Защита Анатолия Зака решила провести собственное расследование по факту пожара в «Хромой лошади».

В.Д.: В студии Вячеслав Дегтярников, Роман Попов, Сергей Слободин за режиссерским пультом.

Р.П.: И сейчас мы связываемся с Александром Островским и Александром Добровинским. Это очень известные на всю страну адвокаты. И, наверное, Александр Добровинский раскручен чуть больше. Они известны как адвокаты, представляющие интересы известного бизнесмена, предпринимателя, по некоторым данным совладельца, а по некоторым данным – всего лишь инвестора клуба «Хромая лошадь». Вот сейчас Александр Леонидович Островский должен быть уже с нами на связи. Я правильно понимаю? В таком случае, мы приступим, Александр Леонидович, здравствуйте!

А.О.: Здравствуйте!

Р.П.: По Вашей версии Анатолий Зак во время пожара в «Хромой лошади» где находился?

А.О.: Анатолий Зак, насколько нам известно (от него и других лиц), находился в самой «Хромой лошади» вместе с компанией близких ему лиц. И, насколько нам известно, именно он, когда начался пожар, сумел выскочить, достучаться до пожарных, организовать тушение пожара. Если бы он этого не сделал, жертв могло быть намного больше. Это первая позиция, на которую я оборащаю внимание. И которую никто, по-моему, не опровергает. А поскольку в клубе с ним сидели его близкие люди, друг детства, с которым он вырос, он участвовал вместе со своим водителем (а вчера я разговаривал с водителем, и водитель мне это подтвердил, он будет свидетельствовать на следствии) в спасении людей. После этого он, находясь в совершенно деморализованном состоянии, не знал, как объяснить маме друга, с которым рос буквально с пеленок, что ее сын погиб. Он был не только деморализован, но и совершенно ободранный, кровь шла из руки, весь в копоти. Он переоделся. И, как он пишет сам в показаниях, что ему все равно было куда податься – хоть на Луну. Наше следствие это квалифицирует, как попытку скрыться в другое государство. А он поехал на дачу – прийти в себя. Когда 3 февраля Басманный суд продлевал содержание, то я задал вопрос прокурору: «С какими иностранными государствами граничит Пермская область, куда можно на машине из города Перми доехать? До Израиля, до Испании, до США?» Ответа я не получил.

В.Д.: Один вопрос. Дача у него - где находится? На границе Свердловской области?

А.О.: Вы знаете, я не был у него на даче.

В.Д.: Насколько я помню, его задержали где-то на границе Свердловской области…

Р.П.: В Суксунском районе.

А.О.: Сложно сказать, может, это - был путь на Луну… Он находился в невменяемом состоянии.

В.Д.: При этом переоделся…

А.О.: Переоделся, потому что он был совершенно грязный, закопченый и шла кровь.

Р.П.: Александр Леонидович, следующий момент. Ну, нехай, переоделся, уехал, задержали, был деморализован… Все это можно понять.

А.О.: Нет, я остановлю Ваше внимание на этом моменте. Вы изображаете это бегство – ну, следствие, а вы это транслируете - как террориста, который осуществил подрыв поезда и скрывается с места преступления, которое он совершил. Понимаете разницу?

Р.П.: Да, вполне.

А.О.: Он сам мог сгореть, здесь сидели его близкие люди, друзья, он вызвал пожарных, - бегом добежал, не по телефону. Он сам вытаскивал людей. В иных обстоятельствах он мог получить медаль за отвагу на пожаре.

Р.П.: Тогда, Александр Леонидович, скажите, в чем заключается позиция следствия?

А.О.: А это Вы обратитесь к следствию. У них существует тайна следствия. А то, что в процессуальных документах написано: «Обвиняется в совершении преступления, предусмотренного частью третьей статьи 219», - это связано с гибелью людей. Но то, что выдвигает следствие, воспринимать надо критично. Потому что сразу, через два-три дня, его стали обвинять в неуплате налогов, а очень скоро, я думаю, где-то к июню месяцу, появится какрое-нибудь еще одно обвинение. Ну, типа, в том, что он повредил морской кабель. Или что-то в этом роде. Потому что, чтобы держать его под стражей, надо что-то еще придумать. А после шести месяцев по этому преступлению средней тяжести, в котором он обвиняется, держать больше будет нельзя.

