"Журналист должен быть известным так же, как артист," - теле- и радиоведущий Владимир Молчанов

- Ну, чуть-чуть. В общем, он был  прав… Такая спираль, то можно, то нельзя

-Ну, мы сегодня еще поговорим об этой спирали. Вы уже сказали, что ваше детство и молодость были связаны с миром музыки, благодаря вашему отцу. И эти воспоминания из детства, либо эти пересказы родных и близких о Леониде Утесове вошли в программу, с которой вы приехали?

- Это все по-разному. Я уже дважды делал такую программу в Москве. Один раз в зале Чайковского, один раз в театре Маяковского.  И к нашему общему удивлению, оба раза залы были переполнены. Я все пытался понять, как же так. Июнь прошлого года, зал Чайковского был переполнен. Декабрь, католическое рождество в Москве в прошлом году, опять театр Маяковского переполнен. И разные сидят, и пожилые, и очень много молодых. Потом все-таки я почувствовал, что люди просто истосковались по мелодии, по хорошей мелодии. Плюс вот этот образ Утесова, то, что передается из поколения в поколение, какие-то рассказы, воспоминания о нем,  это море утесовского обаяния. Может быть, поэтому зал был полон. И завтрашний концерт с замечательным оркестром. С замечательным дирижером Евгением Александровичем Тверитиновым, оркестр, я внимательно изучал их творчество, им подвластно все, и классика, и эстрада, абсолютно любые формы. Кстати, всегда были споры, что надо, песня, джаз, симфония. Утесов говорил, да, глупости все, и песня, и джаз, и симфония, только все должно быть хорошим. Я знал Леонида Осиповича, я мало с ним общался, но я очень много наблюдал. Во-первых, в нашем доме композиторов, это то время, когда рядом в Старой Рузе в этой деревне под Москвой было три дома творчества, куда приезжал Утесов. Он всегда пешочком, 500 метров приходил. Или его подвозили на машине к нам, на территорию дома композиторов.

- А он уже тогда был этакий небожитель?

- Ну, как, когда видели Леонида Осиповича, если он выходил, он так чуть-чуть поворачивал голову вправо, влево, и тут же вокруг него человек 50 собиралось. Он ждал этого, он обожал, он был рассказчик фантастический. Это одно из его самых… Вообще он был един во многих лицах, не только гениален как шансонье, как рассказчик, он был феноменальный рассказчик. И знаете, такое опущение, что не привирал. Может быть, была такая детская бравада, юмор, но фантастические рассказы. О чем он никогда не рассказывал, это о женщинах. Потому что все говорили, что Утесов…

- Как положено советскому артисту.

- Да, с половиной Советского Союза. Особенно сейчас, когда они все умерли, сразу появляются дети, внуки которых никогда не было, которых никто не знал, один даже ходит, поет, под фамилией Утесов, говорит, что он его внук.

- Шаляпин у нас новый объявился…

- Есть, Федор Шаляпин, но тот хоть псевдоним взял. А этот вроде как по-настоящему Утесов. Это все глупости. Леонид Осипович жил в тяжелое время, вы понимаете, совместить вот этот искрящийся одесский юмор, вот этот голос, которого как не было, так и нет как говорил Леонид Осипович, в старости уже, спрашивают, как голос, он говорит, как не было, так и нет, пою сердцем. Действительно, вот это сердце, оно завоевало, вообще всю нашу общую бывшую страну. И продолжает завоевывать. А его отношения с женщинами, у него были такие замечательные ответы. Он как настоящий мужчина в свою частную жизнь никого не пускал вообще. И когда ему говорили, у вас был такой роман с той-то, с той-то, с той-то, он так слушал, слушал, говорил, ну бросьте какой роман. Ну, так, короткая брашюра, не больше того. Чудесный совершено человек был. Я его наблюдал в Рузе много, в его общении. Не забуду его диалоги с Олегом Николаевичем Ефремовым. Завтра, во всяком случае, половина программы, которая прозвучит завтра на концерте, Богословский, Фрадкин, я у них у всех на глазах вырос, про очень многих из них снимал фильмы. Марк Григорьевич Фрадкин.

