Верхний баннер
14:45 | ЧЕТВЕРГ | 28 МАРТА 2024

$ 92.59 € 100.27

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40


Программы / Дневник отличницы

02.06.2013 | 15:00
Изучение русского языка за рубежом

Честно скажу, программа выходит в записи. Дело в том, что 30-31 мая в Перми проходит форум «Русский язык: между Европой и Азией», у нас в студии участники этого форума. Насколько я понимаю, вы еще не успели выступить на вашей дискуссии, «Русский язык в диалоге культур», но первый день форума «Русский язык: между Европой и Азией» посмотрели, какие-то впечатления уже составили. Давайте с них и начнем.

 

Юрий Прохоров: Впечатления самые хорошие. Более того, многие годы бывая на всевозможных конференциях по русскому языку, я, может быть, впервые попал на конференцию, где не только собираются филологи-русисты, которые сами себе убедительно доказывают, что изучать русский язык полезно. Те мосты, которые были с разными странами, российскими культурными центрами, русистами разных стран, с одной стороны, показали, как много делается в этой сфере. С другой стороны, мы услышали реальные потребности, не нами здесь, в стране русского языка осмысляемые, а те, которые там существуют с учетом местных условий любого характера – от политических до культурных, национальных. Мне кажется, в этом огромная заслуга организаторов конференции. Поэтому конференция очень интересная.

 

Я напомню, что форум проводится по инициативе администрации Пермского края, при поддержке Россотрудничества, «Евразийского диалога» при российском парламентском Европейском клубе, фонда «Русский мир» и Союза писателей России. Вы говорите о потребностях – какие именно потребности заявляются сейчас?

 

Юрий Прохоров: Сейчас, к счастью, такое время, что они могут рассматриваться как реальные. Где-то они в экономической сфере, где-то в культурной, где-то даже в организационной, потому что в этих странах большие диаспоры носителей русского языка. Если какие-то экономические связи, то возникают потребности в русском языке в специальных целях. Не просто о чем-то поговорить по-русски, а в конкретной профессиональной сфере деятельности. Это могут быть экономисты, юристы, специалисты технических сфер деятельности. Трубы тянутся по всему миру, их нужно обслуживать, поэтому нужны такие специалисты. Мне кажется, такое прагматичное восприятие потребности в русском языке даже более надежно, чем то, к которому мы привыкли раньше – больше идеологическое, политическое, культурное. Чтобы ее реализовать, надо готовить хорошо специалистов, иметь современные учебники, средства обучения, грамотных, хорошо подготовленных преподавателей. Значит, где-то и в школах надо вводить, чтобы пораньше овладевали базовым языком, потому что в техническом вузе уже нужен язык специальности. Нужно повышать квалификацию преподавателей. А поскольку любой язык тесно связан с действительностью, то нужно создавать возможности приезда зарубежных преподавателей в Россию, российские центры повышения квалификации. Совершенно новая реальная потребность – русский язык для трудящихся мигрантов.

 

Это для России актуально, в том числе.

 

Юрий Прохоров: Конечно.

 

Жига Роберт Кнап: Эта прагматичность мне кажется очень интересной. Я из Словении, и именно эта прагматичность как-то влияет на то… Я просто привяжу, что в университете набирают каждый год 40 студентов, что вообще-то много. Но я думаю, молодые как-то чувствуют, что им язык поможет в будущем. Конечно, как было здесь сказано, трубы делаются, в Словении есть два таких… Но там интересно то, что предприятиям иногда просто легче получить на работу специалиста по языку, чем административное или экономическое. Но, конечно, если что-то специальное, уже не может. Это верно для русского языка или, скажем, английского, немецкого.

 

Но в конце концов, если уж говорить об английском, понятно, что последнее десятилетие, Юрий Евгеньевич, как вы говорили в одном из ваших интервью, как раз и прошло под знаком английского как глобального. Русский язык, хоть и тоже относится к числу глобальных, хоть на нем и говорят сотни миллионов человек, на форуме звучала цифра почти в 300 миллионов, но является ли это показателем – число говорящих на языке человек? Показателем его глобальности, общепринятости в разных странах, потому что это ведь разными факторами определяется?

 

Юрий Прохоров: Вы знаете, и да, и нет. Все-таки конкретное число говорящих – одна из составляющих, потому что тогда у нас китайский будет…

 

…впереди планеты всей.

