"Гастрольные маршруты всех серьезных артистов лежат через Пермь. Поэтому здесь возможно поддерживать высокий уровень слушательского восприятия", - Артем Варгафтик о музыкальной культуре Перми

- До эфира вы сказали, что приехали первый раз в Пермь. Соответственно на фестивале «Камерата» в качестве ведущего впервые вышли на сцену нашего органного зала. Как вам наша публика?

- Я под большим впечатлением от всего.

- Внимательно слушали?

- Конечно. И когда ощущаешь физически, что тебя не просто понимают, а ещё и очень хорошо понимают, а главное, это потом сказывается на том, как звучит музыка, как она воспринимается людьми, это большое счастье. Моя-то работа – это помочь и людям музыку услышать и исполнителям донести, по-моему, это удалось вчера и надеюсь, удастся сегодня, потому что сегодня у нас один большой и заключительный концерт.

- Что касается роли ведущего в концертах. Для многих в концерте роль ведущего – это роль просто конферансье, который просто объявляет. Есть ведущие, к коим относитесь и вы, и небезызвестный господин Бэлза, которые являются настоящим украшением концерта. Ведущие, которые не только просвещают, образовывают публику, но и отчасти развлекают. Всем ли музыковедам удается какие-то такие хрестоматийные, известные истории рассказывать увлекательно, интересно? Есть ли у вас азарт?

- Азарт-то это дело как раз связанно совершенно не с музыковедением. Я, честно говоря, очень напрягаюсь, когда меня так называют, но понимаю, все условности, понимаю, что в российских филармониях именно этим словом положено обозначать человека, выходящего на сцену и говорящего, дороге друзья. Вышел, значит, уже музыковед. На самом деле, я, слава богу, не являюсь дипломированным специалистом именно вот в этой области, я на самом деле виолончелист, практикующий музыкант по первой и основной профессии, ну, по второй, журналист, да. Но, что касается развлекать и интересоваться, и соответственно, получить шанс и заинтересовать других – не знаю. Здесь все очень сильно зависит от того материала, который ты представляешь. И вообще одно из правил нашей профессии заключается в том, что концерт нужно делать из материала заказчика, а не из собственного. Не нужно выходить на сцену для того, чтобы рассказать свои собственные, выстраданные и любимые истории о чем-то, что может и не связано никак со звучащей музыкой,

- Но ведь есть много историй, которые вы запоминаете или не запоминаете. Когда вы знакомитесь с той же биографией, с какими-то «новинками» в биографии.

- Новые сведения об авторе, который жил 150 лет тому назад (смеются)

- Вдруг, что-то новенькое от исследователей стало известно. Вы же все равно эти истории выискиваете?

- Конечно, стараюсь не только найти, но и увязать, главное то, что имеет смысл и ценность с тем, что люди услышат дальше. Потому что отнимать их время на то, что что-то где-то вообще было написано, что в 14 году, например, ровно 100 лет назад Равель вообще пошел на первую мировую войну, вот тот самый Морис Равель, который потом, гораздо позже, станет автором «Болеро» Равеля.

- И это он? (Смеются)

- Это - он. Но чем он был занят, что его реально беспокоило, о чем он думал, когда работал именно над этой музыкой, это как раз и есть самое главное. И вот к этим вещам приходится искать подход и серьёзно готовиться, а иногда это вещи, которые известны всем, их просто нужно коротко и понятно рассказать.

- И облечь в какую-то форму, чтобы это было интересно.

- Ну, насколько интересно получается, я, к сожалению, сказать вообще не могу. Для меня главное, чтобы это было не слишком длинно и как мы говорим на радио при изготовлении музыкальных передач, чтобы срослось. Чтобы все, из чего состоит программа, слова и музыка, в итоге составили единое целое.

- Вы, я полагаю, довольно много ходите на концерты и в Москве…

- Гораздо меньше, чем хотелось бы, не успеваю…

- Но в сравнении с обывателем, гораздо больше. Тем не менее, как сегодня молодежь слушает музыку, насколько она открыта и насколько открыт зритель к прослушиванию исполнителей, которые не широко известны, которых не показывают каждый день по телеканалу «Культура».

- Вот это большая проблема. Кстати, на счет телеканала «Культура», это тоже одно из филармонических ограничений. Там медийными лицами считаются как раз те, кого показывают по любым другим каналам, кроме «Культуры». Потому что известны своя аудитория, своя ниша, а медийность в нашей стране измеряется по другим линейкам, по другим критериям. Молодежь, так же как и другие слои нашего населения, наших современников и соотечественников очень, как это хорошо известно, очень конформистски настроена, она очень любит любить то, что нравится всем.

