Философия жизни

Я прекрасно помню, Владимир Вячеславович, когда я первый раз пришел к вам на лекцию. Это было «Введение в специальность», философский факультет, двухтысячный или 2001-й год, я сейчас уже точно не помню. Нас все старшекурсники предупреждали, что, ребята, как угодно вы можете относиться, как угодно абсолютно к специальности, к факультету, все, что угодно можете себе позволить, но не смейте пропускать Орлова, иначе вам потом станется. И мы вот все приходим на «Введение в специальность», появляется перед нами Владимир Вячеславович Орлов, и вместо того, чтобы рассказывать нам что-то такое занудное, потому что мы же знали, что специальность называется «Онтология и теория познания», ярко-зажигательно про ситуацию в России, про ситуацию в мире, про то, что философия – это наука 21-го века. Причем, настолько ярко и настолько зажигательно, что как бы само слово «специальность» и само слово «философия» оно как-то осталось где-то на подкорке. И всплыло уже потом только к третьей, четвертой лекции. Вот сейчас передо мной сидит Владимир Орлов, и мне очень хочется, чтобы мы действительно начали с какой-то вводной: а когда к вам сейчас приходят студенты на «Введение в специальность», вы сейчас им что говорите? То же: философия - наука 21-го века?

У философского факультета есть одна небольшая, очень интересная особенность. Заключается в том, что выпускник философского факультета получает очень странную запись в дипломе: философ. А как можно стать философом поучившись? Помню, сколько раз мы общались с друзьями, с коллегами, со студентами на этот счет, мы никак не могли прийти к единому мнению. Вот насколько, действительно, правомерно в дипломе написать философ, запятая, преподаватель философии? Философ – это тот, кто поучился 5 лет на философском? Но ведь нет же.

Владимир Орлов: Ну конечно, довольно часто возникает такое стеснение – философ. Приходит человек на работу устраиваться, предъявляет диплом, там написано – философ. А с этим словом обычно связывают ну что? Помнят, вот там были древнегреческие философы, один там сидел в бочке, не желал выходить оттуда. Ну вот. Тем не менее, все-таки другого названия не подберешь. И вот добавление, что преподаватель философии. Но должен сказать, что сейчас у нас трудности, конечно, новые появились. Вот в связи с тем, что был развален СССР, произошла настоящая деградация экономики. В настоящее время, например, экономика России за 22 года не достигла даже уровень экономики РСФСР 90-го года. Более того, идет процесс разрушения многих предприятий. Посмотрите, что с нашими крупнейшими предприятиями, скажем, «Мотовилихой, «Моторостроительным заводом». Там же численность работников была в советское время 50-45 тысяч. А сейчас третья часть осталась. Поэтому сложности возникли и с нашей специальностью. Но сложности, возникшие с нашей специальностью, это прямое отражение, это прямое следствие тех сложностей, в которых сейчас погрязла Россия, ставшая сырьевым придатком запада.

А какие сложности возникли? Вот если кратко и тезисно, сложности со специальностью. Дело в том, что Лев Асканазович Мусаелян, приходя сюда же в проект «Биография, говорил о некоторых трудностях. Но он не останавливался на них отдельно. Он объяснял общую картинку. Какие сложности?

Владимир Орлов: Чем развитее экономика, особенно ?????? (неразборчиво) постиндустриальной, тем больше потребность в науке. Но посмотрите, вот существует такое правило, введено сейчас властью, что программы обучения должны быть согласованы с предпринимателями. Но когда начинают согласовывать программы различных специальностей, в конце концов, и в философии тоже, с экономикой, то мы встречаемся с тем, что у нас исчезло 60 тысяч предприятий. Это статистика такая есть, что современная российская экономика не требует очень высоких знаний. Не требует. И поэтому людям, получившим высокое образование, мягко говоря, не всегда легко устроиться. Так вот и по отношению к философии возникло примерно то же самое. Некоторые так, видимо, рассуждают: ну зачем нам на производстве человек, который изучает филофонию? Философия – это такие высшие ?????? (неразборчиво), это рассуждения о мире, о сущности мира, о сущности человека. Зачем нам это нужно? Так вот на самом-то деле именно это сейчас острейшим образом и нужно. Почему? А вот возьмите экологическую проблему. Во всем мире эта проблема встала. Вот давно уже исследованиями так называемого Римского клуба еще в 70-х годах прошлого века показано, что происходит обострение экологической ситуации, которая в начале 21-го века, а он уже начался, еще как же, изрядный кусок – 12 лет проходит, так вот в начале 21-го века он превратится в катастрофу.

