Оксана Асауленко, член ОНК Пермского края: ИК 37

Пост длинный, но тех, кто интересуется темой, прошу обратить на него внимание и прочитать.

Члены ОНК Пермского края наконец-то смогли выехать в учреждения, в г.Чусовой.
В ИК-35 поехали Анна Каргопольцева и Николай Гомарщук, а в ИК-37 – я и Гульнара Трутнева.

ГУФСИН заставил нас приобрести все средства защиты, включая бахилы (!). Мы на все согласны, лишь бы пустили. Ходили несколько часов в этом экране на глазах, который запотевает, ничего не видно, плохо слышно, давит на голову и т.д., но что делать.

На прошлой неделе мы с Константином Бахаревым ездили в ИК-29 на Балмошной, там мы дальше комнаты для краткосрочных свиданий пройти не смогли, потому что были без халатов. Сотрудникам ГУФСИН, прокуратуры, чиновникам, разным гостям – все это не нужно. Заразными могут быть только члены ОНК, видимо. Они говорят, мы заботимся о здоровье заключенных, но ни у одного из них масок не было, даже когда их приводили на личный прием.

Теперь по порядку об ИК-37.

В этой колонии, напомню, содержатся бывшие сотрудники. О многом, что происходит внутри, уже известно. Я тоже собираю всю информацию после гибели омоновца Артема Тронина. Казалось бы, после этой смерти, которой заинтересовались даже в ООН, колония должна была оказаться под пристальным вниманием, в первую очередь надзорных органов.
Был там и председатель ОНК после произошедшего, в 2018 году, еще в прошлом созыве. Больше за два года там ОНК не было.

В августе 2018 года был бунт заключенных, осенью 2019 года – снова смерь заключенного, а ранее – летом 2019 был отправлен в больницу, но умер по дороге Николай Минькин. Об этом расскажу ниже. И это только то, что известно.

Бывший заместитель по оперативной работе Андрей Шварев теперь ВРИО начальника учреждения. Недавно был назначен новый начальник ИК со стороны, но он очень быстро почему-то ушел из этой колонии.

В настоящее время в учреждении 420 человек. 11 – на строгих условиях содержания (СУС), один в ШИЗО, двое в ПКТ (помещение камерного типа).
Сначала мы осматривали штрафные помещения.

Заключенный родом из Осетии, бывший военный, рассказал, что три месяца находится в ШИЗО. Попасть в изолятор очень просто, над людьми здесь просто издеваются, по его мнению. Пуговицу не застегнул, не поздоровался, хотя поздоровался, или не так поздоровался, не так посмотрел, - сразу наказание, ШИЗО, потом ПКТ. Сегодня, рассказывает, я принимал душ, намылился, начал бриться, - и отключили горячую воду. Сказали, домывайся холодной или так ходи. По его словам, рядом с ним в камере сидели мусульмане, и их постоянно унижали, оскорбляли, не давали молиться. (О том, что в этой зоне под особый пресс попадают мусульмане также хорошо известно. Я отправляла письмо муфтию, чтобы он как-то посодействовал единоверцам, а в ответ тишина). Никакого закона здесь нет, - говорит мужчина. Он не может делать зарядку по состоянию здоровья, и за это тоже попадает в ШИЗО. То же самое говорят и некоторые другие заключенные, с кем мы общались.

Заключенные в возрасте, с серьезными диагнозами, хроническими заболеваниями, высоким давлением попадают под взыскания за то, что просто физически не могут выполнять те упражнения, которые их заставляют делать.

По оказанию медицинской помощи.

В ШИЗО спрашиваем у заключенных – был сегодня врач? Нет, не было. Сотрудники тут же поясняют, что еще не вечер, придет после обеда. А с какого вы числа здесь находитесь, - уточняем у одного?- С 3 августа. А врача не было. Говорят, только по заявке.

