Верхний баннер
15:46 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

14:28, 05 июня 2015

«Я не знаю, что министерство культуры сделало за этот год полезного», - Борис Мильграм

«Я не знаю, что министерство культуры сделало за этот год полезного», - Борис Мильграм
«Я не знаю, что министерство культуры сделало за этот год полезного», - Борис Мильграм

Тема: конфликт министерства культуры и Театра-Театра

Гость: Борис Мильграм, художественный руководитель Театра-Театра

Программа: «Дневной разворот»

Дата выхода: 5 июня 2015 года

Ведущий: Анна Букатова

- Поговорим мы сегодня о жизни Театра-Театра. Есть замечательный информационный повод, вокруг Театра-Театра заворачивается нешуточная драма, пошел театр в прокуратуру. Расскажите.

Борис Мильграм: Я хочу начать с того, что до того, как мы пошли в прокуратуру, мы съездили на огромные гастроли в Киров. Это были фантастические гастроли, кировчане нас теперь никогда не забудут, потому что они просто в восторге от того, что они увидели, а мы в восторге от кировской публики и от города Кирова. Вернемся к прокуратуре. Это как в том анекдоте: когда у нас деньги отбирали – мы терпели, когда нам не дали деньги на «Золотую маску» – мы терпели, мы даже не выходили в публичную сферу, но когда за год к нам пришла четвертая внеплановая проверка… По письму Института культуры, которое институт не писал – нам ректор дал официальное письмо о том, что они не писали никакую жалобу в министерство культуры – и пришла проверка. У нас действительно был случай, когда упала плитка на студента, который учится у нас и в Институте культуры, и поранила его, и мы все это заактировали. А плитка упала, потому что у нас крыша течет, нам дают только чуть-чуть денег, и мы чуть-чуть крышу ремонтируем в год, а всю крышу мы не можем отремонтировать, и об этом мы сообщили министерству культуры. В ответ на это по подложному письму, которое никто не писал, объявляется проверка, где проверяется все: бухгалтерский учет, наши договоры, кадровая политика и все, все, все.

- Все, что связано с крышей?

Борис Мильграм: И эта внеплановая проверка не имеет согласования с прокуратурой, а по закону она должна иметь. Поэтому мы, уже не выдержав это количество угнетения от министерства культуры… Я, честно говоря, не знаю, что министерство культуры сделало за этот год полезного, но что оно делает разрушительного – это мне доподлинно известно. Это все уже невозможно носить в себе, потому что оно абсолютно враждебно не только по отношению к нашему театру, а по отношению ко всей культуре, по отношению ко всем учреждениям. Но особенно враждебно по отношению к двум лучшим театрам, которые стоят в центре нашего города и во многом определяют театральную политику и театральную сущность нашего города, который по-настоящему театрален. Потому что вручение награждений на последней «Золотой маске» – это был триумф Перми. 36 номинаций, и все время звучали пермские театры, и пермские номинанты, и из 120 номинаций 36 принадлежало Перми. Мы получили 3 «Маски», Оперный театр получил 5 «Масок», и этого говорит о том, что у нас действительно очень сильное театральное пространство. И оно создавалось всей нашей историей – особенно последнее десятилетие, когда и край, и город, и наша публика в это вкладывались, потому что мы состоим из всего этого. И дальше уже то, что происходит с нашей реконструкцией. Деньги выделены давно, мы долго делали проект, прошли государственную экспертизу, потом долго не могли провести конкурс, мы, действительно, наверное, не профессионалы в этом качестве. И когда министерство закупок Пермского края взялось провести этот конкурс, мы были счастливы. Они провели, конкурс прошел, мы подписали на основе ими проведенного конкурса договор, заплатили аванс. На сумму этого аванса куплена вся аппаратура, которая должна быть смонтирована на нашей сцене. Чтобы наша публика понимала, это не реконструкция, это модернизация сценического оборудования. То есть мы должны разобрать сцену, те механизмы – круг и кольцо, которые сейчас у нас существуют, устаревшие, еще 1981 года. И на этом месте в трюме поставить другое оборудование, которое уникальное и даст нам невероятные возможности.

- Кинематографическим языком говоря, это оборудование для новых спецэффектов.

Борис Мильграм: Да. Для новых спецэффектов, для новых возможностей этой сцены. Мы одновременно сможем по частям эту сцену поднимать и крутить. Это целый новый путь возможностей нашего театра.

