Программы / Крупным планом

Ведущий: «Чахлая Пермь над озябшей рекой Косо свое нахлобучила имя. Кто ей подаст на недолгий покой И угостит по-приятельски «Примой»? Вячеслав Раков. «В Перми набился сумрачный народ На революцию в большой обиде. Народ кривил освобожденный рот И говорил стихами из Кальпиди». Игорь Богданов. Ну, и, наконец, Виталий Кальпиди. «Возможно, это смешно: почти к 30 годам раздумать родиться в городе, в котором родился сам». Добрый день, дамы и господа. В студии ведущая Нина Соловей. Начали мы эфир сегодня неслучайно со стихов. Со стихов пермских поэтов. Ну, Виталий Кальпиди у нас считается в большей степени уральским поэтом. Эти стихи и другие стихи, стихи, в том числе, Владислава Дрожащих вошли в основу спектакля, премьера которого скоро состоится в театре «Сцена-Молот». Сегодня мы говорим и об этих стихах, и о поэтах. Сегодня мы говорим и о том, как участвуют в этом спектакле фотохудожники. Гости нашей студии режиссер спектакля «Про Пермь», так и называется этот спектакль, о котором мы говорим сегодня, также художественный руководитель театра «Сцена-Молот» Дамир Салимзянов. Здравствуйте, Дамир.

Дамир Салимзянов: Здравствуйте.

Ведущий: И один из соавторов сценария, один из тех людей, которые отвечали за содержание сценария, за то, чьи стихи и какие стихи будут звучать в этом спектакле, Владимир Васильевич Абашев. Здравствуйте, Владимир Васильевич.

Владимир Абашев: Добрый день.

Ведущий: Ну, честно говоря, когда я услышала о том, что театр «Сцена-Молот» будет ставить спектакль «Про Пермь», то моя первая реакция была, что это, ну, некий реверанс театра городу, в котором существует, что это будет спектакль, воспевающий Пермь, хороших пермяков. Однако, когда я познакомилась с текстами, мое мнение резко изменилось. Я не хочу сказать, что это тексты людей, которые ненавидят город. Но это тексты людей, которые не хотят говорить о городе в преувеличенно комплиментарном тоне, которые рассказывают о городе таком, какой он есть.

Д.С.: Каким они его чувствуют.

Ведущий: И каким они его чувствуют.

В.А.: Я бы внес сразу поправку. Дело в том, что есть историческое измерение. Это стихи 80-х-начала 90-х годов. Это история. Это история встречи поколения с городом. Понимаете. Здесь есть лирический сюжет свой.

Ведущий: Но мы говорим о встрече поколения, когда они уже… они ведь не въехали в этот город, да. А когда они поняли и стали осознавать, где же они живут?

В.А: Да, безусловно. Это ситуация столкновения даже с городом. Вот у Виталия Кальпиди…

Д.С.: Налетел на город.

В.А.: Да. Вот у Виталия Кальпиди, Дамир стал цитировать строчку. «Я налетел на Пермь, как на камень коса». Это поэзия десяти лет группы людей, поколенчески связаны, и связаны художественно, которые вдруг осознали реальность, в которой они живут, которые столкнулись с городом. И это столкновение произошло на фоне оптимистической советской поэзии предшествующего периода. Так что говорить, что эти люди раздражены Пермью, ненавидят Пермь… Эти люди открывали Пермь. И открывали ее с мощным лирическим напором, с мощным эмоциональным переживанием.

Д.С.: Но элемент раздражения все равно в этом существует. Никуда и не деться. Но он раздражает, вот, как… провоцирует. Он небезразличен.

Ведущий: Да. Вот, если позволите, я просто несколько слов опять же и Кальпиди. «Сережа идет по городу неутомимых шлюх, киосочных буржуинов, сморкающихся людей…» и так далее, и так далее. То есть, это такая любовь – ну, вот тут живу.

В.А.: Это просто драматическое осознание реальности, своего места. Ну, понимаете, вот поэзия пермская 70-х-60-х годов. Ее можно свести всю… Стихов о Перми было очень много. Все они сводятся к двум строчкам – красавица Пермь на красавице Каме.

Ведущий: Да, да, да.

