"Особое мнение" Игоря Аверкиева

Роман Попов: Смотрите, первая история. Программа «Духовность и патриотизм». Наиболее адекватные из депутатов, или, может быть, наименее зависимые от необходимости ее принять, довольно жестко высказываются: «демагогия», «курсовая работа». Из более мягких реплик – «неприемлемо», «непроработано». Из самых жестких предложений – переписать и только потом заново предлагать. Но, несмотря на это все, наше Законодательное Собрание аккуратненько эту программу принимает, пообещав доработать к следующему чтению. Я знаю, что у общественников были претензии к этой программе по поводу того, что, дескать, там был перекос в сторону «военщины». Как вы считаете, насколько в принципе можно принимать программу про духовность и патриотизм в отдельно взятом регионе?

Юрий Бобров: Сейчас же вам ответят – флаги на каждом перекрестке…

Игорь Аверкиев: Так ведь наша программа не про флаги, флаги-то они вывешивают сами.

Юрий Бобров: Не только, не только сами.

Игорь Аверкиев: Нет программы по вывешиванию флагов на каждом частном доме.

Роман Попов: Это абсолютно приемлемое украшение города во время какого бы то ни было праздника. Там вывешиваются флаги не потому, что есть программа по вывешиванию 200 тысяч флагов в одном отдельно взятом городе. 200 тысяч флагов появляются, потому что власти понимают, что флаг – это очень модно, популярно, круто и будет востребовано.

Юрий Бобров: Я пооппонирую. Гуляю по Сент-Луису, совершенно обычный перекресток, нет рядом ни здания суда, ни правительственного или ведомственного, слева гостиница, справа стоит какой-то торговый центр – огромный флагшток метров, наверное, 20 высотой, и на нем такое полотнище, какого, наверное, у нас даже на Куйбышева, 14 не висит.

Игорь Аверкиев: Дело не в этом полотнище, а в том, почему вы гуляли по этому Сент-Луису (смеются).

Юрий Бобров: Патриотизму учился.

Роман Попов: Проветриваясь после шакаливания у посольств, он пошел гулять…

Игорь Аверкиев: Все-таки самая простая вещь – я точно знаю, что после этой программы, как и после многих других таких же, патриотов больше не станет, но 400 миллионов рублей будут при этом потрачены. Конечно же, есть очень неправильная вещь. Так получилось, что патриотизм в нашей стране приватизировали военные, и это действительно неправильно. Иной формы проявления своих патриотических чувств, кроме военной риторики, у нас просто не умеют, этому как-то нужно отдельно учиться, в том числе и нам.

Роман Попов: Зато согласитесь, что в данном случае военная риторика довольно уместна, когда мы говорим о патриотизме. Другое дело, что она не единственная.

Игорь Аверкиев: Безусловно, конечно.

Юрий Бобров: Собственно, пытались свои точки зрения противопоставить и «Мемориал», и Печенкин, говоря о развитии кинематографа и исторической памяти. Можно сказать, что 400 миллионов – это больше, чем 15 годовых бюджетов «Перми-36».

Роман Попов: Убираем ноль, оставляем 40 миллионов – ровно столько можно было бы выручить плюсом к бюджету, если бы была принята программа по увеличению транспортного налога для автомобилей больше 200 лошадиных сил. Это уже успели поименовать налогом на роскошь. Потом оказалось, что люди, которые предлагали эту историю с налогом на роскошь…

Юрий Бобров: Давай уже героя назовем – Игорь Сапко, это его инициатива.

Роман Попов: Я просто не знаю, был ли он единственным. Игорь Сапко, предлагая эту историю, как-то не учел, что федеральные газеты тоже надо читать. А там было хорошо рассказано, как Владимир Путин несколько дней назад рассказывал о том, что, дескать, не год-другой, так мы вообще транспортный налог внесем в акцизы. Потом, правда, появилось опровержение и этим словам от одного из министров. Но важно то, что наши не просто вслед за главным не успели, они вслед за риторикой опоздали, которая уже прошла, и споры закончились. Как эту штуку можно понимать, к чему вообще говорить о вещах, в которых ты не очень хорошо разбираешься?

Игорь Аверкиев: Это старая проблема нашей муниципальной власти, я думаю, что в значительной степени и региональной. Я думаю, что у нас очень плохое политико-экономическое сопровождение принятия решений, просто никакое. Там нужны серьезные яйцеголовые люди, которые понимают суть политики, умеют вычленять ведущие тренды – этих людей просто нет, и все. Но, честное слово, я в транспортном налоге мало что понимаю.