- Что проверено уже.

- Ну, конечно. В том числе и то, о чем ей постоянно говорят, показывают, рассказывают основные мейнстримовские СМИ, поэтому вот эти самые медийные лица, что бы они не делали, с какими бы программами они куда не приезжали, это воспринимается как совершенно отдельный вид искусства. Вот не симфоническая музыка вообще, не оркестровое звучание Гергиев, Спиваков ил Башмет. Но проблема-то в том, что медийное пространство очень узенькое, тесьненькое, там места мало, по крайней мере, уже четвертого медийного лица, если посчитать кроме этих трех…

- Мацуев…

- Да, Денису Леонидовичу, конечно, место находится, это вне конкуренции. Тогда давайте для пятого попробуем это место найти. А если сравнить с медийными пространствами других стран, там совершенно спокойно, почему-то и на экранах, и на страницах, в том числе глянцевых таблоидов, уже не говоря о сознании, памяти и любви народа, там помещаются десятки людей

- Те зрители и слушатели, которые были на концертах фестиваля «Камерата», к чьему мнению я прислушиваюсь, они элементарно имеют музыкальное образование  и опыт слушания подобных концертов, отметили высокий исполнительский уровень молодых музыкантом, при этом они говорят: «Нина, я первый раз их слышу, откуда они? Кто они?» Для вас, конечно, это удивление, потому что вы, как говорится, в теме. Но как привлечь зрителей, которые не глубоко в музыкальной культуре? На концерты хороших исполнителей, но не раскрученных. Как сделать так, чтобы зрители пришли и открыли для себя что-то новое?

- Прежде всего, мне кажется, стоит поработать с их ожиданиями. Понять, в чем заключаются эти ожидания. И дальше все будет гораздо понятнее, если вы не просто спросите, предположим, у 100 или у 1000 человек, что они хотят услышать, что они хотят от концентра получить, если они пошли в Органный зал, а разложить это еще. Просто используя собственную логику и здравый смысл, которые есть у каждого. Они хотят увидеть лицо с обложки или из ящика.

- Живьем.

- Да, живьем. Они хотят услышать знакомую мелодию. Да, нет, не знаю. Они хотят, например, чтобы было громко и здорово, как на попсовых концертах. Если ожидания базируются на этом, тогда бесполезно звать, бесполезно обещать, потому что все равно эти люди будут разочарованы. Еще есть пунктов 10 в этом списке. Классическая музыка все равно останется высоким и бессмертным искусством даже без этих людей, даже без тех, кого мы вроде кажется, мы непременно должны к ней приобщить. Это для них необходимо, а не для музыки.

- Но музыкант хочет быть услышанным.

- Хочет. Для этого он должен просто иметь возможность обратиться напрямую к тем, кто готов его слушать. В этом городе есть и очень хорошо известные традиции та публика, которая без всякого преувеличения является культурной элитой. Вот не в кавычках, а на адекватном, честном языке – это культурная элита, которая много всего слышала, у которой опыт, взыскательный слух, до которой нужно просто достучаться.

- Но надо сказать, что опять же те медийный лица, о которых вы упомянули, и господин Башмет, и господин Спиваков, которые ежегодно приезжают в наш город, они делают еще одно важное дело, они обязательно  с собой привозят музыканта с нераскрученным именем. Неизвестного, кого постоянно показывают по «Культуре» или еще где-то. В этом смысле они, конечно, молодцы. Есть, конечно, публика, которая идет на музыкальное произведение, идет просто потому, что есть рекомендация…

