Современный театр в видении Филиппа Григорьяна

Ведущий: Добрый день, дамы и господа. В студии ведущая Нина Соловей, за режиссерским пультом Антон Мелехин. Мы продолжаем наши программы на радио «Эхо Перми». Традиционно я по понедельникам встречаю в студии гостей,  которые так или иначе связаны с культурой. Но сегодня ради гостя, я решила перенести все-таки этот эфир. Все дело в том, что вчера  в театре оперы и балета в рамках дягилевского фестиваля состоялась премьера оперы «Medea  Material». Режиссер этого спектакля и сценограф Филипп Григорьян  сегодня гость нашей студии. Здравствуйте, Филипп.

Филипп Григорьян: Здравствуйте.

Ведущий: Ну, прежде всего, вас с премьерами, получается: «Анна Каренина» - как художник, вчера «Medea  Material», и до этого еще «Человеческий голос».

Ф.Г.: Да, да. Спасибо.

Ведущий: Как вам вообще в таком ритме живется? Три премьеры примерно за один месяц.  Даже  за одну неделю, получается.

Ф.Г.: Да, они с перерывом, они подряд там шли, практически встык. Но, что касается «Анны Карениной», где я выступаю сценографом, сценография была готова давно. Я эскиз первый нарисовал еще в январе, поэтому все просто.

Ведущий: Ну, то есть вы только контролировали потом уже?

Ф.Г.: Ну, как-то да, как-то, то есть уже  в тот момент, когда принимается решение, когда декорации построены, когда все идеи основные завизированы режиссером и театром, после этого уже...  и когда уже они стоят на сцене, когда они выстоялись, уже остается мало работы. То есть  ты можешь приходить только и грызть ногти, что ты что-то не сделал. Уже невозможно ничего переделать. Что касается «Человеческого голоса»  равнодушного красавца, то это правда, эту работу очень быстро сделали мы с Леной Морозовой. Канва уже была какая-то,  то есть вот Борис Мильграм делал это в прошлом году с Чулпан Хаматовой. Там особенно ничего не изменилось. Единственное, что я   просто,  понимая, что очень сжатые сроки, осталось нам на первое место вынести собственно актерское вот это  «голое» очень существование, безо всяких поддержек каких бы то ни было. Ну, это мы за два дня просто очень быстро  сделали. Мы с Леной встречались  в Москве, обсуждали какие-то вещи.

Ведущий: Если возвратиться к «Анне Карениной», вы довольны тем результатом, который случился на выходе? Имею в виду визуальное решение, то, что вы придумали, как вы сказали, зимой, и то, что сейчас случилось, все ли получилось?

Ф.Г.: Да. Я очень доволен. Вообще, мне было очень приятно работать с Володей Золотарем . И мне очень нравится, в каком состоянии сейчас находится и менеджмент театра, и службы, и, знаете, у театра прекрасный завпост, который очень здорово работает. Извините, что о таких технических вещах, которые …

Ведущий: Но для вас ведь они важны. Может сказать завпост: «Знаешь, ты напридумывал тут, а у нас нету, грубо говоря, такого материала, и свои художественные замыслы оставь при себе». Так ведь тоже может быть?

Ф.Г.: Ну, это хорошо, если он так скажет.

Ведущий: В плохом театре?

Ф.Г.: Нет, нет, это, может быть, это как раз даже в хорошем он так должен сказать, потому что если нет возможностей, понимаете,  то их нету. А плохой завпост, например,  может ничего не сказать, и ты будешь уверен, что все будет, как ты придумал.

Ведущий: А потом видишь, и собственно, немножечко, не та картина. Но это в плохом случае. Но я вас все-таки пригласила как художника и режиссера в том числе, потому что с тех пор, как вы появились в нашем городе, это я напомню, может быть, что-то пропущу. Это «Чукчи», совершенно, извините за такое выражение, «улетный», ну, на мой взгляд, потрясающий, непонятный и поэтому очень потрясающий спектакль, для меня лично. Это, вот мы сказали, «Анна Каренина», это «Дядюшкин сон», в том числе. Это «Горе от ума», который  в этом году довольно так...  успешно, успешно состоялся этот спектакль, ну хотя бы судя по тому, как люди на него идут и что о нем говорят, и как много, и до сих пор о нем говорят. Это недавние премьеры. Филипп, меня интересует, правда, что на вас так повлияло? Может быть, творчество какого-то художника, может быть, какой-то человек? Или чем-то вы так сильно увлекались в свое время? У меня ощущение, что у вас не голова, а просто какой-то оазис фантазии, то есть,  когда ты смотришь и ты понимаешь, что ты так никогда не придумаешь. Есть вот ряд каких-то художественных объектов, ты смотришь : «Ну, я так тоже могу». А вот здесь – нет. Что на вас повлияло, откуда вот эти истоки вашей совершенно безудержной фантазии, но, как правило, к месту?  Ну , на мой взгляд.

