"Когда Ричард-III уходит со сцены, становится понятным, что не только персонажи стали его жертвами, но и зрители тоже", - Андреас Мерц-Райков, режиссер

Ведущий: Нина Соловей

Гость: Андреас Мерц-Райков, режиссер.

- В минувшем году Андреас познакомил нас с драматургией Брехта, а главное - с тем, как играть Брехта. На этот раз он приехал в наш город, чтобы обратиться к Шекспиру, к трагедии "Ричард-III". Я понимаю, что вы сейчас в горячечном состоянии накануне премьеры, но не могу не задать вопрос - почему вы обратились в Шекспиру, к Ричарду-III? Связано ли это с политической обстановкой, в том числе и в нашей стране?

Обычно люди говорят о Ричарде-III как о зле во плоти. Однако, сама пьеса интеллигентная, умная, потому что на основе этой пьесы мы можем задать вопрос  - а как ему удается пройти к власти? И тогда мы понимаем, что это не только его заслуга и его гениальность, а потому что ему позволяют это сделать. Тогда мы видим других персонажей, которые помогаю ему прийти к власти, которые позволяют этому злу происходить, потому что у них есть в этом свой интерес. Они хотят получить свою выгоду или они очень боятся.

- Со времен Шекспира почти ничего не изменилось. По прежнему люди приходят к власти, не выбирая средства и при участии тех, позволяет это делать. Вы взяли Шекспира, потому что нет современных пьес на эту тему?

- Замечательное качество Шекспира то, что он поверх времени. Он понятен для любой эпохи. В Германии, например, постановка этой пьесы не обойдется без сравнения с третьим рейхом. Шекспир задает настолько детальные и настолько общие вопросы, что они подходят ко всем временам.

- У нас - ко временам Сталина или к нынешним временам?

- Интересный момент в том, что в Германии была постановка этой пьесы в 30-х годах. Ее играли один год, а затем списали из репертуара. А через несколько лет нацисты запретили постановку и исполнение хроник Шекспира. Когда мы работал в России над этим материалом, мы выяснили, что во времена Сталина было почти то же самое в СССР. Похоже, что эти хроники попадают в яблочко, потому что ставят вопросы о власти, о тирании.

- Борис Мильграм, представляя новый сезон, говорил о том, что ваша постановка не будет исторической реконструкцией. Это так?

- Мы продолжаем наш путь в той же эстетике, что и Брехта и оформление сцены не предлагает никаких других ассоциаций, кроме того, что это сценография. Для нас важно, чтобы люди понимали, что это имеет отношение к их жизни, что это не сказка и в то же время не происходит в наши дни. Мы делаем театральный вечер, на котором актеры, вместе с историей встречаются со зрителем.

- Когда вы ставили Брехта, многим из нас показали - как играют Брехта, что такое актерское существование в брехтовском варианте. Здесь тоже какое-то особое актерское существование?

- Брехт не изобретал этот способ. Его приемы намного древние.

- Я имею в виду, что для русской национальной школы, для школы переживаний это совсем другая история.

- Да. Очень хорошая черта этой пьесы в том, что актер ведет диалог со зрителями. Он говорит кто он такой, что он будет делать. Потом приходят другие идиоты... Я вам рассказал какой у меня план. Это наш секрет. Теперь смотрите: и когда он начинает обводить все вокруг пальца и как только они уходят со сцены он говорит зрителям: Ну вот, видите, как я это сделал! Не смотря на то, что Ричард-III злодей, для зрителей он самый харизматичный персонаж с самого начала.

- Абсолютное зло, как правило, харизматично.

- Да. И поэтому в конце мы должны понять, что не только персонажи стали его жертвами, но и мы с вами.

- Когда я общалась с артистами, то в самом начале работы многие говорили, что не понимают мотивов своих персонажей, не понимают, как можно так поступать. Сейчас у вас есть ощущение, что они свыклись, поняли мотивы и поняли, где они существуют?

- Вчера было похоже на то. Я надеюсь, по крайней мере.(смеются)