Верхний баннер
21:32 | ЧЕТВЕРГ | 28 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40


Программы / Колущинская удивляется

28.07.2016 | 16:28
«Одной из основ столь жесткого введения ЕГЭ во всех школах и при приеме в вузы является некая презумпция виновности системы образования, потому что власть относится к учителям как к людям, которые при виде коробки конфет забудут обо всех принципах и тут же поставят пять», – Андрей Колесников

«Одной из основ столь жесткого введения ЕГЭ во всех школах и при приеме в вузы является некая презумпция виновности системы образования, потому что власть относится к учителям как к людям, которые при виде коробки конфет забудут обо всех принципах и тут же поставят пять», – Андрей Колесников
«Одной из основ столь жесткого введения ЕГЭ во всех школах и при приеме в вузы является некая презумпция виновности системы образования, потому что власть относится к учителям как к людям, которые при виде коробки конфет забудут обо всех принципах и тут же поставят пять», – Андрей Колесников
- Добрый день, дорогая Пермь! Я – Ирина Колущинская. У меня замечательный гость, с которым мы будем, конечно, общаться друг с другом на «вы», это профессор Андрей Константинович Колесников, ректор Пермского государственного гуманитарного педагогического университета, с которым мы знакомы 46 лет. Здравствуйте, Андрей!

- Здравствуйте, Ирина Владимировна, это действительно так.

- Ну вот говорить – да, ни звука про политику, никаких выборов – не хочу ни за что, и, думаю, вы тоже.

- Ну это интересно, но давайте поговорим о чем-нибудь другом.

- Да, я думаю, что поговорить хотелось бы про образование.

- Это безусловно интересно.

- Потому что есть такое ощущение, что мы тут все пытаемся слезть с иглы газонефтяной, а, похоже, надо бы заниматься уже детишками, потому что иначе не слезем. Вот такое есть ощущение. Скажите, пожалуйста, в каком состоянии у нас находится эта социальная отрасль? Сколько вообще нужно? Сколько нужно людей с высшим образованием стране, чтобы ей было хорошо?

- Очень сложный вопрос, очень сложный вопрос. Вы понимаете, отрасль образования, она существенно отличается от массы других направлений деятельности общества. Это вещь, которую никогда не сможет заменить торговля. Нельзя купить образованных людей, нельзя выучить всех за границей, как, скажем, можно сделать в любой отрасли – машиностроения, телевидения или еще чего-нибудь такого. То есть, это всегда национальная проблема. Убежден, что страна имеет то образование, которое она заслуживает.

- Какой вы недобрый!

- Нет, нет, добрый. Действительно, трудно представить себе высокоразвитую страну с очень слабой системой образования.

- Да нет, конечно.

- Трудно представить себе слаборазвитую страну с великолепной системой образования. Поэтому, конечно, какие-то флуктуации в этой области возможны, но страна имеет то образование, которое заслуживает. И главный механизм здесь, о котором почему-то незаслуженно редко говорят – это вот та мотивация к обучению, которая общество, экономика, социальные лифты, которые должны, в общем, с интересом и хорошо учиться в школе, и особенно самоотверженно проводить время с 18-ти до 22-х лет в вузе, когда в любом самом оснащенном, самом благополучном вузе каждый студент должен работать на пределе своих возможностей, независимо от стартовых знаний и одаренности.

- А это надо нашим студентам?

- Ну вот это как раз вокруг этого вопроса, значит…

- Так.

- Если студент видит, или, по крайней мере, испытывает сильную иллюзию, что успехи в обучении определенно сделают его жизнь интересной и благополучной, то это и есть для большинства вот тот самый мотив, который заставляет их трудиться, не покладая сил, с надеждой на благополучное будущее. Если мы будем продолжать выдавать примеры небогатых людей с высшим образованием, работающих по специальности, которых у нас все еще достаточно, таких примеров, то это гасит любые усилия высшей школы, любые финансовые вливания в высшую школу и делает ее такой, которое заслуживает общество.

