«Я многому научился в Перми», - Марк де Мони

Ведущий: Нина Соловей

Гость: Марк Де Мони, генеральный менеджер Пермского академического театра оперы и балета им. Чайковского

- Марк, сегодня у меня, наконец, есть возможность задать вопросы, которые я обычно Вам не задаю, но, ответы, на которые хотелось бы получить. Поговорим сегодня не столько о событиях театра, сколько о вас. Не будь такого изобретения, как радио, возможно, вы бы так и не появились в России?

Я родился в 71-м году в Париже. В 72-м его снова назначили в Москву и с 72 по 74 год я находился в Москве. Не скажу, что я что-то помню. Это, скорее сочетание воображения с памятью, рассказы родителей и так далее.

- Приставка в вашем имени "де" означает благородное происхождение. Вы можете рассказать о вашей семье?

- Благородство скорее от поведения зависит, чем от крови и приставок. По отцовской линии известно немного. Документально все обрывается во времена французской революции. До сих пор мне не удалось заняться генеалогией и соединить свое имя с немногочисленными представителями этого рода до XVII века. Есть несколько ярких личностей, начиная примерно с XII века. Это рыцарский род. Они фигурируют в разных средневековых хрониках, Хрониках Фруассара, Кентерберийских рассказах Чосера, у Уильяма Блейка. Они есть в литературе, что мне больше всего нравится. Даже в "Мадам Бовари" Флобера.

- Вы сказали, что кровь не определяет судьбу человека, важно воспитание.

- Ну, генетика, наверное, играет какую-то свою роль.

- Ваш отец был журналистом, много ездил. Судя по вашей профессии, понятно, что и вы много поездили по миру...

- Да, я ездил довольно много, пока не оказался в России. Интересная история отца, почему он увлекся Россией. Отец родился в 1920 году в Лондоне. Его отец, мой дедушка, был скрипачом. В конце XIX века он учился у основателя Бельгийской школы Изаи. Моя бабушка была концерт-пианисткой, закончила Лондонскую консерваторию с золотой медалью в 1911 году. Она тоже играла на скрипке. Дедушка участвовал в первой мировой войне, попал под газовую атаку, был ранен в руку, что положило конец его карьере солиста. К тому же, врачи в 20-м году посоветовали ему климат Веллингтона, куда они и отправились. Тогда же родился папа. Дедушка собрал там струнный квартет, который, со временем, стал симфоническим оркестром, которым он дирижировал. Сейчас этот оркестр называется "New Zealand Symphony Orchestra".

История с Россией начинается с того, что в 21-м году, по соседству с ними в Веллингтоне поселится русский генерал, который бежал от большевиков со своей семьей. Они дружили семьями, общались по-французски. Отец дружил с их дочерью, у него появилась любовь к русской литературе, истории и когда он  в 17 лет отправился... он соврал сколько ему лет, он отправился на войну в Африку в составе 8-й армии, учил русский. После этого он оказался в Лондоне, где учился русскому в университете. И когда он стал журналистом и Хрущев дал свое разрешение ВВС, он был единственным из корреспондентов, кто знал русский и русскую культуру.

- И эту любовь он вам передал. Насколько я знаю, вы учились в Кембридже как славист.

- Да. Я вырос, в основном, в Нормандии. Отец с 80-го года был на пенсии, но поддерживал отношения с русскими друзьями. Он общался с Сахаровым, Солженицыным, Ростроповичем. Он был членом комитета, который добился, чтобы отпустили Буковского. Он дружил еще во время войны и после с одним из ваших шпионов Ким Филби. И когда папа был назначен в ВВС, Ким Филби разоблачили и ему пришлось бежать в Москву. Это была трагическая история. После приезда папы в Москву он вышел на папу через загадочные телефонные звонки из КГБ. Они встречались буквально на скамейках в Парке Горького. После 4-й встречи ГБ-шник привел папу в гостиницу Украина, они прошли по коридору, постучались в дверь, за которой находился Ким Филби. Они провели целую ночь в воспоминаниях. У них была общая страсть к литературе. Папа был хорошим поэтом, хотел быть писателем. ГБ-шник сказал: я подожду вас в коридоре. Ему пришлось ждать до утра. После этого папа сходил в посольство, чтобы сообщить, что Филби на него вышел, что у них дружеское общение, но он считает своим долгом сообщить и спросить, может ли он продолжать с ним общаться. Через пару дней Лондон ответил: нет, никакого контакта быть не должно. Их общение прервалось. Но Филби писал длинные письма. Кода мы жили в Нормандии, в деревенской глуши, нам приходили большие конверты с советскими марками. У меня дома большая кипа писем от Филби.