Роман Попов: История даже не в транспорте и налогах, а в том, что сначала начала появляться какая-то критика, что-то еще, Интернет…

Игорь Аверкиев: Движение началось (смеется).

Роман Попов: И мы же вроде как подключились.

Игорь Аверкиев: Обидные эмоции, жалко, да?

Роман Попов: С утра еще с Юрой прикидывали: «А если еще, то вот тогда…» И тут же, извините, дают задний ход, вроде как до кого-то дошло, что ребята, это уже не соответствует федеральному тренду, уже опоздали.

Игорь Аверкиев: А с другой стороны, что это за федеральный тренд, который меняется раз в неделю? Эта политическая нестабильность в этом и проявляется, что хотят, то и делают. Курса стабильного нет ни вверху, ни здесь, нигде, каждый день меняются хотелки, это уже проблема страны.

Роман Попов: И это при том, что еще несколько лет назад было так популярно сравнивать время Владимира Путина с неким позднебрежневским.

Игорь Аверкиев: Ничего подобного. Там стабильность была, по крайней мере, в принятии решений, они принимались на века и так далее. Раньше был такой термин при Хрущеве, волюнтаризм, это абсолютно волюнтаристская политика на всех уровнях. Желания конкретного человека значат гораздо больше, чем законы, какие-то программы…

Юрий Бобров: То есть пусть в советское время была идиотская программа с какой-нибудь кукурузой, но она была.

Игорь Аверкиев: Она выстраивала политическую элиту в каком-то более четком, понятном направлении.

Роман Попов: Но, может быть, они идеологически были гораздо ближе к монархизму, который в недавнем прошлом? Дело в том, как они воспитаны, какие у них были учителя.

Игорь Аверкиев: Думаю, тут еще сложнее. Советские вожди, с одной стороны, а Путин с другой стороны ближе к монархизму (смеется).

Роман Попов: Следующая история. По поводу нестабильности курса, непоняток и так далее. В Пермском крае шестерых скинхедов судили за несколько убийств, эта новость была не очень давно. От 8 до 19 лет колонии ребятам, которые из региона, чусовляне, объединились в банду, стали нападать на бомжей, иногородцев, условно говоря. Говорили, что они скинхеды, информацию взяли откуда-то из Интернета, придумали себе идеологию…

Игорь Аверкиев: Белые шнурки носили, наверное.

Роман Попов: Снимали на видео, палки, кастеты, лопаты и так далее. И запалились, когда один из видеороликов выложили в интернет. Насколько я понимаю, ничего более внятного они придумать не смогли. В этой новости есть одна абсолютно жуткая штука. Вообще любой скинхед – идеологически довольно страшный человек, если он готов на убийство, это еще страшнее. Но тут же еще жутче. Какие они, к чертям, скинхеды? Они поверхностно даже эту примитивную идеологию взяли. То есть вообще ничего, просто желание поубивать и как-то оформить.

Игорь Аверкиев: Я думаю, что это отличный вопрос. Действительно, дело не в скинхедах. В последнее время появляется все больше людей, которые считают, что они вправе судить и наказывать. Допустим, сейчас эти самые «антипедофиляй». Не оправдываю ни в коем случае педофилов, но это люди, которые постоянно жаждут лично судить и наказывать. Кстати, догхантеры – то же самое, но не в отношении людей. Желание личной жестокой расправы над кем-нибудь, кого только подозревают в чем-либо вообще по непонятным основаниям – я бы сказал, это фашистская тенденция. Появляются люди, которые чувствуют, что в наше время можно получать удовольствие, издеваясь над людьми, делая абсолютно жестокие вещи. Время способствует этому, выталкивает их из народа в эти «антипедофиляй», скинхедов, догхантеров и так далее. Это наше время подает им какие-то сигналы, когда можно встать и сказать: «Все, я решаю!» Это такой не интеллигентный вариант Раскольникова в том смысле, что я могу, мне все можно.

Юрий Бобров: А это желание именно жестокости…

Игорь Аверкиев: Конечно. Вы посмотрите кадры с антипедофиляй. Им удовольствие доставляет издеваться над теми отловленными бог знает кем. Видно, просто доставляет удовольствие жестоко себя вести.