- И вуз становится социальным убежищем для молодежи до 22-х лет.

- Не самое плохое убежище, не самое, да. Так вот, в некоторых областях мы видим некий прогресс и туда идут радостно студенты и там все двигается. В некоторых областях некое затухание. Ну, в общем, в общем, вот в итоге получается та картина, которую заслужило общество.

- Итак, хочу процент. Сколько у нас? Сколько у них? Сколько в Пермском крае, хочу.

- С процентами… С процентами, да, с процентами никогда… Удивительно. Значит, вот интерес к процентам вдруг внезапно стал всеобщим после заявления Ольги Голодец – вице-премьера нашего правительства, о том, что в обозримом ближайшем будущем России требуется не более 35% граждан с высшим образованием.

- Это как же она посчитала-то?

- Вот сейчас по поводу многих фраз говорится, что они вырваны из контекста, в это трудно иногда поверить, но вот эта, похоже, вырвана из контекста действительно. Во-первых, есть несколько систем подсчета вот этих граждан. Ну достаточно сказать, что младенцы, в принципе, не могут иметь высшего образования. Но если мы посмотрим на статистику…

- Ну да, здесь это как-то странно.

- То, в общем, в Российской Федерации 21% населения имеет высшее образование, это всего населения, а в Пермском крае эта цифра 17,4%.

- Маловато.

- То есть, до 35-ти еще работать и работать. Ну если интересуют, скажем, другие страны, которые на слуху: Соединенные Штаты – 42%, Япония – 45%, Канада, благодаря своей политике иммиграции людей с высшим образованием – 51%.

- Ой-ой-ой-ой.

- Австралия – тот же самый результат, 38%. То есть, вот развитые страны не сильно ограничивают проценты, наоборот, привлекают людей с высшим образованием.

- На государственном уровне, да.

- И это миграционная политика государств.

- Ну наша миграция, к сожалению, в обратную сторону. В прошлом…

- Ну она не повышает этот процент, это правда.

- Да. Более того, в прошлом году, в 15-м году из Пермского края уехало 4000 человек, причем не в Москву, а в Екатеринбург, в Московскую область, в Ленинградскую область, в Пензу, прости господи, в Казань. И это люди преимущественно с достаточно высоким уровнем образования, и это очень печально. Я думаю, что это, ну колоссальная работа должна быть у властей – и у исполнительной и, может быть, даже особо представительной.

- Видите, миграция в нашей стране, где миграционные процессы внутри страны, они, в общем-то, достаточно слабые, традиционно гигантские расстояния, низкий экономический уровень жизни. Миграционные процессы – это замечательный показатель, говорящий власти и законодательству о том, где большие социальные лифты, где больший карьерный рост.

- Я не могу не спросить, вернее, я бы сказала, хочется возвратиться к теме, которую мы подняли с вами 10-11 лет назад. Это по поводу ЕГЭ.

- О!

- И вы тогда замечательно сказали, что мы приехали в Европу, посмотрели, какие замечательные там делают очки, там очень хорошо через них видно, и решили их купить. Но решили сэкономить и от этих очков купили только дужки, а потом удивляемся, почему так плохо видно.

- Ну, действительно, была какая-то такая аналогия. Страшная тенденция, которая особенно действительно была 10, может быть, 12 лет назад распространена – это некое фрагментарное заимствование разных образовательных технологий.

- Вообще это безумие.

- Кусочек отсюда, кусочек оттуда, тогда это…

- Но так же не бывает!

- Не бывает, конечно. Это всегда система. Это всегда система сквозная – от детского сада до аспирантуры. Поэтому фрагментарное заимствование, как опыт, полезно, но административное внедрение этих фрагментов приводит к удивительным вещам. То же самое ЕГЭ родилось, как многое в истории человечества, в Нидерландах. И это действительно некий национальный тест. Ну вспомните еще небольшие размеры Нидерландов и 15 миллионов населения, да.