 

Юрий Прохоров: Да. С другой стороны, мало кто помнит, что был период, когда самым мировым языком был португальский, когда было время географических открытий, плавания и прочего. Это все, с оденой стороны, меняется исторически. С другой, важна скорее важна та ситуация, на каком языке ты можешь осуществить свое бытие в этом мире. На английском – безусловно, хотя специалисты в области английского как иностранного уже немножко волнуются. Став всеобщим кодом, английский язык стал отрываться от какой-то реальной культуры. Русский с венгром в Сингапуре говорят по-английски – какая там база? Есть эта проблема. На русском языке в принципе можно прожить и реализовать себя практически в любой точке мира, потому что есть условия, где русский язык реализуется. Очень важно, какой объем культурной и информационной составляющей в языке. Специалисты говорят, что русскоязычный Интернет уже на втором месте в мире.

 

Это по последним исследованиям в марте.

 

Юрий Прохоров: Да, то есть я на русском языке могу получить такой объем информации, больше которого могу только на английском. А все остальные языки уже позади.

 

В этом плане я не знаю, насколько можно приводить в пример Интернет. С моей точки зрения, русский язык в Интернете тоже существует как определенный код.

 

Юрий Прохоров: Естественно, это специфика этого коммуникативного пространства. Но сам факт, что я на этом языке в этой точке мира могу получить всю необходимую мне информацию, которая мне понадобится, уже свидетельствует о глобальной значимости языка. Поэтому мне кажется, что это нормальная ситуация. Не надо считать, что «ах, как много народу изучило русский язык и как его мало сейчас изучает, падение интереса к русскому языку». Я не уверен, что то, что было раньше, можно назвать интересом к русскому языку.

 

Вы уже говорили, что это отчасти продиктовано политическими, конъюнктурными соображениями. А сейчас разве не то же самое? Конечно, русский язык как экономический базис получил большее развитие – та же прагматичность, о которой вы сказали. Но в то же время откуда больше всего едут изучать русский язык к нам в Россию, допустим, в той же Европе? Это, видимо, Польша, Болгария – страны, так или иначе связанные с ними исторически.

 

Юрий Прохоров: И прагматично. В начале 1990-х годов, когда мало народу приезжало по целой совокупности причин, одними из первых поехали поляки, но какие поляки? Экономисты. Поляки прекрасно понимали, что являются в определенной степени посредниками между Востоком и Западом, им нужен аглийский и русский. И они поехали изучать. Потом поехали юристы, потому что экономисты назаключали такие соглашения, что без юриста разобраться было нельзя. Потом поехали наши туристы, и пожалуйста, появились побережья, где говорят по-русски. Почему? Потому что возникла реальная потребность. Недавно в одной из европейских стран мне сказали, что русскому языку очень помог экономический кризис.

 

Как это?

 

Юрий Прохоров: Я тоже спросил: «А как?» Очень просто: «До кризиса мы брали одного человека с местным и английским, второго с местным и русским. Кризис, можно брать только одного. Кого берем? Берем с местным и русским, потому что он, скорее всего, знает английский. А если взять с местным и английским, он, скорее всего, не знает русский». Говорят, у нас русский язык в большом почете сейчас.

 

Да, как все логично выходит. Если говорить о Словении, как там себя чувствуют русские, нет ли там языкового барьера? Насколько я знаю, диаспора, община русских в Словении не очень большая – несколько тысяч человек.

 

Жига Роберт Кнап: Я думаю, что они довольно удобно себя чувствуют. Наверное, нет никакой предвзятости, или ее меньше, чем в других местах. Они сами организуются в общества, там есть общество «Словения-Россия», я тоже там был, когда началось это общество. Интересно, что вначале это была просто генерация, которая с русским языком просто встречалась, обычно в молодости или в школе. Но сейчас я просто по списку членов общества вижу, что очень много молодых, которые или сами учат русский язык, или более профессионально с ним связаны. Думаю, в этом смысле, просто про школу говорили тоже, что в школах русский язык мало изучается. Но мне кажется, это отчасти связано с административными вещами. Если 15 человек в каком-то классе согласны учиться чужому языку, министерство оплачивает этого учителя. Я знаю, коллеги говорят, что если их не 15 получается на школу, а 7 или 9, чтобы две школы объединились – это, видимо, техническая задача, плохо решается.

 

Но ведь по идее, это можно сделать факультативно для тех же школ?

 

Жига Роберт Кнап: Это и есть в факультативном, тогда тоже министерство оплачивает. Но нужно их собрать 15.

