Программы / Биография

Я приветствую в этой уютной тихой студии Игоря Гиндиса, моего очень хорошего друга. Привет, Гоша.

Игорь Гиндис: Привет, Рома. Мы пожали друг другу руки и улыбаемся.

Вообще очень сложно нам было, Гоша, приглашать тебя на программу «Биографию». Вот почему. У нас есть на эту программу так называемый шорт-лист. И мы его периодически дополняем, стараемся немножечко расширить. Он, конечно, периодически иссякает, снова пополняется новыми именами. Когда-то мы спрашиваем у наших слушателей, кого бы вы хотели включить в шорт программы «Биография», когда-то мы собираемся редколлегией. Когда-то умные мысли приходят в головы кому-то из редакции индивидуально абсолютно, и вот он, потрясая листочком бумаги…

И я не смогу жить, да-да-да, кричит он, если мы его не позовем. Игорь Гиндис в шорт-листе программы «Биография» был, пожалуй, с самого начала. Как-то было так очень естественно, что да, да, мы позовем Игоря Гиндиса, рано или поздно. Конечно. А как мы не позовем Игоря Гиндиса? Вот проходил раз выпуск программы, два, три, гости менялись…

Игорь Гиндис: По принципу: а куда Гошка денется? Он же здесь, он же наш.

…настало время Нового года. И вот, наконец… ну что, друзья мои, планерка, летучка: а кого мы сейчас? Так вот же у нас вроде есть Игорь. О, и вот тут все сразу поняли: настало твое время, Гоша. Настал звездный час. Некоторое время назад мне очень сильно повезло: у меня была прекрасная возможность чуть-чуть подзаменить Гошу Гиндиса на программе «Дежурный по городу».

Игорь Гиндис: Год назад практически, да-да-да.

Чуть больше – год и несколько месяцев.

Игорь Гиндис: Где-то ноябрь, декабрь. Неважно.

Там как раз была ситуация когда Игорь Маркович отправлялся бороться за светлое будущее сограждан на выборы.

Игорь Гиндис: Отправлялся.

И нужно было кому-то подзаменить, по тому как человек, который баллотируется, он не имеет право в телике за бесплатно светиться.

Игорь Гиндис: Причем не просто «за бесплатно», еще и зарплату за это получать.

Именно так. И я отлично на себе, полностью, от начала и до конца на себе ощутил всю эту мощь твоей личной популярности. То есть, когда каждый день моих съемок, у меня было не очень много на них времени, но каждый день моих съемок мне приходилось по несколько раз отвечать на вопросы прохожих: «Где Гиндис?» Они смотрели на меня глазами, которые были чуть-чуть подрасширены, и в них немножечко плескалась злоба. Где Гиндис?

Игорь Гиндис: Куда Гошку дели?

Где Игорь Маркович? Я всем отвечал, что, ребята, ничего страшного, пройдет еще…

Игорь Гиндис: Вернется.

…да, еще несколько буквально дней, недель.

Игорь Гиндис: Он улетел, но он обещал вернуться.

И вот уже когда, собственно, спало, хорошо, и ты вернулся, и все нормально, все очень славно закончилось, я поставил себе галочку - был «Дежурным по городу». И вот тут у меня в голове где-то через месяцок, другой началась рефлексия. Я подумал: слушай, а ведь, наверняка, ведь наверняка так тяжело быть Гиндисом, ведь так тяжело же.

Игорь Гиндис: Слушай, вот ты будешь смеяться: таки да. Причем, ты понимаешь, Гиндисом было быть тяжело еще задолго до того, как я стал «Дежурным по городу». Если уж «Биография», и можно начинать там: я родился в те поры, когда. Так вот на самом деле мне уже тогда было очень тяжело быть Гиндисом, потому что, так вот исторически сложилось, что я сын совершенно выдающегося человека. К сожалению, о нем знают только люди-техники, и Марка Исааковича Гиндиса оценить, так сказать, величие могут только инженеры. Но меня же нелегкая занесла в политехнический, а потом на завод, и на те самые «Пермские моторы», где папа фактически ставил технологическую службу. Папа у меня ушел в 63-м или четвертом, сейчас боюсь соврать, году с должности первого зама главного технолога и главного технолога спецпроизводства, это то, что сейчас «Протон- ПМ». И когда я пришел молодым специалистом на завод, все понимали, что это сын того, того великого Гиндиса. И быть Гиндисом было как-то так очень ответственно, то есть лохонуться было нельзя. А папа на самом деле был великим технологом.