Ф.Г.: Даже не знаю, правда, что сказать.

Ведущий: Ну, когда вы стали придумывать, вот если художественную брать часть, имею в виду, как декоратор, вернее, сценограф?

Ведущий: Девочки обычно включали пластинки и разыгрывали все, что там говорилось, а у вас на воображение было, да?

Ф.Г.: Ну, я может быть, немножко девочка …

Ведущий: Нет, у вас как раз наоборот, я и говорю, что вы – в художественном плане …

Ф.Г.: Нет, ну, я тоже, как бы, ну, да, ну, я разыгрывал все тоже, конечно, и играл это все, всех изображал, да.

Ведущий: А какие художники для вас самые интересные, самые главные, может быть, кому-то вы бы хотели следовать?

Ф.Г.: Знаете, я так не скажу. Знаете, у меня вообще другая концепция реальности. Я...  во-первых, так получилось, что я очень многих художников, театральных деятелей современных, которые считаются вот столпами, которын, можно сказать, что я им следую, вот я их открывал уже постфактум. Вот так вот скажем. То есть я открывал этих людей для себя постфактум. Знаете, есть такой термин «дежавюшник», то есть человек, который не помнит, откуда  взял.  Знаете, взял, а откуда он  это взял, не помнит. Это не позитивный совсем термин, то есть он ничего хорошего не обозначает. То есть это, как бы,  человек, который не помнит, знаете,  откуда у него вот эта книжка.

Ведущий: Но оно приходит просто вот так?

Ф.Г.: Да, ну, я вам сейчас грубо скажу. То есть понятно, там световой задник, который я обожаю, им последние двадцать лет пользуется Роберт Уилсон. Но Роберт Уилсон опять-таки тоже не сам его придумал, а я забыл другого режиссера, у которого он это очень аккуратно взял. А я скажу так. Вот,  например, если мы вспомним итальянское Возрождение и, например, Леонардо. Вот у него какое-то такое  мистическое, непонятное сумеречное небо светящееся. Понимаете, кто у кого взял, неясно, есть какой-то такой щемящий образ, который плюсуется к тому, другому, к чему-то еще.

Ведущий: Ну, говорят ведь, «свое беру там, где нахожу».

Ф.Г.: Ну да.

Ведущий: То есть  тв вашем случае так и происходит.

Ф.Г.: Да. Просто, когда видишь, ты просто подтверждаешь свои ощущения, что вот это волновало тебя, потому что эти вещи очень субъективные, ты не можешь объяснить иногда, почему именно это тебя волнует. Какое-то ощущение пустоты или поэтичности, какое-то щемящее чувство, которое нас охватывает. Вот жалко, что театр не может запахи передавать.  То есть  вот  какой-то...  вот Земля, например, или листва осенняя вдруг нас начинает...   Мы все одинаково в этом смысле устроены, у нас  начинаем что-то такое... мы начинаем  испытывать какое-то странное такое чувство ностальгическое.

Ведущий: Но, скажем так, в той же «Анне Карениной», когда сцена в ресторане, и звуки идут, и картинка идет, было полное ощущение, что сидишь в ресторане и уже подключился и нос к этому.

Ф.Г.: Это не ко мне, это к Володе Золотарю, который это просто блестяще сделал. Вот и всё.  Вы поймите. Тут ведь от режиссера зависит больше, чем от художника,  абсолютно серьезно.  То  есть для меня... вот мне  было важно  сделать,  дать Володе некое универсальное чистое пространство. Оно должно быть чистым, по вот... как сказать...  оно должно быть  светлым, оно должно быть таким  ну вот продуманным для... ну как вот,  я не знаю, как сказать. Я вот ненавижу эти черные кулисы, понимаете?