В 70-х годах ряд генетиков предупреждали о том, что генетическое качество человека, возможно, ухудшается. Тогда, я помню, некоторые наши журналы вот вопросы философии ответили разгромными статьями: нет, как это так, как может ухудшаться генетическое качество человечества. Мы в своих сборниках где-то вот этого времени 60-70-х годов ответили, что возможно, что происходит ухудшение генетического качества человечества. А вот последние данные говорят о том, что ухудшение генетического качества человечества приобретает уже угрожающий характер. А почему это происходит, и как с этим бороться? Для того, чтоб это выяснить, надо знать природу человека, сущность человека. Надо знать, каково соотношение в человеке его социальной сущности, его труда, мыслей, и биологической стороны. Биологическая сторона под влиянием многих отрицательных сторон развития, вот загрязнение среды, угрожающего загрязнения среды, может ухудшаться. Так вот куда пойти, что сделать, как управлять биологией человека? Без философии здесь делать просто нечего. Именно философия решает эти вопросы.

Теперь вы понимаете, друзья мои, что даже, если вдруг, будучи студентом, первокурсником, на «Введение в специальность» к профессору Орлову приходили ребята

 и девчата, не поступившие ни истфак, на политологию или куда-нибудь еще, такое часто бывало, потому что список вступительных экзаменов был примерно одним и тем же, после первой же лекции «Введение в специальность» мы абсолютно четко понимали, что, да, мы здесь, где надо, и это безумно интересно. И ближайшие пять лет здесь будет действительно самое настоящее обучение. Итак, Владимир Вячеславович Орлов, человек, которого я не могу представить в детском возрасте, совершеннейшим образом, я не могу. Я помню, несколько лет назад один из пермских художников нарисовал огромнейший портрет Владимира Орлова, буквально запечатлев его в таком каноническом виде. И вот в таком каноническом виде он сейчас передо мной сидит. А ведь детство было. Что помните из детства?

Владимир Орлов: Вообще, боюсь сказать, меня иногда предупреждали – не говори об этом, но я помню себя примерно с одного года. Помню печь русскую, помню, какие на ней были… она была несколько облуплена. Это 32-й год. Помню, чем я занимался. Сами понимаете, грудной, чем занимается. Я помню, конечно, детсадовские годы, прекрасно помню, школьные годы. Я родился и 17 лет прожил в городе Кирове. Это замечательный город. Просто замечательный город. У нас были великолепные учителя. Кстати, выпускники школ кировских хорошо поступали в вузы. Я думаю, и сейчас они эту марку держат. Там я поступал в комсомол. Там я начал заниматься боксом. Некоторое время успехи имел, пока не сорвал себе сердце. Потом все наладилось. Так что детство всегда помнишь.

Помните первых учителей в школе?

Владимир Орлов: Помню. Классную руководительницу Клавдию Ивановну. Как же? Нас тогда учили и петь, эти учителя. Я петь, правда, очень стеснялся. Отлично помню, как она с нами пыталась разучить песню про журавля: «такой, такой журавель, такой, такой выступает». У нас были великолепные учителя. Я помню нашего директора Марию Николаевну Шельпякову. Историк у нас был замечательный, физики были, математики. Как же? Это помнится.

