Верхний баннер
00:48 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

22:00, 16 июля 2013

Нужен ли PR научным открытиям

На эту тему меня натолкнули последние события, касающиеся реформирования РАН. По мнению ученых, которые выступали и выступают против этой реформы, они усугубят и без того тяжелое положение российской науки. Может ли ей помочь спасительная отрасль PR? Не считаете ли вы, что проблемы, возникшие с реформированием РАН – следствие того, что у науки не было достаточно пиара? Конечно, это не главное, но, тем не менее…

Николай Пономарев: Тем не менее, да. Представление о том, что такое наука, в современном российском обществе весьма слабое. Как мы видим по набору студентов на специальность, мы видим, что на те специальности, которые явно связаны с наукой и научной деятельностью, как раз не очень большой конкурс. На те специальности, которые в представлении людей с наукой не связаны, хотя это далеко не так, туда как раз конкурс весьма и весьма большой. Проблема академии наук как учреждения в том, что я даже как ученый не знаю, чем они занимаются, никогда особо не слышал…

Вот, а были бы пиар-специалисты, которые бы популярно вам как ученому, нам как не ученым…

Николай Пономарев: Да мне популярно тоже надо. Я, например, ничего не понимаю в биохимии, так если бы мне объяснили… Единственная отдушина – передача на «Вести 24», «Наука 2.0». Плюс в Интернете есть парочка сайтов, где ставится видео, ученые рассказывают, что, как и о чем. Мы-то ведь говорим не о такой узкой аудитории, состоящей из ученых и еще раз ученых, только из другой отрасли, так и для самообразования. Мы говорим о более широких целевых группах, например, тех самых инвесторов. Недавно Алферов давал интервью у себя в Питере, туда специально ездил Венедиктов, ваш московский шеф. В частности, Алферов обижался, что не оценивают академию наук, хотя она так здорово работает, такие достижения. Венедиктов у него спросил – так вы перечислите, что ж вы такого гигантского, в более мягкой форме, понятное дело. И Алферов назвал тех ученых, которые уехали отсюда и получили Нобелевскую премию, уже не будучи гражданами России. Алферов сказал, что они образование получили у нас. Ну, чудесно, подумал я, образование получили у нас, а открытие сделали там – какой же это пиар? Может быть, что-то есть? Вторая претензия к академии наук – сколько иностранных ученых стало у вас почетными иностранными академиками? В ответ, как говорится, тишина. Это уже пиар на уровне другой целевой группы. И третье – какие-такие индексы цитирования есть у нашей академии? В конце концов, от нас, преподавателей, требовать ничего нельзя, раз уж академия сосредоточилась в академии наук. Так вот, они только этим занимаются, да? В ответ только разговоры о том, что все эти индексы неправильные, журналов на русском языке нет, мы вообще не знаем, что делать и не виноваты, мы сами все хорошие, но вот нас не любят.

Может быть, это как раз не задача Алферова – собирать эти факты по крупицам, а потом выдавать, презентовать, назовите как хотите, широкой общественности, популяризировать, в конце концов? Может быть, этим должны заниматься как раз те, кого вы сегодня не набираете на свой факультет рекламы и связи с общественностью?

Николай Пономарев: Совершенно верно. Но вопрос в том, что то, что называется социальным заказом, должен идти от науки, а не то что я пришел с улицы, позвонил в академию наук – давайте-ка я сделаю вам PR, напишу интересную историю… Я же помню, у меня была идея просто прийти к иерархам православной церкви и сказать – у вас с коммуникацией большие проблемы. Но как же я приду, если они сами должны обратиться? Они сами должны осознать, иначе ничего не произойдет.

Подождите, тогда на каком уровне должно прийти понимание? На уровне самом высочайшем, я показываю пальцем в потолок? Или это может быть решение на уровне региона и вообще отдельно взятого вуза? Скажем, решает ректор, что именно его учебное заведение должно иметь лучших специалистов по PR, которые должны собирать и отбирать информацию о деятельности вуза просто по крупицам. Потом это популярно рассказывать. Вот кто должен решить? Это должна быть госполитика, или это должно быть на уровне учебных учреждений?

Николай Пономарев: Было бы здорово, если бы это была госполитика. Но только в том случае, если бы у нас хоть какая-то госполитика когда-либо выполнялась. Вы знаете, Владимир Владимирович приехал на Дальний Восток, обнаружил, что ничего не сделано, и то же самое сказал – чего вы тут сидите, ничего не делаете? Поэтому у меня-то особой надежды нет.