Юрий Бобров: Нет, это все понятно. А не является это веточкой от той тенденции делать что-то самому, понимая, что этого не делает государство, не реагирует на твой запрос?

Игорь Аверкиев: Нет. Я согласен, это более общая позитивная тенденция людей, которые хотят что-то делать сами…

Юрий Бобров: Наблюдатели на выборах и догхантеры – это одно в корне.

Игорь Аверкиев: Да, это проявление. Но наше свежее молоденькое общество, просыпаясь в этой самой свободе, в отличие от зрелых, пока не имеет иммунитета против этих скверных, по сути фашистских проявлений свободы. В целом, это замечательно, что люди просыпаются, но мы не можем ограничить тех, кто просыпается в садизме, жестокости и так далее.

Роман Попов: Если мы говорим как раз про антипедофилов, в целом ведь очень сложно не поддерживать.

Игорь Аверкиев: Конечно, и они пользуются. Понимаете, тут ведь еще получается, что общество санкционирует жестокость. Я давил кошек, убивал голубей, издевался над малышами и был вне общества. Как только я начинаю борьбу с педофилами, то становлюсь героем, делая, по сути, то же самое. Понятно, что там есть и нормальные люди, которые зажглись от всех этих ужасов, но санкционирование обществом используется.

Юрий Бобров: Понятно, а если к этому завести военно-патриотический клуб, то я еще и денег из бюджета получу.

Роман Попов: А не дай бог, если мне удастся еще хорошо пройти какой-нибудь казачий круг, то я еще и патрулировать улицы начну.

Игорь Аверкиев: И наконец-то смогу бить пацанов и женщин нагайкой, по всем правилам, узаконенно.

Роман Попов: И аккуратно забывая при этом, что в свои 28 я еще в армии не служил, потому что там убивают и была Чечня.

Юрий Бобров: К вопросу о казаках, сегодня утром была новость, Марата Гельмана обокрали.

Игорь Аверкиев: А казаки при чем здесь?

Роман Попов: Сейчас, подождите, поясним. Довольно быстро с подачи одного из пермских блогеров, maksim-perm, по сегменту распространился очень забавный текст. Максим, явно иронизируя, написал, что теперь грабитель заочно принят в казачье общество, заочно вручили диплом депутата Милонова и иже с ним. Кстати, я посмотрел на некий эффект флешмоба. Интереса ради, специально себе на страничку «Вконтакте» кинул с предложением продолжить номинации. У меня как-то не очень активно, хотя несколько человек нажало. Но я заметил, как много людей с радостью, восторгом рассказали о том, как это прекрасно, что Марата Гельмана ограбили в Москве. Казалось бы, у человека украли крупную сумму денег, может быть, для него не самую принципиальную…

Юрий Бобров: 100 тысяч рублей и паспорт.

Роман Попов: Для меня было бы сильно обидно.

Игорь Аверкиев: Да неважно, дело же не в сумме. Если кто-то когда-нибудь был жертвой хоть минимального преступления, там ведь люди страдают не столько… Это уже потом про сумму, а унизительность самой ситуации, кражи, тем более ограбления – это просто вообще кошмар. Как не посочувствовать человеку, я к Гельману сложно отношусь, но знал бы, посочувствовал бы, хотя это, наверное, было бы тоже глупо. Но я не понимаю, как можно иронизировать над жертвой любого преступления.

Юрий Бобров: Может быть, здесь скрыта радость того, что сейчас Марат Гельман…

Роман Попов: Возмездие.

Юрий Бобров: …в обычной человеческой ситуации. Что ему теперь делать придется? Полицейские такие, какие есть. Они не найдут как вашу сумку, так и его сумку.

Роман Попов: Можно подумать, он был защитником полицейских.

Игорь Аверкиев: Да нет, могут и найти. Слушайте, Марат Гельман от нас, от пермяков возмездия получил выше крыши, скоро его жалеть надо будет, что уж там… Тут как-то недавно в понедельник я смотрю передачу Архангельского, там хорошие дискуссии, там вышла у них по современному искусству. Гельман хвастался, что в Перми договорился с муниципалитетом так, что муниципалитет ему организовал – пароходы приставали прямо напротив музея современного искусства. Крышу у него сносит просто вообще, врет как сивый мерин. Жалко все равно.

Роман Попов: Кстати, это интересный момент. Мне кажется, нужно будет обязательно кликнуть Марату Александровичу мысль, ладно там, пароходы пристают, но отдельным порядком остановка, первая перед железнодорожным вокзалом остановка железнодорожного транспорта на одной из веток.