То есть сначала ты был сыном того самого Гиндиса…

Игорь Гиндис: Я был сыном того самого, который… На самом деле про отца можно половину передачи рассказывать, потому что, Ромка, есть о чем. Например, мало, кто знает, что в свое время ему аттестацию на ученое звание «доцент» подписывал (на минуточку) академик Валентин Глушко, который сменил Королева на посту главного конструктора космических ракет. А при Королеве Глушко был главным конструктором двигательных установок. Так вот, если чё.

Ну и хорошо, ты пришел на «Пермские моторы», будучи сыном того самого Гиндиса, как долго тебе удалось поработать на «Пермских моторах», и удалось ли снять с плеч груз фамилии?

Игорь Гиндис: Я не знаю. Все равно всегда сравнивали, потому что папа, даже уйдя с завода, он же ушел не в безвоздушное пространство, он ушел в политехнический институт, тогда Политех вел обширную научную работу, и тема папина как раз была напрямую связана с заводом, и он там бывал пару раз в неделю, как минимум. Все равно связь с технологической службой завода, она не прерывалась ни на день. И папа ушел на пенсию-то (на минуточку) в 75 лет, он ушел на пенсию в 87-м году. Поэтому его знали, и помнили, и когда он скончался, технологическая служба завода в тот день практически не работала. Его пришли провожать. То есть его очень любили и уважали, поэтому всегда вот это сравнение, оно всегда шло каждый день. Все то время, пока я работал на заводе. А потом ушел на кафедру авиадвигателей в Политех же, опять же, где папа работал же, и тоже висел на Доске почета, его все любили, ценили, уважали, и был он на прекрасном счету.

Папу ценил, например, Анатолий Григорьевич Солдатов. Именно он в свое время настоял в 45-м году, когда награждали орденами за работу в годы войны, стоял вопрос: давать папе Трудовое Красное знамя или Красную звезду. Солдатов категорически сказал: «Красную звезду». Хотя по статусу Красная звезда была чуть ниже, чем Красное знамя трудовое, формулировка была такая: «Он трудовое знамя еще получит, а военный орден – фиг, когда. Красную звезду, и ничего не знаю». И папе дали таки орден Красной звезды, боевой, хотя он работал в тылу на заводе. Понятно, что на оборону, понятно, что были и командировки в прифронтовые зоны, и на эти прифронтовые аэродромы, на рембазы все эти мотался. Там отдельная была тоже история. Это тоже можно рассказывать бесконечно.

Ты так рассказываешь большое количество подробностей. Я понимаю, что, видимо, папа порассказал.

Игорь Гиндис: О, да, конечно. Причем, папа умел рассказать. Папа был прекрасным рассказчиком. Особенно, когда вот мама умерла, и пять лет мы с папой были вдвоем. Собственно говоря, а чем было заниматься? Разговаривать. Разговаривать, разговаривать, разговаривать. Вот мы вечера проводили, так сказать, за чаечком и разговорами. Пожилые люди вообще любят разговаривать.

Игорь Гиндис: Есть по этому поводу, Ромка, старый анекдот. 91-й год, разваливается Советский Союз, Ивановская ткацкая фабрика, товарищеский суд. Марья Иванна, ну вот как же вышло так, что вот вы, потомственная ивановская ткачиха, ударник соцтруда, мать троих детей, и стали валютной проституткой?  Как так получилось? Ну что я вам могу сказать, товарищи? Повезло. На самом деле, элемент случайного в нашей жизни, он ведь весьма и весьма весом. Скажи мне тогда в 82-м году, когда я заканчивал школу, что я вот так, как тебя, например, буду видеть, группу «Оттаван», которая тогда рвала все дискотеки, в шары бы наплевал, потому что невозможно было себе это представить. А в 2002-м я беседовал с ними как-то так вот глаза в глаза, вот случилось так. Элемент случайности, понимаешь. Жизнь наша, вообще, она штука ведь непредсказуемая совершенно.

Ты в школе учился с мыслями о том, что будешь «звездой»? Я понимаю, что не было тогда, видимо, такого термина, но ведь ощущение-то какое-то было.

Игорь Гиндис: Чтобы да, так нет.

Или с мыслями о том, что ты будешь,  как папа, инженер?

Игорь Гиндис: Вообще, на самом деле, класса до, наверно, восьмого я всерьез задумывался о юридическом факультете.

Но это потому, что ты Гиндис.

Игорь Гиндис: Это потому, что у меня мама была одним из лучших в Перми адвокатов.

Вот этого я еще не слышал. Давай-ка про маму.

