Верхний баннер
17:45 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40


Программы / Красный Человечек

27.09.2016 | 19:17
«Вообще я вам так скажу, что для актера сыгранная удачно роль ничего не значит. Да, тебя похвалили, тебе пожали руку, тебе дали какую-нибудь медальку. Новый спектакль, дальше жизнь идет и все задачи, которые стоят перед тобой, они все вновь возникают», — Владимир Гинзбург, актер Театра-Театра

«Вообще я вам так скажу, что для актера сыгранная удачно роль ничего не значит. Да, тебя похвалили, тебе пожали руку, тебе дали какую-нибудь медальку. Новый спектакль, дальше жизнь идет и все задачи, которые стоят перед тобой, они все вновь возникают», — Владимир Гинзбург, актер Театра-Театра
«Вообще я вам так скажу, что для актера сыгранная удачно роль ничего не значит. Да, тебя похвалили, тебе пожали руку, тебе дали какую-нибудь медальку. Новый спектакль, дальше жизнь идет и все задачи, которые стоят перед тобой, они все вновь возникают», — Владимир Гинзбург, актер Театра-Театра
Добрый день, уважаемые слушатели «Эха Перми»! В эфире программа «Красный человечек». Меня зовут Анна Букатова. Гость студии сегодня Владимир Феликсович Гинзбург. Владимир Феликсович, здравствуйте!

– Здравствуйте!

Я напомню нашим слушателям – народный артист России, ведущий артист пермского Театра-Театра, который в этом году отмечает сразу два юбилея – 60 лет творческой деятельности и 55 лет работы на пермской сцене. В день, когда вечером надо будет еще играть в театре и когда будет большой праздник в родном театре, вот сегодня еще успели к нам в эфир заглянуть.

– Совершенно верно, да.

Слушайте, Владимир Феликсович, мы вот, когда делали анонс программы, вот для этой программы, обещали слушателям, что вы расскажете, что же такое театр в представлении актера, который посвятил этому жизнь. Правда, с вешалки он начинается?

– Ну, наверное. Театр, конечно, это вся жизнь, потому что нигде больше я не работал, ни в каком другом месте, как в театре. Вот я пришел в театр, мне было 17 лет, я закончил школу, был очень юн, неподготовлен и пытался поступить в московский вуз какой-то. Не поступил и, в общем, попал в театр, потом закончил студию. И вот я фактически, да, 60 лет вот осенью исполняется, как я хожу по этим деревянным подмосткам, по этим досточкам. И фактически это вся моя жизнь. Все, что было в жизни интересного, ну помимо, конечно, семьи, детей, внуков, жены – это все понятно, друзей, но основная, конечно, жизнь моя проходила в театре, где было много очень интересного и сложного, и были радости, и были горести. Так что, да, театр это, можно сказать, моя жизнь. Как говорила одна героиня замечательной пьесы Александра Володина «Старшая сестра», она говорила, и там вот у ней был прекрасный монолог, она говорила: «Идите в театр, живите в театре, и умрите в театре». Вот. Так что вот, наверное, вот я как бы следую ее заветам, которую замечательно играла Таня Доронина в этом фильме.

Ага. Владимир Феликсович, а вот сегодня хочется повспоминать, как все это начиналось, каким образом, с чьей подачи? Может быть, кто-то подсказал из родных. Каким образом театр-то вот такой жизнью вашей стал?

– Дело в том, что я не собирался в детстве никогда в театр. И в театре я бывал и мне, конечно, это очень нравилось, и я смотрел спектакли, и сказки, но не так уж много, чтобы это как-то сильно повлияло.

Ну это родители водили, или это школа, детский сад?