Игорь Аверкиев: Нет, наоборот, надо было сказать, что по его просьбе многие поезда перестали ходить рядом с музеем, чтобы шумом своим не мешали.

Роман Попов: Неплохо, или еще как вариант, от музея то налево, то направо курсируют речные прогулочные трамвайчики, олицетворяя то, что музей становится центром притяжения.

Юрий Бобров: Игорь Валерьевич, мы довольно подробно обсуждали и отслеживаем историю Никиты Торгаева. Никита на свободе, процесс не закончен. Как вообще развивается сейчас все?

Роман Попов: Никита Торгаев – это парень, которого обвинили в том, что в Краснокамске он подложил бомбу во время выборов.

Игорь Аверкиев: Сейчас там некоторый застой. Во-первых, обвинение ему так и не предъявили. Уголовное дело было заведено, он был арестован. Затем в понедельник в полчетвертого будет суд в Краснокамске, на котором будет рассмотрена жалоба Торгаева на незаконное задержание. Как он, как я и многие считают, что оснований для задержания не было. Там ситуация действительно смешная. Я не знаю, подкладывал Никита бомбу или нет. Но я точно знаю, что у наших полицейских никаких более-менее вменяемых доказательств, что он к этому причастен, просто нет. То же самое мог сделать любой из нескольких сотен человек, которые там были.

Юрий Бобров: Сотен или не сотен? Мы все слышали, что по камерам якобы было зафиксировано, что трое заходили. Что с остальными двумя?

Игорь Аверкиев: Во-первых, мы не знаем, работали с ними, нет, но задержали именно его, причем по смешному основанию, что он трижды заходил в туалет. Притом у него была медицинская справка, там все знали, что ему просто нужно было время от времени ходить в туалет. К тому же, оказывается, что устройство было не в самом туалете, а в коридорчике до него, и оно могло там появиться, в мусоре лежало, и до, и хоть когда. Все настолько белыми нитками шито…

Роман Попов: Переходим к цвету такси. Вы пользуетесь услугами такси?

Юрий Бобров: Игорь Валерьевич у нас вообще человек пеший.

Игорь Аверкиев: Да, но такси пользуюсь, безусловно.

Роман Попов: Автомобили должны быть следующих цветов: черный, желтый или белый.

Юрий Бобров: Ассоциации есть?

Игорь Аверкиев: Черный – это начальственные «Волги» раньше всякие были, да и сегодня начальственные «Мерседесы». Чтобы клиент такси чувствовал себя человеком, конечно, можно в черных ездить.

Юрий Бобров: Тут важное дополнение. Все двери вне зависимости от того, какого цвета сама машина, должны быть желтыми.

Игорь Аверкиев: Как у американцев, понятно. А мне тогда все равно.

Юрий Бобров: А представьте себе, что таксисты забастовали и устроили автопробег.

Роман Попов: Это будет «Авторусский марш» – желтые, черные, белые такси (смеются). Движутся колонной по Компросу, а какая будет картинка для НТВ!

Игорь Аверкиев: Причем если учесть мировоззрение среднего таксиста, а он такой традиционный консерватор, то вполне все может быть. Нет, конечно, смешно и весело, но, по-моему, есть общее правило – чтобы было заметно, но не очень гнетуще. Потому что если будет черное и белое, наверное, скучно. Черное и желтое? Пусть будет черное и желтое.

Роман Попов: Самый главный момент. Вообще услуги такси реально регламентировать, по вашему мнению? Не как эксперта, как пользователя?

Игорь Аверкиев: Думаю, мы не настолько особая страна, чтобы только у нас счетчики не работали в таксомоторах. Везде в мире все по счетчикам делается, у нас все еще нет. Я думаю, если везде смогли как-то их принудить к этому делу, то и у нас это нужно делать. Все равно это ненормально, когда ты едешь по каким-то…

Роман Попов: Один город, одно такси, один тариф. Или один город, разное такси, один тариф.

Игорь Аверкиев: Думаю, что тариф вполне может быть разным. Конечно, рынок уже более-менее, вот как я пользуюсь, сложился, я могу выбирать. Другое дело, что меня очень не устраивают почти все такси, которыми я пользуюсь, потому что не соблюдают время, хотя понимаю, что у нас пробки, то-се, пятое-десятое. С клиентами-то плохо работают, хотя и SMS посылают.