Игорь Гиндис: О-о-о, мама, это вообще тоже отдельная совершенно история. Вообще, если уж немножко биографии, чтоб на понимание ситуации. Я поздний ребенок в своей семье. Мои родители были младшими детьми в своих семьях, поэтому некоторые мои двоюродные братья уже просто скончались от естественной старости. Мама моя была 23-го, папа 13-го года. То есть, когда я родился в 65-м, не трудно посчитать, маме было 42, а папе 52 года. Вот это надо постоянно держать в голове. Причем, повторяю, мои родители были младшими в своих семьях. Так вот мама в 41-м поступила в Московский юридический, и тут же началась война. Поэтому какая на фиг учеба, понятное дело, что всех студентов поэвакуировали. Мама точила какие-то снаряды на каком-то заводе. Короче, как весь советский народ. Их там разогнали по заводам, они по мере сил там трудились. Короче говоря, доучиваться они вернулись только уже, когда немцев изрядно отогнали на запад обратно. И закончила она институт… в 43-м они возобновили занятия, в голодном 43-м, и закончила она в не менее голодном 47-м. Когда по Москве ходила такая байка: я назначаю вам свидание, а как я вас узнаю? А я буду без орденов, зато в галошах. Галош не было, ордена были у всех. Когда все мальчики, которые учились с ней на курсе, были либо со шрамом, либо без руки. Московско-юридический протезно-травматический – так они шутя называли свой вуз. Потому что все были фронтовики, все прошли эту страшную мясорубку Великой Отечественной, которая, по большому счету, перемолола-то всех. Фраза из моего школьного учебника «война коснулась каждой советской семьи» не была пропагандистским штампом. Это было действительно так. То есть не было семьи, которая не потеряла бы кого-то.

И вот 47-й год, мама заканчивает этот Московский юридический. И ее (на минуточку) сколько ей получается, 25 лет, молодая девка, ее отправляют в Западную Украину и в Западную Белоруссию налаживать комсомольскую работу по путевке ЦК комсомола. 47-й год, Западная Украина, Западная Белоруссия. Как раз вот все эти бандеровцы, лесные братья. Как жива осталась, сама до сих пор не помнит. То есть матушка-то у меня была девушка крайне боевая. Прекрасно стреляла, между прочим, с любой руки. Только в году пятьдесят каком-то она сдала пистолет. Тогда же с этим проще было. Очень многие навезли оружие с фронтов трофейное. Я видел потом у нее… В жизни не мог ей этого простить. Справочку видел: револьвер, пистолетик какой-то там сдан. Мама, как ты могла пистолетик сдать? Ты что? Сынок, ну это же… Мама, как ты могла? Мне было тогда, ну сколько? Шпендик. И в 63-м они с папой поженились, в 65-м родился я. Мама ушла из прокуратуры после того, как я родился. Она работала в Воронежской области в прокуратуре. Она была помощником прокурора района, потом она работала в аппарате прокурора Воронежской области. Потом переехала в Пермь, потом ушла в адвакатуру. И вот как не думать о юридическом факультете после такой мамы.

И ты до восьмого классу думаешь о том, что ты будешь юрист?

Игорь Гиндис: Причем, не просто юрист. Я думал, что я буду прокурор.

Потому как справочка о том, что пистолетик сдан, лежит у тебя где-то в заветном ящике, и ты думаешь, что ее еще можно отыграть обратно.

Игорь Гиндис: По крайней мере, если не тот пистолетик, то какой-нибудь другой пистолетик выдадут. Я же ходил к маме на работу. Я же видел Фатхи Валевича… Это был судья. А как же прокурора-то у них звали? Вот выпало из головы. Ну, господи прости, больше сорока лет прошло. Но это был красавец мужчина, в роскошном черном мундире. Сейчас у прокуроров темно-синяя форма, а тогда это был черный мундир с бархатным воротником. На бархатном воротнике были петлицы со звездами, а справа у него пиджак увесисто оттопыривался, потому что там висела кобура с пистолетом Макарова. И ты мне объясни, Рома, поставь себя на мое место, тебе пять лет, и ты видишь вот этого красавца мужика при звездах, в галунах и с пистолетом. Рома, есть варианты?

Ну как можно хотеть поступать в Политех после того? До восьмого классы ты мечтаешь о том, что будешь юристом…

Игорь Гиндис: Ну не то, чтобы мечтал, но, по крайней мере, мне казалось, что это, наверное…

Это самый естественный вариант.

Игорь Гиндис: Да.

Но что-то потом произошло?

Игорь Гиндис: Ты знаешь, просто, если угодно, еврейский здравый смысл. Мама мне объяснила, что роскошным прокурором с оттопыренным пистолетом пиджаком становится один на сотню, остальные гниют юрисконсультами в мелких трестиках, конторочках. Опять же, давай понимать, что это был еще Советский Союз.

