Верхний баннер
03:06 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

01:43, 12 декабря 2014
Автор: Роман Попов

«Я для себя решила, что никогда не буду опускаться до их уровня, не буду отвечать враждебностью и ненавистью. Собака лает - караван идет», - Татьяна Марголина

Подводим итоги 2014 года и говорим о планах на 2015 год с уполномоченным по правам человека в Пермском крае Татьяной Марголиной. Ведущий – Роман Попов.

- Для начала прошу вас прокомментировать новостную историю. Юлия Андрианова, руководитель пермского ЗАГСа, предложила запретить к регистрации детские имена, оскорбляющие ребенка, неподобающие, способные принести ребенку проблемы. И посыл-то понятен, и история читается с Люцифером. Кому, как не вам, сейчас прокомментировать. Это не будет ущемлением прав родителей?

«Я для себя решила, что никогда не буду опускаться до их уровня, не буду отвечать враждебностью и ненавистью. Собака лает - караван идет», - Татьяна Марголина
«Я для себя решила, что никогда не буду опускаться до их уровня, не буду отвечать враждебностью и ненавистью. Собака лает - караван идет», - Татьяна Марголина
- Вообще-то, есть понятие частной жизни и право определять то, как устроена жизнь в семье - это право людей, создающих семью. Там, где есть опасность для члена семьи, где нарушается законодательство, государство может вмешаться. Что связано с именем, с тем, что оно может быть не принято частью общества, то у нас, по Конституции, у подросшего ребенка есть право в 14 лет обратиться в суд и изменить имя, если оно его не устраивает. Тут сам посыл - оградить ребенка от неприятностей - он понятен. Что мне нравится в этом посыле - это ответственность родителей за себя и за судьбу ребенка. Важно учитывать все, даже созвучность имени и отчества, как звучит полное имя и краткое. Родителя должны понимать, что у ребенка в определенном возрасте возникнет право изменить имя.

- Следующий вопрос. Он от слушателя, который прислал его заранее: «Из неофициальных источников слышал, что на части пермских ТВ вас внесли в черный список вне зависимости от событий, которые вы могли бы прокомментировать. Причина - ваша официальная и неприкрытая позиция по «Перми-36». Фактически, вас подвергают репрессиям. Как вам трудится в новых реалиях, которые больше напоминают временя Советского Союза?»

- На себе я этого не испытываю. Любое мое обращение пока никем не ограничивалось. Если я получу хоть какую-то информацию о подобном, у меня есть законная защита. На прошлой неделе мы, правозащитники, встречались с президентом РФ, и главное достояние нашего института, которое было им неоднократно подчеркнуто - это наша независимость. Достаточно жестко было сказано, что если в некоторых регионах считают, что на этом посту должны быть люди, угодные власти, они будут это очень тщательно контролировать. Мне кажется, что возможность иметь официальную точку зрения, основанную на конституционных принципах - это важное право. Уполномоченный никогда не должен подвергаться политическому давлению. Если есть ограничения конституционных прав человека, если принимаются политические решения в угоду амбициям человека, уполномоченный обязан заявить об этом публично. Если какое-то издание, независимо от формы собственности, сочтет невозможным предоставить свою площадку для комментариев, у меня есть все инструменты остановить подобные действия собственников.

- Вы же не будете спорить с тем, что 2014 год стал для вас самым жестким годом?

- Это да.

- И связано это с вашей деятельностью по защите музея «Пермь-36». А не появлялось никогда желания отстраниться, остаться хорошим человеком, продолжать свою деятельность, но, может быть, воздерживаться от комментариев по «Перми-36», «Пилораме»?

- Это невозможно. Это принципиальные вещи. И если на сегодня у меня сохраняется тревога по поводу того, что из музея «Пермь-36» сделают музей ГУФСИНа, я точно буду продолжать эту деятельность не потому, что я против музея ГУФСИНа. репрессированные заслуживают того, чтобы их история была правдиво показана, в том числе, через музеи. Отступать от этого нельзя. Сейчас ситуация изменилась, и у меня есть надежда, что мы сможем продолжать эту линию с многочисленными партнерами.

- Правда, что ситуация с «Пермью-36» изменилась после того как за скобки вывели слово «Пилорама»?

- Это решалось в разные временные периоды. Вопрос по «Пилораме» решался в 2013 году. В этом году обсуждались перспективы музея и то, каким музею быть в целом, поэтому напрямую не связываю, но чувствую, что сам факт самостоятельно живущих форумов - это некоторое напряжение. У нас сегодня масса форумов, инициированных администрацией губернатора и муниципальными образованиями.

- Кстати, некоторые из них весьма интересные.

- И очень актуальные. Там площадки, на которых можно многое решать и продвигать. Особенно вопросы взаимодействия органов власти и общественности. Но это не значит, что не может быть чисто общественных инициатив. Принципиально важно, чтобы эти инициативы поддерживались органами власти. Я уверена, что в перспективе мы вернемся к этому формату.

