Верхний баннер
20:14 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.37 € 99.53

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

22:00, 09 февраля 2009

«Публичные люди». Кому и зачем читает пьесы театр «Новая Драма»?

«Публичные люди». Кому и зачем читает пьесы театр «Новая Драма»?

Ведущий: Это программа «Публичные люди». В студии Вячеслав Дегтярников. За звукорежиссерским пультом Сергей Слободин. Сегодня у нас в гостях известный театральный критик, обозреватель журнала «Театр» Татьяна Тихоновец. Здравствуйте, Татьяна Николаевна.

Татьяна Тихоновец: Здравствуйте.

Ведущий: И художественный руководитель театра «Новая Драма» Марина Оленёва. Здравствуйте, Марина Андреевна.

Марина Оленёва: Здравствуйте.

Ведущий: Говорить мы будем сегодня о только что закончившихся читках театральных. Это проект, насколько я понимаю, существует уже четвертый год. Называется он «Винтовая лестница». Для начала, Татьяна Николаевна, я понимаю, что вы уже много раз это рассказывали на самих читках. Все-таки, давайте поясним, что такое читки и зачем они нужны? И чем они отличаются от спектакля?

Т.Т.: Ну, от спектакля они отличаются, прежде всего, тем, что это не полноценное зрелище, над которым театр работает несколько месяцев, долго мучается, выбирает пьесу, репетирует. А представляется как продукт конечный, не спектакль, а предоставляется текст. И текст этот может быть интересен самым разным группам населения. Скажем, студентам, филологам, там, театральным людям. И цели читок очень разные. Скажем, на фестивалях они проводятся для того, чтобы ознакомить ленивых режиссеров, которые редко и с трудом читают пьесы, значит, а зав.литы сейчас практически у них не работают. Они занимаются совсем другим. Представить это режиссерам, чтоб они, может быть, выбрали новую пьесу. А в нашем городе немножко цель другая. Познакомить людей, ну, то есть, такая, просветительская цель. Познакомить людей, молодых, чаще всего, людей с тем, что происходит в драматургии. Вот это, как бы, разница между спектаклем…И, конечно, еще тут прелесть этих читок в том, что представляется совершенно новые тексты. Тексты, которые, может быть, никогда не появятся ни на сцене этого театра, ни на сценах других театров. А иногда эти тексты такого, ну, как бы, новаторского, например, качества, что их и поставить-то трудно.

Ведущий: Ну, насколько я понимаю, Марина Андреевна не относится у нас к ленивым режиссерам. То есть, вот…

Т.Т.: Она редкий режиссер.

Ведущий: …принцип отбора нынешних читок. Насколько я понимаю, все равно он существовал вот в этих читках, этого года.

М.О.: Да. Но, прежде всего, мы решили. У ас всегда есть тема читок. И вот эта тема у нас была пьесы ближнего зарубежья. Ну, вот Татьяне Николаевне стало интересно, что вообще происходит в наших бывших республиках, и что пишут люди, которые там, в общем-то, живут. И русские, которые пишут на русском языке, и люди, которые пишут на своем языке. Но сейчас мы имеем переводы. Потом надо было выбрать какие-то пьесы очень разные по эмоциональному ряду, по стилистике, по всему. И в то же время, чтобы они были интересны, еще и читались. То есть, они должны быть интересны еще и зрителю, не просто я так сама прочитала и все. Вот есть одна пьеса, например, которая мне показалась очень любопытной, но для читок просто не приспособленная, что зритель ничего не поймет из того, что мы там прочитаем. Тут надо ставить и какими-то другими средствами ему объяснять.

Ведущий: Давайте сейчас, чтобы наши слушатели тут же представили, как это происходит, что такое читки, мы вот подготовили, как бы, несколько кусочков из разных читок. И вот давайте послушаем.

Ведущий: Вот мы слышали фрагмент пьесы, которая называется «За линией», да, это белорусского автора. Ну, вот как раз, давайте дальше к читкам вернемся. И про эту пьесу поговорим в том числе. Очень мне понравилось вот мысль, которую Дмитрий Заболотских высказал. Надо сказать для наших слушателей, что после читок существует еще такой, как бы, момент, когда пьесу обсуждают. И вот как раз поприсутствовал я на обсуждении. Дмитрий Заболотских, как мне показалось, очень любопытную вещь сказал. Что в отличие от спектакля, читки, как бы, располагают к тому, чтобы говорить. И если на спектакле, как бы, актер отделен от зрителя, то на читках как раз обратная ситуация происходит. То есть, здесь зритель играет более важную роль. Вот так это или не так? Вот давайте этот момент обсудим. Кто начнет?