Ведущий: Черный кабинет, свечи …

Ф.Г.: Я ненавижу эти тряпки пыльные. Я с ними мирюсь, потому что какие-то вещи просто без них невозможны. Но я вот вчера пытался на «Media Material» убрать все кулисы и вынести все декорации за кулисы, у меня, к сожалению, это не получилось. Но я бы вот это вчера  бы я   это исполнил. К сожалению, это невозможно было  просто сделать физически.

Ведущий: Что касается вас, как режиссера, я могу судить опять же только о тех спектаклях, которые я видела. Вы намеренно делаете все, знаете, как принято говорить, в современном… переносите в современность, в современные декорации, потому что вам не нравится обращаться к хрестоматийному театру. К примеру, то же «Горе от ума», «Дядюшкин сон», «Анна Каренина» - нету костюмов того времени, нет декораций того... Вам просто это неинтересно? Поставить такую классическую?

Ф.Г.: Не, ну классическую в каком смысле …

Ведущий: Ну чисто визуально даже.

Ф.Г.: Это странный вопрос. Не надо это называть классическим. Это привычное, скажем так.

Ведущий: Хорошо, да..

Ф.Г.: Потому что, например, когда Тальма вдруг одел в исторические костюмы в начале девятнадцатого века, простите, двести лет всего  назад историческому костюму в театре. Потому что до этого все играли в той одежде, которая была принята в ту эпоху. Этого вообще не было в театре никогда. Никогда театр не изображал исторических персонажей в их исторических костюмах. Если вы посмотрите на любые возрожденческие работы, вы увидите везде всех Пилатов, всех этих  самых волхвов, всех … Ну, Христос, понятно, он, как правило, в рубище, но и тоже, и Христос уже… Вы увидите их в той одежде, которая принята в ту эпоху. Вы не увидите исторических костюмов вплоть до начала девятнадцатого века. 

Ведущий: Хорошо, а тогда обращение к классическим произведениям, все-таки я на этом настаиваю, академическим произведениям, ваше обращение вызвано тем, что сегодня мало современных пьес, говорящих и транслирующих то же самое, что писал Грибоедов, Толстой, например?

Ф.Г.: Вы знаете, человеческая жизнь – она конечна. Я не могу поставить … У меня же свой цикл тоже существует. Пять лет назад мне было тридцать, сейчас мне тридцать пять, через пять лет мне будет сорок. Я же тоже хочу что-то поставить сам, то есть у меня же тоже есть какой-то взлет, будет потом какой-то уход. И если... я считаю,  просто, что   касается театра , если говорить о театре драматическом,  вот  если говорить о таком театре, как «Театр-Театр», то, конечно, в нем должна идти в первую очередь русская классика. И то, что это  сейчас такое решение принято директором, худруком,   то это очень правильно, потому что  большой театр центральный, областной, он должен, конечно, в первую очередь, давать школьную программу. Я очень грубо говорю, понятно, что «Анна Каренина» - никакая не школьная программа, то есть ее в школе абсолютно бессмысленно читать. Но «Горе от ума» - это точно школьная программа. Нет знаю. Ведь есть вещи, которые объединяют нас. Вот если говорить про «Горе от ума»,  то  это такая вещь, которая... она  одинаково ценна для всех поколений, для любого человека, она культурообразующая. Это «Горе от ума», это «Евгений Онегин». Вот самой бомбой, конечно… Культурная бомба  - это вот «Евгений Онегин». И «Горе от ума».

Ведущий: У вас в планах «Евгений Онегин»?

Ф.Г.: Ну, я бы хотел «Евгения Онегина» поставить, конечно.

Ведущий: Сценограф и режиссер Филипп Григорьян сегодня гость нашего эфира. Я напомню, наш телефон 261-88-67, эфирное ICQ 404582017. Ну вот, Филипп, уже приходят благодарности в ваш адрес за вчерашнюю оперу. Пишут: «Было очень интересно. Тем более, что там не только сценография Филиппа, но еще и режиссура». Это, я так поняла, все равно это  ваша …  ну одна из самых больших работ в музыкальном театре в таком жанре оперы. Интересней с оперой работать, с музыкальным материалом или там по-другому все?