В.А.: И вдруг эта лакированная картинка… Вы вспомните 80-е годы. Вспомните вот первые ростки капитализма.

Ведущий: Я была еще мала.

В.А.: Вот поэтому… Для меня это собственная часть истории. Я был близок к кругу этих людей, поэтому знаю вот все декорации этого сценария, понимаете. Это было, как будто бы лакированная картинка порвалась, и оттуда хлынула ночь. Это ночная Пермь, это ночной город. Город впервые открываемый.

Ведущий: Владимир Васильевич, вы в курсе вообще литературы пермской, и, в том числе, сейчас знакомы с поэтами нового времени, будем так говорить. Изменилось восприятие поэтов Перми от восприятия тех, чьи стихи включены в спектакль?

В.А.: Молодым поэтам Перми Пермь уже малоинтересна, как поэтическая тема. Ведь мы имеем дело с поэзией. Здесь Пермь у Кальпиди, Пермь у Лаврентьева, Пермь у Ракова, Пермь дальше, когда лирическая тема.

Д.С.: Это герой.

В.А.: Это герой их стихов. Сейчас это не так актуально. Поэты пишут о других вещах.

Ведущий: А почему Пермь неинтересна им? Она потеряла свое лицо?

В.А.: Нет, она не потеряла ничего. Она стала другой. И она перестала быть лирической темой. Сейчас Пермью занимаются эссеисты, сейчас Пермью занимаются прозаики. Дело в том, что поэты стали просто первопроходцами вот в этой теме. Ну, не люблю этого слова, слишком затасканного, в теме пермской идентичности. Они были просто первопроходцами, первооткрывателями. За ними пошла проза. В 2000-м году появляется великолепный роман Леонида Юзефовича «Казароза». Это мистическая, странная, интригующая Пермь, но другая Пермь. Потом появляется цикл, замечательнейший цикл прозы Алексея Иванова, открывающий архаическую Пермь. И одновременно появляется эссеистика, культурологическое краеведение и так далее. «Пермь как текст».

Ведущий: Владимир Васильевич, на ваш взгляд, вот это открытие поэтами Перми и места своего жительства, и Пермь как герой, связано как-то с тем, что Пермь стала открытым городом даже в формальном плане?

В.А.: Нет. Это происходило, когда Пермь была еще закрытым городом.

Ведущий: Но уже предшествовало.

Д.С.: Это назревало, накипало.

В.А.: Да, назревало, накипало. Это стихи 87-го, 85-го, 91-го года. Понимаете, Пермь в стихах этих поэтов - это, по сути дела, ну, метафора чуждости мира. Они мифологизировали Пермь. Они маленький вот… это место жительства поместили в перспективу каких-то мифологических категорий, прежде всего, мифа эсхатологического и мифа хтонического. Вот это было открытие настоящее смысловое. Там ведь Пермь – как «Титаник», например, тонущий. Или у Кальпиди – «этот город ночной», ночной город, «репетирует взятую Трою». Это сквозные темы у всех.

Ведущий: Скажите, пожалуйста, а как вообще родилась идея именно эти стихи включить, и идея у театра поставить этот спектакль?

В.А.: Идея родилась у театра.

Д.С.: Идея родилась у театра, да. И она началась с того, что мы ознакомились с этими текстами. И поняли, ну как, для театра очень важно, когда есть внутренний конфликт в герое. А тут он явный, когда ребята просто бурлили изнутри…сопротивление вот той самой красавицы Перми на красавицей Камой. Когда это сопротивление шло, когда самоидентификация, я ощущаю себя в городе не так, как мне навязывают, чтоб я себя ощущал. Я ощущаю себя по-другому. Этот город им неравнодушен, начинается взрыв, начинается это… И появляется тема для спектакля. Человек пытается ощутить себя внутри города и город внутри себя. И если, вот тоже мы сегодня об этом говорили, какой город еще, кроме Перми, может похвастаться таким осмыслением? Москва и Питер? Но у них это несколько веков уже идет и в прозе, и в поэзии. А все, мы больше ни про что не знаем. Ну, вот появилась какая-то идея. Вначале она смутная была. Сразу скажу, она появилась после прошлого фестиваля «СловаNova». Тогда уже появилась идея создать вот диптих такой вот. «Стихи о Москве» по московским поэтам и «Стихи о Перми» по пермским поэтам. И после это, ну, вот я после этого, Эдуард чуть раньше, но я после этого начал знакомиться со стихами, которые здесь, и это захотелось. Вот точно совершенно.