– Нет, нет, нет, нет. У меня рано умер отец, матери было не до этого. В общем- как-то так получалось. В школе мы ходили на спектакли, я помню, как «Аленький цветочек» был, замечательный спектакль, очень красивый. Но я, правда, я не собирался в театр. Я очень любил, например, физику, и мне так повезло, потому что мой лучший друг, с которым мы просидели почти всю школу на одной парте, Левушка Кондраев, его папа был директором школы – Николай Васильевич Кондраев, и был преподаватель физики. И он как-то нас приучал к физике, и он очень поощрял все наши затеи, давал нам ключи от своего кабинета школьного. И вообще-то я собирался быть техническим человеком и очень любил физику. И, наверное, я иногда даже сейчас думаю, что может быть действительно надо было в физику пойти, потому что там у нас были успехи, правда, хорошие очень. Потом мы с Левой как-то увлеклись, в аэроклуб ходили, летали даже, да, на планерах, как сейчас помню, где-то на Бахаревке, там был аэродром. И мы летали на планерах БРО-9 и на самолетах ЯК-18, и вообще собирались пойти в авиационное, в общем, стать летчиками, военными летчиками.

Ну да, пока это далеко от театра.

– Да, да, да, очень все пока далеко от театра и никакого отношения к театру это не имело. Но тут случилось просто несчастье, потому что я что-то болел, время было тяжелое, и ангины, в общем, короче говоря, меня из аэроклуба выгнали по состоянию здоровья, потому что это такое, ангины – сердечко стало, ревматизм. Ну в общем, какие-то вот такие проблемы со здоровьем. А дальше чисто случай. В школе был вечер-встреча с выпускниками и у нас была такая учительница по литературе, Ирина Давыдовна Гринблат, она сказала, что «Гинзбург, ты очень много болтаешь, вот взял бы что-нибудь да и приготовил, какой-нибудь такой номер для концерта на этом вечере». Я взял свою соученицу Светлану, нашел какой-то скетч, по-моему, Леонида Ленча, как сейчас помню, и придумал какую-то вот такую инсценировку и мы ее разыграли. И там я какие-то погоны из бумаги нашил на себя.

Вы сами это все, да, придумывали?

– Все я сам придумал, все я поставил, сам играл главную роль, сам поставил, как режиссер, ничего этого не понимая, не зная, как это делается, чисто интуитивно, просто так вот, как мне казалось. И, короче говоря, мы сыграли и на другой день по школе пошел такой разговор и среди учеников, и учителей, что «ой, какой парень способный, ой-ой-ой-ой». И на мои юные мозги это очень подействовало и я тогда решил, что если я не буду летчиком, не буду высоко летать в небе, то я буду высоко летать на сцене. И я решил стать киноактером, потому что я очень любил кино и на меня большое впечатление производили все вот эти фильмы, и трофейные фильмы, которые были.

А помните, какой фильм?

– Да, ну конечно, я же, да.

Расскажите нам, какой фильм был тогда у вас?

– Это же там и «Знак Зорро», и «Большой вальс» и очень много было трофейных американских фильмов, которые, и там были замечательные актеры голливудские, которые, и, конечно, я был совершенно поражен этим миром сказочных вот этих всех удивительных, великих людей, которые покоряют сердца и умы всего земного шара, потому что это американское кино, там очень все это, да. В общем, короче говоря, я решил поступать в институт кинематографии, во ВГИК. Без всякой подготовки я туда сунулся, меня оттуда вышибли, конечно, сказали, что… Но я был человек упрямый, раз я решил посвятить себя искусству – или кино, или театральному, то вот я пошел и как-то так получилось, что я напросился во вспомогательный состав театра и…

Это нашего?

– Нет, это так меня судьба занесла в Ашхабадский русский республиканский театр имени Пушкина, где я год проработал, выносил подносы, ходил с пикой, выносил письма: «Вам письмо».

Как-то вас интересно из Перми в Ашхабад, «занесло меня».

– Да, да, да, да, да, да. И потом все-таки мать очень скучала, я вернулся в Пермь и тоже был сначала во вспомогательном составе, а потом закончил студию театральную, которая была при нашем театре. Это как вот техникум, можно сказать, среднее специальное учебное заведение, которое было при нашем театре, где преподавали наши замечательные актеры. Театр тогда был полон прекрасной труппой, где работали Масалова и Марк Анатольевич Захаров.

