«Когда я оказался на Вишере, то меня поразило, что мы живем совсем рядом и не видим этого. И я решил попробовать рассказать об этом языком фотографии», - Валерий Заровнянных

Программа "Биография"

Дата выхода: 1 февраля 2015 года

Ведущий: Нина Соловей

Гость: Валерий Заровнянных, фотограф

- Сегодня вы один из известных фотохудожников Перми, у вас проходят персональные выставки, издаются фотоальбомы, в Перми вас знают практически все. Но ведь было время, когда ваш путь был несколько иным и вы не ходили каждый день с фотоаппаратом, не выставлялись, а посвящали свою жизнь совершенно иному роду занятий. Я имею в виду вашу службу, потому что вы не только фотохудожник, но и офицер, правильно я говорю?

- Это все ваша скромность. Расскажите о той части вашей жизни, когда вы были морским офицером.

- Не совсем морским. Это уже в заключительной части моей службы - лет 10. Судьба так распорядилась, что я оказался в ВМФ. А заканчивал я наше ВКИУ, я ракетчик и служил в ракетных войсках, в шахте. Командовал расчетом двигательных установок.

- Вы из семьи военных?

- Нет, у меня в роду вообще не было военных. Я случайно тут оказался. Это долгая и не сегодняшняя история.

- Вы от нее давно отошли?

- Можно сказать, что да, потому что 25 лет уже военный пенсионер.

- А вы, все-таки, как морской офицер, ходили далеко, по морям-океанам?

- (смеется) Нет, никуда я не ходил, поскольку я ракетчик, то занимался не тем же самым, но был военпредом. Я работал на предприятии, занимался сначала приемом техники для ВМФ. Потом перешел в КБ НИИ, где занимался контролем разработки НИОКР.

- В то время вы уже увлекались фотографией или этот интерес открылся нечаянно?

- Я думаю, что каждый мужчина прошел через любительскую фотографию. То таинство, которое было, сейчас его нет. Тогда это было таинство - ты снимаешь и не знаешь что будет - проявляешь пленку в темноте, потом печатаешь где-нибудь в ванной или в темной комнате.

- Есть риск все это испортить...

- Да. Конечно, я тоже этим занимался. Мне отец подарил пресловутую "Смену", когда мне было лет 10-11. Служа в ракетных войсках, поскольку у меня этот интерес был и руководство видело, что я этим занимаюсь, мне отдали фотолабораторию в части. Я кое-что снимал для внутренних нужд. В том числе снял... помните, был такой договор ограничения стратегических вооружений? Когда было значительное сокращение, наш полк сократили и взорвали шахтные пусковые установки. Я снимал это и эти фотографии пошли в Москву, в Штаты как доказательство того, что пусковая установка уничтожена. Это был один из первых этапов разоружения, когда подписали договор ОСВ, потом ОСВ-2. Нас сокращали. Таким образом я и попал, после этого, в военную приемку.

- А когда служба уже закончилась, у вас высвободилось больше времени и вы заинтересовались фотоделом как возможностью запечатлеть мгновения, больше времени уделить поиску каких-то видов?

- Да нет. Время может и было, но я пошел в другое. Я пришел в камерный хор к Владиславу Новику и мы с ним работали 10 лет. Причем, изначально это был хор при Филармонии, а потом мы организовали самостоятельный коллектив государственный. Нам Лидия Алексеевна Лисовенко замечательный человек, и мы с Новиком всегда ее вспоминаем с благодарностью...

-  То есть, после службы, после исключительно мужской технической работы, вы, вдруг ушли в искусство. Там пригодились ваши... я не знаю, ваша дисциплина, ваши организаторские способности? Как этот переход случился? Я понимаю, когда бывшие военные уходят в охранное предприятие, что-то связанное с техникой, а тут - Уральский камерный хор. Вы были знакомы с его руководителем?

- Мы были знакомы с Новиком и раньше, я музыкой увлекался с детства, занимался в школе на фортепиано, потом собирал коллекцию классической, джазовой музыкой. И когда мы с Новиком познакомились и стали контактировать, он сказал, что когда я уйду не пенсию, он готов сделать для меня должность директора. Такой должности не было до меня. Он эту должность ввел, а я ушел на пенсию.

- Вы занимались организацией концертов, проектов? Это совершенно другая профессия...

