Верхний баннер
08:00 | ВТОРНИК | 19 МАРТА 2024

$ 91.98 € 100.24

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

13:25, 31 января 2017

«Хирургия должна идти к тому, чтобы восстановительный период после операции или отсутствовал, или был минимальным. Цель такая, чтобы человек не выпадал из своей привычной жизни», — Олег Шиловских, гендиректор Екатеринбургского центра «Микрохирургия глаза», главный офтальмолог Свердловской области

«Хирургия должна идти к тому, чтобы восстановительный период после операции или отсутствовал, или был минимальным. Цель такая, чтобы человек не выпадал из своей привычной жизни», — Олег Шиловских, гендиректор Екатеринбургского центра «Микрохирургия глаза», главный офтальмолог Свердловской области
«Хирургия должна идти к тому, чтобы восстановительный период после операции или отсутствовал, или был минимальным. Цель такая, чтобы человек не выпадал из своей привычной жизни», — Олег Шиловских, гендиректор Екатеринбургского центра «Микрохирургия глаза», главный офтальмолог Свердловской области
День добрый, уважаемые радиослушатели, у микрофона Евгения Романова, за звукорежиссерским пультом Мария Зуева. Продолжаем линейку дневных эфиров и сейчас в программе сетки «Эхо» «Медицинский экспресс». У нас в гостях генеральный директор Екатеринбургского центра микрохирургии глаза Олег Шиловских. Добрый день, Олег Владимирович. Давайте немного повторим некоторые моменты из утреннего эфира. Расскажите, пожалуйста, с какими целями вы приехали в Пермь и о центре микрохирургии в Екатеринбурге.

— Какие цели? В планах, привлечь внимание к собственному здоровью пациентов Пермского края. Я далек от мысли, что все рванут сразу в Екатеринбург. Я думаю, что просто они задумаются, может быть, о своих проблемах и просто придут к врачу. По-моему, тогда это будет успех, тогда, я считаю, что я не зря здесь был.

Такая просветительская у вас миссия где-то.

— Да, в общем, почему нет. Поэтому я думаю, в этом случае задача будет выполнена.

Если говорить о центре, немного об истории. Вам в этом году исполнилось 28 лет.

— В прошлом.

В прошлом году.

— 28. В этом будет 29, как мы открыты.

— Как обычно о центре говорят, столько-то операций в год, столько-то врачей, такие цифры.

— Да, много- много, конечно, за это время. Я думаю, мы подходим уже к миллиону операций и просто неотвратимо, потому что были годы, когда мы делали по 50 и за 50 тысяч операций в год. Но это не только на нашей основной базе, мы, конечно, имеем и сеть филиалов, и наших представительств по Уральскому региону. В Перми нет. И на сегодняшний день у нас на постоянной основе уже работает больше 170-ти человек за пределами основной базы. И конечно, много очень консультаций. Мы консультируем больше двухсот тысяч в год. Если так все умножить на 29 лет, то, в общем, я думаю, что нет такой семьи в Свердловской области, кто бы к нам не обращался. То есть, все-таки помощь огромному количеству, конечно, безусловно. Что интересно? Ну, что интересно, что мы развиваемся, продолжаем развиваться.

— Лично вы какие, считаете, ваши главные достижения клиники на сегодняшний, 2017-й год?

— Главное достижение – это коллектив клиники. Что никто оттуда не уходит, все ходят на работу с удовольствием и это, пожалуй, главное достижение, без всяких преувеличений. Когда на работу ходят с удовольствием, все есть при этом, потому что хотят они творить, хотят развиваться, хотят что-то делать и это удается. И каждый может воплотить свои мечты профессиональные в этой клинике.

А сколько у вас врачей всего?

— Ну, я думаю, к сотне все-таки.

А кстати, проблема кадровая существует? Где вы берете столько врачей?

— У нас медицинский институт, раньше он так назывался, так же, как и в Перми, кстати.

У нас тоже есть, но многие уезжают.

— После окончания институт мы берем в целевую ординатуру к себе и сами же их готовим. Ну а те, кто к нам не идет, не проходит этот высокий конкурс, они просто уходят в практическое здравоохранение. При этом мы денег никогда не брали, не берем и не будем брать с тех, кого готовим в целевой ординатуре. Кстати, есть пермяки у нас. Сейчас к нам в ординатуру девушка пришла.