Т.Т.: Ну, давайте, я начну. Да, конечно, это так. Дело в том, что зритель иногда и хотел бы поговорить после спектакля. Но вот обычный театр, он не представляет такой возможности. И он и не может предоставить такой возможности. Хотя, в принципе, раньше такое бывало. Бывали зрительские конференции. Я сама на таких присутствовала. Как правило, это бывало после каких-то очень острых спектаклей. Иногда конференция была такая, что просто зрители вообще там с ума сходили, пытаясь выразить, так сказать, свое отношение к этому. Но это обычно бывает вот в не очень больших театрах. Вот на каких-то экспериментальных площадках, лабораторных сценах. А обычный театр, ну, он не может себе вот такой возможности дать. А здесь, конечно, зрителям хочется пообщаться. И артистам, которые прочитали эту пьесу, тоже хочется, на мой взгляд, да…

М.О.: Да.

Т.Т.: …пообщаться и как-то вот, ну, понять, вообще, что они читали. А зрителям понять, про что они услышали. А поскольку сейчас вообще нет мест, где можно поговорить друг с другом, то, собственно, вот читки становятся, ну, на мой взгляд, таким клубом что ли, клубом заинтересованных людей. Сейчас ведь вообще вот такая культура, скажем, она, на мой взгляд, уходит тихонько в катакомбы. Я думаю, что постепенно начнется вот такое вот разделение на маленькие сцены, на маленькие площадки. Какие-то группы зрительские или читательские, они будут находить друг друга по принципу, так сказать, мы одной крови, ты и я. И вот здесь, собственно, собираются люди, видимо, одной крови. И это очень важная часть. Для меня-то иной раз это важнее вообще, вот, чем сама читка. Потому что мыто пьесу уже прочитали. Мы знаем. А вот интересно, что люди про эту пьесу думают. Может, мы ее вообще зря выбрали, правда, Марина Андреевна?

М.О.: Конечно. Это очень интересно. Потому что мнения очень разные. И та пьеса, которая понравилась мне, может не понравиться кому-то из зрителей и, наоборот. Ну, почитаем, любопытно, но как-то так. А говорят, ой, какая хорошая пьеса, как замечательно, что вы ее взяли. Поэтому это все равно есть возможность как бы послушать людей, которые приходят в твой театр. Потом они придут. И я уже понимаю, в общем, какие у них интересы. Ну, хотя бы части какой-то группы этих людей. Все равно это контрольная группа. Можно же расширить ее во все стороны, понимаете, да, о чем разговор. Это очень интересно, на мой взгляд.

Т.Т.: Ну, вот даже у Марины Андреевны ведь совсем крошечная площадка. Она-то всегда комплексует по этому поводу. А я ей всегда объясняю, что в Москве очень много таких площадок. И по 30, и по 40, и по 50 мест. И они самые уютные для человека. Они нормальные, они адекватны человеку. Но ведь, например, после ваших спектаклей обычных вы же тоже не устраиваете обсуждение. Это, как бы, не принято.

М.О.: Как исключение бывает.

Т.Т.: Ну, как исключение. А здесь, пожалуйста, говори. Вставай, говори. Можно даже сидя говорить.

Ведущий: Ну, чтобы наши слушатели поняли, где находится театр «Новая Драма», надо пояснить, что это Дворец творчества юных. Третий этаж. Вот там как раз винтовая лестница. И поэтому проект называется «Винтовая лестница». Вот три пьесы было, три пьесы, абсолютно разные. И вот, что я заметил в обсуждении, да. Скажем, по-разному обсуждали.

Т.Т.: Да, да, да.

Ведущий: Если белорусскую вот эту пьесу обсуждали именно как пьесу, да, то, скажем, последняя литовская…

М.О.: «Мадагаскар».

Ведущий: Да, литовская пьеса «Мадагаскар» она вызвала, скажем, обсуждение не самой пьесы, да, а обсуждение жизни. Вышли, как бы, на обсуждение жизни. Почему вот так случилось?

М.О.: А разные пьесы. Одна пьеса обращена просто, как бы, к душе человека. И, как бы, странно говорить о ней в большом контексте. А эта пьеса решает какие-то очень глобальные, по крайней мере, задает очень глобальные вопросы. И поэтому, естественно, у зрителей возникает желание поговорить о том, что всколыхнуло их в этой пьесе. То есть, все-таки, пьеса «Мадагаскар» она, при том, что она очень смешная, и зритель очень смеялся, и текст интересный, она все равно философская в каком-то смысле. Она не рассказывает историю.

Т.Т.: Она не бытовая.

М.О.: Не бытовая, да. Философским все равно таким. Она рассказывает о жизни людей, о жизни не просто конкретных людей, конкретной группы, а жизни, в общем-то, такого, вообще человека. Куда он стремится, как наши идеалы в молодости, чем они заканчивают. То есть, какие-то такие вещи крупные, которые, видимо, зацепили людей. Поэтому говорили больше вот о каких-то проблемах.