- Конечно, другая. Тогда все было новым и многим людям приходилось менять профессию. Я был к этому готов. Мне все было интересно, я этим плотно занимался, находил много информации. Интернета тогда еще не было. В Горьковку ходил, в Москву ездил, искал контакты. Считаю своей заслугой то, что я нашел фирму "Русский сезон". Они тогда только-только появились. Это русско-французская фирма звукозаписи. Они специализировались на записи русской классической музыки, в том числе и хоровой. Я пригласил их в Пермь и они сказали - да, мы пишем. С этого начались наши записи. Мы записали порядка восьми программ. 10 дисков, наверное. Они вышли на мировой рынок. Французская сторона обеспечивала дистрибуцию.

- И, таким образом, не без вашего участия, Уральский камерный хор стал известен и за пределами России.

- Ну я в этом поучаствовал. Конечно, хор созрел для этого. Проблем было много. Была проблема с помещением. Мы записывали все в помещении Художественной галереи. На втором этаже, где деревянная скульптура...

- Я была там на концерте и, честно говоря, ни в одном концертном зале меня так не устроило звучание, как в Галерее.

- Ну вот, мы там записывались. Мы не могли делать это днем, потому что у галереи свои функции. Мы записывались после 9 вечера, когда не только закрывалась галерея, но и пропадал фон, шум. Если вы прислушаетесь, когда в Галерее нет внутренних шумов, очень хорошо слышно наружные шумы  - и поезда, и машины, и самолеты, и даже голуби и вороны не способствуют качественной записи.

- Приходилось останавливать?

- Да, зачастую приходилось останавливать и перезаписывать. Был такой случай - внизу, там рядом жилые дома, кто-то стал пилить дрова. Пришлось покупать и ставить бутылку водки, чтобы он не работал.

- Чего не сделаешь ради искусства. Эта часть новой работы, новой жизни, встреча с людьми, которые там поют... вроде бы хор, но каждый человек, который там поет - это же творческая личность, непростые характеры... Их ведь приходилось как-то организовывать. Помог вам этот опыт в дальнейшем?

- Любой жизненный опыт небесполезен. Конечно сложно с людьми, каждый из которых считает себя если не гением, то талантом. С этим можно согласиться, можно не согласиться, но считаться точно приходится. Было много проблем с личностями. Были очень интересные люди, интересные голоса, но с характером были проблемы. Приходилось выкручиваться мне и в большей степени Новику, как дирижеру, как руководителю.

- Часто бывает так, что чем талантливее человек, тем он невыносимее в жизни.

- Да, господь наградил талантом, но обделил чем-то другим.

- А вы сами по себе неконфликтный человек?

- Наверное, иногда мне не хватает жесткости.

- Значит, не дослужили.

- Вторую часть своей службы я не был связан с жесткой дисциплиной, мы вообще ходили не в форме. Надевали ее только в какие-то праздники.

- Вы стали фотографом. Это ведь люди - одиночки. Вам так комфортнее работать, чем с большим коллективом?

- Она была неофициальная?

- Они себя обозначили. У них не было юридического лица, но они существовали и их объединяла любовь к передвижениям, к пространству, к совместным походам. Потом, к сожалению, разошлись.

- Они искали какие-то необычные виды?

- Это не было целью. Просто сама походная ситуация, уход от цивилизации позволяли им яснее видеть, обнаруживать эти виды. Особенно в горах, где вообще никого не было, только пейзаж. Одному сложно ходить в такие места, поэтому они организовались в группу. Кто-то занимается организацией, кто-то просто пользуется тем, что оказался в группе.

- Они там с мольбертами работали, а вы с фотоаппаратом?

- Такой цели изначально не было, хотя я его с собой брал, даже видеокамеру брал. Но когда я оказался в горах, меня поразило, что мы живем совсем рядом и не видим этого. Это был Вишерский заповедник. И я решил попробовать рассказать об этом языком фотографии. Тогда была только пленка. С этого все пошло. Тогда мы познакомились с Сергеем Тартаковским, это московский фотограф, который сделал первый альбом по деревянной скульптуре в 89-м году. Он посмотрел и предложил заняться фотографией.

- Сколько раз вы были в этом заповеднике, фотографировали? Я знаю, что вы были в тех местах, куда не всех пускают и не у всех есть время и силы туда доехать...