А сколько лет нужно, чтобы вырастить хорошего офтальмолога?

— Если мы говорим о хирургии в нашем центре, я думаю, что примерно надо положить восемь лет, при условии, что наш центр представляет среду для роста, где происходит активный обмен информацией между зарубежными коллегами, нами, конгрессы, наукой, изобретательской деятельностью, огромного количества пациентов. И в этой питательной среде среднему глазному хирургу  необходимо примерно восемь лет. Раньше не получается все равно, да и не надо, наверное.

Были ли случаи, когда вы расставались с врачами?

— Да, были.

А какие, интересно, причины?

— Ну, были случаи, когда, например, врач взял деньги с пациента.

Но это частная клиника.

— Нет, я не имею в виду официально.

Поняла.

— Вы поняли, речь идет о конвертах. Сейчас это у нас не принято, не модно, впитано коллективом и абсолютно никто этим не занимается. Я вам скажу, что у нас частная клиника, но половина всей помощи мы оказываем бесплатно.

По ОМС?

— Да.

А знаете, существуют некоторые стереотипы – отблагодарить врача все равно. Сделали бесплатно и несут люди чего-нибудь.

— Ну, чего-нибудь – это нормально, ничего в этом нет такого. Я, когда хожу к врачу, тоже там, куплю цветы, что-то еще там.

Конфетки.

— Кто как.

То есть, это просто хороший знак, хорошие манеры.

— Это просто хороший знак. Я ведь речь-то веду о другом совершенно. Вы понимаете, о чем я говорю. То есть, это тебя не возьмут, если ты не положишь конверт под задницу, извиняюсь за выражение, кому-то. Это просто никуда не годится. Поэтому этого у нас нет, я могу с твердостью это сказать, абсолютно отвечая за свои слова, потому что никто этим у нас не занимается.

А о своих пациентах – пол, возраст, доход?

— Самый разный. То есть, мы начинаем работать с детками с трехмесячного возраста. Я сегодня уже говорил в утреннем эфире о том, что лично у меня самая возрастная пациентка была 102 года. Она была не единственная. Поэтому весь спектр практически, представлены все возрастные группы. Но, безусловно, большее количество пациентов — это люди старше шестидесяти, а остальные раскладываются по-разному. Если говорить о социальном составе, только 25% — это работающие. А вот как раз 75% - это не работающие, то есть, это или дети, или учащиеся, или студенты, или пенсионеры. Вот такой социальный состав.

Существует ли стереотип, связанный с вашей клиникой, что это дорого?

— Нет, я думаю, что нет, потому что огромный кусок помощи мы оказываем в рамках программы госгарантий, это по полису обязательного медицинского страхования.

И пермяки тоже могут приехать к вам бесплатно?

— А они и пользуются бесплатно, тоже пользуются.

А что для этого нужно сделать?

— Просто иметь обычное направление от врача-офтальмолога.

Так сейчас к вам поедут все бесплатно.

— Все не поедут, да и не нужно.

Есть минус – очередь.

— Нет, для пермяков эта очередь, как говорится, не так, как для свердловчан, потому что в Свердловской области существует заказ, он лимитирован строго. А вот эти взаиморасчеты, которые из других территорий. Это не касается только Перми. Едут с Московской области, с Сахалина, хоть откуда, сейчас пациенты с Крыма  даже есть.

Но вам, как руководителю клиники, важно, чтобы этот сегмент был – бесплатное получение помощи.

— Разумеется. Почему нет? Потому что любой медицинский бизнес должен быть социально ориентирован, это не торговля сапогами. Даже платные услуги должны быть тщательно взвешены с тем, чтобы человек это мог заплатить. Это наша позиция. То есть, нельзя делать так, чтобы это было совершенно недоступно. И поэтому некоторые технологии сегодня, которые мы оказываем у себя, оперируем, они находятся на грани рентабельности. А некоторые ниже себестоимости. Так можно просуществовать какое-то время, но не по полному спектру, по каким-то избирательным вещам. И вот сегодня это стоит делать, хотя бы ради сохранения этих технологий. Потому что разрушить все просто, а если ты убьешь технологию, то потом на самом деле надо много времени и средств, чтобы ее восстановить.