- Ну и какие там вообще задачи должны быть.

- Национальный тест на уровень школьного образования. Я задал…

- Ну это измеритель, а не цели.

- Да, да, это некий измеритель, который абсолютно не определяет твою судьбу при поступлении в высшую школу и вообще всю жизнь. Значит, два фундаментальных вопроса, которые волнуют меня, как ректора педуниверситета и все образовательное сообщество: вот если человек выучил в совершенстве рекомендованный учебник и умеет отвечать на все контрольные вопросы – означает ли это, что он напишет ответы на ЕГЭ на сумму, близкую к ста баллам? Очевидно, нет. А если мы – это самый страшный вопрос – посадим учителей писать ЕГЭ… 

- Ой, да уж, да уж.

- Означает ли это, что все они напишут на сто или близкое к этому баллу? Тоже нет. В Голландии на эти вопросы с изумлением отвечают положительно: «Да, конечно!» Вся эта система заточена именно таким образом. У нас нет. В результате многолетнее внедрение программы единого государственного экзамена сильно изменило, может быть, самые ценные школьные годы – десятый и одиннадцатый классы.

- Да, да, да, да, да.

- Оно породило фантастическую сеть репетиторства, поскольку если и учебник, и среднестатистический учитель не дают этой вожделенной сотни баллов, то откуда же оно возьмется? И вот этим увлеченно занимается вся система образования. Сейчас идет прием в вузы, у нас огромное количество заявлений на подавляющее…

- Конкурс большой?

- Ну это же конкурс заявлений.

- А, ну да.

- Около одиннадцати заявлений на место – средний конкурс. Но это, но это…

- Включая физический факультет.

- Ну там чуть поменьше, я про средний конкурс говорю. Но там тоже более пяти. Но это заявление. Это заявления. И вот в августе мы начнем прием по этим самым заявлениям – и подлинникам или копиям. И у меня есть такая специальность интересная – логопедия. Так вот, базовый предмет при поступлении на логопедию, догадайтесь, какой? Обществознание. Мы не слышим этих людей…

- Ой, я больше не могу.

- Мы из них будем делать логопедов. Вот это вот гримасы ЕГЭ-системы. На мой взгляд, нельзя ничего доводить до крайности. Оставьте…

- Да идиотизм вот это, уж по большому счету.

- И до идиотизма тем более, да. Значит, оставьте какие-то непрофилирующие экзамены в форме ЕГЭ. Если человек поступает на факультет физической культуры или математики – ну я готов принять его ЕГЭ по русскому языку как некий факт. Это не профилирующий экзамен, но дайте мне поговорить с этим будущим математиком в традиционной экзаменационной форме, и результаты будут лучше.

- Андрей Константинович, я очень хорошо помню, у меня был одновременный… Интервью в «Звезде» где-то в середине, по-моему, 80-х – в конце 80-х годов, с одной стороны с профессором Капцуговичем, с другой стороны с академиком Вагнером. Оба говорили о том, что для них, как для ректоров специализированных таких вузов, принципиальный вопрос – найти и зачислить на обучение своего, своего абитуриента.

- Конечно, конечно, конечно. Опытный преподаватель видит это, видит сразу, насколько человек обучаем, насколько он контактен. Не знаю, что там у медиков, может быть там как бы боязнь или еще что-то, но у нас – мы готовим человека в педагогическом университете, который будет работать всю жизнь, простите за тавтологию, в режиме человек-человек, и нам очень важно, как он умеет общаться, как он смотрит в глаза, как он реагирует на человеческую речь и как он умеет вести дискуссию.

- А на ЕГЭ не написано, какие у него глаза.