- Это совпало с тем, что мы познакомились с директором заповедника Игорем Борисовичем Поповым. Он уже ушел от нас. Он всячески способствовал. Он понимал, что пропаганда заповедника будет служить самому заповеднику. Это сложно. Территория не предназначена для посещений, но, тем е менее, это тоже помогает. В те времена финансирование было вообще никаким и для того чтобы содержать охрану нужны были средства федерального бюджета и привлеченные. Он всячески выкручивался, с помощью каких-то таких акций или забросов. Они, конечно, не специально меня забрасывали, а пользуясь случаем - продукты, какие-то группы охотников и любопытствующих, у которых были деньги на вертолет. Он меня к ним подсаживал. Он показывал мне все и говорил в какое место лучше сходить, где интереснее. В горах любое место красиво. Я много ходил. Вертолет прилетел и улетел. Связи нет, людей там нет. Там есть посты, где люди живут по нескольку месяцев, охраняют заповедник.

- Так вы же там и ночевали. На страшно? Волки, медведи?

- Да я и не видел их, только следы. Там волки бывают, но это так редко случается. Горы - это не их территория.

- А леший?

- (смеются) К сожалению, леший меня тоже миновал. Интересно было бы повстречаться.

- Хотелось бы расспросить вас о работе, которую вы давно и плотно ведете с Художественной галереей. Кто-то вас называет неофициальным фотографом. Кто-то говорит, что Галерею может снимать только Заровнянных, он знает там каждый уголок, знает как снять. Я понимаю, когда снимают природу. Там все красиво, все движется. Фотография одного места утром и вечером - это две разных жизни, два снимка. А что касается Художественной галереи, которая призвана представлять искусство, боги, что находятся наверху и в фондах Галереи. Они ведь статичны. Чем они вас заинтересовали? Это случайность, что вы стали фотографировать Галерею?

- Так получилось, что когда я расстался с хором, решив начать новую жизнь, я стал свободным человеком, но, как вы понимаете, свобода относительна. Все равно человек хочет какого-то постоянного места. Тогда ушел человек, который был до меня, занимался фотографией галерейской жизни. Надежда Владимировна Беляева предложила мне.

- Там есть такая ставка?

- Да. Она называется завфотолабораторией. Хотя, сейчас никакой лаборатории практически нет. И я решил, что мне это было бы интересно. Познакомившись с Тартаковским Сергеем, я понял, что тоже очень интересное занятие - снимать предметы, скульптуру. Живопись и графика попроще, конечно, потому что изображение плоское, хотя, с живописью тоже не без проблем. Там свои особенности. А вот скульптура - это же постановка света. Тот же самый Тартаковский рассказывал, что иногда целый день снимает одну вещь и она не дается, потому что нужно свое настроение, свое попадание в тему, свои отношения со скульптурой должны сложиться. Попробовав это сам, я решил, что да - это интересно. У разных фотографов разные результаты. И эта выставка, которая в прошлом году ходила по Пермскому краю, сегодня она в Губахе - "Пермские боги". Она и стала результатом моего видения тех вещей, которые снимали фотографы до меня.

- Правильно ли я понимаю, что самое сложное - это и есть боги?

- Наверное, да, потому что это сложно не только тем, что это скульптура, пластика, но это сакральная пластика, она требует к себе отношения и если ты с ней договорился, то она может тебя и не пустить, и такие случаи были.

- Отказывается позировать.

- Да. Иногда просто не получается. Отказывает фотоаппарат, свет, еще что-нибудь. И ты начинаешь искать причину, а причина-то в тебе.

- Она не хочет, чтобы запечатлели, чтобы была какая-то хроника, или она требует какого-то отношения? В зависимости от того, как вы сфотографируете, человек может увидеть интересную скульптуру, которую много веков назад сделали простые люди, а может увидеть просто деревянную раскрашенную куклу...

- Конечно, к скульптуре и ее создателям нужно относиться с пиететом, потому что скульптура - это выражение себя самого. Многие скульптуры несут в себе национальный типаж. Врачи, когда занимались скульптурами - они проводили рентгенирование, находили болезни у каждой скульптуры. По лицу, по каким-то признакам они определяли болезни того, кто был прототипом типажа. 

- Когда они вам даются, они отчасти благословляют вас? И как вы выбираете из множества фотографий? Или вам кто-то помогает выбирать? Вы же внутри процесса.