Т.Т.: Вы знаете, вот я еще могу добавить по этому поводу вот что. Вот я очень много же смотрю спектаклей. Ну, примерно, штук 200 в год у меня получается. И, как бы, вроде бы замыленное уже вот восприятие. А все равно, я заметила, когда тебя цепляет очень сильно спектакль, ты выходишь, и ты, не смотря на то, что вроде это твоя профессия, и ты должен думать о режиссуре, о концепции, о критике, об артистах, да, а когда тебя очень сильно волнует что-то, ты начинаешь думать о жизни, а не о спектакле. И вот на самом деле я считаю, что в театре это самое важное, когда зрители, их спектакль, или читка толкает на размышление о жизни. Не о том, как сделано, а о чем тебе сказано. Вот это какой-то месседж такой очень мощный, который ты вот впускаешь в себя или не впускаешь. Вот если ты впустил его в себя, тебе хочется думать, у тебя возникают какие-то вопросы, к себе, к людям, ты начинаешь думать о том, о чем, может быть, давно не думал. И вот, собственно, люди а этих читках… Вот вы говорите о том, что на пьесе «За линией» говорили, в основном, о пьесе. А вот тоже вспомните, как много было размышлений о том, добрые ли здесь люди, страшен ли мир вокруг них, как к ним жесток этот мир, что это за вот такая, так сказать, история об опрятной бедности, об этих детях. То есть, в принципе, тоже вот были выходы на какие-то вот, ну, на разные такие полюса, что ли. А вот как раз пьеса «Три плюс 3», все, по-моему, настолько растерялись… Ведущий: Надо пояснить, что это была вторая читка.

Т.Т.: Да, вторая читка.

Ведущий: Это армянский автор.

М.О.: Нет, грузинский.

Ведущий: Грузинский, извините.

Т.Т.: Манана Дуиашвили. «Три плюс 3». Но пьеса такая странная, что все растерялись, и, в общем, даже не знали, про что и говорить. Говорить хотели, но не знали, как.

М.О.: А нам как раз было интересно прочитать им такую неожиданную пьесу, которая приводит в некий такой шок в финале неожиданностью своей. При этом, логично все достаточно.

Ведущий: У меня вот по этой пьесе, не знаю, не стал высказываться на читках, потому что не большой театровед, да.

Т.Т.: А зря.

Ведущий: Но у меня сложилось впечатление, что это вот сидят и переключают каналы на телевизоре. Было вот такое ощущение.

М.О.: Ну, жанры меняются, да.

Ведущий: Попадаем, как бы, на разные программы.

Т.Т.: Но с одними и теми же людьми.

Ведущий: Да, с одними и теми же людьми. Просто, вот у меня такое ощущение сложилось от этой пьесы.

М.О.: Согласна. Меняются жанры.

Т.Т.: Такая замечательная у вас точка зрения. Почему же вы промолчали? Это было очень правильно.

Ведущий: Ну, я сидел, слушал, чтобы подготовиться к эфиру. Был кусочек из пьесы «Мадагаскар», мы слушали. Тоже очень интересная же пьеса. Вот вы, Татьяна Николаевна, рассказывали про то, как она была выстроена. Наверно, это есть смысл еще раз озвучить. То есть, там же реальные персонажи, литовская история.

Т.Т.: Дело в том, что эта пьеса была уже напечатана. Но даже мы, в общем, люди театральные, много пьес читающие, мы как-то ее все пропустили. Я даже вспомнила, что я листанула альманах «Современная драматургия», еще подумала – ой, «Мадагаскар» какой-то, да еще литовский автор. И не стала читать. А потом через несколько лет я была вот этой осенью на совершенно роскошном фестивале международном, который называется «Академия» в Омске. Ну, губернатор омский дал гигантский бюджет. И в Омск были приглашены, ну, самые лучшие театры Европы. Ни одного русского там не было. Потому что русские театры оказалось дорого приглашать. Дороже, чем самых крутых европейских режиссеров с огромными труппами. И вот среди них был вот этот спектакль. И вдруг обнаружилось, что все театральные критики, как сумасшедшие, начали лихорадочно записывать текст пьесы. Потому что текст настолько блистательный, что захотелось вот как-то его зафиксировать для себя, чтобы потом использовать в жизни. И это замечательный литовский режиссер очень мощной литовской школы режиссуры Римас Туминас, которого сейчас пригласили руководить Вахтанговским театром. Я видела его спектакли в Москве. Но мне всегда казалось, что они такие холодные, заумные, немножко такие вот ребусы режиссерские. И вот я когда посмотрела этот спектакль, я поняла, что такое, когда свой материал, когда история своего народа, когда свой автор. И когда он понимает, что это вот свое, родное, близкое. Он ставит русскую классику очень холодно, очень отстраненно. Даже, я бы сказала, несколько враждебно. Вот у меня всегда такое ощущение. А здесь грустная, удивительно тонкая, ироничная история о католическом священнике, который реально существовал в Литве, некто Покшт, который мечтал переселить литовцев на «Мадагаскар», потому что он понимал, что литовцы будут подавлены вот этими огромными злыми соседями – Россией, Германией, Польшей. И там, действительно, несколько реальных людей. В том числе, их поэтесса национальная Саломея Нерис. И рассказывается о том, как начинается человеческая жизнь, о чем мечтает человек, какие безумные идеи ему приходят в голову, и как потом жизнь перемалывает этих людей, эти идеи. Пьеса безумно смешная. Но в конце очень грустная.