- А сейчас подрядчику отказали в этом?

Борис Мильграм: Смотрите. Подрядчик по контакту сделал оборудование, а теперь ему надо разобрать сцену, демонтировать то, что есть, и смонтировать новое оборудование. Это новое оборудование сделано, и ждет приезда на нашу сцену.

- То есть оно не в Перми?

Борис Мильграм: Оно должно быть привезено. Но ему отказали в разрешении на проведение строительных работ. Поскольку театр – памятник, он охраняется, у этого памятника внешний контур, внешний фасад, пол первого этажа и объем зрительного зала. Есть у нас экспертиза, что эта реконструкция – на самом деле модернизация сцены, и не затрагивает предмет охраны. Но формально, поскольку театр является памятником, разрешение должно дать министерство культуры, потому что оно по существующему законодательству ответственное за памятники. И вот это разрешение по разным причинам не дают подрядчику.

- А какие причины называют?

Борис Мильграм: Причины всяческие называют. Например, есть мелкие формальные – не поставили кавычки и запятые. Но самая главная причина, что подрядчик по условиям конкурса должен иметь лицензию по работе с памятником в части электромонтажа и механомонтажа. И эти лицензии у подрядчика есть. Но там, в перечне работ, в самой смете, есть, например, штукатурка, есть деревянные работы. И они потребовали, чтобы подрядчик предоставил лицензию на «реставрацию и организацию штукатурки в памятнике».  Это не затрагивает предмет памятника. Это ординарная в подвале, в трюме под сценой. Но они требуют, чтобы по каждому виду работ была лицензия на памятники. Подрядчику это кажется совершенно незаконным, и он собирается апеллировать в суд, чтобы отменить этот незаконный отказ.

- Насколько я понимаю, лицензирование – процедура достаточно длительная и дорогостоящая. И если подрядчик пойдет на получение лицензии, то все затянется очень серьезно.  А почему этот вопрос не возник, когда подрядчика выбирали, когда заключался договор?

Борис Мильграм: Всем казалось совершенно очевидным, что главная лицензия по памятникам у подрядчика есть, дальше он получает разрешение. Поскольку сами работы не затрагивают предмет охраны. У него есть генеральная лицензия по памятникам, он может заниматься электро- и механомонтажем, а заштукатурить подвал, который не охраняется, постелить пол на сцене, который не охраняется – для этого не нужны лицензии. И он теперь это хочет доказать через суд. Просто все оттягивается. Больше того, принятие этих решений у Минкульта должно занять ровно 3 минуты. Поскольку Минкульт серьезно решил, они не скрывают, они нам говорят, что надо разорвать этот контракт…

- Почему?

Борис Мильграм: Потому что им не нравится подрядчик. При этом они даже не работают с подрядчиком, они даже не вошли в рабочую группу по всем этим работам.

- Я не понимаю, они ведь его одобрили, а сейчас?..

Борис Мильграм: Этому составу министерства это досталось, это было до того, как пришел этот министр, и ему это не нравится.

- А вы разговаривали с Гладневым? Вы же с ним наверняка знакомы, он бывший актер Театра-Театра. У вас был просто обычный человеческий диалог? «Игорь, привет, в чем дело?»