- Как-то я, может быть, научился за это время по крайней мере убирать худшее. Помогают, безусловно, те, кто потом отбирает в альбом, например.

- А не получилось что? Передать скульптуру, неудачный ракурс, все вместе? Как вы определяете?

- Я использую разный свет. Когда идет каталожная съемка или альбомная, там время не имеет значения. Важен результат. Очень многие фотографы, я не утверждаю, но я так видел, хотят показать себя. У меня тоже такое желание возникало. Но, когда ты снимаешь скульптуру для себя - это одно, когда для каталога - это другое. Там требуется показать сам образ, не создавая свой собственный. И редко кто не соблазняется этим. Это тоже часть пиетета.

- Среди фотохудожников есть какая-то организация, вы смотрите работы друг друга, что-то обсуждаете?

- Это такая редкая специфика, что довольно-таки узкий круг. Когда встречаешься с человеком, который этим занимается, происходит диалог. Но где мы можем встретиться. В Перми есть люди, которые снимают, но это другое. Я в государственном историческом музее общался с фотографами. Там целый отдел - семь человек снимает только коллекцию, я уже не говорю о репортажах, вернисажах, которые снимают другие люди.

- А в каждом ли музее, когда вы его посещаете, вам хочется фотографировать? Бывает ведь, что не разрешается, а вам хотелось бы.

- Таких музеев на моей памяти нет - чтобы я не снимал где хотел. Но ведь съемка съемке рознь. Одно дело - ты снимаешь со штатива и твои намерения понятны. Другое дело - ты снимаешь репортаж, как простой обыватель.

- Зачем люди фотографируются на фоне картин, скульптур? Если мне нравится работа и я хочу ее фотографию, я куплю каталог либо картинки, либо сфотографирую. Но зачем фотографироваться на фоне картин? Что людьми движет? Доказать, что я здесь был?

- (смеется) Пусть эти люди на меня не обижаются, но для меня это то же самое, что и надпись "Здесь был Вася". Отметиться, что ты тут был. Я не только сам не снимаюсь, но и избегаю всяческих съемок на фоне. Мне это кажется противоестественным. Но, каждый имеет право на свое.

- Вы относитесь с пониманием к музеям, которые запрещают любую фотосъемку?

- Сегодня таких музеев почти не осталось. Сегодня у всех есть эта техника, все хотят сфотографировать.

- А вспышки не вредят картинам?

- Что-то не любит свет, а живопись, как утверждала Наталья Владимировна Скоморовская, наоборот любит свет. В хранении, в запасниках она долго не может, тускнеет. Я не специалист и не могу это  утверждать.

- Сегодня вас можно увидеть на разных выставках, других культурных событиях, сегодня огромное количество молодежи имеет возможность фотографировать и устраивает фотовыставки. К огромному количеству этих выставок, фотоколлажей, выставок в инстаграмме вы относитесь по отечески, снисходительно, либо слишком много развелось людей, которые считают себя фотографами, фотохудожниками?

- Спокойно к этому отношусь. Пусть лучше люди этим занимаются и на это уходит их энергия, творческие начала.

- А что это дает человеку? Он внимательнее относится к тому, что вокруг него?

- У вас есть серия фотографий лиц людей. Известных, неизвестных людей. Как вы их выбираете? Высказывает ли вам кто-нибудь обиды. Как бывает у женщин: "Ну я ведь не такая совсем. Пожалуйста, не выставляйте эту фотографию".

- Конечно, такие случаи бывают. Я же все равно вижу по-своему и не всегда находится ракурс, который понравится человеку, которого снимаешь, особенно женщине. Но я снимаю людей не так часто. Сегодня жизнь меня заставляет. Я снимаю вернисажи и все равно приходится снимать. Я снимаю тогда, когда вижу, что человек расслаблен, не реагирует на меня, не позирует. Тогда он естественнен. Когда он смотрит в объектив, все совсем по-другому. Съемка портрета в студии, постановочная съемка - это не мое. Я снимаю людей, когда они занимаются естественным для них делом - или работают, или путешествуют. И они не обращают на меня внимания. Человек в своем комфортном пространстве получается совершенно по-другому. Он настоящий в этот момент и находится в эмоциональном состоянии, которое отражает его суть.