В.Д.: И, все-таки, Александр Леонидович, а в чем он обвиняется?

А.О.: Вы откройте Уголовный Кодекс, статья 219, часть 3. Повторять и делать работу за наше следствие, которое, кстати, делает эту работу безобразно, Вы уж меня увольте, это не входит в мои обязанности.

Р.П.: А в чем Ваши претензии к работе следствия?

А.О.: У меня очень серьезные претензии. К одному следователю, который сейчас возглавил бригаду. Ни к бывшему руководителю, генералу Костину, ни к членам бригады… Кстати, на днях из Перми в Москву приезжал по налоговому преступлению молодой следователь и наш адвокат из нашей бригады - а у нас бригада адвокатов из Москвы работает - наш адвокат участвовал в допросе, очень высоко оценил вашего пермского следователя – толковый, молодой, грамотный и, главное, ведет себя культурно, не хамит, не грубит… А Вы не представляете себе… Вы догадываетесь, что не случайно Зака вывезли в Москву? Я думаю, Вы понимаете, для чего это сделано.

В.Д.: Нет, мы не понимаем, простите.

А.О.: Не понимаете? Тогда я расскажу, что происходит за тюремными стенами. Когда мы подали документы на допуск к Заку, адвокатские ордера передали в следственный комитет. Это рутинная операция, которая обычно происходит лично – передают следователю адвокатские ордера и он оформляет уведомление в тюрьму, чтобы нас допустиили. Эта операция заняла 4-5 дней. А в это время следователь Ибеев стал оказывать с дагестанским темпераментом давление на Зака. Он трижды посетил Зака в изоляторе «Матросская тишина», что это за изолятор, если у вас будет время и интересно, я расскажу, был адвокатом этой тюрьмы, как это ни смешно звучит. Он его посетил без адвокатов (шестерых, замечу!). Он не вел протокол, что он делал, Вы можете только догадываться. Но охрана тюрьмы очень вышколенная, была вынуждена ворваться в комнату свиданий и защищать Зака – прервать свидание. Мною об этом подан документ начальнику следственного изолятора – адвокатский запрос с просьбой рассказать, что произошло, какие рапорта написаны и так далее. То есть это те методы ведения следствия с дагестанским темпераментом, за которые на родине следователя в Дагестане местное население неуклонно сокращает численность таких следователей.

В.Д.: Александр Леонидович, давайте, мы вернемся к другому моменту. Скажите, Вы не в курсе, что там говорило следситвие, все понятно. Но у Вас есть, наверняка, какое-то предположение. Зачем Анатолия Зака сейчас держат в камере? И что конкретно ему попытаются предъявить в итоге?

А.О.: Повреждение морского кабеля, я предположил. Потому что в заседании Басманного суда 3 февраля мы поставили вопрос об умышленной ошибке. Слово «ошибка» прозвучало в словах московского прокурора, который участвовал в заседании, а слово «умыгшленная» - от меня, мое авторство. Прокурор в заседании 3 февраля признала, что судья Ленинского района города Перми, когда избирала меру пресечения, она сказала ошибочно (а я думаю - умышленно) – отнесла преступление, вменяемое Заку, к категории тяжких. Для чего это сделано? А это же не умышленное преступление! Оно относится к категории средней тяжести. Это признала полковник, старший советник юстиции из Генеральной прокуратуры. Для чего сделана эта ошибка? Вы догадываетесь?

Р.П.: Нет.

А.О.: Это сделано для того, чтобы было основание держать под стражей.

В.Д.: Зачем держать под стражей Зака?

А.О.: У него описано все имущество, арест наложен абсолютно на все. Жена, двое детей, престарелые родители, которые находились на его содержании, находятся сейчас практически в очень тяжелом материальном положении. Ну, брат поддерживает всех. Это сделано для того, чтобы оказать морально-психологическое давление на всех. Ведь что кричал следователь Ибиев в камере! Признайся в том, что… так сказать… в этом преступлении. Да! А в чем требует признаться? В том, что он являлся (для меня, как для юриста дико это звучит) совладельцем индивидуального предприятия «Титлянов», которое владело клубом, заключило договор аренды. Индивидуальное предприятие по своей фактуре является предприятием одного человека. Это не ООО, не ЗАО, где есть акционеры, поэтому совладельцем быть нельзя. Заак не скрывает, что он инвестировал деньги, вкладывал деньги. Но он не являлся ни директором, ни владельцем. Юридическим владельцем являлся Титлянов.