Это 60-е, да?

– Да, это было, да, конец 50-х – начало 60-х годов. И вот я уже тогда, учась в студии, я очень много стал играть в театре. И я очень благодарен моим педагогам, которые, и Олег Павлович Тесленко, замечательный был педагог. Они были все выпускники московских вузов: и ГИТИСа, и Щепкинского, и Щукинского училищ театральных, при Вахтанговском, при Малом театре.

Ну по идее, это такой первый серьезный профессиональный опыт, вот в этой студии при Пермском академическом театре?

– Да, да, фактически, да, вот эти три года, которые мы учились все, и Володя Дроздов, Владимир Валерьевич, и Марина Сафронова, и Ниночка Корниенко, которая потом работала в театре сатиры и играла Сюзанну. В общем, у нас была очень хорошая студенческая группа наша была в студии. И были очень хорошие, сильные педагоги, которые нам очень помогли. И мы много играли в театре. А в театре очень сильная труппа была, очень сильная такая. Например, был такой замечательный актер Исаак Яковлевич Кастрель, который играл Гамлета. Ну, в общем, я должен сказать, что я просто был заворожен его игрой, и я в этом спектакле играл около семи ролей, там я и с подносом выходил, и с пикой стоял, и что-то еще, какого-то разбойника играл, в общем, только успевал переодеваться, бороду приклеить, какую-нибудь шляпу надеть. И в свободное время я пулей летел в оркестровку и смотрел все его сцены. Потом он уехал в Москву, Гончаров его забрал, выдающийся актер очень. В общем, вот эта среда, высокопрофессиональная среда, которая была в Пермском драматическом театре в то время, она, конечно, оказала на нас очень сильное влияние и очень нам помогла в профессиональном плане. Мы кое-чему научились.

Но, Владимир Феликсович, а почему тогда вы уехали в то время из Перми? Вы же уехали во Владивосток, в такую даль. От чего бежали?

– Да, совершенно верно. Когда я окончил студию, я очень много играл в театре, в нашем пермском театре, уже играл и Кассио в «Отелло», и Рафилуччо Сантаньелло – «Мэр района». Ну, в общем, было уже много ролей и все было в порядке. Но я в то время был влюблен в одного очень сильного режиссера, который когда-то у нас ставил спектакль – Натан Израилевич Басин. Он был художественным руководителем Владивостокского краевого драматического театра.

Теперь понятно.

– И он меня сманил, уговорил: «Поехали, Володя, у меня для тебя есть…». И вот эти четыре года во Владивостоке, боюсь, что это были самые прекрасные годы моей жизни, потому что, во-первых, прекрасный город Владивосток, совершенно удивительный. Это море, и бухта «Золотой рог», это вообще, и вся среда, военно-морской флот, и театр, который обожали люди. И очереди стояли в кассу театра, чего я потом никогда в жизни не видел, когда там на квартал стояла очередь за билетами. Ну и, конечно, там была у меня удивительная актерская жизнь, потому что я сыграл массу прекрасных ролей и не боюсь сказать, что был любимчиком города, особенно его женской половины.

А какая вспоминается роль оттуда? Вот если сейчас, из памяти что первое придет на ум?

– Ну я очень любил играть, была замечательная пьеса Алексея Николаевича Арбузова «Мой бедный Марат». Я играл Марата. Потом я очень любил, Басин прекрасный поставил спектакль, совершенно удивительный такой, даже близкий немножко к мюзиклу, наверно, можно сказать, это «Собака на сене» Лопе де Вега. Я играл Теодоро. Марк Антоний в «Юлии Цезаре». В общем, роли были просто супер, прекрасные совершенно. Как я их играл, я не знаю, конечно, но играл, да, да, да.

Ну раз уж пользовались успехом… Но, Владимир Феликсович, и опять вы оттуда уезжаете.