Ведущий: Она мне тоже напомнила, вот говорили про Платонова, да, мне она напомнила почему-то Филатова. Вот его знаменитый «Сказ про удальца…

Т.Т.: Да, может быть, и это тоже.

Ведущий: Где-то близко, похоже, да.

Т.Т.: Да, да, да. Ну, потому что сказовый язык. Очень такой не привычный. Пьеса вообще на старо-литовском языке была написана. Ее с трудом переводили на русский, находя какие-то вот языковые, ну, аналоги, что ли. Это очень трудно оказалось. И, конечно, спектакль-то просто блистательный. И хотелось просто хотя бы текст представить. Вот замечательный, яркий, талантливый текст. Потому что спектакль, это… Ну, я не знаю, вот мог ли бы он быть поставлен в России. Хотя вот в Омске публика приняла его на ура. И все говорили о том, что это и про нас тоже. Литовцы страшно растерялись и говорили – да мы думали, это никому не интересно. Мы же маленький народ, мы маленькая страна. Мы же про себя это говорили. Но вот интересно, что все заметили, что вот у нас нет пока такого текста о России, чтобы с такой любовью, с такой иронией и с такой горечью. Поэтому вот хотелось его показать.

Ведущий: Марина Андреевна, вот мы с вами встречались в этой студии после читок год назад. Здесь был и Павел Руднев в этой студии. И тогда мы говорили про Мак-Донаха. Насколько я понимаю, с прошлых читок они потихонечку превратились в спектакль.

М.О.: Одна пьеса из трех, которые мы прочитали.

Т.Т.: И то хорошо.

Ведущий: Давайте и про эту премьеру тоже расскажем.

М.О.: Ну, так получилось, что когда мы прочитали три пьесы Мак-Донаха, то, в общем, они мне понравились все. Но особенно мне понравился, конечно, «Лейтенант…».

Т.Т.: «Лейтенант с острова Инишмор».

М.О.: Которое я никогда вообще такое не ставила в своей жизни. Мне было очень интересно попробовать. Я робко обратилась к своим актерам. Говорю – ребята, может, попробуем? Актеры как-то так странно отнеслись, актеры, которые давно у меня работают. И сказали - че-то, как-то, не знаем. Тогда я обратилась к молодым актерам, которые вот у меня совсем недавно начали, еще мало, что играли. Не очень опытные, но уже работают. Они сказали – о, возьмем, сделаем, ура. И как-то мы так вот взяли. Но потом меня, конечно, очень подстегнул момент то, что это вообще нигде не поставлено еще в России, эта пьеса. Меня это очень вдохновило. И, действительно, мы оказались первыми в России, кто эту пьесу поставил. Вот это тоже очень приятно. Известный автор, пьесы его поставлены, переставлены. «Калека», по-моему, уже не знаю, наверно…

Т.Т.: Везде.

М.О.: …пожаром по стране идет. А эта пьеса как раз осталась в стороне. Ну, вот и мы решились, попробовали. Получили огромное удовольствие от работы над этой пьесой, огромное. Давно я не помню, чтоб мы с таким наслаждением работали над какой-то пьесой. Ну, тоже со своими проблемами. И вот спектакль вышел, и уже играется. С конца ноября уже играется в нашем театре.

Т.Т.: Вот, между прочим, одна еще из таких… один из результатов читок и очень такая полезная, так сказать, вещь этих читок, что иногда пробуется абсолютно непривычный материал, который, ну, в голову бы, я уверяю, Марине Андреевне…

М.О.: Не пришел бы.

Т.Т.: …не пришел бы никогда. Она же знала эту пьесу. В голову ей не пришло.

М.О.: Пока не прочитали.

Т.Т.: Пока не она сама не прочитала, а пока она не увидела…

М.О.: Вслух не прочитали, да.

Т.Т.: Вслух, да. И так неожиданно раскрылись артисты. И вдруг стало понятно, что надо немедленно это ставить. Вот я знаю несколько таких случаев, когда читка показывает режиссеру, во-первых, необычные возможности труппы. Вот в Лысьве прошли читки. И мне главный режиссер театра Тимур Насиров с удивлением говорит – я для себя открыл… И начинает мне перечислять нескольких артистов. Я удивленно говорю – так они у вас вообще сто лет работают. Но я их не видел, - сказал режиссер. А на читках он их увидел.

Ведущий: То есть, у него сложилась картинка.

Т.Т.: Да.

Ведущий: И в этом уникальность, действительно, читок.

Т.Т.: Да.

Ведущий: На самом деле, вот подобные явления, скажем, в соседнем Екатеринбурге, существует и довольно развито, да. То есть, там…

Т.Т.: Театр Коляды.

Ведущий: Да, театр Коляды, они читают чуть ли не каждую неделю. Вот судя по тому, как принимались читки, по тому количеству людей, которое приходило даже, когда был 30-градусный мороз, может быть, есть смысл, действительно, это делать чаще, не раз в год?