Очень часто говорят, я слышал неоднократно от самых разных людей, о том, что у людей вашего возраста, пожалуй, было последнее поколение тех, кто через, условно, одно рукопожатие фактически были преемником вот этой дореволюционной Школы. Буква «Ш» с большой буквы. И педагогов дореволюционной школы. Через одно рукопожатие. Ваши учителя были их учениками. Нет ощущения, что сейчас, именно сейчас, не так глубоко? Что сейчас не так, может быть…

Владимир Орлов: Связь времен вы имеете в виду?

Да. Что сейчас нет вот этого рукопожатия? Что оно куда-то ушло?

Владимир Орлов: Да, такое ощущение есть. И оно во многом очень проявляется. Мы живем в такое время, когда прошлое как-то ставится под сомнение. Конечно, в прошлом всегда бывает что-то такое, что надо критиковать, надо устранять. Но сейчас совершенно невероятное вот это плавление взглядов, психологии. Я бы сказал, и потеря национальных идей. Государствообразующий народ в СССР, в России – это русские. Есть великая русская идея. Вот когда в темные 90-е Ельцин дал задание разработать русскую идею, я помню, институт философии взялся за это, какой-то грант получили, но, по-моему, они только разрабатывали идею, как разрабатывать русскую идею. На этом деле все и закончилось. Но ведь у Ломоносова была русская идея. Какая? Сохранение русского народа. У всех патриотических сил была какая-то русская… Я бы сформулировал эту русскую идею, (мы тоже этим занимались и занимаемся, и студентам об этом говорим) с моей точки зрения, русская идея - это процветание русского народа совместно со всеми дружественными народами. Ясно, что это и патриотизм отсюда следует, он глубоко в этом заключен, и ясно, что отношение к тем, кто пытается или пытался поработить Россию со всеми ее народами, ясно, определенное отношение. К сожалению сейчас это как-то многое размазано, и большая потеря ориентировки в реальности. А потерять ориентировку в реальности обществу, у нас, я считаю, и у общества потеряна ориентировка, и, тем более, каждому отдельному человеку, это страшный период. Его надо переживать.

Вы слово «патриотизм» произнесли. Я тут же вспомнил про духовно-патриотическую программу, которую депутаты нашего Законодательного собрания давеча в первом чтении приняли. Они ее критиковали жестоко, обрушивались на нее просто невероятно, говорили, что это курсовая работа, что это демагогия, что это какая-то склейка материала, все, что угодно. Но приняли. Это часто бывает у нас в Законодательном собрании. То есть все было бурно, но потом вышло гладко. 400 миллионов рублей на три года. Вот так выглядит эта программа духовно-патриотического воспитания. Я думаю, что очень повезет тому, кто сядет на эти 400 миллионов рублей, и они через три года будут не бедными людьми. Но наши общественники, гражданские активисты раньше эту программу критиковали за перекос в сторону военного патриотизма. Они говорили патриотизм и армия – это очень хорошо. Но это не единственное, что есть в понятии патриотизма. Я сейчас к вам это адресую. Когда вы говорите про патриотизм, это военный патриотизм в первую очередь или?

Владимир Орлов: Нет. Конечно, то, что вы назвали «военным патриотизмом», входит в понятие «патриотизм». Ясно, что в современном мире, где еще в широком мире господствует частная собственность, неизбежны вот эти отношения агрессии. Ну что произошло в Ливии, что произошло в Ираке. Под надуманным предлогом Ирак уничтожен, президент казнен. Что это здесь действует? Действуют те самые силы, которые порождены частной собственностью, стремлением к захватам чужого. Эксплуатацией, если сказать более широко, более академично. Но патриотизм, конечно, не исчерпывается этим. Конечно, бывали периоды, когда сильно обострялась вот эта сторона. Во время Великой Отечественной войны, понятно. Но патриотизм – это, прежде всего, отношение к своей стране, к ее внутренним делам, к людям, которые живут в своей стране. И тут самое сложное и важное достижение того, что мы называем патриотизм или опыта патриотизма, практики патриотизма. Но что касается программы, которую у нас приняли…

Еще не окончательно. Они еще додумывать ее будут, дорабатывать.