Следующее заседание будет осенью.

Николай Пономарев: Следующий уровень – министерство. С ним все понятно, оно занимается внедрением инноваций на бюрократическом рынке и еще чем-то, еще сняли начальника Рособрнадзора, и им не до этого. Региональные власти – у них тут проблемы есть и покруче, какая-нибудь промышленная политика, так? Так что я думаю, этот вопрос должен решаться на уровне вузов, конечно же. Посмотрите, как себя пиарит Высшая школа экономики, ведь они отличают, что одно дело – пропаганда достижений самой Высшей школы экономики в целом, а другое – пропаганда научных достижений Высшей школы экономики, это немножко разные вещи, как можно догадаться, и строиться все должно по-другому. Мы в этом смысле сильно-то не отстаем. По крайней мере, сейчас наверстываем. У нас в университете создан соответствующий департамент маркетинга и связей с общественностью, кое-что пошло. Тем не менее, каковы масштабы всего того, что происходит, и вообще-то научное пермское сообщество должно было бы объединиться. Здесь, конечно, одному вузу не справиться, вуз будет заниматься пропагандой собственных достижений, а для других он не будет этого делать.

Смотрите, нашла статью ответственного редактора приложения «Наука» «Независимой газеты». Она, правда, старенькая, за 2007 год, но он приводит достаточно интересные данные. Он говорит: «Вспомним - тираж журнала «Наука и жизнь» в старые добрые времена превышал три миллиона, журнала «Знание – сила» - миллион. А сейчас последний счастлив, выйдя на тираж в семь с небольшим тысяч… Журнал для относительно небольшого слоя «продвинутых» школьников «Квант» имел тираж 315 тысяч экземпляров, узкоспециализированный журнал «Химия в школе» выходил тиражом 180 тысяч. Современное российское общество не интересуется достижениями науки или отсутствие популяризации науки делает науку непопулярной?» В чем проблема, на ваш взгляд?

Николай Пономарев: У проблемы, как обычно, две стороны. Одна – коммерциализация социума, приведение всех ценностей к денежному знаменателю, так вот это. А с другой стороны, потому что наука сама этим не занимается. Правда, не только наука этим не занимается, до последнего времени и церковь мало занималась своими собственными коммуникациями и пропагандой. Стоило церкви активизироваться, так сразу начались проблемы. Так всегда и бывает, пока сидишь тихо, тебя не замечают, все нормально и тихонько. Пока представители традиционных ориентаций жили и жили сами по себе, ничего не было, так? Как только они активизировались, начались проблемы, вплоть до того, что Рекъявик угрожает, что разорвет отношения с Москвой из-за этой проблемы. Я не думаю, что Москва сильно переживает по этому поводу. Здесь то же самое. Само по себе осознание, что коммуникации необходимы для достижения цели, сначала пришло к политикам, потом к бизнесменам, а сейчас постепенно переходит ко всем остальным.

И все-таки, если я вас правильно поняла, если идти со стороны насаждения определенной государственной политики, вы сказали, что она у нас не выполняется зачастую.

Николай Пономарев: Как-то в эффективности я сомневаюсь, да.

Тогда как добиться, не знаю, или прийти к тому, что у нас было советское время? Посмотрите, престиж профессии ученого сам по себе падает. Кем хотят сегодня стать молодые люди, это говорят абсолютно все современные соцопросы? Это менеджеры в худшем случае, а в лучшем чиновники. Или коммерсанты, свой бизнес, что в принципе, конечно, неплохо, но профессии ученого и близко нет.

Николай Пономарев: Смотрите, Юлия, тут вот какая вещь. Науку очень условно, чтобы не кидали в меня камни, можно разделить на две части. Одна часть – та, которая работает на оборонные геополитические интересы. С этим все ясно в том смысле, что это государство, оно должно этим однозначно заниматься и занимается, только до ума не доходит как-то. А серьезнее проблема-то у гуманитарных наук, которые за науку люди вне науки и не считают. Какая может быть практическая польза даже от прикладной филологии людям? А на самом деле она, конечно, есть. Если физикам, химикам, биологам можно популяризировать себя за счет каких-то отделов в естественнонаучных музеях, в Перми нет этого вообще-то…

Кстати, у нас есть научный музей, который мой ребенок недавно посещал и рассказывал об этом. Он буквально около танка находится, может быть, именно для детей, представляете?