Напомню, что у нас в гостях главный руководитель клиники центра микрохирургии глаза из Екатеринбурга Олег Шиловских, генеральный директор клиники, главный офтальмолог Свердловской области. Мы продолжаем говорить о достижениях клиники, о ее развитии. Утром мы не столь уделили внимание сложной хирургии на глаза. Расскажите, что делаете, чем гордитесь, какие-то примеры?

— На самом деле вся хирургия, наверное, сложная все-таки. То есть, какие-то разделы хирургии более затратны в части оснащения, оснастки, расходных материалов.  К ним относится хирургия стекловидного тела и сетчатки. Эти операции по продолжительности дольше, чем многие другие. Ну вот, пожалуй, этот раздел. Значит, раздел, например, хирургии на переднем отрезке, когда это все происходит на фоне хронического воспаления, на фоне хронических увеитов, например. Это раздел онкологии,  органосохранная операция на глазном яблоке при внутриглазных опухолях. Здесь есть инновации. Мы в прошлом году получили два приза.  Второй приз получили на американском обществе катарактальных хирургов в мае, где как раз тема была посвящена хирургии на глазах с хроническими воспалениями. А вторая тема – это мы получили как раз по онкологии. Это уже немецкое общество офтальмохирургов.

То есть, это означает, что не только лучшие в России, а лучшие в мире?

— Мы получили The best price за технологию как раз в хирургии внутриглазных опухолей. Это значит лучшие в мире? Просто жюри конгресса признало, что эта работа достаточно интересная, поэтому они дали приз.

А в конкурсе кто еще участвует?

— В Америке, например, из этой сферы было представлено 242 доклада, то есть, мы взяли второй приз.

Престижно.

— То есть, в общем, как бы более, чем из двухсот работ со всего мира, наша была признана удачной и, так скажем, интересной для жюри. Тоже самое в Германии.  Поэтому прошлый год был урожайный на такие международные призы.

А что они для вас значат?

— Это моральные вещи, прежде всего. То есть, ты работаешь и коллеги, сообщество признают, что ты делаешь все правильно. И вот это, по-моему, престижно.

Важно участвовать в этом и важно побеждать.

— Я думаю, что важнее участвовать. Ты же все время сравниваешь себя, где ты находишься. Для этого ты должен видеть, что происходит в мире, на каком ты находишься уровне.

Да, чтобы быть прогрессивной клиникой, нужно, чтобы кадры максимально ответственно относились к работе и бесконечно учились.

— Конечно.

А вы в них вкладываете, чтобы они ездили туда-сюда?

— Разумеется, мы ездим на свои деньги. То есть, и я вам должен сказать, что мы представляем на международных конгрессах, только за рубежом, более сорока докладов и работ ежегодно. И они самые разные и по всем разделам. Это и по хирургии глаукомы, и по хирургии сетчатки стекловидного тела, и реконструктивные операции на оптическом аппарате. Это рефракционная хирургия коррекции дальнозоркости, близорукости и так дальше. Более 150-ти патентов сегодня это наших только и, естественно, всё, что в мире новое происходит и интересное, если нас какая-то технология интересует, то мы моментально ее, так сказать, оснащаем, привозим, внедряем и двигаем, ну так же, как, в общем, наверное, любые клиники в мире делают. Поэтому не исключено. Последнее было, допустим, мы занимались проблемами пересадки роговицы и нам понравилась одна технология, которая зародилась в Италии, да, и мы тут же туда отправили наших коллег в эту клинику.

Научились?

— И эту технологию привезли, мы активно ее внедрили и двигаемся. Это маленький такой пример, это как бы такой…

А самые распространенные вопросы, с которыми приходят, я не знаю, дети. Это травмы?

— Нет, конечно. Приходят с аномалиями рефракции, то есть, косоглазие, аномалии рефракции, так называемая возрастная дальнозоркость или гиперметропия, и так далее. И, кстати говоря, в  детском возрасте эти проблемы поддаются коррекции, причем очень много детей, которые обходятся без хирургии. У нас есть школы зрения, которые мы внедрили повсеместно, где есть наши представительства. И сейчас вот, я говорил сегодня уже о новом детском отделении, которое мы откроем в мае в центре Екатеринбурга. По сути дела, что это такое? Это лечение в форме игры. То есть, раньше было проблемой привести ребенка, а сейчас проблема забрать, когда закончился курс, чтобы он не ходил здесь, не играл под наблюдением.