Юрий Бобров: С клиентами работают, наверное, только в плане спама.

Игорь Аверкиев: Да, расстреливать за это надо, конечно, потому что это ужасно.

Роман Попов: Поулыбались, давайте о серьезном. Вчера годовщина «Хромой лошади», три года, проходят мероприятия, и я ловлю себя на мысли, что некоторых федеральных журналистов эта история волнует больше, чем в среднем нас, я имею в виду некого усредненного жителя города. Причем я же сейчас не говорю про то, что эта история волнует жителей России. Просто в силу профессионализма журналисты тянут тему. Некий усредненный пермяк уже тему тянет не так.

Игорь Аверкиев: Я думаю, это все глобально лежит в человеческой психологии. Несчастные случаи забываются быстрее, чем враждебные действия. Если бы это был теракт, то помнили бы долго. Несчастный случай, поскольку там нет злодея, нет того, к чему можно эмоционально привязать свою память, это быстро забывается. Наверное, это правильно, то есть нехорошо жить, помня все несчастные случаи, даже ужасные, которые происходили, с ума сойдешь.

Юрий Бобров: В момент проведения акции памяти, в 12 часов, с 11 часов началось 243-е заседание суда по делу о пожаре в «Хромой лошади». Это было первое заседание, назначенное в день памяти, третья годовщина.

Игорь Аверкиев: Мне тут нечего сказать. Судят-то не столько людей, сколько ситуацию, в которую попала куча людей по целому ряду естественных, случайных, стихийных обстоятельств. И разобраться в ситуации, где реально нет виновных, реально злодея в ней нет. Конечно, суд будет я еще не знаю сколько идти, поскольку есть задача все-таки злодея найти. А здесь, поскольку разгильдяйство повсеместное, накопленное годами, неудивительно, что суд идет так долго.

Роман Попов: В истории есть случаи, когда некоторые условные черные пятна одной власти автоматически доставались другой. Власть менялась, черное пятно переходило по наследству. «Хромая лошадь» - это черное пятно по наследству?

Игорь Аверкиев: Нет, не видно, чтобы по этому поводу какие-то политические конфликты выстраивались с новой властью. Я думаю, это уже текущая ситуация, которая, к сожалению, длится уже очень долго, но она не является критическим моментом для новой власти.

Роман Попов: Хотя новая власть уже, безусловно, получила критические моменты. Например, первый митинг с какими-то «антибасаргинскими» лозунгами состоялся.

Юрий Бобров: Во всяком случае, с требованиями к нему. Александр Зотин, коммунальный митинг, тариф.

Роман Попов: Ваше отношение к подобного рода акции?

Игорь Аверкиев: Да оно нормальное, думаю, даже очень правильное. Наша проблема была при Чиркунове в том, что мы очень долго несли на себе кредит доверия. Поэтому Басаргину подавать такие сигналы очень даже уместно. Причем теперь даже понятно, в чем его основная проблема. Он, видимо, хорошо работает с механизмами и процессами, ему быть главным инженером страны, завода, еще чего-нибудь такого. Но с людьми, все, что касается кадров и прочего, как-то он, видимо, людей не совсем понимает, у него кадровые решения хромают и даже не столько кадровые, сколько касающиеся поведения людей.

Юрий Бобров: Интересную тему затронули, тут нельзя не спросить в развитие: а это его кадровые решения или, как говорит Константин Окунев, навязанные?

Игорь Аверкиев: Нет, там есть и навязанные.

Юрий Бобров: Роман Панов – навязанный?

Игорь Аверкиев: Не в том дело. Любое кадровое решение политика такого уровня не может быть абсолютно самостоятельным, тем более в нашей жесткой вертикали. Конечно, там есть что-то от себя, что-то навязанное, но я думаю, он, безусловно, не стопроцентная марионетка в кадровых вопросах. Другое дело, что ему чутья не хватает, еще чего-то такого.

Игорь Аверкиев: Он лавирует, но это не есть его главная проблема в Пермском крае, как с этими командами разобраться. Нет такой организованной силы, как чиркуновская команда, как я это понимаю. Трутневская – еще может быть. А чиркуновская – это просто облако людей, которые скопились в Законодательном Собрании, связаны общими делами с Чиркуновым, и по настроению это облако как-то о себе заявляет.

Юрий Бобров: Может, там грузчиками работает.