Николай Пономарев: Я-то имею в виду музей на уровне Политехнического в Москве.

А кто мешает политехническому или классическому университету…

Николай Пономарев: Да никто не мешает, музеи-то есть у нас. В университете геологический, но это же музей для 15 человек, грубо говоря. Или ботанический сад, тоже в этом духе. Но у естественников хотя бы что-то может быть. Не совсем понятно, что делать с гуманитариями, кому нечего показать и в руки дать. Здесь интерес можно возбудить, только если сами гуманитарии будут выходить через журналистов не только в Интернет, но и в телевизор, на радио, рассказывать, чем же там занимаются. Есть пример положительный, не могу не сказать, это научные передачи, которые идут на «Эхе Перми», и исторические, и социологические, это ведь есть. Но я не вижу этого на телевидении, которое остается самым популярным и доступным способом. У меня была такая идея. Почему не собраться, совет ректоров или еще как-то, не продумать этот вопрос да и не сконструировать план такой серьезной передачи? Проще говоря, чтобы ученые каждую неделю выходили и что-то рассказывали, не два притопа, три прихлопа, интересно. Такие же люди есть, которые совмещают в себе качества ученых и рассказчиков.

Безусловно, но если говорить о гуманитарных науках, мне кажется, в этом плане краевая библиотека имени Горького и «пушкинка» ведут достаточно интересную работу. Посмотрите, сколько у них клубов. Кстати, вот куда могут выходить ученые-филологи, интересно рассказывать. Там же проходит масса мероприятий, и такие библиотечные центры могут стать центрами как раз для гуманитарных наук.

Николай Пономарев: Они могут стать и уже стали, но есть одно условие. Как я говорю студентам, если вы не существуете в Интернете, вы не существуете в принципе, никто не имеет понятия, кто вы такие. Когда в течение четырех месяцев я вел агитационную кампанию, чтобы набрать новых студентов, что бы я ни делал, я делал с тем, что я сделаю видео, аудио и обязательно выложу это в Интернет. Абитуриенты ходят только в «Контакт», больше никуда не ходят, даже на сайты. Вот эта работа за этот год дала свой результат. Если за тот год было всего 45 заявлений, я уж о своем, то в этом году этих заявлений больше, чем на журналистику, 207 на вчерашний день. Конечно, конкурс заявлений – не самый главный показатель, но все равно приятно. Здесь то же самое. Если проводится в библиотеках, клубах, еще где-то, если они приобретут дополнительный формат онлайн-трансляций, будут переходить в Интернет, оставаясь, конечно, и в самих помещениях, тогда что-то может получиться.

Наш вопрос превратился в утверждение, что науке PR нужен, но как этого добиться? Только что вы сказали, что у вас на ваше отделение рекламы и связей с общественностью увеличилось количество заявлений, оно превысило количество заявлений на журналистику. Это значит, что специалистов будет больше. Но где гарантия, что их не разберут коммерческие структуры, как это в принципе случилось? Первых PR-специалистов, которых после кризиса всех разогнали, опять начали набирать. Но ведь это отнюдь не вузы, которые говорили, что у нас нет ставок и денег на это. Что нужно сделать, чтобы у науки появились свои пиарщики?