- Мы по-прежнему на некой идеологической развилке в стране. У нас на одном поле существует уполномоченный по правам человека, уполномоченный по правам ребенка, демократические институты, которые надо защищать, и государство декларирует их защиту. И в этом же самом поле - всероссийской родительское сопротивления, борцы с ювенальной юстицией, «кургинята» и прочие. Мне сложно сказать, какое из этих крыльев больше или меньше поддерживается властью. Мы все еще на развилке и непонятно куда свернем. По вашим ощущениям, долго это может продолжаться?

- Сам разлом - общественный. Он мировоззренческий. Взгляд части общества устремлен в прошлое, в то государственное устройство. Они искренне убеждены в том, что повторение этой кальки возможно в наше время. Поэтому все то, что происходит у нас, я бы сказала, не по воле Запада, а по новым конституционным основам страны. Главный закон нашей страны другой. Прочтение его, принятие, защита его часто натыкается на мировоззренческое неприятие некоторых моментов.

Я не скажу, что общество разделилось на два эшелона, но достаточно громко звучит вторая общественная линия. На властном уровне предпринимаются ошибочные попытки поставить на одну плоскость и то, и другое. Я считаю, что у нас есть единственный барометр - наша Конституция. Правомерно или неправомерно - сказано в ней. Все, другого не дано.

Говорить, что существует раскол власти, я не могу. Для меня важны позиция, сигналы президента, которые подаются всем властным структурам, в том числе по нашему институту, по отношению к конкретному человеку. Если бы слышимость всех государственных должностей была больше, не возникало бы никаких проблем. Есть принципиальные вещи, которые должны определяться одним мерилом - Конституцией.

- Классический пример: вы встречались в президентом. Где-то в эти же дни в Москве заседал РВС, и там песочили Павла Микова. Все это в рамках одного информационного поля, в рамках одной страны - президент собирает обмудсменов, а в это время какие-то люди считают себя вправе указывать, как нужно проводить политику семьи и работать уполномоченному по правам детей. Как я понимаю, этот РВС-совский «тусняк» поддерживает Павел Астахов. И тут у мен взрывается мозг! С одной стороны - у нас есть федеральный уполномоченный по правам ребенка и Павел Миков, в некотором роде, его подчиненный. Идеологически они должны находиться на одной поляне. Как оценивать то, что федеральный уполномоченный и региональный отстаивают разные ценности?

- Раздвоенность не может быть бесконечной. Реакционность и ненависть усиливается, и пришла пора выслушивать мнение населения. Они совершенно извращают понятие ювенальной юстиции. Очень важно сейчас расставить все акценты. Если они озабочены тем, чтобы не было чуждого вмешательства в семью - святое, с религиозной точки зрения. Семья охраняется государством. Павел Миков настаивает на том, что изъятие ребенка из семьи недопустимо. Только в том случае, когда есть реальная опасность, только это исключительное обстоятельство позволяет каким-то образом в семью вмешиваться.

Идеологическая травля идет уже несколько лет, но мне кажется, что расставление акцентов возможно. Меня только смущает то, что для этого опять надо искать площадку в администрации президента. В Пермском крае мы акценты расставить смогли. Восстановительное правосудие в отношении несовершеннолетних - это сегодня всеми понимаемая деятельность.

- Я помню появление службы медиации.

- Мы ведь тоже испытывали эти нападки, они продолжаются и сейчас, и мы неустанно должны объяснять, что это в интересах семьи. Кстати, сейчас правильные приоритеты расставляются - не забирать ребенка из социально опасной семьи, а усилить помощь этой семье. Да, с ними придется повозиться больше, но, вероятно, тогда мы сохраним то, что называется кровным, родным. В этом надо объединять усилия светские, религиозные.

- Ювенальная юстиция - это у нас такое идеологическое пугало, навешенное на прочие пугала, которыми представлен Запад.

- Тут конфликт глубже. Ведь все, что связано с правами человека - это защита его достоинства во взаимоотношении с государством. А государство у нас как будто какой-то реванш берет.

Уполномоченные по правам ребенка ничего не придумывают. Это все написано в Конституции - основе основ. Ребенок должен себя чувствовать значимой, весомой единицей. Это конфликт мировоззренческий, который уходит корнями в то, что мы теперь страна другая.

- Вы по-прежнему стоите на позиции «конфликт, который можно решить». А ваши оппоненты уже давно не употребляют слово «конфликт». Они говорят «война».

- Да, они говорят «враги», «пятая колонна».

- А мы по-прежнему говорим «оппоненты», «конфликт», «мировоззренческий раскол». Но мы в ущербном положении в таком случае. Они хотят нас уничтожить как пятую колонну, «либерастов», содомитов и прочих, а мы по-прежнему делаем вид, что ничего не произошло. Просто у нас недопонимание, надо посмотреть в Конституцию и все вопросы будут сняты. Нет ощущения, что мы на заведомо ложной тропинке?