– Да, ну тут…

Опять несколько лет и опять уезжаете. Почему?

– Это, да. Вот несмотря на то, что там все замечательно складывалось и я очень любил и город, и театр. Я потом, когда уехал, я очень скучал по людям, по театру, они мне снились, моих много друзей там осталось. Это чисто по семейным обстоятельствам. Тут и мать, которая была одна, и супруга там что-то. В общем, чисто по семейным, просто так получилось, я вынужден был, несмотря на то, что меня дико отговаривали, и на звание уже готовы были послать, и все. А тут, я когда приехал в театр, мне действительно очень повезло в Перми, потому что сюда в это же время в 67-м году пришел замечательный, я считаю, режиссер, Иван Тимофеевич Бобылев, и мы с ним практически почти сорок лет вместе работали. Я бы сказал, что он, на мой взгляд, был очень сильный, интересный режиссер, по-человечески очень интересный. И он, конечно, оказал на меня очень большое тоже влияние. И с его подачи я и ставить спектакли начал, и массу прекрасных ролей сыграл. Я вот уже когда, перед нашей встречей что-то полистал, в интернете даже свои какие-то про себя.

Повспоминали?

– Огромное количество ролей, которые я переиграл, и Чехова и… Да.

А вот, кстати, на сцене больше полувека вы и больше сотни ролей сыграно. Я не могу не спросить: какое самое главное качество для артиста, для актера?

– Самое главное качество для актера? Ну это, наверное, быть способным к этой профессии, я бы так сказал.

Ну что это значит? То есть…

– Значит это, наверное… как это сказать?..

Какое качество помогает быть хорошим актером, который может вот эти роли на себя примерять? Сто ролей – это ведь невероятное количество.

– Во-первых, тебе должно бы очень нравится играть, это очень важно. Во-вторых, наверное, остаться немножко ребенком внутри себя, чтобы верить иногда в то, что вот это, увлекаться этим, что тебя это как-то… И там есть такая фраза у Пушкина: «Над вымыслом слезами обольюсь». Вот такая способность эмоционально проникать в какую-то чужую жизнь, чтобы она тебя как-то увлекала. Понимаете, это очень важно, чтобы ты получал какое-то эмоциональное, душевное наслаждение от того, что ты делаешь, потому что без этого, если ты просто работаешь – вот я работаю, это моя работа – то, мне кажется, что толку мало от этого. Человек должен гигантское какое-то человеческое удовольствие получать от того, что он делает.

Владимир Феликсович, а тогда есть ли какое-то качество такое человеческое, которое мешает, которого не должно быть у актера?

– Ой…

Характер там какой-нибудь сложный, я не знаю?

– Ну я вам должен сказать, что я вам назову десяток актеров, великих актеров, у которых был очень тяжелый и ужасный характер.

Скверный характер, да?

– Кстати…

Про Нонну Мордюкову говорили, что у нее был ужасный характер.

– Да, да, да, да. Олег Борисов, говорят, невыносимый был человек в этом плане. Это, может быть, это тоже свойство, кстати, потому что чем человек талантливее, то… Вообще талант – это вообще немножко аномалия. И потом, высокие какие-то планки он перед собой ставит и часто сталкивается с каким-то другим отношением к искусству. И поэтому тут я понимаю, почему у них плохой характер. Потому что начинают их раздражать, их начинает там такое какое-то плохое отношение к профессии, и так далее, и так далее. Лень, фанаберия, и так далее, и так далее. Так что я даже затрудняюсь сказать, какое качество. Много очень есть качеств, которые мешают быть хорошим актером. Ну люди стараются их преодолевать, наверное, как-то.

Владимир Феликсович, я вот вспоминаю, о чем мы говорили до перерыва на рекламу. Известно, что с возрастом меняются актерские амплуа, правда ведь? Молодые актеры, они все играют влюбленных, пылких таких юношей, героев-любовников. А вот зрелые роли, это какие?