Николай Пономарев: По поводу денег я уже говорил, снова повторю, что в университете создан соответствующий департамент маркетинга и связей с общественностью. Уже действительно есть первые результаты, я даже не имею в виду информационные выхлопы, количество публикаций, а само по себе дело пошло. Естественно, это сложно, потому что этого не было раньше. Что касается других вузов, то тут мы наблюдаем некую парадоксальную ситуацию. Есть у нас один вуз, который вполне себе государственный, в котором уже лет 15 есть специальность «Реклама и связи с общественностью», но мне совершенно не известно, каким образом эта специальность связана с деятельностью самого вуза, пропагандистской, информационной. Так что здесь, как чаще всего в России бывает, воля руководства или, как чаще всего любят говорить, политическое решение.  Если ректор пермского университета принял такое решение, оно осуществляется. А если другие ректоры не принимают, то не осуществляется. Приведу пример, связанный с угрозой лишения аккредитаций парочки пермских вузов. Ко мне тоже приходили знакомые люди и просили, чтобы я как-то посодействовал, что можно в этой ситуации сделать, это касалось не одного же вуза. Первое, что нужно сделать – ректор должен определиться, ему надо или не надо. Откуда я знаю, может, для него лучше, чтобы закрыли его вуз? Это ситуация с институтом культуры и так далее. И тут мы понимаем, что такого рода действия в России проводятся чаще всего на непубличном уровне, в кулуарах, кабинетах, саунах, банях, не был, но могу догадываться. Что же могли предъявить, по крайней мере, один из пермских вузов с научной точки зрения? Я так и не понял, почему ему сохранили эту лицензию и так далее, потому что мы ничего не увидели. Все под ковром сделалось. А если бы это было не только абстрактно? А я бы, например, понял как нормальный гражданин, которого что-то интересует, кроме пива-водки-потанцуем? Этого ведь не было. Поскольку сейчас кризис общественного недоверия к науке, усугубленный тем, что у нас падают спутники и страшные вещи происходят, хотя наука и не имеет к этому отношение, там ведь уже управляющие структуры, эти наши знаменитые «манагеры», которые ничего сделать не могут, как ни странно. Вот сейчас как раз этим надо воспользоваться, надо сделать.

А как?

Николай Пономарев: План-то уже рождается прямо в ходе передачи. Я думаю, в этом году я успешно раздал студентов на практику, потом покажу по результатам, сейчас думаю, почему бы этих же студентов, которые худо-бедно соображают, за год нам кое-что удалось сделать, не свести с нашими научными учреждениями? Начать-то не с вузов, потому что между ними обострилась конкуренция, представляете, если я приду в «политех» и скажу, давайте я вам помогу с пиаром… А у нас же есть другие научные структуры. Приду в академию, можно там поговорить, там же есть отделение.

Хорошо. Но PR вуза и PR науки, вы сказали, разные вещи. Можно ли придумать на уровне региона некий PR-ход, который бы повысил доверие, о чем вы говорили, что утрачены доверие к науке, повысил бы престиж профессии ученого. Либо это опять завязано с материальными факторами?

Николай Пономарев: Оно, конечно, и завязано, но не так сильно. Я считаю, что у вас может быть денег, как у дурака махорки, и вы ничего с этим не сделаете. В России часто так бывает – денег много, результат никакой. Что у нас? Сказать, что ничего совсем не делается, нельзя. У нас регулярно выдающимся ученым вручаются премии, показывают по телевизору. В результате у меня не то чтобы претензия к журналистам, но… Смотрите, каждый год премии вручают, я же должен знать, за что ему вручают. Может, я тоже хочу, чтобы мне премию вручили, что для этого сделать-то надо? Хотя на самом деле я не очень хочу, для этого столько бумаг надо оформлять. Проще как-то по-другому. Если бы то, что уже существует, не превращать в чистую картинку, когда вручают премии, все говорят, вот, мы открыли какие-то молекулярные структуры в каких-то биологических системах, никто ничего не понимает. Этому предшествовало соответствующее просвещение, нам бы рассказывали, что это такое. Есть у нас одна передача на одном канале, когда со школьниками проводят химическую Олимпиаду, это приятно, корпорации что могут, то и делают с привлечением одного из высших учебных заведений. Я не говорю, что ничего нет. Я говорю, что нет системы и осознания того, что это действительно необходимо. Самое страшное, что этого осознания нет у самих ученых, вот что плохо-то. я сам в научной среде кручусь, и многие рассуждают так – ну, я настолько гениален, что об этом рассказывать, понятно же… Я говорю: «А кому это понятно?»

Так, может быть, ваших замечательных выпускников, о которых вы говорили, предложить не просто по вузам, а в департамент промышленности и науки, есть же совет ректоров вузов, чтобы там был человек, который бы занимался не конкретным пиаром вуза, а отношением к науке как таковой?

Николай Пономарев: По такой формуле это сделать по разным причинам совершенно невозможно, вот так предложить. Я пришел, предложил…

То есть должен быть запрос оттуда.

Николай Пономарев: Да, как говорят психологи, есть такой момент, не спрашивают, не сплясывай. Если сам по себе клиент, который пришел, ни на что не жалуется, пусть дальше так живет.

 


Обсуждение
1887
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.