 

Юрий Прохоров: В некоторых странах 20 есть, как правило.

 

Все равно есть какая-то квота.

 

Юрий Прохоров: Есть, для введения языка.

 

Давайте, раз уж затронули школьные образовательные моменты, поговорим об этом. Учебники, по которым обучаются за рубежом, и преподаватели, по которым обучают. Насколько сложная ситуация с этим, насколько высок уровень, насколько требуется дополнительное обучение в России?

 

Юрий Прохоров: Как-то бытует мнение, что мало учебников русского языка как иностранного. Учебников очень много на любой уровень. Все современные учебники, которые делаются в России, построены по европейской шкале от А1 до С2. Уже всем понятно, на какой уровень ты в итоге выходишь. Скорее вопрос в другом, что учебные материалы должны быть адаптированы к национальной аудитории, что чаще всего достигается созданием совместных авторских коллективов, представителей России и той страны, для которой это делается. Они должны учитывать модель преподавания русского языка в этой стране – сколько часов, в каком возрасте начинают и так далее. И второе – подготовка преподавателей. К сожалению, произошел довольно длительный разрыв в повышении квалификации зарубежных преподавателей в 1990-е годы, в начале этого века, очень мало преподавателей приезжало. А когда они стали приезжать, то сказали, что мы понимаем все слова, которые вы говорите, мы не понимаем, о чем вы говорите. Мы же говорим о сегодняшнем дне, об этой действительности. И поэтому повышение квалификации преподавателей в стране языка – одна из самых важных задач, связанных даже с продвижением русского языка за рубежом.

 

Как это можно сделать?

 

Юрий Прохоров: Это, наверное, обязанность нашего государства – создать систему повышения квалификации зарубежных преподавателей по русскому языку. Она может быть небольшая, преподаватели в основной своей массе технически хорошо владеют языком. Они должны попасть в язык сегодняшнего дня. Для этого есть федеральная целевая программа «Русский язык», фонд «Русский мир», семинары по Россотрудничеству, сейчас, к счастью, их становится все больше и больше. Осталось немножко систематизировать эту работу.

 

Жига Роберт Кнап: Поскольку мы в Перми, несколько лет тому назад 3-4 студента-русиста приехали сюда. Это просто на уровне личного обмена студентов Перми и Словении. Они провели несколько недель в среде русского языка.

 

Как у них впечатления?

 

Жига Роберт Кнап: Я думаю, все были довольны, и те, и другие. Поскольку здесь тоже есть курс словенского языка, как раз был небольшой обмен – те, кто изучают словенский язык, в Любляне русский язык.

 

Вопрос востребованности русского языка за рубежом – в последние годы как-то меняется ситуация именно по странам? Кто-то стал приезжать изучать его больше, кто-то меньше?

 

Юрий Прохоров: Безусловно, это связано как раз с той прагматикой, о которой я говорил. Думаю, во Вьетнаме все люди определенного социального слоя, сферы деятельности почти все были выпускниками советских вузов. Наш институт имел там два филиала. Нас там давно нет, а вьетнамцы до сих пор называют филиалы института Пушкина, за что им отдельное спасибо. Потом очень долго не было контактов. Сейчас они появились. Строятся какие-то предприятия, связанные с прибрежными вопросами и прочим. Что сделали вьетнамцы? Направили на повышение квалификации людей уже в возрасте, которые когда-то закончили советский вуз, уже немножко забыли язык, но восстановят его гораздо быстрее. Через 4 месяца они получают прекрасного специалиста и профессионала с хорошим русским языком.

 

Даже с учетом того, что язык очень сильно изменился за это время?

 

Юрий Прохоров: Да, но в профессиональной сфере он, может быть, меньше изменился. А в обиходно-бытовой – они будут общаться с нашими там во Вьетнаме, не здесь будут работать. Еще один пример. В странах Европы, где хорошие экономические контакты развиваются, восстанавливается система преподавания русского языка в школах. Не было, бросили изучать. «Нулевик», как мы говорим, без знания языка пришел в вуз, за 4 года в какой-то степени овладевает русским языком, потом попадает к работодателю. Работодатель говорит: «А меня не устраивает такой русский язык». Он и говорит плохо, и плохо знает язык специальности. Нормальный ответ филолога: «А мы не успеем подготовить». Нормальный ответ работодателя: «А это ваши проблемы, мне нужен специалист, начинайте раньше». Что такое начинать раньше? В школе, чтобы он потом пошел хотя бы с базовым русским языком.