Ведущий: А спектакль «Стихи о Москве» там тоже такие есть откровенные, скажем так, отзывы о родном городе?

Д.С.: Да. Там очень разные.

Ведущий: То есть, тоже там Москва, как девка…

Д.С.: Там есть такие тексты, которые в прямом эфире даже повторять нежелательно.

Ведущий: Хорошо. Тогда мы в театр придем, послушаем эти тексты.

Д.С.: Лучше в театре, да.

Ведущий: Скажите, пожалуйста, вот мы с Владимиром Васильевичем пермяки, вы приехали в город. Правда ли, есть ощущение, что пермяки, в основном, не любят свой город, по крайней мере, говорят и критикуют, но остаются в нем жить?

Д.С.: Это первое, что бросается в глаза, когда читаешь эти тексты. Вот это и провоцирует на то, чтоб разобраться. Потому что, если город настолько ненавидим, то плюнуть на него, да, и уже молчать про это. Но их же постоянно это провоцирует. Значит, что-то заставляет все время говорить. А это уже не ненависть. Это уже, скорее, какая-то, я не знаю, любовь.

В.А.: Это самопознание. Сложное всегда, драматическое.

Д.С.: И мне кажется, очень хорошо, что вот, мы все-таки приехавшие, я не единственный режиссер, я сорежиссер этого спектакля. Оксана Чугунова, она все-таки молодой режиссер из Перми, которая знает город Пермь все-таки изнутри, а я смотрю на это снаружи. И вот этот вот двойной взгляд нам помогает, мы ведем. И наша задача-то, наша задача в постановке, она гораздо сложнее, потому что в отборе текстов идет доверие абсолютное к Владимиру Васильевичу…

В.А.: И к Марине Петровне, потому что работали мы вместе с Мариной.

Д.С.: И к Марине Петровне, да. Наша задача, она заключается в том, что, понимаете, стихи, созданные для чтения, это одно. И когда ты читаешь, ты можешь замедлиться, если что-то не понял, перечитать, да, задуматься. Спектакль идет, во времени развивается. Строка прочитана – читаем следующую строку. Как сделать так, чтоб зритель ощущал те образы, те фонетические образы, которые даются, чтобы он их проживал, вот сидя в зале. И как это сделать? Это сложно. Поэтому даже вот то, что мы попытались представить спектакль уже на фестивале «СловаNova», для меня было важно посмотреть на то, как зритель успевает ощущать. И мы сейчас многое переделываем по темпоритму, по визуальным образам, по состыковкам темпоритмов, в которых можно воспринимать на слух стихи. Это тяжелая работа – воспринимать стихи на слух. Поэтому поэтических спектаклей мало. Мы стараемся, чтоб зритель в зале воспринимал стихи так, как будто он их читает.

В.А.: Ну, сама идея блестящая. Мне кажется, что вот делать поэтические спектакли… вот в прошлом году на «СловоNova» впервые…

Д.С.: Трилогия, да.

В.А.: …был представлен «Стихи о любви». Эта идея замечательная. Потому что стих, мне кажется, стиховая ткань…

Ведущий: Ну, возрождение вообще этого жанра.

В.А.: … благодарнейший вообще материал для… И сейчас поэзия начинает снова звучать. Вот какие-то симптомы есть, что поэзия оживает, что провал 2000-х… начала 2000-х – конца 90-х кончается.

Д.С.: Вы знаете, для театра «Сцена-Молот», вообще, почему поэзия важна, потому что мы очень… работаем с современными текстами, и для нас очень важно, как они звучат. Мы и в прозе тоже ищем звучание. А поэзия - это наивысшая форма организации слова, когда важно и что за чем стоит, и как звучит, и сочетание звуков, и сочетание смыслов, это, как бы, наивысшая форма. И поэтому мы будем делать поэтические спектакли, не смотря на то, что они продаются хуже.

Ведущий: Правда?

Д.С.: Конечно.