М.О.: Не знаю. У нас немножко другой город. И поэтому надо, может быть, проверить, попробовать это. Дело в том, что… проблема читок только в одном, мне кажется. У Коляды проще. Все знают, что он читает себя и своих учеников. Учеников, себя, по-моему, не читает.

Т.Т.: Тоже не читает, себя ставит.

М.О.: Себя он уже ставит, да. Поэтому у него есть тема всегда. Возникает новая пьеса, люди ходят. У нас, мне кажется, интересно тем, что мы каждый раз пытаемся найти какую-то новую тему. То есть, не просто прочитать какие-то пьесы, которые так с боку лежали, с краю. А найти какую-то новую. Потому что эта вот идея ближнего зарубежья это, конечно, не моя идея, к сожалению. Но она замечательная.

Т.Т.: И не моя. Это идея Олега Лаевского. Мы никак. Мы запутались. Мы столько пьес перечитали. Я ему позвонила в отчаянии. Это известный очень менеджер театральный, фестивальный директор. У него очень хорошие фестивали по всей стране. Я говорю – Олег, че-то мы не можем. Вот, придумай, хоть что-нибудь. Он сказал – оглянитесь окрест себя. Посмотрите, что в ближнем зарубежье. Ну, вот мы.. И то очень сложно найти. Потому что нужно, чтобы пьесы были, н, все-таки, внятные нам. А публика у нас все-таки очень тяжелая. Вот один раз без меня провели. Идея-то моя была почитать «Этот ребенок» Жоэля Помра. Если бы я была, я объяснила бы, что это такое. Я думаю, было бы другое восприятие. Но жесткий текст, текст довольно агрессивный. Текст не приятный. И вот уже нам несколько человек сказали – ой, это вот гораздо лучше, чем вы читали французских авторов. У нас народ ужасно пугливый. Вот какой-то такой, ну, косный, я бы даже сказала. Понимаете. И очень трудно вообще со зрителем.

Ведущий: Давайте телефонный звонок слушать. Алле. Добрый день. Здравствуйте.

Слушатель: Судя по тому, что вы рассказываете, ваш проект востребован молодежью и носит такой гуманитарный просветительский характер. Скажите, а власти культурные как-то поддерживают в финансовом плане? Может быть, какие-то спонсоры. Или это все на голом энтузиазме?

М.О.: К сожалению, это все на самом, самом голом энтузиазме. Уже большего энтузиазма найти трудно.

Т.Т.: Дело в том, что мы поняли, что до тех пор, пока, ну, ты не докажешь, что твой проект интересен, может быть, через несколько лет кто-то из властей когда-нибудь придет, посмотрит, возбудится, заинтересуется. А поскольку мы просить не любим, и не умеем, и даже не знаем, как просить и у кого просить, то все это за свои деньги делается. За деньги театра. Даже зрителей чаем с сушками поят. Бесплатно.

Ведущий: Могу подтвердить, присутствовал. Чай и сушки бесплатные. Вот вопрос приходит у нас по эфирному ICQ. «Будут ли снова читки пермских авторов?» И вопрос номер два: «Пишут ли наши артисты пьесы?»

М.О.: Ну, наши артисты пьесы пока не пишут. И, может быть, и к счастью. Потому что у каждого своя профессия. И пусть занимаются тем, которые у них есть. Хотя я знаю, что кое-кто пописывает стихи. То есть, может быть, и пьесу когда-нибудь напишут. А что касается пермских авторов. Я думаю, что пока смысла в этом нет. Потому что как раз фестиваль «Новая драма», насколько я знаю, подразумевает… именно был объявлен конкурс пермских авторов. И подразумевает читки именно пермских авторов. Поэтому, зачем перебивать друг друга.

Т.Т.: Но я могу сказать. что мне звонили из министерства культуры в большом ужасе. Были все убеждены, что пермские авторы сейчас так и бросятся со своими текстами. Но мы, буквально, я называла несколько фамилий, к которым можно, к людям этим как-то обратиться, может быть, они что-нибудь продолжают писать. Дело в том, что Пермь не тот город, где пишут пьесы. Когда-то у нас были люди, которые писали пьесы. Но поскольку никогда никем они не были поддержаны, они просто положили перья, поставили точки. И много лет уже этим не занимаются. Поэтому мы с трудом на первые читки наскребли трех авторов с тремя пьесами.

М.О.: Четырех.

Т.Т.: Четырех, да. А так бы мы рады были.

Ведущий: Вот вы начали говорить про фестиваль «Новая драма», который у нас должен пройти, да. Вот эти читки, они, как бы, случились в его преддверие.

Т.Т.: Ну, так нечаянно как-то получилось. М..О.: Нет, нечаянно, это никак завязано.

Ведущий: Не завязано было?

Т.Т.: Нет.

М.О.: Они планировались у нас именно всегда где-то февраль, март мы их проводим стабильно. И поэтому они планировались заранее. И было уже решение, что именно в эти числа. Мы и про фестиваль-то, лично я узнала позже, когда уже назначены были читки.