- На ЕГЭ не написано. А всему остальному мы научим. Всему остальному мы научим. Это удивительно. И в ЕГЭ есть еще одна проблема: безусловно, это некий унифицированный тест, который позволил посмотреть с другой стороны на нашу школу, но учить можно знаниям, а учить можно пониманию.

- Да.

- И есть всего около десяти стран в мире, где есть наука. Россия все еще относится к этому десятку, а в других есть образование, которое дает чудесные знания, но есть огромное количество областей науки, где нет представителей этих стран. Так вот, ну, скажем, какой-нибудь простой пример. ЕГЭ спрашивает: какое время года наступает после зимы? На выбор вам лето, осень и весна, вы подчеркиваете весну. И вы знаете! Это правильный ответ, вы идете дальше, вы получили свой плюсик. Но понимаете ли вы это? Про эллиптичность орбиты, наклон земной оси, вращение земли. Из этого получаются ученые. А из ЕГЭ получается вот некая статистика.

- И при этом, смотрите, прекрасная школа в Финляндии, но, однако, никаких ЕГЭ на такие профессии как педагогика, психология, медицина, парамедицина, ветеринария…

- Это очень важно в Финляндии.

- Ветеринария.

- Да, да.              

- Вот этого нету, там нужно приходить и рассказывать про сущность свою человеческую, а не только на ответы. Это вот…

- Действительно так. Тесты широко везде используются, но когда они начинают доминировать – это, конечно, большая проблема.

- Скажите, вот я кстати… Вы сказали очень интересную штуку: умение работать с человеком все время. Я пришла в школу после университета, а не после педуниверситета, пединститута. Я была шибко образованная для выпускника вуза, поскольку, ну, истфак Пермского государственного университета – это так же, как вы закончили физический факультет, пришли в педагогический институт, вы физик, однако.

- Я тоже увидел много странного для себя там, это правда.

- Да, да, да. Однако, тетеньки с дипломом скромного педуниверситета и даже заочного отделения умели что-то такое…

- Что-то такое умели.

- Да, да, да, что я-то не… Я очень не сразу поняла.

- Простой вопрос. Простой вопрос. Пусть каждый из слушателей задаст его себе. Мы все говорим на более или менее правильном русском языке и умеем писать. Готовы ли мы преподавать русский язык?

- Да уж, да уж.

- Есть некая разница между умением чем-то пользоваться и умением это преподавать. И вот в этом, в этом вся интрига педагогического образования.

- Да, да, да, да, да. Значит, в этом году пермяки будут праздновать столетие высшего образования в Прикамье. Что за это время университеты дали городу и Пермскому краю?

- Ну для меня это событие, которое представляется очень важным.

- Итак, что за это время университеты дали городу и Пермскому краю?

- Да, так вот, столетие высшего образования в Перми и в Пермском крае. Важнейшее событие. На самом деле, сейчас очень много публикаций по этому поводу. Мы, естественно, интересуемся всеми этими вопросами. Это было великое единение власти, бизнеса, социум того времени. Надо сказать, что Пермь с конца XIX века была очень озабочена проблемой открытия хоть какого-нибудь высшего учебного заведения. И к этому, в общем, были готовы все слои общества. И тут вот Первая мировая война, эвакуация ряда университетов. И это привело к тому, что в Пермь приехала часть Петроградского университета и оборудование, в основном оборудование Тартусского университета.

- Но задача-то была еще в конце XIX века. Ну тут уже сцепилось все.

- Да, да, да. Но Пермь была к этому готова и произошло то, что в современных условиях представить себе трудно – город, богатые люди, различные общественные структуры отдали 10 самых красивых зданий под будущий университет. В итоге Пермь победила вот тот самый упомянутый Екатеринбург и всех сильных соседей. И это появился первый университет на Урале. Разумеется, это сделало город совершенно другим. Все другие учебные заведения так или иначе произошли из вот того первого университета, ну и понятно, университетский город и город без полноценного высшего образования – это совершенно два разных образования. Так вот, университет дал очень много, он дал целые поколения местной интеллигенции. Плюс Пермь – традиционно такой полуссыльный край…

- Да уж.