Борис Мильграм: Не разговаривал. С ним давно невозможно разговаривать. «Игорь, привет!» – уже в прошлом. У него стеклянный глаз, и на «привет» он уже не отзывается. Говорить с ним абсолютно не о чем. Он говорит, как будто у него запись магнитофона: все незаконно, проект плохой, подрядчик отвратительный, он может обанкротиться, мы ему не доверяем. При этом они говорят, что надо разорвать контракт, начать все сначала… И в этом контракте подрядчик предоставил банковскую гарантию, то есть если по какой-то причине более-менее законной мы попробуем разорвать контракт, действительно в бюджет вернутся эти деньги в виде банковской гарантии. Потом подрядчик идет в суд, и все, что он купил на эти деньги, он представляет. Мало того, что он купил на весь аванс, у него договоры с западными фирмами на все подъемники, которые еще не поставлены, приплачены авансы. Больше того, все эти механизмы и подъемники, которые еще не поставлены, они изготовлены западным изготовителем – в Канаде и Германии. При разрыве контрактных отношений, это международный суд, они выставляют претензии подрядчику, подрядчик выставляет претензии бюджету, а дальше происходит следующее. Деньги, которые могут вернуться с банковской гарантии, попадают не к нам, а в бюджет, потому что мы здесь посредники по отношению к деньгам. А вот иски, которые подрядчик будет предъявлять, будут театру. И дальше театр может оказаться в ситуации, когда он будет рассчитываться по этим искам. И театр никогда не разорвет с этим подрядчиком контракт, если, конечно, он не обанкротится или кто-то не умрет, или что-то не случится форс-мажорное. Никогда! Потому что у меня нет никаких гарантий в том, что делает министерство культуры, и что оно хоть как-то за что-то ответственно. При этом уже существует готовое оборудование, мы близки к этой реконструкции как никогда, но мы уже потеряли 2 месяца. 2 месяца подрядчик не выходит на площадку. То есть, если он должен был закончить 31 августа, если завтра мы получим эти разрешения, то он закончит 31 октября. Мы оттягиваем сезон. Что произойдет дальше мы не знаем. И если принять решение может только губернатор, потому что Гладнев тупо повторяет только одно, что нужно разрывать контракт и он не даст этому контракту двигаться никогда, но Гладнев, слава богу, еще не есть закон, он все время апеллирует к закону и всегда говорит о каком-то беззаконье, которое творят все, кроме него, но, в конце концов, есть суд, и подрядчику придется идти в суд, чтобы получить ответы на эти вопросы. И в этом плане мы подрядчика, конечно, поддержим. И в этом смысле будем участвовать на его стороне, потому что Гладнев выстроил просто выстроил какую-то баррикаду, отделился от нас, ему неинтересно, что мы по существу делаем, он против того, что мы делаем, и он занял странную позицию – уничтожить. Но дело зашло слишком далеко, потрачено 58 миллионов бюджетных денег, на эти деньги закуплено оборудование, оно стоит, и его все равно театру отправят, и оно будет стоять в трюме театра. А потом, по версии Гладнева, на основе этого оборудования подписать контракт с кем-то другим, с готовым оборудованием – я не знаю, кто за это возьмется. Я не уверен, что министерство по закупкам возьмется за проведение такого нового конкурса. Короче, Гладнев завел эту историю в тупик. На самом деле, я ему предлагаю подать в отставку и закончить с этой историей, и не уничтожать учреждение культуры. Ясное дело, что он не сделает этого, но я обращаюсь ко всем людям, от которых это зависит, потому что здесь нужна просто воля для того, чтобы это сделать. Или решение суда. Решение суда дольше – значит, мы будем идти по этому пути дольше, значит, это будет не в этом сезоне, значит, это будет в следующем сезоне, но мы пойдем до конца. Здесь уже обратной дороги нет. Потрачены бюджетные деньги, и эти деньги должны превратиться в реальную другую сцену, в уникальную сцену, которую мы замыслили, и мы ее сделаем, и я всем вашим слушателям и нашим зрителям это обещаю.

- Несколько недель назад была публикация в пермских СМИ о том, что подрядчик, который подписался на реконструкцию, действительно, у него есть риски банкротства. Может, в действиях Минкульта и господина Гладнева это искренняя забота о бюджетных деньгах таким образом проявляется?