Ф.Г.: Мне очень интересно работать с музыкальным театром, скажем так. Мне вообще...  я вообще получаю огромное удовольствие, оказавшись в этом мире, потому, что это целый новый мир, но другие ценности, другие люди, они фантастические. Просто сейчас, на «Дягилевских сезонах» когда ты сидишь, а вокруг тебя одни гении, ну  это реальные какие-то люди, которые   вот, понимаете,  могут  вот просто сделать что-то такое… Вот вы говорите, что я не могу. Ну ты даже  не можешь понять, как это, понимаете, когда... .

Ведущий: И не надо,  может, понимать, просто наслаждайся.

Ф.Г.: Ну да... Это, понимание, наслаждение, оно  связано всегда с исследованием. Ты не можешь наслаждаться, не понимая. Это нонсенс. Ну как вот, я не знаю с чем, с алкоголем давайте сравним. Ты ели не можешь понимать, что ты должен чувствовать, ты и не поймешь никогда. То есть это нужно понимать,  пробовать, пробовать, пробовать, разбираться, исследовать и тогда ты будешь получать удовольствие, иначе ты не будешь получать никакого удовольствия.

Ведущий: То есть зритель должен еще и постоянно образовываться?

Ф.Г.: Конечно, конечно. В этом прикол. А как иначе? По-другому невозможно. Понимаете, базовое удовольствие не настолько грубое, не настолько  дегра... деградирующее... деградационно, я не знаю , как сказать правильно, носит такой характер, что...  ну а че о них говорить-то, понимаете?

Ведущий: Вы довольны сегодняшним зрителем?

Ф.Г.: Смотря каким.

Ведущий: Ну в большинстве... вот в большинстве  своем.

Ф.Г.: А он везде разный, вы знаете, он абсолютно везде разный.

Ведущий: Пермским зрителем.

Ф.Г.: Мне кажется, что он становится более внимательным, и он «лучшеет», понимаете?

Ведущий: Процесс пошел, да?

Ф.Г.: Процесс идет,  я его вижу. Надо понимать, что это очень медленный процесс. Надо понимать, что эти процессы, которые происходят, они реально дико медленные, и они происходят в очень тонком слое. Надо так же понимать, что это оказывает влияние на всех. Это оказывает влияние в результате  на такие странные вещи как, например, с тобой официанты в ресторане  потом разговаривают. Не с тобой конкретно, а вообще. То есть это очень тонкие системы, но  они взаимосвязаны, они оказывают огромное влияние.

Ведущий: Возвращаюсь к опере и  к драматическому театру. В драматическом театре, в драматическом спектакле, главное – режиссер. В музыкальном театре, все-таки, главный – дирижер. Здесь получилось, что вы, имея в виду оперу, и работу в опере, вы были,  в общем-то,  подвластны дирижеру. Насколько Теодор Курентзис направлял вас, менял ли он что-то в режиссуре вашей? Со звуком была тончайшая работа и это бесспорно.

Ф.Г.: Да. Слушайте,  вот знаете, Теодор – вот  он гений абсолютный. То есть то, что  он слышит, то, что он может делать, его харизма и то, в каком находится состоянии его оркестр, и как они играют, и как они поют...

Ведущий: Но он вас не правил?

Ф.Г.: Нет. Слушайте, это, как бы, знаете... понимаете, это не отношение начальника и подчиненного.  Это не в том смысле, что... Вы знаете,  вот  у меня в моей команде вот любой человек, который со мной в моей команде, грубо говоря, это,  например, вот если Галя выступает Солодовникова в роли, например, художника по костюмам, она может выступать в разных ролях, она может  и полностью художественное оформление  сделать. И, например, вот  Аня Абалихина, например, хореограф спектакля. Вот они имеют право заблокировать любое мое решение. Вот у нас так устроено. Это не то, что я начальник...

Ведущий: Нет, я прекрасно понимаю.

Ф.Г.: Или, например, Теодор начальник, а я подчиненный. Этого нет в мире искусства таких отношений. То есть, безусловно,  он отвечает. Безусловно, если Теодор скажет «мне не нравится», понимаете, но...

Ведущий: Ну он,  наверно,  так не скажет. Он может сказать,  что, извини, ты повернул туда певца, а звук там, грубо говоря, не «летит». Это-то  ведь он может?