- У вас  есть целая серия телепрограмм…

- Да, там есть и о Богословском, об очень многих. Леонид Осипович жил в таком доме, кто был в Москве, знает, сад Эрмитаж, то дом примыкает к саду Эрмитаж, дом артистов эстрады. А я 500 метров дальше, ЖСК «Советский композитор 3». И поскольку я вырос рядом с Эрмитажем, и в Эрмитаже был детский сад моей дочери. Я все время туда ходил, и наблюдал. Он старый были совсем одинокий Леонид Осипович. Он не может дома сидеть, ему надо общаться, уже жена умерла, и Эдита уже вот-вот умрет, она умерла за 2 месяца до его кончины, дочка. И вот он спускался во двор, там у них гараж бал, там Фрадкин жил, Брунов жил. Он спускался во двор, если во дворе никого не было, но из окон-то видели, и тут же люди бежали, бежали. Его окружил, и наконец, все в порядке, он может начинать рассказывать. Он без всякого предисловия начинал, вот в 21 году в Одессе. И все. Он наслаждался, и все насаждались, когда его слушали. Это был такой абсолютный магнит, потрясающая совершенно личность.

- И даже после своего ухода из жизни, до сих пор является этим магнитом.

- Конечно, не знаю, как остальные, но когда идет что-то с Утесовым, когда идут те же «Веселые ребята», за котоыре Утесов сильно пострадал, я всегда, я не отрываясь, смотрю. А знаете, почему пострадал?

- Нет.

- Григорий Александров очень ревновал Утесова, безумно ревновал к Орловой. Между ними ничего не было. Напротив, просто Утесов явно затмил Орлову в этих фильмах. И тогда Александров стал потихоньку вырезать Утесова отовсюду. И как сказал Утесов в свое время, мадам съела всю мою пленку, про Орлову.

- (смеется) Однако, это не повлияло на успех Утесова…

- Потому что Александров понял, что номером один будет Утесов, а не Орлова, и Орлова ему этого не простит. Дальше было больше, уже в 50-е года, Александров, никому не сказав, взял и переозвучил голос Утесова голосом Трошева, Трошев этого сначала не хотел, потом ему объяснили, что это надо, он был советский партийный человек, он сказал, раз надо, так надо, и озвучил. Тогда поднялся дикий скандал, пришлось голос Трошева убрать, вернуть голос Утесова. А вообще за «Веселых ребят» Утесов получил фотоаппарат, Орлова стала заслуженной артисткой России, Александров какие-то ордена получил, а Утесову дали фотоаппарат, от Сталина достался. И, слава богу, потому что инициатор фильма, тогдашнего председателя союза, это называлось Госкино или что-то, его расстреляли. Эрдмана сценариста, друга Утесова отправили на очень долгое время в лагеря сталинские. Оператора Нельсона тоже расстреляли. Так что Утесову повезло еще.

- Я знаю, что у нас в Москве снимается такой новый мюзикл а-ля «Веселые ребята». На ваш взгляд, есть ли сегодня в России молодые артисты, люди, подобные Утесову?

- Нет, подобным Утесову быть нельзя. Даже когда его изображают…

- Нет, не похожим на него, а по уровню…

 - Нет, был же даже какой-то сериал, где Утесова кто-то изображал. Но это все неудачно. Не надо изображать. Подражать можно. Есть хорошие  те, кто имитаторы, кто пытаются пародии. Но не надо пытаться Утесова сделать, это никогда не получится.

- Но, насколько мне известно, тот фильм, который снимается, это некий ремейк, и там не будет пародии на Утесова, но по уровню, по масштабу личности есть такие артисты сегодня?

- Честно говоря, не могу назвать ни одного ремейка.

- Удачного?

- Удачного. Потому что ремейки, «Ирония судьбы» рязановская, это все очень слабо. Очень беспомощно, несмотря на то, что там иногда играют очень хорошие актеры, котоыре в ремейках не смотрятся, не то это.

- Что касается пермского концерта, то это ведь не простое объявление песен?