А суть школы зрения?

— Суть школы зрения – это…

Это упражнения?

— Это упражнения, это специальные игры, это совмещение на экране разных образов, и так далее.

Это действительно восстанавливает зрение?

— Да, поднимают на несколько строчек. То есть, сначала он видит две строки, к концу курса восемь строк. И когда он два раза в год это повторяет, и плюс, допустим, очковая коррекция правильная, еще дома мамочки занимаются. А в это время глаз продолжает расти, естественно, потому что ребенок растет, и детки уже идут в школу с хорошим зрением.

То есть, много случаев, когда оставляют очки в прошлом?

— Да, или продолжают их носить, а потом снимают, такое бывает. Говорю к тому, что детками надо заниматься.

И тут ответственность на родителях?

— Да, если этого не сделать, тогда есть большой шанс, что ребенок придет с низким зрением в школу и потом оно может остаться на всю жизнь. И когда встанет вопрос о выборе профессии, а один глаз видит 20 %, а не 100 %, и сделать ничего уже нельзя к 16-ти годам, то, естественно, возникают какие-то ограничения. Это не совсем правильно по отношению к детям.

Если говорить о взрослом населении, из утреннего эфира каждый третий звонок связан с катарактой.

— Да.

Это действительно такая распространенная проблема?

— Это самая распространенная проблема. Она решается исключительно хирургически. Да, это большая проблема, но в то же время технологии идут вперед и каждый год что-то новое происходит. Сейчас мы активно применяем, например, фемтолазерное сопровождение, о котором я говорил. Это значит, что половина операций проходит с помощью лазера и хирург вообще глаза не касается, то есть, он сидит просто за манипулятором, управляет как обычным джостиком в компьютерной игре — наводит на глаз и дальше это всё вот таким образом происходит. Это, конечно, стандартизация и это прежде всего снижение рисков. И это, конечно, более правильный профиль разрезов, потому что рукой так не сделать, так как лазер контролирует толщину тканей по заданной программе. Это как нарисуешь профиль, такой он и пройдет. Поэтому…

А по этой технологии сколько лет вы уже работаете?

— Ну несколько лет работаем уже.

Ну это самое прогрессивное в лечении катаракты?

— Сегодня, да. То есть пока ни к чему дальше мир не придвинулся, не приблизился по этому. 

А есть какая-то профилактика катаракты?

— Нет, если честно. То есть, если у человека это есть, то это на самом деле сегодня не большая проблема, надо просто прооперироваться и, причем, в исходе можно получить эту рефракцию цели, как ты хочешь, чтобы у тебя было после операции: видеть хорошо вблизи и вдали. То есть, возможностей сейчас очень много на самом деле. И, конечно, к чему идет вся хирургия? Это к тому, чтобы восстановительный период после любой хирургии или отсутствовал, или был минимальным, потому что цель такая, чтобы человек не выпадал из своей привычной жизни. Нельзя делать такие технологии, при которых нельзя вставать, нельзя плавать, нельзя нырять, нельзя в баню ходить, нельзя прыгать.

Нельзя жить.

— Да, ну что-то там нельзя, а я вот привык, я хочу. И должны существовать такие технологии, при которых как можно быстрее тебе можно всем привычным заниматься. Я думаю, что суть всех хирургических технологий, она должна к этой цели, безусловно, двигаться.

Продолжим наш эфир. Напомню, у нас в гостях генеральный директор екатеринбургского центра микрохирургии глаза Олег Шиловских, главный офтальмолог Свердловской области. Мы до федеральных новостей говорили о лечении катаракты без скальпеля, о фемтосекундном лазере, о том, что применяют уже несколько лет именно эту технологию в екатеринбургском центре. Чуть подробнее хотелось узнать. То есть, это замена хрусталика, правильно я понимаю?

— Да-да.

— Насколько она болезненно? Что ощущает пациент и как это по времени происходит, и что после?