Т.Т.: Дело в том, что фестиваль «Новая драма» – это тоже довольно особый формат, очень специфический этот фестиваль. И я была на нескольких. И вот в Питере, где Марина Андреевна со своим «Обломовым» выступала, и в Москве я их видела. Это очень… направление, которое с большим трудом пробивается. Там очень много ненормативной лексики. Там очень много грубости, там очень много таких очень больных текстов. Талантливых очень часто, но очень неприятных для такой, знаете, респектабельной публики. Поэтому, вообще, вокруг него должна проводиться огромная работа, чтобы он прошел не бесполезно. Вот. Я не уверена, что все будет так, как хотелось бы.

Ведущий: Ну, вот на пресс-конференции, которую проводили перед фестивалем «Новая драма», там как раз вспоминали и про ваш театр. И спрашивали, насколько это, как бы, все завязано. Вроде, название одно и то же – «Новая драма» здесь, «Новая драма» там. Насколько это взаимосвязанные вещи?

М.О.: С конкретно фестивалем или, вообще, с направлением?

Ведущий: Ну, вот в данном случае пока с фестивалем.

Т.Т.: Никак.

М.О.: А с фестивалем, к сожалению, никак. Потому что, как мне объяснил господин Угаров, с которым мы знакомы лично, и разговаривали, это фестиваль определенного формата. Будут привезены четыре спектакля, которые они лично отобрали где-то там, ну, и из своих, видимо, предыдущих фестивалей. Пермь к этому никакого отношения не имеет. И, в общем-то, и читки тоже будут проводиться. Там какие-то будут приглашены актеры из Москвы.

Т.Т.: Не актеры, а студенты театральных вузов.

М.О.: Актеры, он уже сказал. Уже сказал актеры, да. И, возможно, молодые режиссеры. Возможно, кто-то из пермских актеров попадет в эту команду. То есть, в общем, как театр мы существуем параллельно этому движению. Хотя назвались мы «Новой драмой» не потому, что есть такой фестиваль, а потому что мы очень много ставим, давно много и с удовольствием ставим современную драматургию. И тогда ставили, когда еще в нашем городе не ставил никто. Это сейчас везде пошло, там Сигарев, там еще кто-то. А когда мы ставили первые спектакли Угарова, Петрушевской, других, о них даже, по-моему, в городе и не слыхали до нас.

Ведущий: То есть, правильно я понял, что вот этот фестиваль, который «Новая драма», он будет просто использовать Пермь, как площадку?

Т.Т.: Да, конечно.

Ведущий: То есть, это просто обычный коммерческий проект?

Т.Т.: Ну, да, в какой-то мере. Ну, я не думаю, что он совсем коммерческий. Вряд ли он коммерческий окупится. Но хорошо то, что просто привезут какие-то новые спектакли, какие-то новые имена, так сказать, прозвучат. Но поскольку «Новая драма» Москве поднадоела, и там она не очень хорошо идет, и кроме того, в Москве все очень дорого сейчас проводить. Ну, невозможно просто. Скоро вообще Москва кучи фестивалей лишится, потому что в Москве все зашкалило. В гостиницу невозможно устроить людей. Поэтому ищут площадку. Вот они попытались в Нижнем Новгороде провести. Народ – полное отторжение было от этого. Попробуют провести в Перми. Я думаю, что вот этот театр наш «Новая драма» он, как бы, размял немножечко, так сказать, ну, хоть какую-то группу, да.

М.О.: Пространство.

Т.Т.: Пространство какое-то вот. Но он совсем в другом плане работает. Мы поняли, что даже пьесы, которые хотелось бы почитать, мы не берем читать. Мы понимаем, что публика это не воспримет. А вот что будет привезено, мы не знаем.

Ведущий: То есть, все-таки, не смотря на то, что «Новая драма», вы все равно вынуждены каким-то образом ориентироваться на то, как будет реагировать публика?

М.О.: Ну, конечно. Мы же театр. Даже дело не в этом. Не только публика. Я сама не могу взять пьесу, в которой каждое второе слово ненормативная лексика, и идет страшная агрессия. Я, как режиссер, как человек, мне это не близко, не адекватно. А я не могу ставить то, что мне не адекватно, вы понимаете. Я ставлю только то, что мне близко, что я чувствую, что я понимаю. Поэтому тут не только связано, мне кажется, со зрителем, но и с моей личностью, с личностью моих актеров.

Ведущий: Но в том же Мак-Донахе, там же тоже есть ненормативная лексика. Там тоже все очень жутко.

Т.Т.: Жутко, да.

Ведущий: Там даже рука оторванная.

Т.Т.: Но ведь, между прочим, старшие-то артисты и не захотели в этом участвовать, понимаете. Именно поэтому.

М.О.: Да.

Т.Т.: Я пришла на репетицию, всегда одна репетиция бывает. Я пришла. Они сидят понурые.

М.О.: На читки, еще имеется в виду, на репетицию.