Борис Мильграм: Риски банкротства сегодня есть почти у всех, даже у министерства культуры, потому что страна находится в кризисе. Они подписали с нами контракт в сентябре, а в конце прошлого года при скачущем рубле такие риски возникли у многих. При этом они закупили все оборудование, они подписали все контракты на поставку всех подъемников с иностранными изготовителями и проплатили аванс. Банкротство – оно тогда банкротство, когда оно признано судом. До этого это предположения Гладнева, СМИ и кого угодно… Вот когда оно будет, если оно, не дай бог, будет – я рассчитываю, что его не будет никогда – тогда нам придется подчиниться закону, что мы и сделаем, и расторгнуть этот договор. Это единственный факт, по которому мы расторгнем договор. Вообще, все, что мы делаем, мы делаем по закону. У нас очень хорошие юристы, мы не выходим за рамки закона. За истекшие 10 лет, проведенные в театре и правительстве Пермского края, меня уже столько раз проверяли, настолько я был интересен контролирующим органам… Надо сказать, что у меня все получается, потому что я не выхожу за рамки закона, я никогда ничего не присвоил и никогда не обманул государство. Я уверен, что и на этот раз все получится. Для меня, конечно, странно вести такую борьбу, и я не хотел ее вести. Мне все казалось, что у министерства культуры возобладает хоть какой-то здравый смысл, но когда у тебя уже есть возможность это сделать, а ты не так много сделал, то есть практически ничего – это я о министерстве культуры – практически ничего не создал за исключением «Калейдоскопа»… И у тебя есть такая возможность, и ты начинаешь с этим бороться – это вызывает недоумение. Вот ты говоришь какие-то слова: все незаконно, все незаконно. Но это все вранье! Если бы было незаконно, то где бы мы уже были и что бы произошло? Надо сказать, что в начале этого сезона, когда мы открывали, Гладнев пришел. Не могу сказать, что мне это доставило большое удовольствие, потому что отношения наши закончились раньше, и ничего хорошего в наших отношениях сейчас не существует. Он вышел к труппе, которая действительно хорошо его встретила. Это действительно бывший их сотоварищ, он был артистом, он целый год со мной руководил театром, он был директором. Правда, не очень красиво ушел, оставив театр тогда без средств, но потом мне казалось, что наши отношения восстановились, а дальше они совсем испортились. Он вышел к труппе в начале сезона, сказал, как обычно он это делает, фальшивые слова, как он всех горячо любит, а потом прочитал стихи.

- Хорошие?

Борис Мильграм: Стихи Вознесенского, которые я когда-то в молодости знал наизусть. Открытие сезона, звучали они так: «Провала прошу, провала!» У труппы вытянулись лица, все в недоумении были, почему он выбрал именно эти стихи, которые в 70-е годы означали что-то совсем другое. Но когда ты приходишь на открытие сезона в театр, то кажется, что это нонсенс. И закончилось это все тем, что Пичкалев, который стоял рядом с ним, попытался смикшировать и сказал, что мы надеемся, что у нас не будет провалов в этом сезоне.

- А про сцену он говорил?

Борис Мильграм: Гладнев про сцену не говорил, потому что он негативно относится к этому проекту, немотивированно негативно.

- Он негативно относится не к проекту, а к подрядчику.

Борис Мильграм: Нет, он негативно относится к этому проекту.

- Вообще к проекту реконструкции целиком?

Борис Мильграм: Да. Он никогда со мной не говорил на эту тему. Но все, что слышал в каких-то официальных сборищах, на совещания, что проект плохой, проект не нужен. А в неофициальных, кулуарные его высказывания, что этого никогда не будет!

- Если критикуешь, то предлагай альтернативу. Альтернатива-то предлагается?

Борис Мильграм: Не предлагается никогда.

- То есть просто заморозить все как есть?

Борис Мильграм: Просто все оставить, ничего не менять, а лучше закрыть. Я представляю, какой ужас был у Гладнева, когда мы с Курентзисом получали «Маски». Потому что я думаю, что нелюбовь к Курентзису у него такая же, как и ко мне.

- Но это парадоксальная ситуация, потому что не так давно отгремела громкая история конфликта между Курентзисом и Гладневым, которую фактически пришлось разруливать губернатору, лично вмешиваться, чтобы этот конфликт потушить.

Борис Мильграм: Конфликт между ними, и между нашим театром тоже, потому что у нас деньги забрали чуть раньше. И губернатор, слава тебе господи, разрулив этот конфликт, вернул нам деньги. Мы с этим министерством все время находимся на вулкане. Мы все время понимаем, что они хотят у нас забрать, отобрать, не дать, запретить, что-то с нами сделать. Вот как с реконструкцией. Такое ощущение, что он просто хочет забрать из какой-то личной неприязни. Мне все говорят, что это его личное отношение ко мне. Но причем тут театр? Ведь я же это с собой никуда не заберу, не унесу, в квартиру себе не поставлю. Это останется театру, это останется пермской публике.

- Хотелось бы вернуться к заключенным контрактам. Вы говорили, что этот подрядчик заключил договора с зарубежными компаниями Германии и Канады. А в связи с кризисом, ростом доллара, евро, нет ли там подводных камней каких-то?