Роман Попов: А сейчас, я вас поправлю, уже торгует пирогами.

Игорь Аверкиев: Чиркунов наконец-то занял свое нормальное естественное место, какой он был органичный, когда последний раз в Пермь приезжал.

Юрий Бобров: На выставке Anonymous.

Игорь Аверкиев: Нормальный миллионер, бизнесмен, хипстер. Он богемный человек, у него есть свой бизнес, который не особо отнимает силы, почитывает лекции, самореализовался полностью.

Роман Попов: У меня полное ощущение, что мы сейчас про Андрея Агишева говорили, а не про Олега Чиркунова. Получилось так, что Олег Чиркунов всю жизнь стремился к тому, чтобы стать Агишевым и внутренне ему завидовал.

Игорь Аверкиев: Да, именно так! Но Агишев при этом ведет себя честно и естественно, он таким человеком и является. Такой плейбой у нас, разумный человек при этом, со своим бизнесом. Он и ходит так, и одевается так, и говорит такие вещи – а Чиркунов вдруг решил, что он большой руководитель большого региона.

Юрий Бобров: Митрофанов – защитник «Перми-36».

Роман Попов: «Гордость Пермского края», заметьте. Это тот самый, который антигейский закон у нас принимал? Удивительно.

Игорь Аверкиев: Действительно, интересно. Музей как объект, конечно же, гордость в том смысле, что такого нигде нет и так далее. Занимается он, по-моему, важным и нужным делом. Другое дело, что проблема с качеством сигнала. Я согласен в критике в том смысле, что чуть-чуть все примитивненько, все слишком просто с этим самым сигналом.

Роман Попов: Это вы так перевели английское слово message?

Игорь Аверкиев: Это вы так перевели русское слово «сигнал» (смеются). Понятно, что сами хозяева музея – люди сложные и умные, но сигнал не контролируют. Публика туда приходит, такое ощущение у нее создается, что все, кто там сидели, хорошие люди. Хотя это все не так, об этом знают и организаторы музея, и настаивают на этом, но все выглядит таким образом.

Роман Попов: Сидел в «Перми-36» - значит, мученик.

Игорь Аверкиев: Да, все сложнее, и эту сложность нужно очень легко людям объяснять, что репрессии – это действительно ужас, но все чуть шире и глубже, чем проблема конкретного лагеря, в нем сидели разные люди. Когда совсем уж темные люди из «Сути времени» выясняют, что там были всякие бандеровцы – да, конечно, были, и наверное, правильно сидели. Но это никаким образом не бросает тень на репрессированных по политике.

Юрий Бобров: И наверное, одна из функций музея – говорить не столько об узниках «Перми-36», сколько в целом о ГУЛАГе, тоталитарном режиме.

Игорь Аверкиев: Конечно. Я бы сказал, что мне еще не нравится в музее – что он очень скромничает по поводу современных проблем с диссидентством, свободой слова. Они этим должны заниматься как просветительская организация, но не делают.

Роман Попов: Музей скромничает? Потому что я вспоминаю последнюю «Пилораму», мне показалось, что она была довольно актуальной и жесткой.

Игорь Аверкиев: «Пилорама» всегда жесткая, это понятно. Тем не менее, музей в своей текущей деятельности должен быть более современным. Любой музей в мире, и они как музейщики знают, не ограничивается историей своего вопроса. Он обязательно актуализирует эту историю, они почти этим не занимаются.

Роман Попов: Но ведь это же очень, невероятно тяжело.

Игорь Аверкиев: Так они профессионалы, это их работа. Мало ли что мне тяжело? Я жалуюсь, что ли?

Юрий Бобров: Хотелось бы о больном, о близком, земле для многодетных. Вчера буквально замминистра у нас был. Первый настоящий басаргинский чиновник, пришедший в край, Николай Гончаров. Мы разговаривали о конфликте за федеральные сельскохозяйственные земли…

Роман Попов: С первым ты поговорить не успел, с ним потом уже следователи разговаривали.

Юрий Бобров: Прозвучало слово «саботаж» из моих уст, но я получил одобрительный кивок. Да, очень похоже, что директор сельскохозяйственного предприятия, «Учхоза», самой академии, это два человека, но у них общий интерес землю не отдавать…

Игорь Аверкиев: По-моему, ведь ясно, там есть реальный непрозрачный бизнес-интерес, и они за него цепляются. Они вдруг однажды поняли, что наконец-то из просто ректоров могут стать еще кем-нибудь. А цена вопроса настолько велика, что они будут сопротивляться до конца.