— Да, понятно, да. Вообще, чего боятся пациенты? Пациенты боятся двух вещей: первое – это боли, второе – неизвестности. То есть, если две эти проблемы ты убираешь, то получается, что бояться-то, в общем-то, и нечего совершенно. Что человек ощущает? Человек ощущает прикосновение к себе, то есть, каждый может это проверить на себе: «Что я буду чувствовать в момент операции?». Надо закрыть глаза и потрогать через веко свой глаз пальчиками. Вот что-то подобное ощущает пациент. Еще одна неприятность – это свет, конечно, потому что свет – это свет микроскопа, то есть, без света нельзя…

Свет в глаз.

— Я не увижу, да. То есть, вот это вещь…

Человек без анестезии?

— Почему? Ну как же без анестезии?

Понятно, светить в глаз.

— Попробуйте дотронуться до глаза без анестезии, что у вас получится? Тоже можете поэкспериментировать на себе. Но я думаю, каждый это понимает.

Не комфортно.

— Никакого спасу же нет совершенно, пока от этого не избавиться. Вот это когда нет анестезии. Я говорю, конечно, о том, когда есть адекватная анестезия. Ну, например, я не знаю, с чем сравнить. Поход к зубному врачу лет 25 назад.

Стресс.

— Это просто колоссальный стресс, ну вот лично у меня точно.

У меня тоже.

— То есть, это просто был ужас какой-то.

А сейчас я даже засыпаю в кабинете.

— А сейчас у офтальмолога на операции более комфортно, потому что  не надо же рот держать открытым столько времени.

А до технологии фемтосекундный лазер чем лечили катаракту.

— Специальным дозированным ножом. То есть, когда-то был не дозированный, когда-то был совсем… Ну, все развивается. Поэтому, конечно, был нож, сейчас вот лазер делает эти все разрезы, проколы и так дальше.

И главное преимущество, в том числе и на вашем сайте написано: безопасность, точность до микрон.

— Да, да, да.

Короткое время воздействия. И на следующий день… То есть, когда восстановится зрение? Сколько должно пройти времени?

— Ну, после хирургии катаракты на следующий день, как правило, проверка зрения и все сразу восстанавливается.

Что нельзя делать после операции?

— Все можно.

И в баню, и плавать?

— Все можно делать после операции. Вот мы об этом говорили — никаких ограничений. Только на период, так сказать, закапывания капель. И то, плавать уже можно, нырять не надо бы, пока капли капаешь, а потом можешь уже и нырять, никаких проблем к этому нет абсолютно.

Этот искусственный хрусталик, это что за технология, кто производитель и какие гарантии, на сколько лет?

— О расходных материалах, которые вводятся в глаз в период хирургии, я вам должен сказать, что мы для себя приняли такое решение, что у нас нет никакого импортозамещения в хирургии. То есть, у нас все, начиная от растворов, специальных препаратов и ластиков – это все мировые ведущие производители самого высокого качества. То есть, мы очень много сил потратили на то, чтобы получить эти специальные цены только для нас, исходя из огромных объемов хирургии, поэтому мы остаемся полностью на тех технологиях, на тех расходных материалах, на которых были. Мы берем только все самое-самое лучшее. И еще раз повторяю, никакого импортозамещения.

И санкции вас не коснулись?

— Санкции? Ну как не коснулись, всех коснулись, почему. Ну тут даже больше, наверное, не санкции, а курсовая разница.

Да.

— Об этом можно говорить. Да, но мы снизили цены все равно. Конечно, это дороже, но не по всем технологиям так. Ну, например, на витреоретинальную хирургию расходка возросла, расходный материал для хирургии возрос на 45%. Это самый высокий рост. И вот там, конечно, эти технологии, они на грани рентабельности сегодня находятся, но, тем не менее, мы не хотим оказаться рентабельными, применяя какие-то препараты и растворы, так сказать, не ведущих мировых производителей. Ни в коем случае нельзя, потому что это обязательно будет сказываться на эффекте хирургии.

И если говорить про имплантацию этого искусственного хрусталика, сколько лет?

— Не применяем отечественные хрусталики мы тоже.

Так.