- Такая стилистика и лексика используется оппонентами. А они по-другому и не умеют. Это их стиль жизни. Опускаться, я подчеркиваю это слово, опускаться до их уровня, наверное, можно. Я думаю, что какие-то пределы есть, но они тоже правового плана. Там, где есть заведомая клевета, что, кстати, делается очень искусно - не придерешься, где есть унижение человеческого достоинства, они не считают это унижением.

Мы задумывались, надо ли на это реагировать и каким образом. Я для себя решила, что никогда не буду опускаться до их уровня, не буду отвечать им враждебностью и ненавистью. Собака лает - караван идет. Не уверена, что лай может остановить движение. Движение должно быть уверенным. Результаты нашей работы должны быть убедительными. Выбор даже не за властью, выбор за людьми.

А что касается перехода неких границ приличий государственными служащими и просто личностями - я попросила проанализировать все официальные тексты в СМИ, чтобы посмотреть перспективу возможного оспаривания неправового поведения отдельных авторов.

- Алексей Фролов, руководитель администрации губернатора, не называет конкретных имен. Он говорит, что люди, которые выходят туда-то и туда-то - это люди, которые получают деньги из западных фондов. Меньше всего на свете мне хотелось бы придираться к формулировкам. Он говорит о том, что существуют некие институты, которые получают западные гранты и которые в своей идеологии резко расходятся с идеологией, принятой официально. Он говорит, что эти институты мутят воду, и если патернализм у нас является основой для государственной парадигмы, это значит, что и в Пермском крае патернализм должен быть основой. Если «папа-губернатор» сказал, что зоопарк будет здесь, а вы против, значит вы предатели. Вот, мне кажется, что имел в виду Алексей Фролов. Вы его слова предлагаете проверить юристам?

- Нет. Я по поводу выпадов против ювенальной юстиции. Там ненавистнические реакционные выпады, превышающие все нормы. Тот пример, который привели вы, он говорит о несколько иной проблеме. На местном уровне не могут быть приняты решения, не согласованные с местным сообществом.

- Это вы так считаете.

- Нет, извините. Это говорится в законодательстве о местном самоуправлении. Я в ежегодном докладе фиксировала серьезную проблему по Перми относительно того, что публичные слушания по значимым для города изменениям проводились формально, таким образом, что все, кто за проводимые изменения, выступить успевали, а те, кто против, просто не имели возможности даже выступить. Так получалось, что иные точки зрения в протоколы вообще не попадали.

- Я бы отметил еще один момент. Процедура организована так, что кто бы не пришел на публичные слушания и кто бы ни выступал, они не являются возможностью зафиксировать обратную позицию. Сам факт публичных слушаний - это формальный шаг для продвижения позиции, которая нужна.

- Это пока. Поэтому, в течение этого года, по моей просьбе Заксобрание и Совет исполнительных органов местного самоуправления проанализировали все нормативные акты по порядку проведения публичных слушаний, зафиксировали типичную проблему - там нет учета мнений участников слушаний. И сейчас разрабатывается модельное положение о публичных слушаниях, которое в обязательном порядке дает возможность выступления и прописывает регламент учета мнений граждан. Сегодня официально можно говорить, что мы провели слушания и что никто против размещения зоопарка не высказался и формально это будет корректно.

Я начинаю с нормативных документов, потому что это возможность восстановления прав, которые были нарушены при обсуждении проблемы. Надо много времени тратить госслужащим на то, чтобы слушать людей, аргументированно спорить, доказывать. Согласование интересов разных групп граждан - это прямая обязанность органов местного самоуправления. На это нужно время и понимание. Это нулевой уровень, отсутствие которого приводит к тому, что события приобретают протестные формы. Протест возникает, когда людей не слышат. Это было и в Перми, и в Кудымкаре. С людьми надо работать, активно отстаивать позицию, а не проводить чью-то линию.

- У нас власть умеет слушать людей?

- В органах управления у нас появляется прослойка, которая все воспринимает в черно-белом цвете и начинает что-то продавливать. Не раз так было. Встречаешься с губернатором, с главами - все нормально. Как только начинается исполнение - клин да палка. Мы все должны уважительно относиться к населению, понимать аргументы народа и причины выступлений.

- Они очень лукаво научатся использовать ваши слова против вас. Я прямо представляю, как берется цитата «мы все должны слушать население конкретных территорий». Эта цитата ставится эпиграфом к поправкам в законопроект об МСУ, который недавно был утвержден.

- Я это уже комментировала на своем сайте. К сожалению, я не была на Заксобрании. Была уверена, что пройденные на рабочих группах поправки будут приняты. Но я не могла не высказать свою тревогу и сожалению по поводу того, что муниципалитеты не смогут выбирать своих лидеров.

 - Но они же сами!

- Да, да. У нас местное самоуправление пока неполноценное. Органы управления у нас есть, и они достаточно профессиональны. А вот общественная составляющая пока хромает. Пока местного самоуправления не будет, мы будем опираться только на мнение местных глав. 


Обсуждение
3900
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.