Ведущий: Очень жаль.

Д.С.: Они хуже продаются, чем спектакли прозаические.

Ведущий: Но вы держите.

Д.С.: Мы не будем отступать от этих позиций, потому что это, действительно, важно, как сегодня слышит поэт сегодняшнее время и облекает это в слова. Вот я в качестве примера, привожу артистам в пример, знаете, искусство, которое все-таки более менее на глазах у нас развивалось. Это кино. Это то, что все видят, да, и можно посмотреть самые первые фильмы сейчас, и можно посмотреть, там, не знаю, «Аватар» или другие какие-то фильмы, андеграундные какие-то, не мейнстримные современные. То, что когда-то было взрывом художников, да, то, что когда-то было таким вот авторским кино, оно перебирается в мейнстримное кино. Оно становится звучанием, понятным всем. К примеру, видеомонтаж, который вот клиповый, такой – чик, чик, чик, чик, чик, да, когда-то в кино это было открытием и считалось – ну, это авторское кино, это никогда не будет в кино для всех. А сейчас это перешло в кино для всех. Камера, которая шатается-мотается, когда это было – ну, что это, напридумывали. Сейчас это, как прием, используется в кино для всех. И то, что касается поэзии, то, что касается работы со словом, то, что сегодня кажется, ну, это авторское, это не для всех, завтра, завтра оно будет понятным всем. Поэты идут чуть-чуть впереди в плане понимания слова и в плане того, как с ним работать. Поэтому для нас это важно.

Ведущий: Я знаю, что поэты, как правило, очень не любят, когда их стихи читают, особенно, актеры. Им кажется, что… то ударение не там делают, то разыгрывают, потому что для поэта важна звукопись, а для актера важно эмоционально передать тот образ, который он схватывает при чтении стихотворения. Как отнеслись, там, то же Кальпиди, кто у нас тут еще, Антон Колобянин, Игорь Богданов, я вижу, Владимир Лаврентьев, Вячеслав Раков, как они отнеслись к тому, что их стихи будут читать со сцены, поэты?

В.А.: Ну, это был вопрос, действительно, существующий. И в первой постановке спектакля некий конфликт действительно был, потому что привычка читать стихи, как прозу, и разыгрывать стихи, она совершенно противопоказана самой сути стиховой ткани. Идеально чтение в этом смысле, монотонное чтение того же Бродского, известного сейчас всем. Потому что у стиха свои законы. В стихе синтаксис и ритм не совпадают. А актер часто рвет строку…

Д.С.: Сносит.

В.А.: …сносит, чтобы восстановить синтаксическое единство. То есть, читает стих, как прозу. И это проблема. Но она преодолевается. Потому что уже…

Д.С.: Да, конечно.

В.А.: …вторая постановка спектакля резко отличалась вот от первой, потому что актеры осваивают вот это особенное чтение стиха.

Д.С.: Это совершенно верно подмечено, да. И мы, действительно, это вот два раза показали на фестивале, и два раза по-разному, потому что это слышно. Актеров, действительно, заносит темперамент, эмоциональность. Их заносит, даже если репетировали так.

В.А.: И начинает разрушаться стих.

Д.С.: Да. Но выходя к зрителю, они вдруг понимают, что то, что им казалось правильно, а оно не работает.

Ведущий: Все равно у стиха ведь есть свои законы, есть, там, после строковая пауза.

Д.С.: Конечно.

В.А.: Обязательная, законная, независимо от любого знака препинания, стиховая пауза рвет это. Это единица ритма. Ее надо соблюдать, чтить и кланяться ей.

Ведущий: Ну, так же, как говорят, знаки препинания, там, это ноты при чтении стихов. Но вы упомянули Бродского. И я, например, вспомнила сразу Михаила Козакова, который для многих, для ряда людей, так скажем, не для многих, стихи Бродского – это что-то очень трудно понимаемое, это нужно расшифровывать сидеть, а расшифровывать сидеть многим очень не хочется. И вдруг мы видим исполнение Козакова, который вдруг нам открывает стихи Бродского. Оказывается все очень понятно. Все очень явно и видно, что хотел, о чем говорил поэт. Хотя мы часто встречаемся, когда артист берет произведение и просто, ну… не буду говорить слова. Ну, в общем, еще хуже делает. Тут, конечно, болезненное восприятие. Поэты уже слышали ваше исполнение?