Т.Т.: На читки. Перед читкой одна репетиция идет. Ну, просто, чтобы пройти текст. Они сидят мрачные, и говорят – мы не можем это читать. Это ужасно. Я говорю - да это смешно. Они говорят - ну, ничего себе, смешно. И вот, собственно, та группа актеров, которая читала, прекрасно читала, они не захотели. То есть, ну, что ж делать. Это же такой театр, где, в общем, все по согласию, по взаимной любви делается. А публика… Я вот пригласила несколько своих знакомых…

М.О.: На читку пока.

Т.Т.: На читку. Вполне таких интеллигентных и интеллектуальных людей. Они, побледнев, ушли в антракте. Для них это тяжело было. Поэтому, конечно, это все приходится учитывать.

Ведущий: Плавно мы передвигаемся от читок, я думаю, к экспериментальным площадкам. И, в частности, министр культуры вот говорил о том, что необходимо вот эта экспериментальная площадка, что она. В принципе, в общем, даже где-то и присутствует в виде малой сцены Драматического театра. Но, тем не менее, вот у меня лично ощущение, я не хочу на министра наезжать, да…

Т.Т.: Да не надо. На него и так много наезжают.

Ведущий: …и говорить, что там что, что-то плохо. Но вот ощущение, что театральной жизни в городе нет. Что как-то все мертво, все как-то тихо, не взрывно. Вот это мои ощущения. Может, они и не правильные. Может, я в театр мало хожу.

Т.Т.: И мои тоже это ощущения.

М.О.: Можно, я скажу. Вы знаете, дело в том, что французы говорят, чтобы открыть новый ресторан, его нужно открыть не на окраине, а в том месте, где очень много уже ресторанов. Потому что тогда это все уже прикормленные участники. Также самое и с театрами. Чем больше разных театров бы… Никак не могут понять наши люди. Каждый сидит в своем этом вот маленьком театрике или в большом, и не понимает, что чем больше зрителей, будет больше театров, чем больше будет интересных вещей в городе, и рекламироваться они будут, и как-то участвовать в общем пространстве, тем в этом данном конкретном театре тоже будет больше зрителя. И зритель будет интереснее, зритель будет подвижнее. Не всегда нужно привозить фестивали из Москвы, чтобы, как говорил, что надо развить зрителя, надо новое им давать, что-то новое. Можно и здесь увидеть что-то новое. Но этого никто не хочет видеть. Нам проще из Москвы привезти. Вот в чем проблема, мне кажется.

Т.Т.: .Я-то просто, поскольку очень много езжу по России, я, конечно, с грустью смотрю на Пермь. И я это неоднократно и писала, и говорила в разных местах. Понимаете, вот в Челябинске, например, очень плохие театры все. Так. я туда езжу бесконечно. И просто тоска берет. Но там у каждого театра есть свое здание. И там все время что-то происходит. Не бог весть какое интересное, но происходит. Фестивали какие-то, акции, там, проекты бесконечные. У нас же… у нас театры хорошие. Но их мало. И вот, на мой взгляд, огромная зрительская ниша, она не востребова… Ну, она, как бы, она не соприкасается с театрами. То есть, вот я считаю. что, например, у нас театры для взрослых людей. Или для маленьких. Вот Театр кукол, ТЮЗ. В ТЮЗе, на мой взгляд, очень хорошие взрослые и детские спектакли. Но очень мало спектаклей вот для молодежи, для подростков. Потому что и найти трудно материал этот. И вот у нас получается, что, как бы, молодежь у нас ни при чем. Ей некуда пойти. Она приходит во взрослый театр, ей там неуютно. Это не ее пространство. Оно не адекватно им. Они по-другому себя в театре ведут. Не так, как солидные, респектабельные пары, которые приходят, да. И вот для них, на мой взгляд, именно и нужны не одна, а несколько экспериментальных площадок. Где работали бы самые разные коллективы. Туда можно было бы привозить, там, какие-то коллективы. Потому что сейчас масса интересных проектов. Они дорогие, конечно. Но, собственно, договориться всегда можно. И у нас не хватает вот места, где могли бы прийти молодые режиссеры и сказать – вот я хочу, вот у меня группа ребят, я хочу поставить. И вот на этом месте с них не брали бы аренды. Им не набрать денег на аренду. Вот им бы дали комнату, не бог весть, какую. Они бы там репетировали. А потом бы они это показали. И, может быть, даже какие-то деньги на этом заработали. Но у театральных людей, у молодых людей нет денег для того, чтобы оплатить, например, аренду даже малой сцены театра Драмы. Понимаете. У них просто нет этих денег. И именно поэтому у нас все как-то так вот расползлось. У нас были замечательные молодые режиссеры. Ни у кого ничего не вышло, потому что места не было. Места все теперь заняты бутиками, заняты всякими развлекательными, так сказать, центрами. И они лишились пространства, которое когда-то было. Но дворцы все распроданы, из дворцов все выгнаны. И. Собственно, вот те коллективы, которые как-то существовали там, и из них могло бы что-то получиться, они просто прекратили свое существование.

Ведущий: Вот это мне и странно. Потому что тот же Борис Леонидович, насколько я помню, да…

Т.Т.: Начинал с подвалов.