Ф.Г.: Это вообще полная ерунда. Вы поймите, это один сплошной компромисс. Надя вчера пол-оперы, ну, не пол-оперы, ну почти пол-оперы она пела с нот. Она держала в руках ноты, если вы обратили внимание.

Ведущий: Ну, конечно.

Ф.Г.: Есть огромное количество каких-тог  условностей, условий, случайностей, которые… Это просто ткань,  ты, как бы, просто с этим работаешь и все.

Ведущий: То есть это само собой, и вы...

Ф.Г.: Это само собой, как бы...

Ведущий: ...законы.

Ф.Г.: Да.  Теодор очень много, чего подсказывал. Я очень на самом деле жалею, что очень поздно  мы с ним стали  вместе разговаривать, потому  что у него какие-то… Он же ведь начинает рассказывать, как он слышит музыку, не слышит, как  он видит ее. То есть он какие-то образы рассказывает, и ты начинаешь приблизительно понимать вот  какие-то оттенки, которые ты, может быть,  проглядел,  потому что они связаны с чувственным, именно с чувственным переживанием, что очень важно.

Ведущий: Маргарита спрашивает: «Скажите, в какие театры вы ходите кроме пермских,  и как относитесь к современному театру, столичному?» Вот как?  Первый такой -  ходите ли вы в какие-то театры просто? Есть ть ли время вообще?

Ф.Г.: Нет, наверно. Я не хожу в театры. У меня нет такой формы досуга, как поход в театр.  То есть я  иду конкретно, я знаю,  на что иду, я иду на конкретного режиссера, и на конкретную труппу, или на конкретное представление.

Ведущий: Список у вас уже определен,  и он есть.

Ф.Г.: Он не определен, он  все время, то есть... Ты что, не пойдешь сегодня на Терзопулоса,  ты сошел с ума? Понимаете, я вот  задерживаюсь,  потому что я хочу послушать Антона Батагова 24 числа.  Я  собирался улететь сегодня. Я хотел «Горе от ума» заняться, порепетировать, и улететь, чв принципе. Но я задержусь,  вот я хочу очень послушать Антона Батагова. Есть вещи, которые ты не можешь, например,  пропустить.

Ведущий: Что касается вообще  театрального искусства столичных театров, спрашивала Маргарита.

Ф.Г.: В Москве я хожу в театр «Практику», конечно, к Эдику Боякову,  и в открывшийся «Политеатр», я посещаю мероприятия «Платформы»...

Ведущий: А можно, извините, сразу просто перебью. В чем принципиальное отличие «Практики» от «Политеатра»?

Ф.Г.: Это другой , это другой совсем...  Грубо говоря, это другая театральная архитектура. Она предполагает другой театр. «Практика» это зал, меньше чем на 100 мест, я не помню, сколько там, 50 их,  что ли, я не помню точно. 80 мест.

Ведущий: Аудитория в институте. 

Ф.Г.: Ну да, это маленький  оченьбтеатр, очень классно сделанный. Но это очень небольшая аудитория. «Политеатр» -  это лекторий  поглитехнического института. Это уникальное театральное пространство,  потому что это настоящее… Это, в принципе, копия древнегреческого театра 

Ведущий: Вот только хотела сказать, да.

Ф.Г.: Это абсолютно другой подход. И сейчас очень интересная там происходит работа,  потому что ищут с ним вот способ взаимодействия.

Ведущий: А что касается академических?

Ф.Г.: Академические… Я хожу на что-то иногда... нет,  я хожу, я,  конечно смотрю, я смотрю,  когда ставят какие-то мои знакомые, ну или вообще какие-то просто  хорошие режиссеры. Я смотрю просто режиссуру.  Не знаю. Я... Мне сложно сказать. Я в основном хожу на фестивали. Меня  это  больше всего  интересует,  если честно. Есть театры московские, в которых я вообще не был никогда, с детства.

Ведущий: И не собираюсь, собственно говоря.

Ф.Г.: Вдруг там что-то произойдет, конечно, что-то заметное. Да  это почувствуют все. Это  же, понимаете, это абсолютно интуитивная такая вещь, ты просто понимаешь, что надо идти, и идешь. Но это все известно,  то есть нет никакого секрета, ты всегда  знаешь,  куда идти, и куда не идти.