В.А.: Да, слышали, но с разной степенью эмоциональности относились. Ну, Кальпиди в силу темперамента…

Ведущий: Что ж вы делаете?

В.А.: Но он внимательно прослушал весь спектакль. И, кстати, с ним-то проще, потому что его исполнение, оно аутентичное.

Ведущий: И он тоже актерски исполняет.

В.А.: Да. И у него-то есть записи, которые можно послушать, и актеры с ними знакомились. Я думаю, сейчас будет, ну, вот новый спектакль, его нужно будет обязательно посмотреть.

Д.С.: Обязательно, да. И он будет отличаться от того, что очень будет отличаться и в плане актерского исполнения. Конечно, максимум простоты добиваемся. А это, как ни странно, гораздо сложнее, чем вот эмоциональные зигзаги, добиваться вот простоты и внятности. Вот то, что сказали, как Козаков читает.

Ведущий: Спрашивают, логичный вопрос: «А кто читает стихи пермских поэтов, если не сами поэты?»

Д.С.: Актеры, актеры читают.

Ведущий: Те же самые, что были заняты в прошлых постановках поэтических?

Д.С.: Нет, не совсем. Там другие лица, другие голоса. Но есть частично и оттуда. Актеры Театра-театр, молодые актеры, которые только что выпускаются, вот учатся здесь, еще студенты. Актеры и не актеры. Вот. Как ни странно, не актеры иногда лучше слышат.

Ведущий: Вот об этом я и хотела спросить. Сталкиваетесь ли вы с такой проблемой, когда… есть ведь такой предмет – сценическая речь.

Д.С.: В котором есть логика речи, да.

Ведущий: Логика речи, там, правила чтения. Вот с этим… Они говорят - да вы что, тут же перенос должен быть.

Д.С.: Нет. Мы не сталкиваемся с этим, как с проблемой.

Ведущий: Или это не мешает?

Д.С.: Это мешает. Но мешает, скорее, подсознательно. Ни один из актеров не начинает говорить, что меня учили так. Нет. Актеры как раз понимают, что это открытая пока еще книга, которую нужно читать. Они готовы с этим разбираться. И, слава богу. И артисты прекрасно понимают, головой понимают, что это другое чтение. А эмоциональность иногда захлестывает, и получается иногда вопреки тому, что понимают. Но сейчас работаем над этим.

В.А.: Это сложная, конечно, проблема, я понимаю.

Д.С.: Это не проблема, это процесс. Это творческий процесс. Он очень интересный.

В.А.: Стих не надо разыгрывать. Вся драматургия в звучании в самом.

Д.С.: В звучании, да.

В.А.: Надо просто слышать.

Д.С.: Да. И режиссура соответствующая. Не в том, чтобы раскрасить стих, а в том, чтобы дополнить его какими-то визуальными образами, ритмическими образами, которые помогают, сидящему в зале зрителю, что-то такое вот представить себе, нафантазировать и идти за строкой, идти за словом.

Ведущий: А как у вас происходит распределение? Вот в театре понятно, в спектакле, как происходит распределение ролей. Это его роль, это его роль. А распределение стихов. Бывает ли так, что актер говорит - можно, я вот это… вот это вот я написал, у меня есть ощущение, что это я написал?

Д.С.: Бывает. И в этом спектакле было. Илья Линович, вот он как раз у нас…

В.А.: Кстати, мне очень понравилось его чтение, Линовича.

Д.С.: Как раз вот он, когда читал, он, действительно, просил стихи Лаврентьева. Говорит – это вот мое поколение, это я в этом живу, я в этом жил. И хотя с ним тоже работа шла непросто, но, тем не менее, он очень быстро поймал вот это вот звучание, когда вроде бы ничего не играется, ничего не разыгрывается, но мы вдруг начинаем видеть вот эту уходящую натуру, уходящую Пермь, про которую у Лаврентьева там идет, про дворы. Да, это вот произошло.

В.А.: Хорошо сказал Дамир. Это стихи о той Перми, которая ушла. Это Пермь определенного периода ее истории. Что-то угадано в ней глубинное. Но вот это вот… И это история поколенческая.