Владимир Орлов: Я думаю, что у нее довольно слабое основание. Вот скажите, каково состояние экономики Пермского края? Без оценки этого состояния разрабатывать глубоко, обоснованно далеко идущую программу вот в этой области, вообще, в общественно-политической области, это немногого достигнем. Возьмем такой показатель: что производит некогда опорный край державы? Пермская область была опорным краем державы. Я не помню, какое место наша экономика занимала в масштабах СССР, во всяком случае, весьма высокое. А что сейчас производит Пермь? Можно судить по вывозу из Перми. Так вот процентов 90 того, что из Перми вывозят, это сырье и первый передел. Пермский край идет теперь, я считаю, впереди России всей по части сырьевого придатка запада. В России процент сырья и первого передела несколько ниже. Насколько я следил, там от 80 до 85 дошло при Путине, в последние годы. А по некоторым признакам судя, в Перми уже 90 процентов.

Вывоза сырья. То есть 90 процентов сырьевой экономики.

Владимир Орлов: Сырье и первый передел. Во всех документах, которые сейчас губернатор и вообще наши все статистически учреждения, нет понятия «первый передел». Это неслучайно устранено. До 2003-го года я это понятие встречал. Потому что уровень развития страны, региона определяется не только по сырью, а еще по первому переделу. Алюминий Дерипаска вывозит как, в каком виде? В виде слитков? И всё? Вот это важно. Сырье и первый передел в России 85 процентов вывоза.

Владимир Вячеславович Орлов – основатель пермской философской школы. Вот так вот я скажу. Ведь есть философская школа в Перми. Владимир Вячеславович, ведь есть пермская философская школа.

Владимир Орлов: Примерно так лет 30 в стране в научной и другой общественности стали поговаривать о том, что у нас есть свои школы. Понятно, прежде всего, это давно известные наши когда-то школы с игровым уровнем математики, физики и так далее. Ну стали говорить и о школах философии. Наша школа, мы считаем, имеет примерно 50 лет своего существования. Она была зарегистрирована Российской академией естествознания. Даже такой сертификат, у них регистрация идет. Это можно все найти на их сайте. Поэтому мы согласны, что у нас своя школа.

Я понимаю, что пермская школа философии – это во многом птенцы гнезда Орлова. Но ведь есть же еще фамилии, которые вы абсолютно спокойно через запятую после себя поставите. И это?

Владимир Орлов: Конечно. У нас в рамках нашей школы защитили 30 кандидатских диссертаций, сейчас еще идут, конечно, 15 докторов. Это доктора в разных городах. У нас на кафедре 5 докторов. Пожалуйста, вот я могу назвать. Профессор Мусаелян Лева Асканазович, профессор Барг Олег Александрович, Наталья Ириковна Береснева, Александр Юрьевич Внутских. Вот наши доктора. Вообще, пожалуй, любопытно будет сказать, что за время существования нашей специальности философской в Перми, это с 2001-го года первый выпуск, получили специальность «философ» примерно 180 человек, из них 18 защитили кандидатские диссертации, а трое находятся в докторантуре. Так что у нас очень хорошие, я считаю, вырастают специалисты.

Хотите стишок?

Голубенький учебник Орлов-Васильева. Его знает каждый, кто в университете имел отношение к специальности «Философия». Неужели не знаете? Неужели до вас никогда не доносился стих про этот учебник?

Владимир Орлов: Нет, любопытно.

Я, может быть, не совсем точен буду, но… Орлов и Васильева, страшная сила, и помнить каждый студент готов: когда мы говорим «Орлов» – мы подразумеваем «Васильева», когда мы говорим «Васильева» - мы подразумеваем «Орлов».

Владимир Орлов: Ну что ж, приятно слышать.

Так что, если вдруг где-то в коридорах услышите, знайте: это не сегодняшнего года придумка. Это мне рассказали ребята, которым тоже это кто-то рассказал.