Ведущий: Николай пишет:  «Вчера был на премьере, мне понравилось, но кажется, что этот спектакль поставлен специально для какого-то фестиваля, чтобы получить «маску». Видимо для этого фестиваля,  иментся в виду.

Ф.Г.: Чтобы получить «маску»…

Ведущий:  Да, «Золотую маску». Для того вы это все придумали с бассейном?

Ф.Г.: Я за «маску» борюсь вообще изо всех сил. Меньше всего, чего мне хочется,  это, честно ?????? (неразборчиво) чтобы у меня была «Золотая маска». Мне хочется, чтобы  у меня была работа. Та работа, которую я хочу, и те возможности, которые мне нужны.  Сейчас уже вот  в моей ситуации маска не очень влияет на это. Она дает  тебе,  когда  только стартуешь, может быть, она дает тебе. Это,  безусловно,   работа поставлена  специально для  фестиваля для дягилевского,   безусловно. Она сделана специально для фестиваля.  Она поставлена за 20 дней. Это очень короткий срок. То есть 20 дней назад, грубо говоря, я только сдал сценографию в производство.

Ведущий: Замысел-то все равно раньше появился, наверно.

Ф.Г.: Мне предложение поступило в конце марта. Это очень быстро.

Ведущий: В вашей истории это быстро случилось?

Ф.Г.: Это в  любой истории очень быстро. Это быстро очень.

Ведущий: Вы бы хотели, чтобы в дальнейшем было побольше времени для  каких-то, не знаю?... Либо как случилось, так и случилось?

Ф.Г.: Причем здесь мои желания? Если это классный проект, то он может быть  очень быстро сделан. От времени зависит качество выделки, безусловно. Если бы это случилось чуть раньше, то Надя бы успела, например, выучить партию полностью.

Ведущий: То есть она держала партитуру, да?

Ф.Г.: Да-да.

Ведущий: Но ведь я-то прочла это, что тут режиссерский ход, и было все так уместно.

Ф.Г.: Опять-таки, это... Наша работа связана с тем, чтобы работать с обстоятельствами, в том числе.

Ведущий: Вот я  не знаю, сможете ли вы ответить на этот вопрос, наверно,  не вы, а там уже Марк де Мони, или Теодор. Этот спектакль останется в репертуаре?

Ф.Г.: Насколько я знаю, вот  сегодня должно было проходить совещание, на котором должны были обсуждать как раз то, чтобы его поставить в репертуар.

Ведущий: Потому, что даже, несмотря на то, что вчера был аншлаг, но  явно не все видели,  с учетом еще и огромного количества гостей, приехавших на этот фестиваль. Дмитрий спрашивает: «Мне кажется, или так и есть, вы ставите только в Перми?»

Ф.Г.: Вы знаете, нет, не только в Перми. Вот у меня еще был проект на фестивале «Территория»  в прошлом году «Полнолуние».  Мы делали с фестивалем «Территория». НУ да, как-то так получается, что вот очень много работы здесь. ДА.

Ведущий: Уже есть какие-то на будущее планы?

Ф.Г.: Да планов, да,  планов  много на будущее. У меня в Москве сейчас там  несколько постановок запланировано. Это же очень длинный процесс продюсирования, вот понимаете, да.  Вот тебе предлагают  что-то за месяц, а что-то у тебя стоит   там за 2 года  или за 3 года. И пока ты подходишь к этой работе,  уже все так поменялось, что ты  просто  еще и  замысел перекраиваешь, как бы,  переделываешь.

Ведущий: Когда набираешь в поисковике имя «Филипп Григорьян», то среди первых ссылок выходят ссылки с характеристиками вас  - «Филипп Григорьян – перформер, автор арт-проектов» а потом уже театральный режиссер, сценограф и так далее. Вы отошли вот от этой работы в перфомансе на открытых площадках или так случилось пока?

Ф.Г.: Даже не знаю, с чего начать. Да нет. Просто я театральный режиссер сейчас. Понимаете, это другая профессия, как бы. . Я сам не выступаю, я сам ничего не делаю, вот уже много лет я на сцену не выхожу и  ничего не делаю. Я просто сосредоточен сейчас на этой профессии.

Ведущий: Но это не исключает, что однажды может вернуться, нет?