- Работа в студии с людьми вам неинтересна? Но ведь это прибыльное дело сегодня. Сегодня все от мала до велика устраивают фотосессии, модно дарить сертификаты на фотосессию, выкладывать свои фотографии в соцсетях. Это же золотая жила или нет?

- Каждый устраивается по-своему. Просто меня это не интересует. Профессия фотографа не всеобъемлюща. Не может один и тот же фотограф заниматься и жанровой съемкой, и портретной, и пейзажной и макросъемкой. Многие расширяют свой диапазон. Уж если чем-то заниматься, то заниматься профессионально.

Не скажу, что я такой уж профессионал. Многие вещи случайно получаются. Я себя скорее любителем чувствую. У меня нет специального образования. Я к этому прихожу своим путем, меня никто не учил и не учит.

- Вы говорите об образовании. Хорошо, можно обучить технике, что как правильно настраивать, но ведь не каждому дано увидеть, выхватить почувствовать что-то. Есть же фотохудожники, творчество которых вам нравится. Наверняка есть какой-то секрет, который невозможно передать, когда человек видит то, чего другой может пропустить.

- Опыт. Когда есть насмотренность, видение сюжетов, которые, так или иначе, повторяются. Учатся ведь на чьих-то примерах. Очень важно через себя это пропустить и выдать что-то свое. Учиться можно самому. Я и сейчас учусь, много смотрю в галереях, в интернете.

- А вам тяжело смотреть в интернете фотографии, которые выкладывают такие как я? Там горизонт, оказывается, "завален", полноги «отрезано»... - на что мы не обращаем внимание. Как хорошему музыканту, бывает, режет слух плохая музыка.

- Меня не раздражает. Я это вижу, подмечаю. Сейчас очень много фотографий выкладывается. Сейчас немодно ссылаться на зарубежный опыт, но я сошлюсь. У американцев ведь это в школе преподают - понимание, видение фотографии, какие-то основы. У нас этого нет и редко кто учится на чужих примерах. Есть камера - фотографирую. Сегодня это массовое явление. Вы сравнили с музыкой, но ведь нет такого, чтобы каждый чувствовал себя музыкантом. Это фотография дает такую возможность, потому что во всех гаджетах есть функция фотосъемки. Так почему не воспользоваться? Ничего страшного я не вижу в том, что у людей получается то, что они видят, а не то, что положено. Кому-то придет потом, кому-то не придет.

- А в городской среде для вас много поводов, чтобы взять в руки фотоаппарат? Часто возникает желание остановить машину, чтобы что-то запечатлеть?

- Все неоднозначно. Конечно, пермская городская среда меня привлекает не так, как если бы оказался в незнакомом месте. Тут я в каждом уголке был. Все зависит от собственного состояния и состояния того места, куда пришел. И свет. Если какой-то свет появился... Я много галерею снимал и не перестану ее снимать. То какой-то свет появится новый, то что-то изменилось во мне, то в среде. Это интересно мне как фотографу.

- Хотелось бы вам, чтобы галерея обрела новый дом, который хотелось бы снимать и снимать либо эти качества присущи храмам, построенным давно умелыми людьми, которые выбирали верное место?

- Это храм бывший и храм сегодняшний, потому что Галерея - это тоже храм. Отношение меняется. Некоторых раздражает то, что к нему по прежнему относятся как к храму. Нужно сказать, что десятилетиями в этом храме, в Спасо-Преображенском соборе Галерея выставила удивительную экспозицию. С учетом этого времени она подразумевает, что все устоялось и малейшие изменения вызывают не очень интересные ассоциации. Сам путь снизу вверх, к скульптуре, которая представлена вверху - он тоже непростой. И как это будет выставлено в другом пространстве - это конечно беспокоит. К сожалению или не к сожалению, мы сегодня отдаем здание епархии РПЦ. Я думаю, не всегда это делается правильно. Есть масса примеров, когда эти здания используются ничуть не хуже, даже иногда в большей степени для людей, чем когда они только используются для службы. надеюсь, Бог меня простит. Я православный, но не могу назвать себя воцерковленным человеком. И, тем не менее, нельзя за счет интересов одних людей ущемлять интересы других. Ситуация непростая и она усугублена кризисом, который грядет. Я думаю, что будут происходить какие-то процессы, которые могут изменить отношение к новому месту галереи.