– Да, мне кажется, что, на мой взгляд…

Или нет этого разделения на амплуа возрастного?

– Ну чисто возрастное есть, конечно, потому что если я играл, допустим, юного человека, молодого – это одно. А сейчас я в свои 77 лет играю, конечно, я уже не могу играть. Это, я помню, мы играли, такой замечательный у нас был спектакль «Дурочка» Лопе де Вега, где я играл, Лоуренсио, по-моему, его звали.

Вот как раз вот этого юношу пылкого, влюбленного.

– Да, да. Он был пылкий, молодой, юный такой, влюбленный, очень пылкий. А отца моей невесты играл Лев Андреевич Садовский. И там был такой текст, он говорил: «Мой юный друг!» Потом уже, когда мы 10 лет играли этот спектакль…

Играли и говорили эту фразу.

– Я подошел к нему: «Лев Андреевич, я вас умоляю, у меня седые виски, – я говорю, – Ради бога, пожалуйста, ну замените, ну, «мой добрый друг», «мой милый друг», но только не юный друг!» Потому что мне уже было 35 лет, да еще я рано начал седеть, виски уже поседели, я говорю, ну это как-то несколько, как-то смешно звучит – мой юный. Так что, может быть, конечно, чисто внешне, по возрасту, да, играешь женихов, юных влюбленных, а потом ты играешь отцов или дедов. Но вот вы сказали одну фразу, которая, вот мне кажется, во всяком случае для меня она очень важна, это «любить». Там ты любишь девушку, а тут ты любишь своих детей, или ты любишь своих внуков, или ты любишь вообще людей. Вот для меня это очень важно. Допустим, вот я играю в «Чужом ребенке», там моя дочка, она, там какой-то у нее роман и я очень за нее переживаю, все ли у нее хорошо и не попала ли она в какую-то скверную историю. Для меня это очень важно, хотя это комедия, комедия, где это все. Но для меня это важно, потому что это тема заботы и любви к этому молодому человеку. Вот она, по-моему, во всех ролях для меня какая-то ведущая тема, я бы так сказал.

Ладно, если тема ведущая тогда, то любимая роль есть? Я понимаю, что трудно назвать, но…

– Ну да. Было, конечно, очень много хороших ролей, много.

Конечно, вас так любит зритель.

– Слава богу, что, да, что так вот как-то жизнь ко мне отнеслась так благосклонно, я бы сказал. Я не кокетничаю, искренне говорю, что я там переиграл почти всего Чехова, и Вершинин – «Три сестры", и Дорн в «Чайке», и «Дядя Ваня», Войницкий в «Дяде Ване». Поэтому, конечно, были просто какие-то великие роли, которые я…

Оставили след в душе.

– Да, да. Ну вот я немножко уже повторяюсь и все это знают в городе, что я очень любил играть Сирано де Бержерака в замечательной постановке Ивана Тимофеевича Бобылева в пьесе Ростана «Сирано де Бержерак». Или, допустим, Жора Исаакян ставил «Гамлета», я играл Полония уже, когда, кстати, когда-то репетировал Гамлета, спектакль не состоялся, там не по моей вине тогда. Можно назвать и «Дядя Ваня», Войницкий, Чехова, и «Великий государь». То есть были роли, конечно. И тот же «Бедный Марат» в пьесе Арбузова. Были роли, которые мне очень дороги и, может быть, они как-то и на меня повлияли человечески что-то там.

Ну еще бы. А несыгранная роль есть? Осталась еще?

– Да ну осталось – сейчас трудно сказать, но были роли, конечно, которые… Вот я начал тоже об этом говорить, что вот как раз, когда я работал во Владивостоке, в постановку взяли «Гамлета» Шекспира, и мне дали роль Гамлета. Ну я, конечно, был на седьмом небе, потому что каждый актер молодой мечтает сыграть такую великую роль мирового репертуара. И мы уже репетировали, всё, но тут вышел фильм с Иннокентием Смоктуновским в постановке Козинцева «Гамлет» и меня Натан Израилевич Басин, худрук, вызвал и говорит: «Володя, ты знаешь, вот тут Смоктуновский играет Гамлета. В общем, может быть, нам не стоит с ним соперничать? Давай пока отложим всю эту историю».