- Нет, нет. Ну, что вы. Я вообще не объявляю никогда песни. Если уж я рассказываю, что-то говорю о песне. Может быть, завтра немножко расскажу, что такое песня «Случайный вальс» Марка Фрадкина. Я просто знаю много историй про это и со многими людьми общался. И с Марком Фрадкиным, и с его замечательной женой Раисой Фраткиной, и вообще, моя первая любовь в жизни была Женя Фрадкина, дочь Марка Фрадкина. Я учился тогда в 4-м классе. Написал ей объяснение в любви с шестью орфографическими ошибками. Она хранит. Она живет уже четверть века в Вене, в Австрии. И она хранит мою записочку с шестью орфографическими ошибками (смеется) Нет, ни в коем случае никакого конферанса. Не знаю, я не конферансье, я журналист. Я просто что-то рассказываю из того, что слышал, что видел, что наблюдал. Потом это еще все связано с войной, большой блок военный. А война и песни, котоыре пело Утесов, и истории, связанные с этими песнями, это фантастическая отдельная совершенно тема.

- Вот так ваше журналистское настоящее и прошлое привело к тому, что вы стали вести концерт, посвященный музыке и творчеству Утесова. Владимир Кириллович, я так понимаю, что вы солидарны со мной в вопросе того, что журналистика иногда способна сделать человека счастливым. Потому что мы можем встретиться с человеком, пообщаться с ним какие-то короткие 30 – 40 минут и эта встреча может обогатить. У вас же тысячи интервью.

- Я думаю, тысяч 7, а может быть и 10. Но из них мало интересных. Поскольку я работал как интересные, так и не интересные программы. Меня часто спрашивают, а какие самые были…

- Да, да, да

- Это невозможно сказать.  Я всегда раньше говорил, что самым потрясающим было интервью с Ивом Монтаном, который проходил по Останкино, у меня шел ночной эфир «До и после полуночи», я его схватил, притащил с переводчицей в студию, и еще в конце он мне а капельно спел. И это было потрясающе, потому что это было совершенно неожиданно. И много было неожиданностей. У меня был такой цикл «И дольше века» с романом Чингиз Айтматова «И дольше века длиться день». Чингиз был первым героем в этой серии. Там были 40-минутные серии. Я тогда для себя был таким очень опытным, очень много сделал. Я решил, что я хочу пообщаться с теми, кого я очень любил, но с кем мне по-человечески так и не удалось пообщаться. А потом с женой, я с женой работаю в своей документалистике, мы потом с женой издали книгу с этими интервью. Там был и Василий Аксенов, и Майя Плисецкая была, Тонино Гуэрра был, и Лео Бокерия, это было действительно. Но понимаете, таких людей было, если взять за 100% все, что я сделал в своей жизни. Их было 5%. А 95% не очень интересные. Я очень не люблю общаться с политиками, я им не доверяю совершенно. Не люблю с чиновниками, я им не доверю совершенно. Ведь во всем этом нужна искренность. Особенно, когда ты в прямом эфире, как мы с вами сейчас или когда ты на телевидение в прямом эфире, когда по глазам, когда не надо отвечать, а есть одни глаза. Это очень важно.

- А программы, которые идут в записи, вам уже не интересны, вы в них не участвуете, даже как герой, как приглашенный?

- Я стараюсь вообще не ходить в чужие программы, когда меня приглашают, меня часто приглашают, я хожу, честно на «Эхо Москвы» или на канал «Культура» к Швыдкому в программу «Культурная революция». А все, ток-шоу, я и сам вел ток-шоу, не самое удачное, «Частная жизнь» называлось с Ликой Кремер, с дочерью выдающего совершенно скрипача Гедеона Кремера. Так вот, я прекрасно знаю, что такое все эти ток-шоу, когда ко мне обращаются мои знакомые, говорят, меня позвали туда-то, не ходи мой дорогой. Ты себя потом не узнаешь. Потому что действительно, бывает, люди часто обижаются. Звонит Аркаша Арканов как-то мне, и говорит, ну как же так, они меня час снимали, а дали 2 минуты, причем того, что я не говорил, склеили из разный вещей. Да. Это так бывает.  Такая новая форма желтой журналистики, возведенная на такую высоту. Увы, это так. Это новое поколение. Когда мы начинали, 1987 года, когда я начал свое «До и после полуночи», а через полгода возникла программа «Взгляд», и «Пятое колесо» и Бэлла Куркова, не помню, как называлась ее программа, тоже хорошая. Это был старт совершенно нового советского телевидения.