Владимир Орлов: А вы не слышали легенду о белом студенте?

Нет.

Владимир Орлов: У нас же много коридоров в университете. Знаете, так ведь надо по переходам…

Особенно в корпусе номер два.

Владимир Орлов: Да. По переходам надо найти аудиторию, где экзамен принимают. Вот белый студент – это студент, который заблудился в коридорах, когда шел сдавать экзамен по философии.

Охотно верю.

Владимир Орлов: И не дай бог встретить этого белого студента где-нибудь, потому что тогда не сдашь философию.

Я охотно верю, потому как сам в роли такого белого студента был неоднократно. Но это неважно. Давайте снова, раз уж у нас программа «Биография», еще немножко в прошлое. Бокс. Всем известно, что вы боксер. Причем, это вот так вот аккуратненько шепотом также друг другу на ухо передают: «А вы знаете, что…» «Кто, он боксер?» «Да, он боксер». И вот в мифологии студенческой вы чуть ли не чемпион Советского Союза.

Владимир Орлов: Нет, это преувеличение. Я был три года чемпионом города Кирова, один год северной зоны. А вот насчет северной зоны у меня такой анекдот получился. У меня дача под Горьким. Мои друзья сказали: «Давай, покупай, все вместе будем там». Вот там однажды несколько лет назад ко мне две «шестерки» привязались. Воинственные такие парни, челюсти у них торчат, старому боксеру ударить даже жалко. Я им сказал: «Ребята, я не хочу вас бить. Но имейте в виду, что я чемпион северной зоны». Они прямо обрадовались: «Как? Где сидел?» Зона у них только одно.

А в итоге подраться-то пришлось?

Владимир Орлов: Да нет.

А когда последний раз дрались?

Владимир Орлов: Очень давно. Бить кого бы то ни было очень неприятно.

На ринге это был вот тот самый последний раз? Или за пределами ранга тоже?

Владимир Орлов: За пределами ринга было много раз. Жизнь такая.

По молодости в основном?

Владимир Орлов: Ну да, конечно. Но не я же нападал.

Это как из известного советского фильма: «Ну хоть за справедливость?» «За справедливость». «Ну иди тогда, умывайся». Я вспоминаю просто фильм «Офицеры». А вообще лихим парнем были? Было ощущение такое вот: силушка богатырская играет?

Владимир Орлов: Да нет. У меня был партнер Литвинов Геннадий. К сожалению, давно умер. Вот с ним боксировать было, как с бетонной стеной. Вот был удар. Я-то потом ушел по болезни, а он через год-два стал чемпионом РСФСР. Великолепный боксер был. Нет, ну просто был достаточно развит быть боксером. Ну и для того, чтобы дожить до своих, пардон, восьмидесяти лет сейчас.

А как можно вообще было совмещать такое яркое увлечение боксом и философию, по мнению абсолютного большинства, науку из наук?

Владимир Орлов: Философия по своей сути и по своей энергии и бокс – близнецы-братья.

По какой же сути они близнецы-братья? Где ж там нужно в челюсть-то кому давать?