Ф.Г.: Нет, не исключает.

Ведущий: Желание...

Ф.Г.: Нет, не исключает

Ведущий: А могут быть перформерами  те люди, которые ставят, а сами не выходят, или это уже?…

Ф.Г.: Я не знаю, там че пишут,  я вообще не понимаю.

Ведущий: Откуда они все это берут?

Ф.Г.:  Нет, я путаюсь, м это все, это какой-то...  это, знаете, ну, правда, я в эти терминах...  я  не разбираюсь, честное слово. Тог есть я уже не могу просто. Не могу разбираться, это какая-то, знаете,  лишняя информация.  Вот  правда, честное слово. Перформер, не перформер. Это все какие-то обозначения. Performance – это  переводится , как «представление» на русский язык.
Ведущий:  Да, да.

Ф.Г.: У нас в русском языке всех слов по два, понимаете, русское и аналог английского. Есть художественный руководитель в русском языке, точный перевод – арт-директор.

Ведущий: Арт-директор.

Ф.Г.: Понимаете, но в русском языке арт-директор и  художественный руководитель  -  это два разных слова и они обозначают разные вещи. Понимаете, да?  Худ рук и арт-директор.   Это разные вещи. И они за разное отвечают. Это невозможно объяснить. Я не знаю. Это какие-то оттенки смысла. Видимо, слово Performance, вот оно лет 10 назад употреблялось просто для того, чтобы обозначить, что это не спектакль, это какой-то другой чуть-чуть жанр, что вы придете на что-то странное или,  где не говорят, где выполняют какие-то действия, где, например, может быть contemporary dance, где танцуют или там еще что-то. Или, например, художник там что-то делает лайф  просто для театральной публики.  То, что касается публики, которая посещает галереи, для них с перформансом все ясно – это отдельное направление изобразительного искусства. Но для театра это слово, оно, как сказать, оно носит, скорей, такой PR-характер, то есть вот  ну,  какой-то вот...  объяснить, дать понять, что это вот в этом поле каком-то вот, ну вот арт  чуть-чуть. Не  знаю, как.

Ведущий: Ну, в общем, пусть сочиняют, пишут...

Ф.Г.: Я  сам это  сочинял, я тоже писал  перформанс это там … Сегодня  там перформанс,   ну как вот.. у тебя действие там на 30 минут, там человек ползет из одного угла комнаты в другой.  Ну, как сказать?  Спектакль  назвать это, ну...  это и есть спектакль. По факту это спектакль, потому что это все происходит в театре,  и там люди билеты на это купили. А по форме, ну вот я не знаю, как.   Это  просто для того, чтобы человеку дать понять, какому-то зрителю, который не видел, может быть, такого никогда.

Ведущий: Ну, все, у нас уже одна минута остается, к сожалению, Анин вопрос, и я тоже хотела  вас спросить: «Интересуетесь ли вы тем, что о вас пишут, что о вас говорят, точнее, о ваших работах?»

Ф.Г.: Ну, да.

Ведущий: Имеет ли для вас это значение?

Ф.Г.: Имеет значение, вот имеет и имеет,  безусловно, потому что,  понимаете, это,  как бы,  я ж делаю, я же ведь  не для себя делаю. Я  на самом деле очень расстраиваюсь, когда, например,  я сделал что-то, что, может быть, смысла не имеет никакого. То есть дело не в успехе вот в таком вот, понимаете, да, не в смысле вот успеха…

Ведущий: …чтоб все похвалили, да.
Ф.Г.: ...чтоб все похвалили.  Спектакль же ведь он ... он все равно, он для секунды, для секунды вот для этой, он для общества, для искусства, да, потом, ну, как бы...  это все вместе, как бы, очень важно. Спектакль, он общественное явление. Это необходимая для общества вещь какая-то, то есть это специальная отдельная общественная, не знаю, как сказать.

Ведущий: Мне очень приятно, что мы именно на этом завершаем наш эфир и что вам, как художнику не свойственно вот это снобское «мне наплевать, что там подумают», я творю для себя, самовыражаюсь, и все»  

Ф.Г.: Нет, конечно.

Ведущий: Сегодня у нас в студии был Филипп Григорьян. Спасибо, еще раз с премьерами.

Ф.Г.: Спасибо. Всего доброго.