- Вы воспитывались в Нормандии. Вы мне представляетесь таким мальчиком, в шортиках, гольфиках, со скрипочкой в руках, много книг. Это так и было? Вас к определенной судьбе родители готовили?

- Это было так. Родители никогда мне не навязывали выбор. Им было важно, чтобы я проявил в себе то, к чему стремлюсь. на скрипке я начал играть в 7-8 лет. Сам добился, чтобы мне нашли учителя, купили скрипку. И даже думал, что это будет моей профессией. После школы я поступил в королевскую консерваторию в Манчестере и получил место в Кембридже. Пришлось делать выбор и я выбрал Кембридж. Там можно учась чему-либо заниматься музыкой на очень высоком уровне. Помню, тогда я учил концерт для скрипки Бетховена. Когда мой дедушка был в плену, родственники могли им присылать какие-то вещи и моя бабушка послала ему скрипку и ноты. Она, естественно, выбрала немецких композиторов. Свой концерт я учил по тем нотам. Там на обложке стояли печати концлагеря и надписями о том, что это разрешается передать такому-то пленнику.

- Эти ноты сейчас сохранились?

- Да, конечно. Они в домашнем архиве.

- То образование, которое вы получили, те принципы вы передаете своим детям, помогаете им определиться с приоритетами в жизни?

- Стараюсь. Я был счастливым ребенком, у нас была очень любящая семья и, я старался воссоздать такую же семью.

- У вас супруга русская. Не бывает конфликтов, разных взглядов на семью?

- Нет. У нас довольно близкие взгляды на семью, одинаковые жизненные позиции. Мне в семье важно мое культурное наследие и ощущение традиции, которую я получил от родителей. У меня очень много родственников, мы часто собираемся. Я никогда не стремился ассимилироваться с Россией, стать настоящим россиянином, но при этом у меня глубочайшее уважение к тому, что есть русский человек.

- Вы с детьми на двух языках говорите?

- Я на английском, Полина - на русском. Это важно. Это один из золотых принципов воспитания детей.

- На каком языке думают ваши дети?

- Хороший вопрос. Я не знаю на каком языке они думают. Я даже не знаю на каком языке думаю я. Я вырос билингвом - французский и английский. Лет до 9 - 10 я даже плохо осознавал, что это два разных языка. Для детей важно, чтобы он ассоциировал один язык с одним родителем, тогда язык развивается и минимизируется возможность путаницы. С Полиной я разговариваю в основном на русском.

- В 96-м году вы вернулись в Россию и тогда вы были координатором культурных программ Британского совета в Санкт - Петербурге. Сейчас вы живете в Перми. Хотелось бы услышать подробности той встречи с Теодором Курентзисом, которая вас привела в Пермь.

- Встреча состоялась давно, потому что мы вместе учились в Петербургской консерватории. Я учился русскому языку в Кембридже 4 года. Как на любом языковом курсе в британском университете, третий курс нужно провести в стране изучаемого языка. Моих товарищей, в основном, отправляли в различные вузы. Поскольку я продолжал заниматься музыкой, я получил разрешение стажироваться в Петербургской консерватории. Меня прослушали и взяли. После окончания университета я вернулся в Петербург, там учился Теодор. У меня к тому моменту сложился круг общения среди студентов консерватории и я стал очень увлекаться уроками дирижирования Ильи Мусина. Я не занимался, а ходил как свободный слушатель. Теодор у него учился. мы познакомились, общались тогда не очень много.

- Чем он вас заманил в Пермь?

- Потом мы просто поддерживали отношения, потому что я получил должность в Британском совете. Я создал вместе с петербургским скрипачом из группы "Аквариум" фестиваль старинной музыки, которым я 10 лет руководил и который остается очень значимым. Я осознал позже, что этот фестиваль изменил музыкальный ландшафт России. Средства были очень маленькими, просто мы попали в точку. несколько пластов музыкальной культуры были подняты. Это музыка XVI - XVII веков, которая никогда не звучала в России. Невероятный репертуар и подход к музыке. Мы на протяжении 10 лет в Петербург привезли большинство оркестров из Европы, которые играют эту музыку. Теодор был постоянным гостем фестиваля. Тогда он приезжал из Москвы. Потом переселился в Новосибирск и приезжал оттуда. Как-то я выбрался к нему в Новосибирск на концерт. Как-то он пригласил меня в Москву, предложив возглавить musicAeterna. Мне это тогда было неинтересным. Когда его назначили в Пермь, он снова предложил мне приехать. Это совпало с поисками смысла жизни, в которых я тогда находился.

- Генеральный менеджер - это управляющий. Многими воспринимается как техническая должность, организационная. То, что вы музыкант, помогает вам выполнять сейчас свою работу?