Ведущий: …в 90-е годы, да, он ведь начинал в подвале. То есть, вот тот самый «Зверинец», который…

Т.Т.: «Случай в зоопарке».

Ведущий: «Случай в зоопарке», да, он же был поставлен в подвале.

Т.Т.: Да.

Ведущий: И н, как режиссер, вот он там вот в этом экспериментальном театре и родился. Вот это мне странно, что он, как бы, не развивает это все. Более того, насколько я слышал его высказывания, он сказал, что вот у нас в Перми достаточно театров. У нас вот хватит их, больше не надо.

Т.Т.: Ну, вот жаль, что я это не слышала. Потому что я бы ему напомнила про его собственную молодость. Ведь он уехал из Перми именно потому, что ему показалось, что он здесь никому не нужен. И что его, в общем, поманила Москва. И так и происходит обычно. Молодые талантливые люди довольно быстро понимают, что они не нужны. Что они… ну, локтей нет. Они не умеют толкаться. Да и где толкаться? Все сидят на своих местах, понимаете. А вот какого-то, ну, не богатого пространства, местечка, где бы их пустили, пусть бы они там что-то сделали, к сожалению, сейчас в Перми, не осталось. Точно так же, как не осталось места, где люди могут поговорить друг с другом. Помните, вот на последней читке тот же Дмитрий Заболотских, который тоже ведь, в общем, существует без пространства, без коллектива. Он ничего не сумел, нигде приткнуться не сумел за эти годы. Но, правда, его приглашают, он ставит там, ну, вот в ТЮЗе ставит, там, в куклах, да.

Ведущий: Даже собственную постановку сделал. Но это все равно вне пространства.

Т.Т.: Да, все равно вне пространства и все равно с чужими людьми. С артистами Оленевой он это сделал. А он еще сказал о том, что людям в Перми негде поговорить. И рассказывал о том, как замечательный, действительно, великий философ Пятигорский приезжал в Пермь. И разговор состоялся в курилке библиотеки имени Горького. Понимаете. Ведущий: Даже не в курилке.

Т.Т.: Ну, да. В туалете. И вот на самом деле нужны, не одно нужно такое пространство. И все бы это было заполнено. Если грамотно, так сказать, менеджмент проводить, если грамотную политику вести. Но вот, я не знаю, до кого, кому кричать, кому говорить? Предыдущему министру я писала целую бумагу о том, что нам необходимо вот такое вот открытое оупен стэйдж я это назвала. Вот. И он кивал, и говорил – да, да, да, я это видел в Берлине. Я говорю – и я видела в Берлине, давайте, давайте. Ну, в общем, министра сняли. И как-то не хочется все начинать сначала.

Ведущий: И мы снова все это видим только в Берлине.

Т.Т.: Да, к сожалению.

Ведущий: Вот на той же пресс-конференции по «Новой драме», да, по фестивалю, министр сказал, что вот такие театры, как ваш, Марина Андреевна, вы должны пробиваться сквозь асфальт. Вот вы ощущаете, каков вес-то этого асфальта сверху?

М.О.: Там не асфальт, там бетонная плита. Это большая разница. На данный момент это бетонная плита. И потом, вы знаете, сам он уехал из Перми, не стал пробивать этот асфальт. А сейчас считает – а вы пробивайте, а чего? Я приехал. Я уже тут на коне. А вы пробивайте. Ведущий: Ну, не будем на этой грустной ноте все-таки заканчивать. Все равно, ощущение, что вот что-то движется, есть? Хотя бы в «Новой драме».

М.О.: В «Новой драме» движется очень много интересного. Появились новые, очень хорошие, актеры, воспитанные в нашем институте, воспитанные, в основном, мной. Я не хвастаюсь, просто так получилось, что они мои выпускники. и которые много, много чего уже могут. И возникли какие-то интересные проекты. Но, как это будет дальше, никто не знает. Потому что все равно я могу позволить себе уже жить вот в таких условиях. А смогут ли себе позволить так жить наша молодежь, я пока не знаю. И что будет дальше с этим театром, много вопросов.

Т.Т.: Можно было бы без всякого статуса так и жить. Потому что живут они не плохо. Но артистам хочется быть артистами. Хочется, чтобы у них было в трудовой книжке это написано. И хочется получать зарплату.

М.О.: Хоть не большую.

Т.Т.: А ведь они, на самом деле, работают исключительно на голом энтузиазме. Понимаете. Вот в чем основная проблема. Место чудесное. Ничего вообще лучше-то бы и не надо. Они теперь перегородили там этим фойе. И это прекрасное место. Вот мы сейчас говорили о театре знаменитого режиссера Юрия Погребничко. Я-то там неоднократно была. 30 с небольшим мест. И прекрасно в Москве существует крошечный театрик, который, так сказать, имеет возможность существовать.

Ведущий: Что ж, огромное спасибо. Желаем вам удачи. Это была программа «Публичные люди». Оставайтесь на 91,2 FM. Дальше будет также интересно.


Обсуждение
34477
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.