- Это есть такое. Я с этим совершенно не спорю. Но хотел бы напомнить историю, случившуюся в 1957 году в Москве, когда в малом зале консерватории повесили афишу и народу собралось, может быть, хорошо, если человек 150. Очень мало, символически мало. На афише было написано Глен Гульд. Ну, какой-то парень из этой Канады или Америки, черт его знает, откуда он приехал, при том, что не было ни мобильных телефонов, ни каких-то скоростных средств оповещения, не работали как средства массовой информации ни телевидение, ни радио, потому что это были средства государственной пропаганды. После первого отделения, народ бросился к телефонным автоматам звонить знакомым, примерно на том уровне, на котором сегодня работают Facebook или «В Контакте». И в конце концентра там был не то, чтобы аншлаг, но прилично и была стоячая овация, а на втором его концерте, там, действительно, уже ломали стулья. И чуть было не дошло до так называемой конной авиации. Если явление того стоит, а мне кажется, что Алексей Курбатов, композитор и пианист, который вчера работал целый концерт за роялем и к тому же представил одно из своих сочинений, фортепианное трио №4. Это явление сопоставимого масштаба. В принципе, каждый из тех, кто участвовал в фестивале «Камерата» и кого я имею честь представлять, выходя на эту сцену перед ними, это люди, которые по потенциалу, по ресурсам своим творческим сопоставимы с настоящими творческими звездами мирового масштаба. С теми, кто получает шанс греметь, потом что он услышан и потому что для людей становится что-то совершенно очевидно.   Но хочется верить, что можно все исправить и если будет следующая «Камерата», на нее может приехать… Кстати, кроме всех тех, кого мы видим на афишах этого года, уникальный гитарист Артем Дервоед…

- Он у нас, кстати, уже был в Перми, года 3 назад.

- Да. Но у вас все бывают. Так получается, что все гастрольные маршруты, всех серьезных артистов лежат через Пермь. Непременно. И это большое достоинство, большая удача. Именно поэтому здесь есть все шансы поддерживать высокий уровень и высокую адекватность служительского восприятия, когда люди не пропускают халтуры, фальши, и такой, что называется, тиражной, серийной работы. Это очень высоко ценят артисты, когда публика настроена с ними на одну волну. И она предметно точно слышит, что ей играют. И в Перми это есть.

- А вообще растет уровень слушательский в Москве, в России, уровень образования слушателей?

- Образование, это, сами знаете, то, что говорится в одном контексте в наши дни, оно может только падать. В принципе, этот уровень более или менее постоянен. Есть у Анатолия Абрамовича Башмета любимое изречение, которое до того было любимым изречением Дмитрия Борисовича Кабалевского, отца советской музыкальной педагогики, про аплодисменты между частями, которых не должно быть, но которым надо радоваться, потому что в зал пришел новый слушатель. Есть такая история. В принципе, как вам сказать, всегда, пройдет еще 150, 200, 500 лет, та часть культуры, к которой относится высокая классическая музыка, останется островом, окруженным неогороженной тундрой. И из этой неогороженной тундры, мы будем надеяться, всегда…

- Кто-то будет перебегать. 
 
- Да, подтягиваться будут к этому очагу новые и новые люди. Поэтому и сформировался стандартный классический репертуар, который состоит из музыки частично 18, частично 19, и очень немножко 20 века. И именно к нему всегда будут стремиться те, кто еще не слышал, те, кто еще не знает. Есть там 10% или 20% тех, кто готов сделать эту музыку и этот стиль жизни частью своего образа жизни. Вот это было бы здорово.

- Когда мы говорим, к примеру, о Москве, и сравниваем ее с городом Пермь, очень часто музыканты, кто-то расстраивается, кто-то наоборот радуется, говорит, что Перми категорически не хватает консерватории.

-Да. Это факт.

- Но между тем есть много выпускников консерваторий. И есть выпускники академии культуры, которые нигде не работают. И консерватория, она ведь требует преподавательского состава довольно серьезного, либо она просто должна возникнуть, преподавательский состав подтянется, и потом будет, где работать музыкантам, выпускникам консерватории. Как вы считаете?

- В принципе. В наше время говорить о том, чтобы что-то открыть, это такой непростительный идеализм. Дай бог, чтобы не закрыли те, которые есть. Вот из консерваторий, которые сейчас находятся в России под угрозой, Нижегородская, просто так, на всякий случай, мы говорим о том, что может произойти.

- Почему?

- Потому что ее здание уже готова забрать русская православная церковь. А в этом случае неизвестно, где консерватория вообще будет находиться. А консерватория, находящаяся нигде…

- То есть, причина пока только здание. С преподавательским составом, со всем остальным там в порядке?

- Там в прядке. Там происходит процесс. Но вы сами понимаете, когда люди подвергаются в течение достаточно долгого времени такому психологическому давлению, закроют, не закроют, отберут, не отберут, будет, не будет…

- У нас такая же история с галереей.