Владимир Орлов: Но ведь агрессии в жизни возникают из-за борьбы… всегда связаны с борьбой несправедливости и справедливости. Вот я вспоминаю: был такой великолепный биолог, академик Станислав Семенович Шварц. Он в Свердловске был. Вот как-то на одной из конференций, он у нас участвовал в некоторых конференциях, он сказал: «Я не верю в добро без кулаков, без сильных мышц». Это прекрасно сказано. Добро такое добренькое, сладенькое - это не добро. Это обман. Иногда предательство. Мы видели много предательства со стороны добреньких, на первый взгляд. А бокс, нормальный бокс, не драки уличные, нормальный бокс – это весьма гуманный вид спорта. Человеческое достоинство там отстаивается. А что такое философия? Но опять же философия тоже бывает… У нас сейчас увлекаются некоторые кафедры даже философией Хайдеггера. Этот Хайдеггер в свое время был ректором университета одного при фашистах. Потом, правда, застеснялся, из фашистской партии ушел. Преподают иногда и в Перми даже в какой-то мере некие мистические философии. Они таинственные кажутся такие, непонятные, поэтому, дескать, вроде бы интересно. Чушь это все, конечно. А вот нормальная философия – это философия революции духа, революция духа – диалектика. Это борьба со злом. Борьба не за личные интересы, а за общественные. Посмотрите, вот эта борьба за общественное даже в православии выразилось, в отличие от протестантизма. Один из первых протестантов сжег Сервета, одного из крупных ученых. Кальвин. По его приказу был сожжен Сервет, великий врач. А в православии принцип соборности: спасись сам так, чтоб спаслись и другие. Понятно, это религиозное выражение вот этой, я бы сказал, русской черты, народной, связанной с общинным образом жизни. Философия – это большая энергетика. И бокс – энергетика.

А как-то странно в вас переплетается: значок КПРФ, марксизм в таком классическом выражении, дополненный пермской научной школой, пиетет, а он чувствуется в словах, некий пиетет к православию, рассказ о русской идее. Ведь представить себе весь этот комплекс мыслей лет сорок назад, мне кажется, это было совершеннейшим образом неуместно.

Владимир Орлов: Нет, вы неправы. И сорок лет назад это можно было. Конечно, были всякие перегибы, всякие догматические перехлесты под видом марксизма. Но на самом-то деле все не так. Возьмите, скажем, Христос – первый коммунист. Это что, слово что ли такое? Нет. Раннее христианство было по-своему революционным. Оно было во многом гуманистическим. Другое дело, когда оно потом стало привязываться к царизму. Ведь почему у нас, скажем, ломали после революции церкви? Вот Ильин пишет, объясняет. Не только Ильин. Многие из религиозных философов, которые уехали из СССР, они говорят, что церкви ломали далеко не большевики. Ломали люди, возмущенные чем? Тем, что церковь православная слилась с царизмом, и вот это стяжательство у многих очень было. Поэтому. Ильин, например, об этом говорил.

А большевики не ломали. А Храм Христа Спасителя не взрывался.

Владимир Орлов: Нет, были такие ошибки и перекосы. Были. Вот Ленин, например, запретил ломать церкви Москвы. Началось что-то потом. Я знаю ситуацию. Сталин, Каганович и другие обсуждают макет Красной площади и другие. Каганович берет, убирает макет Храма Василия Блаженного. Сталин говорит: «Поставь на место». Были перегибы, это ясно. Но учтите и другое. С Колчаком два полка, составленных из священников. Это что-то значит? Вообще, роль церкви в Гражданской войне. Когда в церквях оружие складывали, когда подрывная деятельность была с церквями связана. А в целом, каково поведение большевиков и Красной армии, и поведение белогвардейцев?

Абсолютно равнозначно.

Владимир Орлов: Нет.

Владимир Вячеславович, равнозначно. То, что вы называете подрывной деятельностью, они наверняка именовали одной из высших форм патриотизма.

Владимир Орлов: Бывает патриотизм действительный, бывает ложный. Я вам сошлюсь на свидетельство генерала Гровса. Генерал Гровс был командующим американским экспедиционным корпусом, высаженном у нас на Дальнем Востоке. Когда его после поражения 14 государств и белогвардейцев призвали на ковер, в Конгресс или президенту США, на вопрос, почему разутые, полуголые, раздетые солдаты красные победили, а белогвардейцы с помощью 14 держав выступали, и проиграли, Гровс ответил по-военному просто: «На одного человека, убитого красными, приходит 100 человек, убитых белыми». Вопросы отпали. Американцы умеют сказать, и очень точно. Вот вам ответ. Конечно, было много несправедливости. Это ясно, почему: всколыхнулась Россия. В России 73 процента население было неграмотным. Россия на 50-100 лет отставала от запада. Производительность труда у России была в четыре раза меньше, чем в Соединенных Штатах. В 80-х годах в советское время уже только в 2 раза меньше. А теперь снова в четыре раза меньше, чем в Соединенных Штатах. У нас деиндустриализация идет. На западе идет постиндустриализация, а у нас деиндустриализация.