Борис Мильграм: У подрядчика есть субподрядчик, который и разрабатывает все это, они взялись это сделать, не меняя деньги. То есть за те же деньги, несмотря на все эти прыжки. У них есть своя мотивация в этом. Мотивация заключается в том, что они делают уникальную историю, и это их капитализация. И если они сделают, то они привезут всю страну, чтобы показать. Потому что сцена, которая может одновременно подниматься и вращаться, такой сцены в стране нет. По отдельности есть, когда можно поднимать отдельные части сцены, а отдельно можно крутить, и это несовместимо. Это такая невероятная придумка, которая пришла мне в голову, а немецкие театральные инженеры смогли сделать эскизный проект, а потом здешняя фирма смогла это спроектировать и так далее. И понятное дело, что подрядчик, который занимается театральным оборудованием, он, конечно, заинтересован, чтобы дальше показать это всем – и показать новые возможности, которые могут быть у сцены. Поэтому, видимо, они сильно уменьшили свою выгоду, сильно обрезали себя, поскольку понятно, что рубль стал дешевле, в рублях цена не изменяется…

- Согласились заработать меньше, фактически.

Борис Мильграм: Да. Потому что они нам написали, что они нам подтверждают сроки, при том, что они вовремя войдут на площадку, они подтверждают сроки и сумму, сумма будет неизменна.

- Мне непонятно вообще, что у нас сегодня происходит глобально в культуре Пермского края. Хоть у нас и не программа «Особое мнение» сейчас, но хочу ваше особое мнение по этому поводу выслушать. Уже упомянули мы, что не так давно закончилось открытое противостояние, публичная война министра с Курентзисом, сейчас история с вашим театром. Что такое происходит в культуре? Чем это вызвано?

Борис Мильграм: С культурой у нас все в порядке. Культура осела в учреждениях, а учреждения у нас очень сильные. Вот если им просто не мешать, то они дождутся лучших времен в управлении культурой.

- Но раз мешают, значит, какой-то скрытый смысл в этом есть?

Борис Мильграм: Наверное, в этом есть какой-то скрытый смысл, но, видимо, сегодняшнее министерство культуры вообще видит свою функцию только как орган надзирающий и контрольный, забыв, что они не прокуратура и на самом деле только отчасти контрольный орган, и их контрольные функции на самом деле очень ограничены. А с другой стороны, я думаю, что так они понимают свою миссию в культуре. Видимо, в эти времена так они и понимают, неудобно и опасно. А вдруг они чего-нибудь не то скажут, не то сделают, не то поставят.

- Но это же можно делать и без новой сцены?

Борис Мильграм: Это правда. Но здесь я совсем, честно говоря, не понимаю, почему они этому сопротивляются. Видимо, я могу только предполагать, потому что со мной никто из министерства культуры не разговаривает и никак не делится своими планами. Потому что внешне они говорят фальшиво, как будто бы правильные слова, все слова фальшивы насквозь, потому что в действе они хотят все остановить и закрыть. Почему это может быть? Ну, может, потому что это укрепит театр в том качестве, в котором он сегодня есть, это укрепит руководство театра. Потому что у руководства появится больше возможностей. Это усложнит момент лишения средств театра. Потому что, имея такую аппаратуру, лишать средств, чтобы не приглашать больших режиссеров, больших художников – как-то бессмысленно. Вложиться в аппаратуру и не делать большие проекты – это, мягко говоря, странно. Поэтому я думаю, что это такое желание остановить процесс. Наша культура какое-то время была в очень мощном качестве, это было очень насыщенное поле, где для самовыражения было очень много места, было очень много фестивалей. О фестивалях вы сами все знаете, их остается все меньше и меньше, они становятся все менее публичны. «Белые ночи» превратись в парковую зону, а пустырь в центре города остался. Слава богу, открыли фонтан. Когда я видел толпы людей, которые меня поразили, на открытии фонтана, я был просто удивлен.

- У фонтана люди есть всегда, а вот в парке…

Борис Мильграм: Я вспомнил этот момент. Мне страшно не нравился предыдущий фонтан, тогда на меня обиделся мэр, когда я приехал и сразу сказал, что это не фонтан, сооружения какие-то военные для обороны города. И в какой-то момент, когда я был в правительстве, и мы с городом договорились сделать реконструкцию, пригласили замечательного архитектора… И в какой-то момент он наступил, что мы делаем с этим фонтаном? И я тогда Маховикову сказал: «Сноси!». Если надо будет, то будем вместе держаться. Какое-то время город должен простоять без фонтана. И вот снесли фонтан, заасфальтировали это пятно. Переделали проект изначальный, там должна была быть замечательная деревянная стена, дерево до сих пор лежит в театре, купленное для этой стены. Мы даже не можем его продать. Но сами фонтаны остались как в проекте у Асса. Даже все задают вопрос, почему там четыре чаши, одна в стороне, а три отделены каким-то расстоянием… Так вот, там должна была проходить стена.