- …имел фантастическую возможность и в 30-е годы, и после войны принимать на работу деятелей высшего образования, которые провели там несколько лет в местах заключения.

- Особо талантливые люди, да!

- Да, да, да. Или имели какие-то проблемы в ходе Второй мировой войны. И это позволило в Перми создать значительное количество научных школ практически мирового уровня.

- Например?

- Ну, например, школа физики.

- Да.

- Школа химии. Замечательные историки, которые оказались здесь, несколько

- Да.

- Можно называть имена.

- И фундаментальная наука, да.

- Это люди, которые принесли с собой целые научные школы. Поэтому вот это скачкообразное развитие в ходе двух мировых войн, оно очень сильно положительно влияло на пермскую школу.

- Не пугайте, не пугайте.

- Вот сейчас пытаемся развивать целые поколения, да.

- Вы знаете, когда начались, значит, как грибы после дождя начали возникать так называемые университеты, где не попадя, я очень долго фыркала, даже когда возник университет на моей родине, в Краснокамске, я фыркнула. Значит, когда в Омске – я сказала: «Ерунда». И там и Пенза, и потом еще… Все равно они другие.

- Они другие, другие. Во-первых, сюда приехала куча великих людей тогда в эвакуацию.

- Да, конечно.

- Сейчас мемориальные доски висят на наших стенах.

- Да.

- Кстати, педагогический университет, главный корпус – это здание, которое город с 13-го по 15-й год строил для пермского земства. И вот местный парламент должен был заседать в этом замечательном здании. Они его, не задумываясь, отдали будущему университету. Это сильно, это сильно.

- Я вам больше скажу: по-моему, кроме президента Соединенных Штатов только у ректора овальный кабинет. Ну скажи, да, да?

- Да, да, да, да, да нас двое, да.

- Да, вас двое, совершенно верно. Насколько сильно изменились за это время сами университеты и студенты? И какова социальная миссия университетов сегодня?

- Ну вы понимаете, университеты и меняются, и в чем-то очень сильно, и в чем-то они остаются очень инерционными и неизменными. В этом прелесть, на самом деле.

- Да.

- В этом сила и прелесть университетов…

- Но делят их превосходно.

- Которая позволила им пережить 90-е годы, когда государственного финансирования практически не было, но зато сколько было академических свобод в то время.

- Да уж.

- Вы понимаете, меняется оснащение. Меняется оснащение, конечно. Если, значит, скажем, в 80-е и вначале 90-х годов мы только читали и мечтали о каких-то компьютерах, о какой-то современной оргтехнике, исследовательской технике, то сейчас всего этого стало очень много. Сейчас в значительной степени эти проблемы решены, и особенно в Перми, поскольку два наших университета – политехнический и классический – стали национально-исследовательскими с дополнительным финансированием. Ну а наш педагогический университет выиграл программу стратегического развития в числе 55-ти вузов страны, и это тоже было очень серьезное вливание со стороны федерации. Да, вот с оборудованием сейчас достаточно неплохо.

- Но зато какие у нас были лекторы! Какие у нас были лекции!

- Лекторы, лекции были совершенно потрясающие.

- Какие у нас были профессора, какой это был потрясающий фундаментально-научный театр одного актера, и каждый был гений.

- Это действительно так, да.

- Вот это общение, они…

- Это был бешено вдохновляющий момент, и на этих людей хотелось походить. Ну это вот, собственно, миссия учителя. Да. Ну а что неизменного? Мне очень важным кажется сохранение университетского духа в наших университетах. Не скажу, что с этим нет никаких проблем, но на большей части этого пространства его удается поддерживать и лелеять. Я имею в виду под университетским духом, когда с любой мыслью можно бороться только мыслью.