В.Д.: А фактически?

А.О.: А что Вы называете фактическим?

Р.П.: А вот смотрите, есть у нас замечательное классическое литературное произведение. Называется «Золотой теленок». Там, в «Золотом теленке» тоже был описан пример, когдаь некий человек предлагал стать юридическим владельцем и обосновывал: «Вы мне заплатите за то, что я буду сидеть».

А.О.: Вы путаете. Зак находился из 12 месяцев прошлого года 9 месяцев за границей с семьей. Как он мог реально руководить, управлять и вникать во все, в повседневные дела? Титлянов находился здесь. Титлянов не был зиц-председателем. Свидетельские показания людей гвоорят о том, что Титлянов занимался всей работой в клубе. В клубе был директор.

В.Д.: Вот смотрите, маленький момент!

А.О.: Простите, у вас там целая делегация сидит?

В.Д.: Нет, у нас два ведущих.

А.О.: Просто второй человек не представился…

В.Д.: Меня зовут Вячеслав Дегтярников. Как Вы прокомментируете эту ситуацию? Были некие проблемым в клубе с соседями сверху.

А.О.: Это всегда возникает в клубах.

В.Д.: Возникает спор, не знаю, правильно – не правильно, но соседи возмущаются. Я – просто инвестор. И зачем-то я, как просто инвестор иду к соседям сверху и начинаю с ними договариваться. Зачем? Есть Титлянов, пусть идет, я ему денег дал. Он свой бизнес развивает.

А.О.: Вы знаете, мне этот факт не известен, прокомментировать как-то я не могу.

Р.П.: А, тем не менее, этот факт есть. И даже в прессе неоднократно упоминался.

А.О.: Может быть. Но из того, что освещается в прессе, и даже из того, что пишется в судебных документах, а только что я Вам процитировал постановление пермского суда про то, что преступление относится к категории тяжких, сама прокуратура признала, что это ошибка и не относится, так сказать… Является ошибкой. Самое смешное, трагикомическое, что в постановлении о сроке продления содержания под стражей, которое 3 февраля с участием этого же прокурора вынесла судья этого замечательного нашего Басманного суда – Скуридина, оона эту же ошибку повторяет. Пишет: «Преступление относится к категории тяжких». В этом заседании пять минут назад прокурор сказал – это ошибка. Как Вы думаете, почему произошло это?

В.Д.: Понятия не имею!

А.О.: Объясняю! Нужно знать технологию работы судей и следователей. Как это происходит. У судей времени маловато, не хочется самим сочинять процессуальные документы. Я не утверждаю, что в данном случае именно так, но вот система работает так, что ошибка переходит из одного документа в другой. Следователь приносит к судье не просто обращение, представление о продлении сроков, он еще и флэшку приносит. Понимаете теперь?

Р.П.: Нет.

А.О.: Объясняю. Не одни Вы такие непонятливые. Может быть, кто-то из радиослушателей не понял. Во флэшке изложено его представление. Судье нужно только шапку поменять и внести две-три фразы, которые сказали адвокаты. Вот все, что говорил на суде я, в это постановление судьи не вошло. А вот та ошибка, о которой сказала прокурор, что это не относится к категории тяжких, она перекочевала.

Р.П.: Александр Леонидович, скажите, пожалуйста, Александр Андреевич Добровинский недалеко от Вас? Можно, я еще ему пару вопросов задам?

А.О.: Недалеко.

Р.П.: Буквально два вопроса, и мы перейдем к общению в рамках полноценного разворота. Александр Андреевич, здравствуйте! Два вопроса к Вам.

А.Д.: Добрый день!

Р.П.: вопрос номер один. Исходя из беседы с Александром Леонидовичем, у меня создалось ощущение, что у Анатолия Зака настолько мощное финансовое состояние здесь в Перми, да и, наверное, во всей России, что нужно подключать всех, включая Басманный суд, оказывать любое давление, только чтобы это состояние у него отобрать. Это так?