- Это на успех не сильно влияет положительно. Что-то открыть, это не реально. Дай бог, чтобы существующая система этого образования хотя бы как-то пережила нынешние времена. Под временами я подразумеваю период демографической ямы. Потому что не идут. Вы откроете здесь консерваторию, и даже не в том вопрос, где работать ее выпускникам, и где взять профессоров и доцентов.

- А кто будет учиться?

- Да, кто захочет заниматься профессией, в которой, мягко говоря, не гарантирован успех в жизни, и в лучшем случае тебя будут называть…

- Каторжная работа с утра до вечера.

- Да, да, да. Черные нотки требуют черненькой работки, как нам когда-то говорили. И в лучшем случае тебя будут называть фриком с улыбкой, или без улыбки юродивым. Или еще как-нибудь. Потому что ты занимаешься вообще не тем делом, которое дает что-то в жизни. Нынешние столичные консерватории и вообще все учебные заведения в стране, которые связаны с музыкой, испытывают очень жесткие дефицит и голод. Есть инструменты, на которые вообще никто не идет. Поэтому приходится брать любых случайных людей, зашедших с улицы. А потом мы удивляемся, почему в тех или иных московских и питерских оркестрах кто-то там что-то киксует или похрюкивает. Особенно, когда дело касается валторн, фаготов и каких-то таких инструментов. Это вот серьезная проблема. Между прочим.

- Соответственно, может ли город Пермь привлечь…

- Привлечь кого?

 - Например, идеальная ситуация, у нас возникает консерватория, есть кому учиться после музыкального училища и люди туда переходят. Педагоги столичные поедут в Пермь?

- Ну, только вахтовым методом, как вот за длинным рублем на Севера. При советской власти была эта терминология. Я не знаю, насколько она сейчас понятна современному слушателю.

- Понятна, конечно.

- Только так, если. Потому что представить себе эту ситуацию… Вы же понимаете, что происходит с теперешним состоянием пермского оперного театра имени Чайковского. Все воспринимают это как, по крайней мере, то, что касается музыкального, художественного мнения в Петербурге, в столице, как некое причудливое и неизвестное…

- Два в одном?

- Это понятно. Неизвестно насколько долго это продлиться, этот каприз мецената. Неизвестно, сколько просуществует все, что требует участия. В том числе обязательного участия приглашенных столичных артистов, потому что иначе оно просто не может произойти. И в любой момент просто каждый из них, каждый, кто стыдливо берет отпуск за свой счет на своей основной московской  работе и говорит, я поехал в Пермь подхалтурить, в любой момент он может просто больше не получить этого приглашения, и тогда все реально закончится. С консерваторией, если говорить на этом уровне, я боюсь ни один из этих номеров не пройдет. А с другой стороны, без нее перспективы не столь радужные. Мы должны понимать, что даже если ее откроют и все будет, как у Антона Григорьевича Рубинштейна 150 лет тому назад в Петербурге и у его брата Николая в Москве с открытием вот тогдашних русских консерваториях при Александре II. То реальная отдача, все то, о чем можно будет говорить как  о результатах, видны будут даже не следующему поколению, а через одно поколение, то есть, внукам тех, кто нас сейчас слышит. Может быть.

- Но даже если эта ситуация, касаемая Курентзиса и пермского театра, к несчастью, однажды закончится, все равно ведь останется то, что уже заложено?

- Где?

- В Перми.

- А что останется?

- Ну, знание о том, что бывают другие оперы, бывают другие исполнители, другая культура слушания…

- Понимаете, какая штука. Если приоритетом является проект и проектное мышление, ориентированное на то, что вот сейчас мы создаем здесь нечто, потом оно пару раз будет показано пермской публике, потом оно поедет по каким-то гастролям, а потом оно исчезнет, то от такой работы не остается ровным счетом ничего.

- Даже у слушателей?

- У слушателей могут остаться смутные воспоминания, послевкусие и сожаление. Вот именно эти регулярная, если хотите рутинная, но хорошая филармоническая работа, которой я, например, очень люблю заниматься, которой я занимаюсь в нескольких городах, ведя абонементные филармонические циклы, вот она совершенно на другом уровне находится. Люди знают, что могут измениться рамки, могут измениться фамилии на афишах, но процесс идет, и он из года в год будет продолжаться. Именно поэтому такие взрывы, как бешеная творческая активность, невероятные высоты, достигнутые Мариинским театром в Петербурге, это явление переменное, а вот все то, что делает Питерская филармония – это явление постоянное, и дай бог, чтобы оно никогда не стало переменным.