Насколько мы знаем, должен был ежедневный обход и осмотр заключенных, тем более во время эпидемии. В 5 отряде, где много пожилых, есть больные с инвалидностью, у большинства жалоб по оказанию медицинской помощи нет.

Один мужчина рассказал, что у него было несколько операций на почке, теперь постоянные проблемы со здоровьем. По его словам, больше месяца назад ему была вызвана скорая помощь. После осмотра врачи сказали, что нужна госпитализация. Начальник медсанчасти ИК-37 Шамова пообещала, что своими силами в ближайшее время больного отправят в больницу. Но до сих пор этого не произошло. Мы ознакомились с медицинской картой заключенного. Отметки о приезде скорой вообще нет. Сотрудник медсанчасти пояснил, что пока плановых госпитализаций из-за короновируса в больницах нет, поэтому никого никуда не отправляют. По этому делу будем разбираться.

Как сообщили в медсанчасти колонии, с марта для экстренного оказания медицинской помощи из ИК-37 было направлено в разные учреждения 12 человек.

Также заключенные рассказали, что им не лечат зубы, только вырывают. По обеспечению лекарствами надо тоже разбираться. Почему все приходится покупать за свой счет, почему, когда человек пришел и попросил что-нибудь, простите, от геморроя, в медсанчасти ему сказали – возьми свой финалгон (!) и помажь. А потом сказали, что они пошутили. К оказанию медицинской помощи я еще вернусь.

Встретили несколько человек из рабочего отряда. Они работают на швейном производстве. Спросили про зарплату. Все как один заявили, что денег никогда не видели. Получают от 200 до 500 рублей в месяц. Мы уточнили, - это то, что осталось после выплат? Нет, говорят, - это все, что получили. Что тут родным отправлять, какие исполнительные листы, говорят. Когда были заказы на маски, то зарплата была от 2 до 6 тысяч рублей. Работают с 7 утра до 7 вечера. Квитанций на руки не выдают. Расписываются в ведомости только тогда, когда приходят в магазин и отовариваются.

Один заключенный рассказали, что дают постоянно холодную еду. Ее откуда-то привозят. Сами мы до пищеблока не дошли из-за нехватки времени.

На личном приеме заключенный рассказал, что находится на карантине, в камере, так как недавно прибыл из ИК-10, где отбывал наказание. (Удивительно, какой длительный карантин - 14 суток). 12 месяцев (!) в ЕПКТ (единое помещение камерного типа) он получил за то, что не поздоровался с сотрудником. Так и написано в его документах. Тоже сообщил, что его заставляют делать зарядку, хотя у него, как мы посмотрели, тоже целый букет заболеваний, при которых практически любая физическая нагрузка может привести к осложнениям. Рассказывал, как однажды, после обыска в камере распылили слезоточивый газ. Руки сзади в наручниках, глаза промыть не дают. Он уже давно не выходит из штрафных помещений разного вида. А причина всех бед в том, что этот заключенный являлся свидетелем по уголовному делу о смерти Артема Тронина. Остальные свидетели, как и положено, были переведены в другие учреждения, а его и еще одного заключенного оставили. Оставили в ИК-37 под надзором тех, против кого они давали показания! У них была госзащита, но теперь ее сняли, и есть все основания у свидетелей опасаться того, что будет дальше. Он судится с начальством ИК-37 , и иногда ему даже удается выигрывать, но именно из-за того, что он пытается защищать свои права, он и находится постоянно в ШИЗО, ПКТ– без связи, звонков, свиданий. И так четыре года (!), восемь лет он не виделся с семьей, сам из Иркутской области. Можно представить, до какого психологического состояния доводится человек? Еще 19 января через оперативный отдел он передал письмо на имя начальника ГУФСИН Пермского края Ю.А.Лымаря, но ответ, по его словам, так и не получил. Ему сидеть еще пять лет, здесь это невозможно, - говорит заключенный.