 

Сколько лет на базовый русский язык тогда ему потребуется? Года два?

 

Юрий Прохоров: Где-то так. В старших классах гимназии нужен русский язык. Что это означает? Что нужны преподаватели и учебники. На кафедре славистики нужно набирать людей, у которых потом будет работа, что самое важное, и туда люди пойдут. Они видят, что у них есть рынок приложения их усилий. В зависимости от страны, где и как происходят какие контакты, эта тенденция просматривается.

 

Где именно в Европе?

 

Юрий Прохоров: Конечно, очень много в Германии, Польша, Венгрия, Словакия, Чехия опять вернулись туда, балканские государства. Сейчас мы для Черногории пишем серию школьных учебников. Уже 10 лет мы пишем, второе издание готовим, серию учебников для школ Китая.

 

Вот интересно, в Китае за последние годы как-то меняется количество желающих выучить русский?

 

Юрий Прохоров: Знаете, как ни парадоксально, там уже рынок немножко наполненный. Поэтому какого-то роста нет. Я бы сказал, больше рост в Европе изучающих китайский язык.

 

Немудрено.

 

Юрий Прохоров: Это устойчивый интерес, есть в разных вузах. В хэйлунцзянском университете, Харбине это одно. На юге, может быть, чуть меньше, хотя пекинские, шанхайские вузы не испытывают недостатка студентов. Поэтому рынок реально диктует.

 

Жига Роберт Кнап: Скажем, в Словении есть кафедра русского языка только в люблянском университете. Может быть, еще интересно, если бы в университете Марибор. Но я не знаю, сколько может Россия содействовать.

 

А вот в Словении, наверное, нет целесообразности вводить русский язык в гимназиях?

 

Жига Роберт Кнап: Думаю, там всегда был интерес. Но просто иногда недостаточно количества, поэтому это все откладывается. Но там есть еще школы языков, у которых есть курсы русского языка. Там тоже ситуация следующая – некоторое время они проводят, потом интересующихся меньше, они это упускают на какое-то время. Хотя в афишах всегда есть два десятка языков, среди них и русский.

 

Юрий Прохоров: В Европе можно еще отметить, что курсовое обучение, которое проводится на базе российских центров науки и культуры. Тоже есть определенный рост интереса. Самый различный источник этого интереса – рядом соседи-русские, поскольку русских много в этих странах Европы, интересно немножко обучить. Ходят люди от 10 до 60 лет на эти курсы. Это создает общую атмосферу приятия русского языка. Туристы поехали – да, пойдут изучать, вплоть до полицейских. Куда без них, когда наш турист поедет?

 

А возможно ли дистанционное обучение? Как вы к нему относитесь?

 

Юрий Прохоров: Как составная часть – безусловно.

 

Но не как основная.

 

Юрий Прохоров: Для языка, на мой взгляд, не как основное. Общение «ученик-преподаватель» чрезвычайно важно, ведь человек фиксирует не только свои ошибки, но и ошибки говорящего соседа, он гораздо больше информации получает. Есть определенные моменты и вещи, которые могут быть дистанционно. Но поставить интонацию дистанционно…

 

Ну, с современными средствами связи…

 

Юрий Прохоров: Понимаете, да, можно вывести все это на экран, будешь интонировать по тому графику, что идет, но не уверен, что много найдется учащихся, которые сами себя захотят вот так контролировать. Поэтому мне кажется, это очень важно с культурологической точки зрения. Я в процессе изучения языка дистанционно могу получить массу информации о культуре, какие-то словарные вещи, проверять себя на уровне тестов, правильно или нет я поставил какие-то грамматические вещи. Но атмосфера «преподаватель-ученик» очень важна, особенно с носителем языка.

 

А что здесь важнее? «Преподаватель-ученик», или работа ученика в группе, или его присутствие в языковой среде?

 

Юрий Прохоров: Тогда я на первое место, конечно, поставлю языковую среду. Все прекрасно знают, что люди приезжают и не учат язык, но через какое-то время начинают на нем говорить, жизнь заставит. Если это некое профессиональное изучение с определенной целью, то, безусловно, нужен профессионал-преподаватель. Страшная беда некоторых курсов, которые рождаются и умирают, заключаются в том, что на курсах работают носители языка, не профессионалы-преподаватели. Эти курсы обречены, потому что это просто профессия – обучение русскому языку наших детей, чтобы они сдали ЕГЭ, и абсолютно другая профессия – обучение русскому как иностранному. Это другая модель описания и преподавания языка.