А.Д.: Чуть утрировано, но похоже на правду. Дело заключается в том, что государство, которое состоит из сових бюрократов, безусловно, виновато в этой трагедии. И, если бы у нас было не предвзятое следствие, оно должно было бы установить, в какой степени виновато государство. Конечно, государство не хочет за эту трагедию отвечать. Поэтому нужен «козел отпущения». Козел отпущения выбран. Обычно у нас в стране выбирают «козла», у которого есть какие-то средства, дальше его надо предать на растерзание народа, средства эти должны (не важно, что их не хватит (или хватит), это абсолютно никого не волнует, это уже вторичный момент)… Но государство должно уйти. Если бы оно помогало семьям погибших, пострадавших, то оно в какой-то мере признало бы свою вину. Этого сделать никак нельзя. Поэтому все сосредоточилось на человеке. Человека-владельца нет, но есть его труп. Значит, кто-то должен отвечать.

Р.П.: И предпоследний вопрос к Вам. Александр Андреевич, скажите, пожалуйста, как часто Вы сталкиваетесь с ситуацией такой яркой, непосредственной, искренней дружбы, когда один человек дает другому огромное количество денег и ничего не требует взамен – практически совершенно! Бери, дружище, открывай свой клуб, делай с ним все, что хочешь!

А.Д.: Вы знаете, Вы мне напомнили, как ни странно, американского следователя. У меня был случай, когда в Америке был арестован надоолго чемпион мира по боксу. Такой Виктор Потехин, который перевел своему приятелю, с которым вырос в одной деревне 20 000$. И, когда его арестовали, следователь спросил: «А где расписка и где контракт, который Вы должны были подписать со своим другом?» Тот ответил: «Слушайте, мы выросли вместе, дружим с пяти лет. Вы знаете. Моя мама одолжила мне деньги на учебу, у нас контракт в банке со всеми печатями. Я много раз одалживал деньги своим друзьям, даже если они не отдадут, пусть им будет лучше».

Р.П.: И последний к Вам вопрос, Александр Андреевич. Каковы перспективы по Вашему ощущению Вашей личной работы и работы Александра Леонидовича, и Ваших коллег?

А.Д.: Мы будем хорошо работать, это на сто процентов, я считаю, что мы хорошие адвокаты. Послужной список у нас хороший. Работать мы будем, безусловно. Что касается меня, моя личная задача, я вижу в этом деле больше вопросов, чем ответов. Эти вопросы с моим приездом в Ваш замечательный город выросли, сами собой разрослись. Их стало больше. Ответов пока нет. Поэтому мы ведем свое собственное следствие. Меня очень интересует, почему следствие так предвзято и так хочет увидеть то, что хочет увидеть. Я думаю, что мы, в конце концов, дойдем до какого-то результата.

В.Д.: Извините, тогда можно еще один вопрос? Каков тогда, на Ваш взгляд, должен быть результат?

А.Д.: Правда.

В.Д.: А в чем она, правда? Правда может быть разная. В чем заключается правда в этой истории?

А.Д.: Не знаю, я хочу узнать правду. Я для этого приехал. А Вы?

Р.П.: Мы тоже хотим узнать правду.

А.Д.: На мой взгляд, чем должна отличаться правда? Правда - одна, дорогой человек, - по Булгакову.

В.Д.: Спасибо Вам большое! Александр Добровинский, Александр Островский – адвокаты Анатолия Зака. Известные адвокаты! И Добровинский, и Островский – очень популярные адвокаты. Я думаю, что в России в юридических кругах – просто гуру.

Р.П.: Вот высказали только что по телефону нам свою позицию.

В.Д.: На самом деле, когда мы с Романом обсуждали вчера, выводить ли нам в эфир Зака или не выводить, долго думали, как бы с одной стороны, есть некое представление, о чем говорили адвокаты. И они абсолютно правы в этом представлении, что вот есть некое предвзятое отношение к этой истории. И все-таки, почему мы решили предоставить возможность в нашем эфире высказаться адвокатам. Позиция – наверное, надо дать возможность говорить всем. Надеюсь, в дальнейшем наши слушатели, в том числе и те, от которых зависит и выход из этой истории (правду сказал адвокат – правду все-таки хочется узнать), возможно, они примут какие-то меры. И, возможно, каким-то образом изменится эта ситуация.

Р.П.: Мы не успели, дорогие друзья, к сожалению, поговорить с вами. Но я надеюсь, что вы нас простите за это.

В.Д.: Но я думаю, что у нас будет такая возможность. И мы уделим место этому разговору.