Ведущий: Про ушедшую Пермь.

В.А.: Отчасти так.

Д.С.: Про уходящую. Да. То есть, она еще видна, но мы понимаем, что это… ну, как. То, что в кино называется «уходящая натура». Она уйдет точно. Вот солнце заходит. Никуда не денешься.

Ведущий: Для Линовича, я понимаю, это близко, это понятно. Для Владимира Абашева это понятно. А как молодежь воспринимали это?

Д.С.: Сложнее работать. Сложнее. Но они понимают то, что это уходящее, а мы еще остатки видим. Но мы понимаем, что это уже не сегодняшнее. Он уходит.

Ведущий: Мы тут голосуем за культурную столицу, а тут нам преподносят Пермь совсем другую, обнаженную, неприкрытую.

Д.С.: Ну, и правильно. А что же, зачем же ее показывать в кокошнике и красные маки по зеленому сарафану? Она такая.

Ведущий: Лишенную всех признаков бренда яркого. Вопрос: «Слышал, что у вас заняты в этом спектакле фотографы. Что они делают?» Фотографы фотографируют.

Д.С.: Фотографы представлены своими работами. Фотохудожники Безукладников, Гущин, замечательные фотохудожники, один московский, другой пермский. Работы Безукладникова сделаны как раз вот в те времена, в которые написаны стихи.

Ведущий: Он тоже пермский отчасти.

Д.С.: Да, да.

В.А.: Отчасти. Он был из этой среды.

Д.С.: Отсюда, да. А Алексей Гущин, он воссоздал сегодня те же места, которые в работах Безукладникова, те же места, с тех же ракурсов, но сегодняшняя Пермь. И вот этот вот … используем, как прием в фотоработах переход от одного времени к другому, он используется в спектакле.

Ведущий: Светлана спрашивает: «У вас есть фотографы, есть поэты, есть актеры. А звучит ли пермская музыка?» Ну, я так полагаю, музыка пермских композиторов.

Д.С.: Нет, не звучит. Не звучит пермская музыка.

Ведущий: А вообще музыка звучит?

Д.С.: Музыка, да, музыка есть. Музыка тоже призвана в поэтическом спектакле помочь ощутить ритм, помочь иногда переключиться с одного ритма на другой, и не более того. Она не должна быть солирующей. И поэтому специально отбирали музыку, которая не будет вести соло.

В.А.:А когда будет премьера?

Д.С.: 27 февраля.

Ведущий: 27 февраля мы это и посмотрим. Ну, наверно, Владимир Васильевич, вы больше, чем мы с Дамиром, вовлечены в литературу и знаете. Скажите, пожалуйста, а в любом другом городе может появиться такой спектакль? Ну, не такой спектакль. Я имею в виду такие стихи, в которых также болезненно, но вместе с тем с любовью воспринимается родной город. Либо вот это прямо вот про нас, это вот наша особенность?

В.А.: Дамир уже начинал эту тему. Тут действительно есть элементы уникальности. Дело в том, что Пермь – это город вот с такой повышенной рефлексивностью по поводу самого себя.

Ведущий: Вот, точно.

В.А.: Мало мест, где так много говорят, думают и размышляют вот о природе того места, где живут. И поэтому вот идея Алексея Иванова с серией «Пермь как текст», там не все в порядке получилось. Но идея-то замечательная. И она очень отвечает, как бы, вот природе города с его рефлексивностью. Нет. Другие регионы мы посмотрим. Ни Екатеринбург так много о себе не писал. Ни Нижний Новгород, ни какой-либо другой региональный центр. Здесь есть некий элемент уникальности. Ну, совпадение вот некое во времени, когда группа талантливых поэтов одновременно вот пережила эту лирическую тему. Много зависело от Кальпиди, разумеется, потому что «а» сказал он. Когда он налетел на Пермь, как на камень коса. То есть, вот шел человек, шел беспечно, потом лбом стукнулся, оглянулся и вспышка.

Ведущий: Всё, сейчас выложу вам все.

