чернова: Да, есть доля правды, что мы инертны, что мы не умеем бороться. Когда я разговариваю с ребятами, я говорю: «Понимаете, он уже сделал этот шаг, Гельман, а мы еще только хотели сделать это». Он всегда впереди, потому что мы вечно… мы опаздываем, мы че-то… пока мы думаем, пока мы собираемся, пока мы организуем это все, а там уже все сделано, там уже деньги поделены, там уже план составлен, там уже всё, всё, всё организовано.

Татьяна Петровна, скажите, пожалуйста, ваша жизнь, она счастливая или она, скорее, интересная?

Татьяна Чернова: Ну счастье ведь это миг. Счастливым человек может быть только какое-то очень короткое время. Невозможно быть счастливым всю жизнь.

Но эти времена ведь были в вашей жизни.

Татьяна Чернова: Ну какие-то мгновения, конечно, были счастливы, были озарения, были мгновения. Но я не могу сказать, что она была легкая, потому что приходилось что-то преодолевать, и в первую очередь в себе. В первую очередь в своем характере, в своем каком-то поведении, в своих каких-то дружеских связях неправильных или ошибках…

То есть самовоспитанием занимались.

Татьяна Чернова: Да. Ну как же, ошибок было сделано много в жизни. Но меня всегда окружали хорошие люди. Я очень благодарна людям за поддержку, за какое-то внимание. Мне кажется, что мы умеем… вот что мы умеем, так это мы умеем дружить. Мы можем не сказать друг другу «здравствуйте» или вовремя там что-то, но если в доме будет пожар, если что-то случится, то дверь будет распахнута, и к тебе придут на помощь. Я думаю так. Вот это очень важное качество наших людей. И я благодарна всем, кто всегда мне помогал, и я думаю, будет со мной рядом.

Вы бы хотели, чтобы эти качества были присущи и вашим внукам?

Татьяна Чернова: Да. А я в них это воспитываю. Мне это очень нравится, когда они мне говорят: «Ну давай руку, я тебе помогу сейчас»,  говорит маленькая малявка, которой 8 лет. Или старшая мне звонит и говорит: «Тата, я вот тут вычитала, я, понимаешь, хочу вот то-то, то-то, то-то». Мне кажется, что вот такое общение, оно, конечно, помогает. Они хорошие девчонки. Современные, но очень хорошие.

Татьяна Петровна, вы ведь стихи еще писали?

Татьяна Чернова: Нет, стихи в прозе. С рифмой у меня не все в порядке. Как-то она мне меньше удается. А вот какие-то такие, может, поэтические образы придумать, это я еще могу.

Дай бог, чтобы эти образы вас посещали как можно чаще. Я желаю вам здоровья, и надеюсь, что мы встретимся в этой студии еще не раз.

Татьяна Чернова: Спасибо.

В гостях была Татьяна Петровна Чернова, журналист, Заслуженный работник культуры. До встречи в театре, Татьяна Петровна.

Татьяна Петровна: Да, обязательно.


Обсуждение
3755
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.