- Вот вы в одном своем интервью сказали, что «благодаря Горбачеву и Ельцину наша убогая профессия стала свободной». Что вы имели в виду?

- Это не самое главное, что сделали Горбачев и Ельцин, если бы не они, то и сегодняшнего президента не было, и многих олигархов не было бы, и вообще бы очень много в стране не было, потому что они это сделали. Когда пришел Горбачев, мне было уже 36 лет. И тогда я работал в агентстве печати «Новости» у меня свободный голландский язык, такой же, как русский. Но, сейчас, может… Я работал для голландского телевидения, радио. Я очень люблю журналистику, но  я очень не люблю пропаганду. Сегодня эпоха пропаганды у нас, не журналистики, увы. А тогда пропаганда уступала место журналистике. И я подумал тогда, и не только я один, столько лет в этой профессии. А я занимался тогда 7 лет розыском нацистских преступников.

- Книга у вас вышла.

- 2 книги. И посадил я кое-кого, и в Голландии, и в Америке. Одного моего клиента взорвали, лига защиты евреев его взорвала. Я очень много этим занимался. Это была такая искренняя вещь, потому что, мой папа, он был композитором, когда он умер, вторая моя книга вышла, я там написал, памяти моего отца, композитора  Кирилла Молчанова, чье творчество было посвящено антифашистской теме. Он действительно был очень связан с войной, оперы все его, «Зори здесь тихие», «Неизвестный солдат», «Брестская крепость». И этим я занимался очень искренне. И вот, приходит Горбачев, его меняет Ельцин, и мы можем говорить то, что не могли говорить, и нам очень легко стать популярными в то время. Когда мы сидели в студии и обсуждали Сталина, и сталинские концлагеря, и белую миграцию. Наутро люди шептали, вы слышали, что он сказал. Хотя они об этом уже шептались полвека на кухнях. Но они впервые услышали.

-Вы выходили из эфира и абсолютно спокойно шли по улицам, не боясь.

- Да. И поэтому  мы становились, вечером ты что-то сказал, и на утро благодаря этому тебя вся страна уже знает. А вот сегодняшнему поколению, вот этим ребятам журналистам, с которыми я сейчас встречаюсь, я сейчас и курс взял с сентября, буду вместе с Димой Беловым делить один курс, на факультете журналистики. Вот как им стать… Журналист должен быть известным, так же как артист…

- По-вашему, журналисты, молодые ребята с «Дождя» они не известны? Или это в моих кругах они стали звездами…

- Это в ваших и в моих кругах, их знает 0,01%, потому что их почти никто не видит

- Наверное.

-А мы-то выходили без рейтингов, у нас рейтингов не было, мы по окнам светящимся определяли рейтинги. Вот вокруг все горит, все дома, и если два окна не горят, мы грустили. Нас не смотрят. Целых две квартиры не смотрят. Нас смотрели по 100, по 150 миллионов, больше, чем сейчас смотрят новогоднее выступление президента. А что смотреть-то было, 4 программы «Взгляд», «Пятое колесо», «До и после полуночи» и программа Бэллы Курковой. Сразу все радостно перестали смотреть «Ленинский университет миллионов», «На полях страны»  и стали смотреть эти программы.

- Но тогда  были только «Первый канал» и «Второй канал».

- Да, да.

- А сейчас есть и спортивный канал. И есть каналы, где вы вели трансляции с Олимпиады.

- Да, это мой любимый спортивный канал НТВ+.

- В этом году вы выступали ведущим трансляции Олимпиады. Для вас это новый опыт?

-Нет, меня уже в прошлом году пригласила команда НТВ+. Я вел из Лондона так называемый, «Лондонский завтрак», это была двухчасовая программа, они по московскому времени выходила в 11 утра, из Лондона в 8. Это не спорт. Это, да, мы отталкиваемся от олимпиады. Но это интересные люди, интересные гости в студии, это переклички между  теми, кто стоит на спортивных сооружениях, и ведет, кто лыжи.