- Да.

- И когда без всяких рангов любой участник этого процесса – от студента-первокурсника до ректора, могут обращаться друг к другу для обсуждения любых вопросов. Вот это основа университета и аналогов в каких-то других отраслях найти очень трудно.

- Я вам должна сказать, что мы же совершенно спокойно общались и с ректором нашим…

- Я очень надеюсь, что, что…

- Я уже не говорю о своем любимом декане – Игоре Севастьяновиче Капцуговиче.

- Да, да, да. Я надеюсь, что в нашем университете, куда вот этот университетский дух как раз принес ваш любимый декан Игорь Севастьянович Капцугович…

- Да, да, да, вместе с истфаком, который тоже…

- Став ректором педагогического университета в 79-м году. Да, так вот, этот университетский дух, я очень надеюсь, удается сохранять.

- Вот такой странный вопрос: справляются ли университеты с ролью кузницы элиты Пермского края? Как у нас с кузнецами там?

- Значит, куем, куем. Ну что же, выходит довольно много образованных, образованных специалистов-студентов. Вопрос их будущего? Понятно, они молоды, честолюбивы, хотят быть успешными. И вот те отрасли, которые их ждут – они должны их завоевать. К великому счастью, мы сейчас с уважением относимся к свободному выбору свободного человека, мы избавились от жесткого распределения и всяких разных обязательных трудоустройств, но…

- А идут на работу в школу-то?

- Пошли. Идут. В последние годы условия работы в школе, социально-экономическое положение учителей действительно улучшается. Это теперь уже не просто слова, они улучшаются. То ли там улучшается, то ли вокруг хуже становится, но идут в школу.

- Вот именно, подсказка.

- Идут в школу. Все относительно. Идут в школу.

- Вот знаешь, с чем я согласна? То, что в школе есть работа.

- Да.

- И есть зарплата какая-никакая. А больше ты никуда…

- Да. И есть условия для работы. Вы посмотрите, какие сейчас школьные здания, какое оборудование. Совершенно блестящие вещи в школе

- Ну… Ой… Не буду говорить об этом.

- Идут, идут. Идут. Пермь – довольно живое место в этом плане.

- Значит, дайте оценку степени вовлеченности университетов в жизнь нашего пермского общества. Ну, смотря какое общество там.

- Ну, я считаю, что в полной мере. В полной мере. Понятно, что как и вся наша страна, наша жизнь не очень наукоемкая. Количество заказов, которое генерирует власть, промышленность по сравнению с жизнью, скажем, экономически развитых стран, не очень высока. Научные исследования не очень востребованы в нашем обществе. Это огромная проблема, и огромная проблема на самом деле.

- Почему?

- То есть, мы с удовольствием строим сборочные заводы, где из трех частей мы собираем «Рено Логан», вот там нужны квалифицированные, дисциплинированные рабочие, но ученые точно не нужны. Все это где-то придумано. Поэтому вот количество прорывных отраслей, где ничего нельзя купить и самим нужно что-то делать – их немного. Поэтому потребности вот в таких супервыпускниках – я снова возвращаюсь к мотивации, любимая тема – они не очень высоки, но, понятно, что университет в основном насыщает школу, а через школу проходят все поколения.

- И еще бы там заставить, чтоб они…

- И университет очень активно работает в культурологической области, ну в самых неожиданных областях. Мы – главные эксперты по различным археологическим изысканиям.

- Это, да.

- Вот так сложились специалисты. Так что, в общем…

- Я очень хочу, чтобы дети в наших школах снова начинали рассуждать вслух и давали устные ответы…

- Ну это можно только до девятого…

- Около доски, пусть интерактивной, хоть десять раз, перед аудиторией, потому что, ну не говорят – значит не мыслят, ну вот меня с этого места не сдвинешь.

- Ну вот 10-й и 11-й класс, к сожалению, уходит на работу с тестами.