А как преподавать начали? Ведь можно же по-разному, в общем, заниматься философией. Вы прекрасно это знаете. Среди ваших коллег есть немало умнейших людей, которые к преподаванию, мягко скажем, относятся очень спокойно. Очень. Вы преподаете. Вы работаете с первокурсниками. Вы работаете со вчерашними школьниками, начиная буквально с первых же их шагов на философском факультете. Соответственно, вам это, как минимум, нравится. И, скорее всего, вы считаете это определенного рода миссией. Как начали преподавать?

Владимир Орлов: После окончания в 55-м году университета, мне не нашлось места в аспирантуре, хотя я был первый. Ну я много спорил. В наше то доброе старое время, а сейчас уж не говорю, споры не всегда хорошо понимались. Поэтому в аспирантуру меня не приняли, и я поехал на работу в Новгород. Вот тот, который сейчас называют по старому Великий Новгород. Работал в областном лекционном бюро. Оно находилось в кремле. Поэтому иногда с понтом говорил… «Где ты работаешь?», я говорил «В кремле, в Новгородском». В Новгородской области 27 районов. 24 я обошел пешком: на подводах где-то тебя подвезут, где-то на машину подхватят. Мы читали лекции. Какие лекции? О человеке, о происхождении, сон и сновидения в свете учения Павлова, теория Павлова. Тогда власть очень заботилась о просвещении населения. Были такие лекционные бюро.

То есть вы были автостопщик-просветитель. Вы путешсествовали автостопом по Новгородской области, просвещая народ. Автостопщик-миссионер.

Владимир Орлов: В некотором роде да. Тогда очень любопытно было первый опыт приобрести: как слушают крестьяне. Крестьяне, колхозники великолепно слушают. Извините, хуже всего было читать перед бухгалтерами в райцентрах. Держатся за сумочки. Интереснее читать в рабочей аудитории. Вот этот конструктивный ум, работа с машиной и прочее, было особо интересно. Ну и читать учителям такие установочные лекции. Учение Павлова - это же очень важно. А потом эти лекционные бюро были закрыты. Мне повезло, подвернулось место в Перми в 57-м году в марте. Я уехал в Пермь в мединститут. Проработал 2 месяца в мединституте. Меня перевели в Высшую партийную школу пермскую. До 60-го года работал там. А потом перевели в Университет. С 64-го года я заведую кафедрой. Первоначально заведующий у нас был ?????? (неразборчиво) Василий Михайлович, очень интересный философ. Потом на смену пришел профессор Алексей Васильевич Щеглов. Кстати, он был реабилитированный. Он занимал высокий пост в конце 30-х годов в министерстве иностранных дел. И по какому-то там поклепу попал в ссылку. Вот он у нас был один год, а потом он уехал, а заведование кафедрой передал мне. Вот с 64-го года я заведую этой кафедрой. На некоторое время, на семь лет ушел из-за моих споров с тогдашним ректором. Кафедру стали изрядно разваливать. Я сказал, что мне надо возвращаться. Вернулся. Кафедра у нас вообще сильная.

Как студенчество? Вы же наблюдали целые поколения, пласты поколений у вас перед глазами проходили. Было ощущение когда-нибудь, что э-э-э, пропал студент? Вот в мое время, а сейчас…