- То есть, вы не вели типа : «Иванов передает Сергееву, Сергеев, хороший бросок…»

 - Нет. Я так ничего и не понял во всех этих могулах…

- Керлингах?

- Да,  керлингах. Кроме того, что девушки хорошенькие там играли. Я как любил хоккей, коньки, так на этом и остановился. Хотя мы там работали тяжело. Каждый из нас по 5 – 6 часов вел прямой эфир. Но это было здорово, это была красота безумная.

- Определенный драйв.

- Драйв. Еще на спортивных каналах НТВ+ работают совершенно потрясающие репортеры, которых нет ни на «Первом канале», ни на канале «Россия» тем более. Они никуда не хотят уходить, предпочитают пребывать в некоторой безвестности, но зато в атмосфере абсолютной свободы, которую им предоставляют эти каналы

- Владимир Кириллович, журналистов, по-моему, во все времена обвиняли во всех смертных грехах. Что-то случилось, это журналисты виноваты, это радио виновато. Это телевидение виновато, в газетах не то пишут. Насколько справедливо сегодня, по сравнению с прошлыми годами, это обвинение?

- Я не знаю, понимаете, когда я работал вы «До и после полуночи» мы получила в неделю 4 мешка писем. Это было около 20 кг писем в неделю, 80 кг писем в месяц. Но тогда это было ново. Тогда мы могли помочь. Мы действительно очень многим помогали. Я никогда не забуду, как нам удалось отправить одного мальчика с лейкемией в Германию. Это как в сказке было, мальчик за два дня оказался в Германии, из какого-то жуткого города Дзержинска под Нижним Новгородом. Где все отравлено химией. Тогда мы могли помочь. Тогда люди обращали внимание. А сейчас нет. Люди перестали обращать внимание. Мы почти не получаем письма.

- Сейчас в интернете пишут, комментируют на сайтах.

- Интернет – это странное такое сооружение. Там очень много правды, и очень много ошибок. Поэтому с интернетом надо очень аккуратно обращаться и самим журналистам, и читателям с ним надо аккуратно обращаться. Это немножко другое общение.  Тогда ты выходил, показывал письмо, и что-то происходило.

- То есть, тогда вы чувствовали себя властью четвертой, которая что-то решает?

-Безусловно. Вот приходит, потом убитый Юра Щекочихин, в мою студию и показывает листовку, которую он достал из своего постового ящика. Общество «Память» предупреждает о погроме. И мы показываем эту листовку, прямо вот так в экран, и предупреждаем людей, будьте осторожны, это неонацисты. И это действовало. А сегодня, я не понимаю, что сегодня может действовать, какая-то мешанина, засилье желтизны, ура патриотизма, какой-то глупости несусветной, в том числе, чиновников и депутатов. И всеобщего хамства и агрессии. И разделение между бедностью и богатством. Очень трудно понять, как здесь жить простому человеку. Помните, как в этом фильме, куда крестьянину податься.

- Сергей вас спрашивает по QIP: «складывается ощущение, что вы перестали смотреть телевизор и слушать радио, настолько вам неинтересна новая журналистика».

- Во всяком случае, я перестал полностью смотреть некоторые каналы телевидения. Но я продолжаю. У меня около 500 каналов телевизионных дома, могу вам сказать, что я до  последнего времени смотрел новости по каналу «Дождь», по Euronews, для того, чтобы немножко представлять, что происходит в стране, я иногда смотрю программу «Время», никогда не смотрю программу «Вести». Особенно воскресные.

- С Дмитрием Киселевым?

- Нет, я с ним много работал, я вообще это не включаю. Мне как раз все очень интересно. И плюс у меня столько источников информации, что я могу и сам получать без помощи телевидения информацию.

- Светлана спрашивает: «как вы относитесь, что «ТЭФИ» больше нет?» Вы ведь тоже академик…

- Ну, вы знаете, академики работают в Российской академии наук, это единственные академики серьезные. Или в академии медицинской серьезной. А все эти наши академии придуманные, ну, красиво, мне это вообще льстило, я был в числе первых 12 или 13 академиков избранных.

- Лауреатом были.