- Кошмар!

- Это огромная потеря. Вот нельзя так увлеченно это делать, это все должно в каком-то масштабе…

- И, главное, причем тут, причем тут школа?! Там репетиторы и за них надо платить.

- Конечно, конечно.

- Вообще все как-то наперекосяк.

- Удивительным образом профессиональное сообщество молчит по этому поводу и здесь две причины. Одна, может быть, не самая важная, что вот в этих условиях десятилетия ЕГЭ образовался целый класс преподавателей – легальных и нелегальных.

- Которые ничего не умеют делать.

- Которые работают репетиторами и очень успешно живут в этой среде.

- Конечно.

- А второе – одной из основ введения ЕГЭ и столь жесткого введения ЕГЭ во всех школах и при приеме в вузы является, ну некая вот такая презумпция виновности системы образования, потому что власть относится к учителям как к людям, которые при виде коробки конфет забудут обо всех принципах и тут же поставят пять. Это совершенно не так.

- Конечно.

- Но вот эта презумпция виновности системы образования…

- Это безобразие.

- Это одна из основ всей этой, всех этих механизмов выпуска из школы и входа в университет. Это ужасно. Надо уважать своих детей и все эти рамки металлоискателей и конфискация телефонов и…

- Ну это безобразие, это просто безобразие.

- Ну это, по-моему, некий культурный шок для человека, входящего во взрослую жизнь.

- Есть такой вопрос: вот если коротко, кто такой сегодняшний студент? И каким вы его видите в будущем?

- Ну что же, студенты – они всегда замечательные, значит, они молоды, честолюбивы, у них много планов, может быть, иллюзий, они в целом радостные. Это очень важное…

- Безусловно.

- Это очень важное качество. Действительно, много иллюзий.

- Gaudeamus igitur.

- Да, да.

- Gaudeamus igitur.

- Да, да, да. Они, они готовы быть успешными и счастливыми. У них есть еще одна вечная замечательная особенность: если каждый из нас каждый год становится на год старше, то студентки… Студенты, простите, третьего курса…

- Ой, ой, ой, ой ой, ой…

- Они, они, она…

- Все-таки студентки, ну все-таки студентки!

- Они всегда третьекурсницы. Так вот, они молоды, честолюбивы и вот очень важно подарить им некий заряд идеи и знания, чтобы поддержать их в этом состоянии как можно дольше. Поэтому мы стараемся показывать им самых разных интересных людей, а не только вот этих преподавателей.

- Да.

- Вообще это огромная проблема нашей высшей школы – это академическая мобильность. Они не должны видеть один вуз, они не должны видеть одних профессоров. Все должно мигрировать. По-моему, в американском университетском сленге есть такой термин, как академический инцест – это когда кафедра производит себе подобных, потом старики уходят и эти начинают стареть, производить себе подобных, и вот так они без контактов живут. Должен быть обмен, нужно видеть людей из других университетов, нужно показывать себя в других университетах. Это страшно обогащает. Ну вот такой студент. Все поколения немножко разные. Сейчас, конечно, вызов для всей системы образования – профессор, учитель в школе, они перестали быть, по существу, единственным источником информации. У вас есть и интернет, и сети, и чего только нет. И вот в этих условиях это некий новый вызов. Нужно быть интересными.

- Интересными.    

- Вот сочетание этих разных источников информации – может быть, это вот новинка всего сезона.

- У меня есть два вопроса, а времени только на один. Мне очень хотелось кусануть Болонский протокол. Но лучше я не про это буду. Я знаю, что вы несколько…

- Ну, Болонский протокол уже не упоминается.

- Ну хорошо.

- И люди из Болонского процесса стараются не поддерживать с нами отношения, поскольку мы этим словом называем нечто совершенно другое, не то, что они.

- Хорошо. Мне гораздо интереснее вот о чем. Вы много лет подолгу работали в Европе и читаете, читали лекции на английском и французском языках.