 

В европейских гимназиях же где-то идет обучение русскому как иностранному. Не получается ли так, как у нас в школах происходит, когда преподаватель затачивает ученика под конкретный государственный экзамен?

 

Юрий Прохоров: У них нет государственного экзамена по русскому языку. Такой цели нет. Обычно базовая цель – овладение грамматическими явлениями, постановка произношения, минимальные элементы в обиходной сфере общения. Есть определенный набор тем, который включает, для мигрантов 820 слов установили, базовый где-то 1000-1200, в принципе он уже не потеряется. А потом уже да, конечно, целевые установки есть. Если мы готовим будущего филолога, это один вариант. Если будущего не филолога, системой он может овладеть так же, но само наполнение системы может быть немножко другое.

 

Может быть, можно как-то в процентах соотнести? Сколько у нас условных «технарей», сколько людей, которые желают изучать русский язык как филологи, сколько людей, которые желают его изучать для того, чтобы жить или приезжать в Россию, может быть, у них русские корни?

 

Юрий Прохоров: Цифру я не скажу, но здравый смысл подсказывает – минимум тех, кто изучает как специальность. А остальное, может быть, в наше время делится без малого поровну. Те, кто изучает русский язык для обеспечения своей профессиональной деятельности в определенной сфере, и с равными всплесками – те, кто изучает, потому что захотелось. Там не очень понятны цели. Кому-то понравилось, как звучит. У кого-то сосед русский появился. Кто-то хочет поехать и, чтобы не потеряться, немножко выучивает русский язык. Кто-то прочитал на родном языке Чехова и Достоевского и решил попробовать прочитать это на языке оригинала. Но я думаю, конечно, чем дальше, тем больше русский язык в специальных целях будет.

 

Жига Роберт Кнап: Славянские народы – там как-то с русским ближе. Хотя и там есть сложность, потому что слова часто одинаковые, а смысл разный. Несомненно, что есть какое-то преимущество, что словенец может с русским основные вещи за несколько недель или месяц-два…

 

Это уже проверено практикой.

 

Жига Роберт Кнап: Я знаю, что в МГУ студенты, приехавшие из Скопье, на первом курсе сессию уже сдавали на русском языке. Хотя раньше, может быть, некоторые учили, а некоторые не изучали. Но, поскольку языки схожие, они через два года уже без акцента говорили.

 

Я хотел у вас спросить для примера – когда к вам приходят студенты, что они чаще говорят по этому поводу? Я хочу изучать русский, потому что мне интересно, или – да, мне интересно, но в первую очередь он мне понадобится для работы…

 

Жига Роберт Кнап: Я как-то не связан с этим, но коллеги рассказывают. Я думаю, они чувствуют здесь прагматизм. Бывают единицы, которым нравится, или есть какие-то специальные цели изучить. Говорят, Жижек два года изучал русский язык, а потом как-то решил, что лучше французский выучу, и пошел в класс, где французский язык.

 

Юрий Прохоров: Сейчас возникла еще одна неожиданная, но очень важная проблема. В странах СНГ очень много людей, для которых русский язык родной. Они приезжают к нам на первый курс в бакалавриат на филологический факультет. У них очень большие проблемы с русским языком. Они закончили школу с казахским, армянским языком обучения. На родном языке они говорят в совершенно определенных ситуациях общения.

 

Такое двойное языковое мышление.

 

Юрий Прохоров: Да, письменная речь у них очень слабая. Они ничего, кроме записок маме-папе «Не волнуйся, буду поздно», не писали. Они не знают терминологию, которую знают наши дети, окончившие школу в России или там на русском языке. Представляете психологическое состояние молодого человека, который приехал учиться в страну родного языка на родном языке, а мы ему два года даем русский язык?

 

Да, он там себя чувствовал некомфортно, и здесь то же самое.

 

Юрий Прохоров: Да, это очень сложная ситуация. Дальше она, очевидно, будет углубляться?

 

Какие это страны в первую очередь? Казахстан, Балтия?

 

Юрий Прохоров: Страны СНГ, Балтии, да, все постсоветское пространство. Много носителей русского языка, мама, папа, ребенок, а окружение-то другое в действительности.

 

Понятно, что это уже больше политическая проблема.

 

Юрий Прохоров: У ребенка это психологическая.

 

Имеется в виду языковая среда в некоторых этих странах, по крайней мере, понятно, что там это все обстоит не так с теми же школами, обучением русскому языку, как это обстоит в Европе. Но в то же время гораздо больше людей с постсоветского пространства едет изучать русский, чем из той же Европы. Это так?