Владимир Орлов: Да нет. Но доля правды в том, что вы так размашисто сказали, доля правды есть. Вообще уровень подготовки абитуриентов, которые приходят из средней школы, падает с каждым годом. Это не только мое мнение. Я вот с профессором биологом разговаривал, с другими. Падает. Почему? Два или даже три года сейчас школьники над чем работают? Натаскиваются на ЕГЭ. ЕГЭ – это примитивный способ опроса. Он был когда-то на западе, когда у них надо было массовую школу как-то вот массовым путем, чтобы молодежь не на улице была, а какое-то образование получила. Вот тогда эту примитивную школу ЕГЭ ввели. У нас ввели просто, извините, по недоумию. Поэтому мало-мальски квалифицированные кадры школ, вузов – все против этого. Но у нас разве считаются с мнением ученых? Нет. Вводят сами. Вот как у нас ввели летнее время. Как ввели? Или как вдруг у нас сократили часовые пояса. Это же глупость сокращать реально существующее, но Медведев это ввел. А теперь еще время летнее, когда у нас жалуются в школах. Письмо, недавно «Звезда» писала об этом, учительница пишет, что школьники должны начинать учебу в школе за 2 часа до восхода солнца. Нарушение всего ритма жизненного. Зачем это нужно? А вот потому что есть такое своеволие. Я президент или я премьер, я решил.

А вы не жалуете наших президента и премьера, да?

Владимир Орлов: Я считаю их некомпетентным и вообще. Почему не жалую? Я просто считаю, что управление Россией некомпетентно. Я говорю это с 91-го года. Во всех выборах участвовал. И сейчас говорю это. Более того, если коренным образом не изменится стратегия, Россия окончательно потеряет самостоятельность.

У нас недавно отмечали годовщину событий на Болотной площади. На Болотную площадь выходили десятки тысяч людей по разным подсчетам. Они тоже считали управление Россией некомпетентно.

Владимир Орлов: Правильно.

Но вы абсолютно на разных полюсах при этом находитесь с теми, кто был на Болотной.

Владимир Орлов: Я очень положительно отношусь к этому «болотному движению». Кстати, состав его проанализирован в недавно опубликованной книге Кагарлицкого. Называется, по-моему, так: «Восстание среднего класса». Посмотрите, какая ситуация у нас. Рабочий класс у нас дезорганизован. Мало того, ведь он потерял 2 миллиона в 90-е годы наиболее квалифицированных. Готовить рабочий класс не умеют. Вот эти РУ – ремесленные училища у нас не существуют. У нас очень сложно с этим. Поэтому рабочий класс почти не организован. Правда, недавно в Москве прошло всероссийское собрание представителей трудовых коллективов. И знаете, какое они решение вынесли? Что в России сознательно разрушается экономика. Почитайте газеты, это не мои слова.

Вернитесь к Кагарлицкому, пожалуйста.

Владимир Орлов: Кагарлицкий пишет, что сейчас средние слои, которые … кто у нас оказался мелкий и средний предприниматель? Те, которые наиболее активными оказались, и стали спасать свои семьи от голода. И бизнес среднего и малого уровня, он у нас честный бизнес. Вот тут мало очень того, что мы наблюдаем в государственных органах и в крупной промышленности, которую захватили по-существу, приватизировали весьма своеобразным образом. Ну так вот он пишет – это первые слои, которые стали реагировать на то, что происходит в обществе. Я также думаю. Он в этом прав. Кстати, коммунисты поддерживают малый и средний бизнес. Мы всегда об этом говорим.

Поддерживают малый и средний бизнес.

Владимир Орлов: Да. Мы прекрасно понимаем, что переход к экономике плановой окончательно и хорошо регулируемой не может происходить сразу. Он должен происходить только по мере целесообразности. Малый бизнес себя оправдывает. Он нужен сейчас. Средний тоже нужен. Особенно при таком разгроме крупной промышленности, который в России произошел. Его поддерживать надо.

Владимир Вячеславович, можно несколько слов о семье? Расскажите о семье.

Владимир Орлов: У меня два сына. Один тоже доктор философских наук, заведует одной из кафедр в Петербурге. Второй сын - бывший работник МВД. В свое время он кончал юридический факультет, но пошел в милицию. Почему? Так, он считал, требует общество. Это было в 80-е годы. Был в МВД, ушел оттуда в звании майора. Ну вот, пожалуй, что можно сказать.