- Только на английском. Французский…

- А, вы разговариваете только, parlez francais, ну то есть, работаете.

- Нет, нет, только английский, только английский.

- Значит, по каким темам? Что это за программа была? Что это было?

- На самом деле, это не были регулярные лекции, это были отдельные лекции по приглашению, поскольку вот как раз в том плане, о котором я говорил – по обмену. Это был Оксфордский университет и там очень принято приглашать профессоров из разных стран для неких публичных надпрограммных лекций по самым разным вопросам.

- У нас полторы минуты, прошу прощения.

- Да, да, значит, в отношении меня их особенно занимала история российского образования – каким образование было в дореволюционной России, и что было в Советском Союзе, и что меняется в новой России. Вот эта эволюция их интересовала более всего. В основном об этом я и рассказывал.

- А почему они этим так интересовались?

- Ну и второй… Они интересуются другими опытами и другими системами образования.

- Ну надо же!

- Они не просто пытаются гордиться своей, а они интересуются еще другими. Это очень важный момент, который следует понять. И, может быть, в порядке шутки, их страшно интересовало, на чем основан российский оптимизм. Они считают нас великими оптимистами. Вот об этом приходилось им рассказывать.

- А чем это? Слушайте, так это же самое главное! Надо было с этого начать. А в чем же природа этого самого нашего оптимизма?

- Я решительно не знал, как им это объяснить, но вот родилась одна сентенция, которая прекрасно переводится на английский язык, и она имела успех в качестве шутки.

- Например?

- Жизнь тяжела, но, к счастью, коротка.

- Господи! Ничего себе.

- Им это нравилось.

- Серьезно?

- Ага.

- Ну, видимо, у них совершенно другое отношение к жизни и продолжительности ее. Так, может быть, поэтому они решили, что мы шутим.

- Может они считали, что это шутка и ничего буквального тут нет.

- Нет, а вот если…

- Нет, но один шекспировед, я помню, говорил: «Это совершенно гениально!» Это должно быть у Шекспира, они все ищут у Шекспира. На следующий день он принес какую-то длинную тираду из Шекспира. «Как бы в том же смысле – сказал – но вот эта вот короткая лучше».

- Право, право, право. И еще такой момент: ну одну секунду про выборы. Людям вообще надо туда ходить и голосовать?

- Ну… Ну… Ну как, если ты хочешь разобраться в том, что здесь происходит, если ты хочешь послушать людей, которые будут в той или иной степени принимать решения о местной жизни ближайшие пять лет, в местном ли парламенте, в городском ли, в Государственной думе – ну неплохо бы как-то сформировать к этому более сознательное отношение, чем просто «хочу – не хочу», «интересно – не интересно». Поэтому рекомендую сходить. Но сходить не просто вот в один день, а сознательно отнестись к этому. Вы понимаете, выборы – это один маленький фрагмент всей демократической системы. Очень важно, очень важно, чтобы между выборами все демократические механизмы – пресса, суд, возможность обсуждения альтернативных позиций – тоже работали. Вот это очень важно.

- Я вам больше скажу: хотелось бы, чтобы между выборами дороги асфальтировались, а не раз в пять лет перед выборами, согласитесь.

- Ну тут тоже неплохо, может быть, может быть, может быть, с этой мыслью стоит послушать участников вот этого процесса и как-то сознательно сходить на выборы.

- В этом что-то есть.

- Что-то в этом есть.

- Андрей Константинович, большое спасибо! Вот сделаю все, чтобы из нашего эфира сделать большое интервью для «Пермской трибуны». Очень рада слышать, видеть и вообще, я вас люблю и ценю, и горжусь столькими годами доброй дружбы. Спасибо!

- Спасибо большое, спасибо большое, было очень приятно!

___________________

Программа вышла в эфир 28 июля 2016 г.


Обсуждение
3937
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.