- То есть фонтан – это наследие того проекта Чиркуновской эпохи?

Борис Мильграм: Конечно.

- А меня беспокоит, что с открытием театрального сезона у нас из-за всей этой истории?

Борис Мильграм: У меня была мечта сделать реконструкцию и завершить ее спектаклем «Винил». «Винил» я уже три года сочиняю вместе с композитором Заготом, балетмейстером и режиссером Егором Дружининым, и автором текста Валерией Захаровой. Я сочиняю эту пьесу для этой новой сцены, для новых спецэффектов. Это замечательная история, мы ее уже давно разучиваем, это марш борется с рок-н-роллом. Потом выясняется, что конфликта у них на самом деле нет, а есть конфликт между людьми, которые любят, предают, дружат, ненавидят и так далее. Она будет готова тогда, когда мы завершим сцену, и мы ее покажем. Я думаю, что на эту историю уже «Маска» приедет к нам, потому что мы эту сцену не перевезем в Москву. И я добьюсь того, чтобы «Маска» была здесь. Потому что это будет уникально, это будет образец русского мюзикла, то, к чему я шаг за шагом иду, вот к этой форме. После того, как ушла советская оперетта замечательная, я пытаюсь это восполнить – не один, и другие деятели театра, но пока эта ниша еще по-настоящему не восполнена. Мы к спектаклю «Винил» готовимся, но я его не буду делать до реконструкции. Судя по тому, что подрядчик входит в какие-то судебные процессы с министерством культуры, это все затянется. Если до середины июня не начнется активных действий, будут идти суды, перенос сроков, и точно не по вине подрядчика, а по вредности нашего министерства. Я надеюсь, что суд разрешит эту ситуацию. Тогда мы откроем сезон в сентябре, и мы обязательно сделаем свой фестиваль. Я, пользуясь эфиром, всех моих коллег приглашаю сделать фестиваль «Золотая маска» в Перми. То есть собрать «масочные» спектакли в одну афишу, номинантов, может быть, не за один года, а за несколько лет, лауреатов «Маски», у нас получится огромная красивая афиша. И предложить такой фестиваль пермякам.

- «Маски» откуда? Только пермские?

Борис Мильграм: Да, пермские. Собрать «Маски» живых спектаклей. Вот у нас был номинирован «Жизнь человека», но уже нет этого спектакля.

- На Дягилевском фестивале Оперный театр делал такое, только со своими оперными.

Борис Мильграм: Собрать «Маску» всей Перми, это будет очень звучно. Потом я хочу в начале сезона сделать такое предложение всех премьер года, потому что у нас были очень хорошие премьеры, и «Ричард III», и «Одиссея», и «Монте Кристо». «Монте Кристо» просто нечеловеческий успех имела в Кирове, просто весь город уже пел эти песни. И «Обещание рассвету», спектакль, выпущенный перед самым закрытием большой сцены, спектакль замечательный. Я думаю, вот этим мы хотим открыть новый сезон. У нас большие планы. Мы передвинем «Винил», но у нас так много планов невероятных на следующий сезон, вот сейчас их нужно поставить по срокам. Одна история была – это завершение реконструкции и выпуск «Винила», другая история, когда «Винил» переносится, реконструкция сдвигается. До конца июня мы дадим все ответы, когда мы откроем сезон, но, в любом случае, этот сезон будет хорошим. Впереди у нас предстоят невероятные названия. Вчера я встречался с Леной Невежиной, она сделала невероятное предложение, додумаем все это и к началу театрального сезона, в начале сентября, мы все это объявим.

- Хотелось бы, конечно, чтобы у наших театров было больше «Золотых масок» и как можно меньше поводов надеть на себя протестные маски Гая Фокса. Хорошо, что эта история со сценой не затянет и не повлияет на открытие сезона.

Борис Мильграм: Мы сделаем все возможное, чтобы это не отразилось ни на нашей деятельности, ни на нашей публике, которая, я знаю, ждет наших спектаклей. У нас сегодня практически всегда переполненные залы, за что я благодарен публике, думаю, что они благодарны нам, поскольку у нас спектакли хорошие.

- Спасибо вам огромное!


Обсуждение
3465
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.