Так и отложилось.

– И отложилось. Хотя зря, потому что… почему? У них был свой фильм, у нас свой спектакль.

Владимир Феликсович, слушайте, у меня прямо сейчас вопрос возник: о чем говорят в театральных курилках? Тогда, сегодня, темы меняются?

– Да так бы я не сказал.

Не меняются?

– Я бы не сказал, что особенно меняются. Ну обсуждают жизнь театра, качество спектаклей, актерские работы, очень разбирают жизнь художественного руководителя.

Перемывают косточки.

– Хороший он человек или плохой, ставил он хорошие спектакли или не очень хорошие. Нет, это как когда-то Иван Тимофеевич Бобылев мне сказал: «Ну что делать, Володя, такова судьба, наша профессия обсуждаемая». Так что, да, говорят о проблемах театра, о том, что… о деньгах говорят, что кому-то мало платят, кому-то больше платят незаслуженно.

Ну такие…

– В общем, нет, нет, вряд ли что-то меняется.

Я почему спрашиваю? Потому что у вас ведь за плечами не только сотня ролей, да, но и смена художественных руководителей, режиссеров пермского театра. Вот у вас же их очень много было, перед вами прошло. Кто особый след в памяти, в сердце оставил?

– Ну вот я бы сказал, что, конечно, Иван Тимофеевич Бобылев.

Он, да?

– Ну все-таки большой очень срок, почти 40 лет мы вместе работали, и он действительно, я его считаю своим педагогом, потому что человек, который несмотря на то, что я уже был, когда с ним встретился, достаточно профессиональным актером в плане того, что я много играл очень и опыт уже был. Мне было уже 28 лет и я уже много сыграл. Но он для меня открыл в нашей профессии очень много интересного и повлиял, конечно, на меня, очень повлиял.

А если вспомнить вот эту летнюю нашу историю, ну очень коротко, с Борисом Мильграмом, вы ведь один из первых, кто за него вступился. А многие считали, что все-таки поддержат его новички в основном.

– Ну дело в том, что Мильграм уже, кстати, почти 12 лет руководит этим театром. Он уходил в чиновники, но все равно он был в театре, даже его кабинет был в театре. Театр поменялся, театр стал совсем другой. Сейчас бы я не мог сказать, что это театр Бобылева. Это другой театр, это театр Бориса Мильграма. И мне казалось, что не было никаких таких художественных или, как сказать, еще там каких-то оснований, чтобы его убирать. Театр стал другой, он стал другой, он стал такой. Кому-то он может нравиться, кому-то не нравиться, но публике он нравится, публика ходит, ногами, значит, голосует за этот театр. Критика его поддерживает в основном. Потом две «Золотые маски» – это тоже не фунт изюма, и так далее, и так далее. Человек, который тащит фактически, осуществляет всю идеологию театра, его направленность, его движение, этого театра. Молодежь за него, а это очень важно. Поэтому если молодежи нравится, то…

Это знак.

– Мы, старики, конечно, должны подумать, а в чем же его сила тогда? А может быть то, что нам в нем не нравится, может быть мы не всегда правы, может быть и такое. Время меняется и время движется, и театр меняется тоже, он тоже, он развивается – в лучшую, в худшую сторону. Там такое колесо, которое и вверх, и вниз, и всяко. Поэтому я считал, что было бы неправильно, чтобы он ушел из театра, так я посчитал и поддержал ребят, которые очень меня просили, кстати, его поддержать.

Авторитетного человека потому что.

– Да, да, звонили. Ну народный артист, имя, ко мне прислушиваются вроде, так им кажется. И поэтому они очень просили меня поддержать, потому что они боялись, что со сменой руководителя начнется такой раскардаш.