«Я уже сам совершаю нарушения, чтобы меня как злостного нарушителя режима отправили в тюрьму, в другой регион. Хоть куда. Только бы не оставаться здесь. Мне терять нечего… Пусть убьют. Хоть семья перестанет ждать и надеяться» - это говорит другой заключенный. Он уже три месяца в ШИЗО, также был и в ПКТ. Рассказывает, что как только начал писать жалобы на нарушение прав, так и начались проблемы. Теперь ему вообще не выдают кодексы, другую юридическую литературу. Ответов на жалобы нет. Угрожают, что ты отсюда не выйдешь. Начальник говорит, если будешь плохо себя вести, то у нас с тобой появится «маленький секретик». Про этот «маленький секретик» говорили и Тронину, и другим заключенным, и по их словам означает это – «опустить».

Заключенные рассказали об отношении сотрудников в этой колонии. «Это что люди что ли?» - говорят они про осужденных.

Обращается заключенный к дежурному, чтобы тот записал его на прием к врачу, но тот не записывает. «Письма держат целый месяц. Я пожаловался прокурору, и после этого отдали, но только еще две недели продержали. Здесь недолго был другой начальник. Он мне подписал разрешение на звонок, но мне все равно не разрешили, потому что тут всем заправляет один человек. А тот начальник очень быстро отсюда ушел…».
Рассказывает, что раньше сидел в Кушмангорте, где была колония для бывших сотрудников. Но ничего подобного не было. Там он три специальности получил, работал, все было нормально, не было взысканий, а здесь – не выходит из ШИЗО.

Заключенный, который объявил голодовку, рассказал, как все было. Сейчас он находится в СУСе. По его словам, только из-за того, что продолжается бороться с администрацией. До этого он отсидел 2,5 года, у него были поощрения, не было никаких проблем, а тут за два месяца он стал самым злостным нарушителем.
Что же произошло? В конце прошлого года к нему из другого города приехала на длительное свидание жена из Ростова (только представьте себе, какие это затраты, да еще с передачей), но ее не пустили, так как заключенный получил взыскание. Он взял свой кусок хлеба из столовой, а выносить еду нельзя, и за это был наказан. Про этот хлеб еще Артем Тронин писал в письмах, рассказывал матери. Купить нельзя, взять негде, тем более тем, кто месяцами из ШИЗО не выходит.
Так вот заключенный лишился свидания, на которое у него было разрешение. Он подал в суд на администрацию ИК-37, и выиграл его. Решение устояло в апелляции. И вот с этого момента жизнь его в колонии резко изменилась. Ему сказали, что если он не перестанет писать жалобы, то его «сгноят в СУСе».
16 июня он официально объявил забастовку, под камеры, при свидетелях. Но начальник отказался ее оформить и сделать все, что положено по закону. На сухой голодовке заключенный был 6 дней. Врач, по его словам, первый раз его осмотрела спустя три дня. Потом она сказала, что ты же был на неофициальной голодовке. Странный аргумент для доктора. А если бы он умер на этой «неофициальной» голодовке? Спустя еще несколько дней из-за голодовки он упал в обморок и разбил голову.
Тревогу забили не сотрудники, а сами заключенные, которые смогли передать информацию, и она попала в интернет. Только после этого приехала прокуратура и т.д. (Я тоже узнала о голодовке из ВК. Направила письмо начальнику ГУФСИН, чтобы он разрешил хотя бы видеоконференцсвязь с этим заключенным, раз нас не пускают. Ответ я так и не получила. Также написала в прокуратуру по надзору, и тоже без ответа).
По словам заключенного, 22 июня приехал прокурор Гущин, все записал, опросил свидетелей, которые рассказали, что именно из-за конфликта с начальством была объявлена голодовка, факты оказания давления на этого заключенного. Но нарушений, видимо, не выявили.