- Конечно, помогает. Нужно страстно любить музыку, чтобы хорошо делать то, чем я занимаюсь.

- Пришлось овладеть новыми знаниями, навыками, когда вы стали одним из руководителей театра в провинциальном городе? В театре, все-таки, более тысячи человек. Каждый - творческая личность, каждый - пуп земли.

- Ну, с творческими личностями я достаточно встречался и до этого. Меня тут мало чем можно удивить. Я всегда хорошо ладил с артистами, с людьми художественной природы.

- Вы не конфликтный человек? Вам проще приказать или попросить?

- Я не конфликтный, я принципиальный. Я всегда стараюсь разрешить конфликтную ситуация путем спокойных профессиональных переговоров.

- 4 года вы живете в Перми, работаете в театре. Вам пришлось столкнуться с пермским менталитетом, с одобрением и критикой. Как-то поменяли эти 4 года ваше мироощущение.

- Эти годы очень насыщенные и сугубо положительные. Сейчас, когда уже чего-то добился, могу признаться, что опыт работы в театре до этого был очень небольшим, хотя, в рамках фестиваля, я поставил две оперы - был небольшой постановочный опыт. Я многому научился, находясь в Перми. Я очень благодарен коллегам. Нам удалось сложить в театре команду, в которой все друг друга поддерживают. У нас очень насыщенная деятельность, которая требует невероятных усилий, хорошей организационной работы.

- Вы сейчас чувствуете, что наступил момент, когда не надо говорить об элементарных вещах, о которых вы с Теодором были вынуждены говорить в самом начале, на тех же пресс-конференциях, в интервью.

- Что касается работы  со зрителями - да. Что касается работы внутри театра на разных уровнях, то мы несколько изменили модель работы. Я считаю, что все очень выросли в профессиональном плане. Что касается Перми как среды восприятия, мне интересно узнать, что Вы подразумеваете под пермским менталитетом. Это из серии загадочнй русской души?

- Город долгое время был закрытым, весь край окружен лагерями ГУЛАга, люди в принципе у нас суровые. Все поворотные моменты, которые происходили в жизни города, были привнесены извне. Тот же балет Кировского театра, приезда архитекторов, писателей… Иногда бывает трудно перебороть на мой взгляд глупейший стереотип, когда говорят: "Понаехали! Что, у нас нет своих?". Некоторая враждебность к тем, кто приезжает со стороны…

- Это составляющая пермского менталитета, по-вашему?

- Как пример: у меня есть знакомый, очень образованные человек, который посещает театры, концерты в Питере, Москве, за границей. Но он не был ни на одном концерте Курентзиса, потому что, по его мнению, все "они" понаехали, расходуют наш бюджет... Я ему предложила просто сходить хоть на один спектакль. Он сходил и стал ярым защитником пермской оперы. Теперь он не может понять, как он мог попасться на эту удочку под воздействием слухов, домыслов, стереотипов.

- Мне полезно это от вас услышать, чтобы лучше понимать. Честно говоря, я не уверен, что везде бывает так, как в Перми. Я удивлен степенью и продолжительностью сопротивления.

- Но лучше какая-то реакция, чем никакой?

- Никакая - это только в тайге.

- Вы ходите в другие пермские театры, бываете на выставках?

- В основном я живу внутри театра и редко бываю дальше нескольких кварталов от него. Конечно, я стараюсь ходить на выставки, бываю в Театре-Театре, художественной галерее. Я считаю, что город трагично обеднел, по сравнению с тем временем, когда я приехал. Упразднили фестивали "Словоново", "Текстура", все начинания. Не смогли их оценить, все уничтожили одним махом. Это печально, потому что уровень инвестиций  во все то в масштабах края ничтожный, а дивиденды для жителей, для качества жизни, для привлекательности Перми гигантские. Это очень недальновидно. Может быть, это не поздно вернуть. Пермь этого достойна. Это нужно городу как воздух.

- Полгода в нашей стране, в политических связях с Западом все довольно неровно. Вас это волнует? Вы видите, как рушатся связи, которые было установились между Россией и США, Европой и Россией? Сегодня может вернуться «железный занавес»?

- Конечно, обидно и досадно. В целом, мне кажется, что Россия могла бы быть более счастливой. Я не уверен, что нынешний курс развития единственно возможный, достойный, имеющий право на существование. Конечно, я переживаю. Петербург - моя малая родина. Полина оттуда, мои дети родились там. Я не хочу, чтобы мы вернулись к железному занавесу.

- В какой стране, в каких декорациях вы хотели бы прожить лет через 50 свои последние годы?

- На юге Франции.