В.А.: Нет, вспышка, инсайд, открытие реальности. У него в одном из стихов есть такая строчка. «Я научил поэтов кричать «банзай» городу-выдумке». То есть, он увидел этот Пермь-фантом. И он создал эту ноту. За ним написали. Но уже своими голосами. Они не повторяли его. У каждого своя лирическая тональность.

Ведущий: Но он уехал из этого города.

В.А.: Ну… А это другая проблема.

Д.С.: А стихи остались.

В.А.: Пермь, так любящая Пермь себя, она не очень любит ярких людей. Кальпиди отнюдь не собирался уезжать из Перми. Так сложились обстоятельства. Вопрос стоял просто - где жить? В Перми ему не нашлось, где жить. Я даже пытался ставить вопрос о том, чтобы подумали о квартире, чтобы удержать человека. Он ведь не просто талантливый поэт, это еще мощный организатор, культуртрегер. Он был нужен. Но город его потерял.

Ведущий: Ну, а вернуть у города нет шансов?

В.А.: Нет. Сейчас уже нет, конечно. Ну, история прошла, и Кальпиди уже занял свое место в истории поэзии. Он пишет по-прежнему, пишет превосходные стихи. Его последняя книга просто замечательная.

Ведущий: Вас спрашивает Дмитрий: «Владимир Васильевич, правда ли, существует такое понятие, как «пермские поэты», «пермская культура», либо это все просто относится к тем, кто родился и живет в Перми?» Ну, то есть, либо это территориальное, либо ?????????(неразборчиво).

В.А.: Нет. Говорить «пермская литература», как, ну, что-то особенное, отличающееся от литературы московской, ну не приходится, как и пермская музыка. Есть музыка, есть литература, российская, русская культура есть. Но есть темы. И вот есть тема Перми, которую наиболее остро переживают те люди, которые здесь живут, в этом месте. Есть пермская тема. Есть пермский мир. Есть пермский текст. Вот это реальности. Как петербургский мир. Вот сейчас наверняка человек, живущий в любой точке земного шара, может написать роман о Петербурге. Потому что код Петербурга уже сложился. И уже, пожалуй, можно, живя в Вологде, писать роман о Перми, потому что код пермский уже вот воспроизводим. Но переживать эту реальность, как свою личную реальность, может человек живущий только здесь. Вот в этом смысле есть некая пермская нота в русской литературе. Есть пермская тема в русской литературе. В русской культуре в целом.

Ведущий: Хотя мы и говорили о том, что сегодня не так интересна молодым пермским поэтам, ну, то есть, они не воспринимают ее, как лирического героя, но, Дамир, может ли возникнуть в последствии какой-то спектакль, опять же состоящий из стихов пермских молодых ребят и девушек, ну, о чем он будет, и может ли он возникнуть? Интересны ли вам их стихи?

Д.С.: Тоже сегодня об этом уже общались и… я не знаю, какая это будет тема. То, что новое поколение обязательно появится. Не один этот какой-то вот… не знаю, не один единственный Пушкин, а куча каких-то, какая-то группа возникнет. Она, наверняка, возникнет. Но я уверен, что тема, которая их объединит, которая будет их будоражить, которой они болеть будут, она, наверно, будет другая. И какая она будет, пока предугадать сложно. Постараемся держать руку на пульсе и пытаться почувствовать в нужный момент, вот в тот момент, когда это появится, постараемся.

Ведущий: Ну, а о чем они пишут сегодня, Владимир Васильевич?

В.А.: Ну, здесь все-таки в большей степени погружение не столько, как бы, открытие внешней реальности, сколько погружение во внутреннюю реальность.

Д.С.: В себя.

В.А.: В себя. Это больше. А новые голоса появились. И очень яркие, интересные. Новые имена пермские. Это и Антон Бахарев-Чернёнок, это и Иван Козлов, это и Алексей Евстратов, это Дарья Тамирова. Это очень интересные. То есть, появляется новое поэтическое поколение.

Д.С.: Ну, а темы какие-то, объединяющие их, уже есть?

В.А.: Вот тут надо читать, вчитываться. Я пока вот не владею этим материалом настолько, чтобы сказать, что вот есть…

Ведущий: Ну, то есть, вы пока можете сказать, что есть люди, которые владеют слогом, которые могут свой образный строй как-то…

В.А.: Это талантливые интересные поэты. Вот это я могу сказать.