— Не применяем, потому что мы…

С иностранными сколько лет можно говорить…

— Это на всю жизнь. И у детей это особенно важно, конечно, потому что срок жизни у них явно будет дольше, чем, например, у пациентов, которым за 70, правда? Поэтому отечественные хрусталики мы не применяем. То есть, опыт применения был раньше, но пусть он останется в прошлом, либо до тех пор, пока отечественные производители будут что-то производить не ниже качеством.

На вашем сайте есть такая статья: «Плохое зрение может ухудшить работу мозга». Это на прямую связано?

— Плохое зрение не только работу мозга может ухудшить на самом деле.

Ну, качество жизни, понятно, ухудшает.

— А вы видели пожилых пациентов и очень пожилых пациентов, которые оперируются и зрение восстанавливается? Они преображаются, они физически становятся более активными, жизнь снова приходит к ним в новых красках. И я же сам оперирую активно и разговариваю с ними, и принимаю, и это происходит каждый день. И я это вижу.

А чем можно объяснить, что многие путешественники, у них прекрасное зрение? Вот я тоже на эту тему читала статью, что находясь на природе, у многих даже зрение восстанавливается.

— Нет, просто у которых нет зрения, они, как правило, не путешествуют.

Ну, восстановление зрения на природе, ну это…

— Правда, есть оговорка. У нас есть такая ассоциация, как это правильно называется, «Белая трость», где собрались активные очень ребята, которые абсолютно слепые. И это такой клуб интересный, они делали даже у нас презентацию. У них столько этой жизни, они даже участвуют в парусных регатах и в экипаже есть совершенно слепые люди. На яхтах, в море, можете себе представить?

Каким образом?

— Вот такие активные люди. И они нам очень, кстати говоря, помогают, потому что не всем пациентам мы можем помочь, как врачи.

Вот, кстати, вот про эту тему. За чем будущее стоит? Наука в какую сторону должна развиваться? Есть случаи, которым вы не можете помочь, это какие случаи?

— Да, конечно, случаев таких очень много на самом деле. Это разрушение, например, глазного яблока, совершенно в момент травмы. Есть сопоставимые с восстановлением травмы, а есть такие, ну нечего уже восстанавливать, то есть, нет органа, как ты его восстановишь. Вот поэтому, конечно, прогресс двигается. И сегодня уже есть, допустим, технологии на Западе, это внедрение чипов таких прям в сетчатку, и провода, и блок питания, и специальная оправа с видеокамерой на очках и так дальше.

То есть, то, что мы видели в фантастических фильмах.

— Это не значит, что появляется зрение, конечно, нет, то есть, зрение пока еще не появляется и даже в этих случаях, но, допустим, абсолютно слепые люди уже, например, могут различать, я не знаю, с какой стороны свет падает, или оконный проем, например он начинает видеть, ну, то есть, не переплет рамы, а то, что это световое пятно и так дальше. То есть, пока на этом уровне. Но пока это экспериментальная хирургия, конечно. В Штатах, в Германии это есть, оно покрывается, но эта операция стоит больше ста тысяч евро по этим делам. Поэтому перспективы развития у нас этой технологии, они пока что, в общем, туманны, так скажем.

То есть, при стопроцентной слепоте вы помочь не можете?

— Ну, при стопроцентной абсолютной слепоте, да.

С рождения.

— Не то, что не можете, никто не может.

Никто не может еще в мире.

— Не мы. То есть, то, что мы не можем, не могут и в Америке. Обмен же информацией сегодня достаточно интенсивный.

Про катаракту так подробно поговорили, но часто встречающееся заболевание и глаукома. Как с ним можно совладать, какие здесь есть достижения?

— Хороший вопрос. Достижений много, но все-таки решение этой проблемы, оно лежит в плоскости организации вообще, организации не только помощи со стороны врачей, но и организации самого пациента. Потому что более частые формы глаукомы, они текут исподволь, да. То есть, и что для этого нужно делать: нужно делать что, каждый должен знать, что после сорока лет он должен померить глазное давление. Если у него появились какие-то симптомы со стороны глаз – выпадение, не дай бог, поля зрения откуда-то там, где-то и так далее, он должен срочно обратиться, нельзя с этим тянуть. Это первое. Второе: даже когда эта глаукома выявляется, да, вот по данным многих исследований, ведь я вам должен сказать, что до 70% пациентов, которым назначены, например, капли, они не соблюдают режим закапывания этих капель, сами пациенты.