 

Юрий Прохоров: Не могу сказать, что больше едут изучать. Я бы сказал, что больше едут получать высшее образование на русском. Понимаете, ведь и у них русский язык, при всем при том, что это абсолютно русский язык, он обслуживает их жизнь в рамках совершенно другой действительности. И в их русском языке появляются те элементы действительности, которых нет у нас.

 

Например?

 

Юрий Прохоров: Самое простое – носитель русского языка, живущий на Украине, не скажет «наша дума приняла». Он скажет «рада». А в Балтии скажут «сейм». Другие оценочные какие-то вещи. Если спросить людей, живущих в этих странах несколько поколений: «Русский язык у вас родной. Но вы думаете на нем как кто?» Он скажет: «Как литовец, конечно, потому что я в этой стране, в этой культуре родился, и я этими словами оцениваю эту страну с точки зрения ментальности данной культуры». Это достаточно сложная проблема, не случайно сейчас очень спорная теория, о которой многие говорят, многие не принимают – георусистика, что есть русский русский, а есть русский украинский, русский белорусский, русский казахский. Системно это абсолютно русский язык, а вот уже лексически и какими-то коннотативными, оценочными явлениями – это уже другое.

 

Но ведь так можно дальше пойти и начать вычленять русский татарский, русский мордвинский…

 

Юрий Прохоров: Да, безусловно. Но можно пойти еще дальше и получить американский язык. База – английский, но это американский, а есть еще австралийский, так что это просто время и наличие контактов.

 

То есть вы считаете, все и идет к такому разделению? Или уже произошло, просто его нужно…

 

Юрий Прохоров: Нет, я бы даже наоборот сказал. Не то, что произошло и не то что идет. А уже первые движения в эту сторону можно зафиксировать, но пока не идет.

 

Похоже ли это на ситуацию, которая сложилась в югославских республиках?

 

Жига Роберт Кнап: Да, я как раз хотел это сказать. После 1991 года в хорватском языке они начали вводить слова, которые бы отличались от сербского. Я сербохорватский, этих двух языков никогда не различал и сейчас не различаю. Я просто знаю, что писали диссертацию, защищали в Заграбе, искали специального корректора, который бы их сербохорватский язык настолько хорошо откорректировал, чтобы университет в Заграбе считал, что это достаточно хороший язык. Я просто помню, что коллеги-философы говорили, что им уже неинтересно читать хорватские философские тексты, потому что нужно слишком напрягаться, чтобы понимать. Хотя раньше этот язык не различался. Мне кажется, если англичан и американцев взять, такой толстый словарь разницы, но они не считают, что не понимают друг друга в этом. Я думаю, нужен какой-то уровень, чтобы были разницы, но не было проблемы понимать друг друга.

 

Юрий Прохоров: Мы говорим, что теряем язык Пушкина. А кто сказал, что мы читаем «Евгения Онегина» так, как его написал Пушкин?

 

Читаем «Евгения Онегина», написанного в 19-м веке, а мыслим уже категориями 21-го.

 

Юрий Прохоров: «Евгений Онегин» в любом издании – это порядка 150 страниц, а комментарий к «Евгению Онегину» давно превысил тысячу. Поэтому это всегда происходит. Язык, кроме того, что это хранитель, транслятор культуры – это то, что обеспечивает существование абсолютно однозначное здесь и сейчас. Не вчера и не завтра, а здесь и сейчас.

 

Жига Роберт Кнап: Мой коллега-физик был на конференции в Африке, конечно, она была на английском. Он говорит, что все понимали этот английский, кроме англичан (смеются).

 

Напоследок все-таки вернемся к форуму «Русский язык между Европой и Азией», который вчера и сегодня проходит. Дискуссия, в которой вы участвуете, «Русский язык в диалоге культур» - если в двух словах, о чем она?

 

Юрий Прохоров: Если в двух, то о русском языке в диалоге культур. Знаете, все, о чем мы говорили, там было. И состояние русского языка, и его развитие, негативные и позитивные явления в русском языке, потребности в русском языке, русский язык в России и зарубежных странах, постсоветское пространство, дальнее зарубежье, культурная и прагматичная составляющая в изучении, потребности в учебниках и учителях. Этот комплекс неразрывен. В той или иной степени на всех круглых столах, во всех дискуссиях это возникало.


Обсуждение
1748
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.