Ведущий: Вот это радует.

Д.С.: Но, чтоб возник спектакль, все равно нужна вот какая-то конфликтная точка…

В.А.: Нужна драматургия.

Д.С.: Да, которая пересекает несколько ее…

Ведущий: Чтоб объединяла не только любовь-морковь, да?

Д.С.: Да.

Ведущий: Звонок один успеем принять. Добрый день.

Слушатель: Добрый день. Здравствуйте. Бессонов. Господин Абашев, вот все советские поэты - это были как Овидий, поэты империи. Они воспевали русскую империю. А вы притащили каких-то маргиналов. И ваш спектакль это маргинальный.

В.А.: Ну, маргиналы – это не самое ругательное слово. Дело в том, что маргиналом становится, так или иначе, любой человек, отклоняющийся от мейнстрима. Идущего не в ногу, идущего сам по себе. И в этом смысле, ну, что, любой большой крупный яркий художник в какой-то степени маргинал. Маргиналом был Эль-Греко, например, в свое время. Филипп Второй посмотрел его картины и отверг. А сейчас Эль-Греко величайший живописец Испании, вопреки вкуса Филиппа Второго, создателя Испанской империи.

Д.С.: Ну, и для спектакля, наверное, звучание человека… Если это звучание общее для всей страны, такое великодержавное звучание, одинаковое во всех ее уголках, я не вижу смысле делать еще и отдельный спектакль по этому поводу. Вот если тема звучит особо, если тема эта взрывается на общем фоне, если она неожиданна, мне интересно, как художнику, с ней работать. Пусть она будет называться маргинальной. Мне это интереснее.

Ведущий: А на ваш взгляд, человек, который выйдет со спектакля, он больше полюбит город, в котором он живет, и примет его, ну, вот такой город? Или наоборот.

Д.С.: Ну, мне бы хотелось, чтобы он тоже, как и эти поэты, начал задумываться о том, как он относится к этому городу. Вот к такому, какой он увидит. Во-первых, мне б хотелось, чтоб в спектакле он узнал этот город. Мне б хотелось, чтоб узнал этот город и оценил…

Ведущий: Не только потому, что там звучит Компрос, там, Мотовилиха, да?

Д.С.: Да. Не только. А именно ощущение и образы, чтобы он их пережил, как бы, заново. Пережил знакомый город заново. И выйдя из зала, наверно, задумался или почувствовал, вот как он к нему сегодня относится.

В.А.: Ну, чтобы он пережил какое-то отклонение от бытового, обыденного сознания, чтобы увидел некий ракурс взгляда на привычную реальность, неожиданную для себя. И ???????(неразборчиво), что есть такая история в Перми, есть такой сюжет, есть такое поколение поэтов.

Ведущий: А на ваш взгляд москвичам интересен будет такой спектакль? Им вообще интересны другие города?

Д.С.: Это я не знаю. Но мы планируем вывести этот спектакль в Москву и показать там вместе вот в дубле с московским спектаклем по московским поэтам. Но там и увидим, как это произойдет. И мне кажется, что это будет интересно, потому что это другой голос. Это другой голос, непохожий.

Ведущий: Кто больше. Кто больше любит.

Д.С.: Там даже не сравнительные какие-то анализы, там не сравнительные, кто больше любит, кто больше ненавидит, кто подковыристее про свой город расскажет. Нет. Не на этом же оно должно строиться, а на том, что другой голос, другое звучание. Как у музыкантов, каждый ищет свое звучание, вот здесь тоже. У этого города есть свое звучание, тогда его интересно слушать.

В.А.: Пермская нота.

Д.С.: Да, пермская нота.

Ведущий: Ну, вот давайте послушаем эту пермскую ноту на премьере 27 февраля в театре «Сцена-Молот». Посмотрим, послушаем, подумаем о том городе, в котором мы живем. Спасибо вам за интересный разговор.

Д.С.: Спасибо.

Ведущий: Спасибо тем, кто писал нам. Особое спасибо позвонившему господину Бессонову за нотку веселости в нашем эфире. До встречи в театре.

Д.С.: До встречи.

Ведущий: Спасибо.

В.А.: Спасибо.