Ну да, все мы помним.

– Мы же понимаем, что это такое вообще.

Владимир Феликсович, возвращаясь к «Гамлету», о котором мы до перерыва на федеральные новости говорили, что вот несыгранная роль. А вот знаете, многие говорят, что вот «Король Лир», тот же «Гамлет», это вот такие творческие вершины. Это вообще что значит? То есть сыграл, достиг ты вершины, и что потом, можешь быть спокоен?

– Да нет, нет, нет, нет. Ничего не спокоен, потому что…

Есть эти творческие вершины вообще?

– Вообще я вам так скажу, что для актера сыгранная удачно роль ничего не значит, то есть, да…

Разве?

– Да, тебя похвалили, тебе пожали руку, тебе дали какую-нибудь медальку. Новый спектакль, дальше жизнь идет и все задачи, которые стоят перед тобой, они все вновь возникают.

С новой ролью, да?

– С новой ролью, как ее играть, что там такое. И ты абсолютно не застрахован от того, что ты можешь и не сыграть ее. Никаких гарантий, никакого такого вот уже, как это сказать… такого ощущения, что ты уже достиг вершин мастерства и перед тобой нет никаких преград и ты можешь сыграть…

Такого не бывает, да?

– Нет, я думаю, что, я так ощущаю, каждая новая роль – это тысячи задач, которые надо вновь решать, и иногда ты их даже не можешь решить, что-то такое, кажется, чего-то тебе не хватает, чтобы решить.

Владимир Феликсович, вот несколько раз, пока идет наше общение, вот эта программа, несколько раз вы сказали о Чехове. Я знаю, что вы очень любите этого писателя. Это и мой любимый писатель, который достался мне с очень старыми томами от моего папы. Что для вас Чехов? Правда ли, что любимый писатель ваш?

– Да, да. Самое интересное, что я должен сказать, честно вам скажу здесь, как говорится, между нами говоря, что я даже больше Чехова люблю читать, чем смотреть его спектакли. Не знаю, почему. Я просто обожаю Чехова, его язык, понимаете, он на меня, когда я его читаю, мне так нравится это все.

Как я вас понимаю.

– Меня это так завораживает, это такая культура, это такое удивительное искусство. Не все спектакли, в жизни которые я видел, вот так на меня действуют. Мне всегда кажется, что что-то там так да не так.

Нет, ну спектакли, там ведь еще и взгляд режиссера, это ведь совершенно другая история.

– Ну да, да. Там в одной из, значит, фестивалей режиссуры, приезжал знаменитый какой-то бельгийский режиссер, по-моему, фамилия, чтоб не наврать, Персеваль, значит, он поставил «Вишневый сад».

Ну «Вишневый сад» – самая популярная постановка.

– И его считают выдающимся, великим режиссером, которому вообще такого равного нет. Я смотрел этот спектакль и все я понимал. Но почему-то мне было как-то скучновато так.

Чего-то не хватало.

– Ну, во-первых, они играли не на русском, это уже меня расстраивало, потому что мне нравится очень русский язык и русское слово. Я вообще обожаю слово, мне страшно нравится прекрасное русское слово у Чехова, у Салтыкова-Щедрина, у Сухово-Кобылина, у Островского. Понимаете, я так думал, если когда-то покинуть эту страну и жить в какой-то другой стране, что я мог сделать тоже, больше всего бы я жалел о прекрасном языке вот этих великих русских писателей.

Слушайте, а может быть вы просто стопроцентный классик и современные постановки как-то не передают, что сердце-то ждет, нет?

– Да нет, вы знаете, честно говоря, я плохо знаю современную совсем, сегодняшнюю драматургию, честно говорю. Может быть я как-то мало ее читаю, смотрю. Ну в своей жизни я сыграл и поставил много и не классиков, и можно сказать и Розова Виктора Сергеевича, и, я не знаю, Гельман, и Алексей Николаевич Арбузов, да, масса прекрасных современных, я считаю, русских драматургов, которые… Я хуже, конечно, знаю то, что сейчас происходит. Мне кажется…

Но вы Чехова знаете. Ваша любимая роль есть у него? Ваша?