Они считают, капли – это не серьезно.

— Да. Нет, они считают, что они же не помогают, чего их капать. То есть, пропускают. А смысл закапывания капель при глаукоме состоит в том, что это лекарство, которое снижает внутриглазное давление. А внутриглазное давление действует губительно на зрительный нерв, повышенное внутриглазное давление. И, например, если пациенту назначают два раза в день капли, это значит, что препарат этот действует 12 часов, да, то есть, через 12 часов давление снова высокое и пациент пропустил. Это значит, что это давление высокое продолжает убивать зрительный нерв в глазу и это очень важно. И вот это организация пациентов, которые не соблюдают ни режима закапывания капель, ни, будем так говорить, ритмичность осмотров своевременных, которые назначаются врачом.

Ну, если у человека нету проблем со зрением, они беспечно достаточно относятся и не знают, как часто нужно ходить к офтальмологу, да?

— Абсолютно. Нет, они беспечно относятся даже в том случае, когда они знают, и даже когда им назначают, то они не приходят и не капают капель. И потом они вновь появляются, когда стадия глаукомы уже настолько, так сказать, развитая, что сделать-то ничего нельзя, кстати говоря. И когда пациент слепнет от глаукомы, а это фатальное заболевание, то есть, оно ведет к абсолютной слепоте, поправить потом назад ничего нельзя. То есть, с глаукомой можно бороться, когда глаз еще видит. Когда глаз не видит от глаукомы, борьба закончена, сделать ничего нельзя. И надо всегда помнить о том, что это заболевание возникает на двух глазам всегда, чаще всего, так скажем. То есть, если глаукома на одном глазу, то она будет и на втором, и это не переход, это просто, как говорится, независимая вещь абсолютно.

То есть, если среди наших слушателей есть такие слушатели, с такой проблемой, нужно срочно обращаться в центр. И в Перми, и в Екатеринбурге искать…

— Нужно обратиться к глазному доктору. То есть, я сейчас не говорю о том, что надо ехать в Екатеринбург.

И не затягивать с этим.

— Ни в коем случае с этим не затягивать.

Мы весь эфир говорим о том, что ответственно относиться к своему здоровью.

— Разумеется. То есть, у нас по поводу глаукомы целые разделы, то есть, в хирургии инноваций очень много, и при закрытом угле, и, ну действительно, наверное, одно из самых больших, допустим, количество изобретений, статей, инноваций именно в разделе Глаукома у нас, например. Наверное, да, я думаю

— Ну и буквально полминуты, чтобы помечтать. О чем хочется, за чем будущее у офтальмологов, о перспективах. Чего хочется?

Чего хочется? Ну хочется, наверное, дистанционной диагностики, то есть, тогда, когда, допустим, каждый пациент может достать смартфон, подвести к своему глазу, сделать какое-то усилие, типа нажать на кнопочку и быстренько отправить доктору.

— Онлайн.

— И в этом снимочке не только внешний вид глаза, который сейчас можно сделать, а чтобы там все бы в этом снимочке содержалось.

Все показатели.

— Да, все показатели: и давление, и те зоны, которые недоступны сегодня осмотру. Это там, за поворотом, так скажем. Поэтому вот, наверное, этого бы хотелось. Хотелось бы, наверное, чтобы пациенты, люди как-то более внимательно относились к собственному здоровью, что если появились какие-то проблемы с глазами, не надо думать, что это пройдет. Если уж потеряли зрение, не надо думать, что глаз может рассмотреться, да. То есть, любое заболевание легче лечить на ранних стадиях, любое. Вот, наверное.

Ну что ж, на этом будем заканчивать.

— Всем здоровья.

Спасибо огромное, что были с нами. Напомню, что у нас в гостях генеральный директор екатеринбургского центра микрохирургии глаза Олег Шиловских был в эфире. Всю информацию вы можете найти в интернете, на сайте клиники. Спасибо, до свидания.

— Спасибо всем. 

 Программа вышла в эфир 30 января 2017 г.

 

 


Обсуждение
3399
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.