- За нас тогда 4 000 журналистов голосовало. Нормально. Прошло время, я получил свои два «Тэффи», один за документальный филь, который снял с Сережей Урсуляком, знаменитым режиссером. Мы снимали «Записки из мертвого дома», это те, кому смертную казнь заменили на пожизненное заключение. И второе «ТЭФИ» как лучший интервьюер. Это мне немножко боком встало, потому что мне тогда проиграл Познер и Андрей Максимов, как раз за этот цикл.

- (смеются) Как вы могли, действительно, обойти.

- Ну, Познер знает меня с трехлетнего возраста.  Мне было 3 года, когда мы с ним познакомились.

-Простил мальчишке?

- Я думаю, простил. Тем более, я же так хорошо всегда рассказываю о его дочери на радио «Орфей». Я же работаю на каждую субботу на радио «Орфей» с классической музыкой. Очень мудро назвал свою программу «Рандеву с дилетантом». Я просто люблю музыку, я не…

- Дилетантом вы себя назвали?

-  Дилетант я. Ко мне приходят приличные люди. Кстати, на «Орфей» ходят гораздо более приличные люди, чем на телевидение. Это прекрасные музыканты, дирижеры, скрипачи, пианисты. И так далее, режиссеры оперные. С ними очень интересно. У них немножко другое мышление и нет этого вранья. Когда я работал в «Частной жизни», там приходила публика, которая забывала, что полгода назад он мне рассказывал совершенно другое.

- Люди, о которых  сейчас говорят, медийное лицо.

- Знаете, самый главный позор, я работал на канале «Мир», почти 5 лет я там отработал, и были приличные люди в моей студии. Но самая знаменитая программа по рейтингу у меня была, когда в моей студии подрались Джигурда и Божена Рынска. Это был ужас. Это был такой позор, я стоял между ними и не знал, что мне делать, это был такой позор. А это самая популярная программа у меня оказалась.

- Многие люди узнали, что существует телеканал «Мир».

- Видите, к чему современная журналистика пришла. Как сегодня стать журналистом популярным, рассказывая постельные истории, кто с кем спит, про геев и лесбиянок рассказывать. На чем делать себе имя?

- А как изменить вкус и интерес зрителей тогда?

- Я к тому и веду, что мы-то занимались тем, что было закрыто. На чем всегда стояла печать табу. Мы это немножко открывали, поэтому нас люди знали. И потом, у нас была немножко другая школа. Мое поколение журналистов и еще несколько поколений журналистов следом, оно было более образованно и начитано, чем новые мальчики и девочки. То же самое происходит и в театральных училищах, куда приходит 1000 человек на 1 место, а он, в общем-то, Шекспира не читали. Хотя им предстоит когда-то…

- Но они хотят сниматься в сериалах.

- Да, потому что сериалы деньги приносят.

- А что бы вы посоветовали тогда…

- Нет, советов не даю.

- Хорошо, на чем, на каком материале может сегодня, исключая желтизну, исключая известные программы популярные, на каком материале может сегодня журналист прославиться? На том, что сегодня запрещено?

- Запрещено многое. Но прославиться можно на обычных житейских историях. Я так думаю. На честных житейских историях. Потому что все это чиновничество, депутатство, олигархи, это жизнь, шоу-бизнеса, без которой мы не можем, это же все пшик, и пролетело. А нормальная жизнь, которая идет в деревнях, на заводах, почему так... Меня совершенно потряс фильм «Географ глобус пропил». Совершено потряс. Я его два раза смотрел.

- Потому что герой такой?

- Я во-первых, очень люблю Хабенского. Это образ сегодняшнего такого человека, который ну, нигде, нигде. И третье, это самое гениальное, съемки, когда они отправляются на эту реку  Чусовую. Так снимал при советской власти Юсов, когда им давали массу…

- У Велединского тоже всегда мастера работают.

- Фантастические съемки. Вот вам житейская история, вот вам школа.

- Я очень надеюсь, что вы получили удовольствие от встречи с пермской публикой, которая любит вас, и ценит вас, и Леонида Утесова и творчество Леонида Утесова, и хочу, чтобы вам захотелось вернуться к нам в город.

- Большое спасибо.