– Ну я с большим удовольствием играл, конечно, Войницкого, Иван Петрович. Хотя особых дивидендов я с этого не получил, нельзя сказать, что меня все обнимали и целовали, но мне нравилось это играть.

Это другая история, да, это другая.

– Да, да, да, да, да.

Владимир Феликсович, а вот вы оговорились, вы ведь, правда, не только актер, но и преподаватель, режиссер. На пермской сцене драматической более двадцати спектаклей ваших, правильно?

– Да.

Вот не мешали вот эти амплуа друг другу? Все-таки совершенно разные качества человеческие нужны актеру, тут же режиссеру, педагогу?

– Нет.

Актер все-таки должен подчиняться режиссеру, режиссер должен наставлять.

– Ну да, да, да. Нет, в этом плане да, да. Если говорить о, допустим, сотрудничестве с режиссером – мешало.

Вот.

– Потому что очень сильное у меня было всегда какое-то собственное представление о роли и о пьесе…

Вот, я, конечно…

– Которое часто входило в конфликт с режиссером другим, это, да.

Вот.

– И это мне мешает очень сильно, потому что просто я слышу и смотрю, и говорю: «Да не так это, неправильно».

Ну то есть режиссер в вас берет верх, так получается, да?

– Да, да, да. И поэтому нужно массу усилий, чтобы как-то сказать себе: «Не надо, не лезь, это не ты ставишь спектакль, ставит спектакль Мильграм, Гурфинкель, Бобылев. Ты должен понять, что они хотят и подчиниться. Так устроен театр». Потому что если тебе не нравится, то ты тогда сам ставь, чего я и делал много лет.

Как мне страшно, как бежит время на наших часах. Владимир Феликсович, существует мнение, что с актерами сложно жить. Вы как сами думаете? То есть мы поговорили про вас как про актера, режиссера, преподавателя. А вот в жизни? С актерами сложно жить, говорят. Вы бы с актрисой согласились жить?

– Со мной не сложно жить, да.

«Со мной не сложно жить», да?

– Со мной не сложно жить, да. Да нет, тут тоже, как это сказать, ну конечно, конечно. Вообще, если говорить, кто-то очень хорошо сказал про актеров, что – я не помню, кто это сказал, но хорошо сказал – что такое актер-мужчина?

Так.

– Это женская половина мужского рода. Мы, конечно, очень, очень самолюбивы, мы очень, как это сказать, все на показ, мы хотим нравиться. Ну это, естественно, часть профессии, потому что ты выходишь, ты хочешь, чтобы тебе аплодировали, чтобы радовались, когда тебя видят.

Но у вас при всем при этом очень крепкая семья. Я хотела спросить, вот секрет может быть какой-то любви, отношений.

– Мне кажется, что самое главное – это не быть дураком. То есть, да, да, да.

В семье, в любви?

– Да, в семье, в любви, да. Надо понимать, что совершенных людей нет, и надо уметь что-то прощать, на что-то закрывать глаза, с чем-то сосуществовать. Да, вот это очень важно.

Ну что, друзья, это был Владимир Феликсович Гинзбург, народный артист России, ведущий артист пермского Театра-Театра, который в этом году отмечает сразу два юбилея: 60 лет творческой деятельности и 55 лет работы на пермской сцене. Сегодня вечером в Театре-Театре Владимир Феликсович играет в спектакле и потом будет большой праздник в театре, где несколько наград от губернатора, почетная грамота Перми будет вручена Владимиру Феликсовичу. Мы вас поздравляем со всем этим от лица всей редакции! Я думаю, я могу это сделать. Спасибо вам, что пришли!

– Спасибо вам, что пригласили! Спасибо!

__________________________

Программа вышла в эфир 27 сентября 2016 г.


Обсуждение
3437
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.