Мы видели нового кизеловского прокурора в ИК-37 Михаила Никонова. Он сразу начал обвинять во всем самих заключенных и голодавшего, так что ответ, который мне, наверное, все-таки придет, очевиден. А тогда, после визита прокурора, 22 июня, заключенного после голодовки поместили в ШИЗО, так как он якобы опять с кем-то не поздоровался. И с того времени он из штрафных помещений не выходит. Говорит, что у него не принимают письма, жалобы. В спецчасти так и говорят – мне начальник запретил от тебя письма принимать. (Я здесь уже как-то размещала конверт письма заключенного ИК-37 в ОНК Пермского края, который администрация отправила в г.Вологду. Информацию об ОНК, как сказали заключённые, повесили накануне нашего визита).

3 июля этот заключенный вскрыл себе вены. И получил еще 10 суток ШИЗО за то, что якобы разбил лампу. Он попросил доказательство того, что он ее разбил. (По закону нарушение, за которое применяется взыскание, должно быть зафиксировано, доказано, рассмотрено на комиссии и т,д.) Ему сказали, там тень была, похожая на тебя. На прошлой неделе заключенный написал исковое заявление в суд, входящий номер до сих пор не дали.

Обещала вернуться к оказанию медицинской помощи.
Рассказали, что заключенный с открытой формой туберкулеза два месяца жил в общем бараке. Начмед Шамова была в отпуске, не смогли с ней пообщаться. А хотелось мне задать ей также вопросы и о смерти заключенного Николая Минькина. Он умер в свой день рождения 25 июня 2019 года в больнице ИК-9 в Соликамске. Но в больнице его уже не лечили, не довезли из ИК-37. Ему было всего 46 лет. Дело в том, что я общалась с его мамой, еще в прошлом году. Она рассказала, что еще в октябре 2018 года на свидании он жаловался ей на сильные боли в животе, в сердце.

Екатерина Исааковна:
- Он говорил, мама мне очень плохо, но они меня не посылают в больницу. Сказали, врача нет, невропатолога. У него все болело. 13 июня 2019 года он позвонил последний раз. Сказал, что ничего не ест, не может. Отправили в больницу, когда уже умирал. На фотографии с похорон видно, как его раздуло, шеи вообще нету, даже лицо распухло.
В колонии, в ИК-9, меня предупредили, если вы будет делать экспертизу, мы вам его не выдадим. Я сказала, что не буду ничего делать. Тогда мне сразу выдали и бумаги, и все…

На иждивении старенькой мамы Николая Минькина остались двое его детей, так как жена умерла, когда он еще был в СИЗО. Родные считают, что осудили его незаконно. Он сотрудник органов, в последние годы работал в вытрезвители Кировского района Перми. Потом, когда вытрезвители стали закрывать, сотрудников решили уволить, без назначения пенсии. И Николай начал судиться с системой за свои права. В итоге - оказался в тюрьме. И очень быстро в могиле.

В ИК-37 ему четыре дня не вызывали скорую, когда у него уже случился инсульт, и отказала одна сторона тела, лицо. Увезли тогда, когда шансов спасти уже просто не было.

Что дальше? Одно и то же говорят заключенные в этой колонии, которые не видят друг друга, слово в слово. То, что я два года слышу об этой колонии, от совершенно разных людей, - юристов, родственников, тех, кто освободился. Большинство из тех, кто сейчас сидит, конечно, молчат, потому что не верят ни ОНК, ни прокуратуре, никому.

Но все больше и больше тех, кто начинает говорить, потому что доведены до состояния, что хуже некуда, и бояться уже нечего. Очевидно, что должностные преступления покрываются.

Без общественного резонанса заключенные в большей опасности. Поэтому пишу здесь.

Заявление в СК, заключение и обращение в ГУФСИН, а также мы хотим инициировать совместный выезд в колонию с другими ведомствами, в том числе сотрудниками аппарата УППЧ, МСЧ №59 и т.д.

Давайте не будем дожидаться очередного трупа.

.