Роман Попов: Тем более, оказалось, что земли, которые находятся в сельхозназначении, с такой реалььной легкостью для него вывести…

Игорь Аверкиев: Всем нам нужно понимать, бедный наш губернатор, что это еще одна проверка его на мощность.

Юрий Бобров: Посмотрите, он решил проблему в Москве, в правительстве страны она решена! И здесь, на месте – это же саботаж на грани фола.

Игорь Аверкиев: Но вот сейчас он должен каким-то образом, не нарушая закон, проявить силу воли и решить эту ситуацию.

Роман Попов: Последний фильм, который я смотрел, осталось посмотреть еще одну часть – это «Крестный отец». У меня сразу в голове формулировка. Он сейчас должен сделать правильно и тонко то самое предложение, от которого те не смогут отказаться.

Игорь Аверкиев: Да, но найти это предложение очень сложно.

Роман Попов: Смотрите, пишет «Бизнес класс» о том, что зоопарки городов-побратимов Амневиля и Перми, возможно, обменяются животными на безвозмездной основе. Это подтверждает депутат Пермской городской думы Юрий Уткин. Я сейчас не о том, что это потом оказалось опровергнуто сотрудниками зоопарка, и эту новость про Юрия Уткина в ЖЖ уже назвали «слонкой» с подачи, по-моему, Леши Трапезникова. Но это неважно. Важно то, что, по данным «Бизнес класса», Перми поступили предложения о приобретении слона из Бирмы. Однако в нынешней ситуации слонов могут привезти только в новый зоопарк. Когда мы будем понимать дату запуска проекта нового зоопарка, тогда мы синхронизируем наши шаги по приобретению слонов. Сегодня по международным правилам в зоопарках слоны не должны жить в одиночестве, рассказал господин Уткин. И теперь меня интересует самое главное. «Бизнес класс» снова поднимает тему нового зоопарка. Уже неважно, в каком контексте, мы просто напоминаем, что у нас есть не только галерея и мост, снова в медиапространстве всплывает тема нового зоопарка. Поймите меня правильно, я по роду профессии вынужден быть немножечко конспирологом. Тема попадает. Значит ли это, что мы вправе ждать каких-то подвижек в этом направлении?

Игорь Аверкиев: Для этого надо быть действительно специалистом. Я точно знаю, что церковь, уступив в галерее по большому счету, как-то немножко уравновесит эту ситуацию. Понятно, что им необходим какой-то реванш, и этим реваншем будет зоопарк. Они будут, хочет мэр, губернатор или нет, настаивать на этом постоянно, занудно, и с зоопарком нужно будет что-то делать. Я сам не большой сторонник любых клерикалов, но они в данном случае играют на нормальные интересы. Конечно, зоопарк надо укрупнять, нельзя мучить животных в таком ограниченном пространстве, какое сейчас есть.

Роман Попов: Я только сейчас читаю новость на «Бизнес классе» - в Прикамье ведется формирование резерва управленческих кадров губернатора Пермского края. Резерв формируется с целью последующего назначения лиц, состоящих в резерве на руководящие должности Прикамья в различных сферах деятельности. Чистых ждем?

Игорь Аверкиев: Не знаю, резерв уже был, но у предыдущего. Я думаю, здесь даже обсуждать нечего. У каждого губернатора, руководителя должен быть список запасных, он его делает и все.

Роман Попов: И вдогонку про Чулошникова.

Игорь Аверкиев: Что мне нравится в этой ситуации в законе о митингах, что депутаты сами нормально на первом этапе разобрались, отклонили первый проект и по-человечески провели переговоры с гражданскими активистами по второму проекту. Почти европейская история, да? Мне будет очень жалко, если она азиатски закончится.

Роман Попов: А что, нет ощущения, что нас разыграли по-глупому?

Игорь Аверкиев: Слушайте, да это очень тонко, вы что…

Роман Попов: По-моему, толще некуда!

Игорь Аверкиев: Да даже если и разыграли. Вы не забывайте, если это будет тот закон, о котором договорились, это будет единственный нормальный закон о митингах в этой стране. Во всех остальных регионах принимают вообще типа как у Чулошникова, понимаете? Если так разыгрывают – да ради бога, пусть и все остальные законы так разыгрывают.