Да что там «еще»? Это был Советский Союз. Слово «еще» здесь просто неуместно.

Игорь Гиндис: То есть принципиально по-другому относились к профессии юриста, в том числе. Это сейчас юристов, как нерезаных собак, и все, частно практикующие адвокаты, через одного очень крутые.

Гоша трясет двумя руками, на каждой из которых такая рокенрольная коза.

Игорь Гиндис: Надо ж показать, что они крутые. Кстати, это не рокенрольная коза, Рома. Это классическая распальцовка 90-х.

Просто, конечно, распальцовка.

Игорь Гиндис: То есть на самом деле перспективы-то особой не было. Меня убедили в том, что идти в Политех интересней.

И ты пошел в Политех после школы?

Игорь Гиндис: Да.

В этой студии Игорь Гиндис, шоумен, телеведующий, один из самых популярных людей в городе Перми и Пермском крае.  Это не просто фигура речи, это абсолютно честно несколько раз проведенные социологические исследования.

Игорь Гиндис: То есть я могу себе позволить и гнуть пальцы и говорить: «Я не просто фигура речи, я результат соцопросов».

Да, ты результат соцопросов. Одни из них проводились в Перми, и он был признан самым популярным человеком города. А другие проводились в Пермском крае, и он был признан самым популярным человеком в Пермском крае. Просто в Перми его популярность настолько высока, что даже оставшиеся полтора миллиона человек в Пермском крае он не могут перебить своими мнениями и голосами пермскую популярность Гиндиса.

Игорь Гиндис: Я бы сказал не популярность, а узнаваемость.

Узнаваемость.

Игорь Гиндис: Это (на минуточку) разные вещи.

Конечно, узнаваемость.

Игорь Гиндис: Популярен Стас Михайлов.

Ты знаешь, я тебе из пермских честно могу сказать, что есть люди, может быть, популярнее, чем ты, но вот более узнаваемых нет, это точно. Это правда. Итак, ты до восьмого класса, примерно, хочешь идти по стопам, условно, мамы и двигаться дальше в направлении изучения юриспруденции, а вот где-то потом, ближе к окончанию школы, тебя переуговаривают, насколько я понимаю, родители, объясняя, что двигаться по стопам папы и направлять себя в русло науки, инженерии, завод, математика, это, в общем, более интересно, а, может быть, даже местами более перспективно. Так?

Игорь Гиндис: Более перспективно, более интересно. Это было более перспективно во многих отношениях: как с точки зрения интересности самой работы, так и с точки зрения, давай на минуточку понимать, оплаченности самой работы. Советский доцент, как был мой папа, получал 270 рублей должностного окладу, плюс полтинник за кандидатскую степень, плюс еще под соточку за научную работу. Это у нас че получается? За четыре сотни. Рома, в том масштабе цен, поверь, это… причем, в отличии от директора магазина, он получал это законно, легально, честным трудом, и спокойно спал. Плюс почет и уважение.

Опять же, добавлю просто к этому, у меня дедушка (царство ему небесное), был директором школы на селе. Я к этому добавлю еще: невероятный почет и уважение.

Игорь Гиндис: Это сейчас кандидатов наук, опять же, как нерезаных собак, наверное. Тогда все-таки еще оставалось вот это какое-то почтение, да, к ученому званию, к ученой степени, к ученому званию. И, в общем, меня убедили, что надо идти в Политех, что надо поработать потом… тогда же было распределение. То есть распределиться на завод, отработать три года, уходить на кафедру, и начинать уже че-то как-то делать. И ведь, Ромка, так все и случилось. Я учился в политехническом.

Поступил-то слёту?

Игорь Гиндис: Вооще, слёту.

То есть гены сыграли хорошую роль.

Игорь Гиндис: Понимаешь, папа мой был не только гениальным инженером, но еще и тем занудой. И он с меня с живого бы ведь не слез, если бы я не занимался. И в итоге я закончил с аттестатом 4,63, не с медалью, ни в коем случае, но без троек: десять пятерок, шесть четверок. Вот был мой аттестат – 4,63. А с таким баллом тогда в Политехе был эксперимент – сдавали не четыре вступительных, а два. И если ты на двух экзаменах получал четверку и пятерку, то есть 9 баллов…

Ну, как бы, ты просто подтверждал, на самом деле, некий интеллектуальный уровень…

Игорь Гиндис: Так точно.

Я помню, что еще в лихие 90-е периодически к подобного рода экспериментам то там, то там пытались возвращаться, а потом, в конечном итоге, насколько я понимаю, отменили, оставив это только для медалистов.

Игорь Гиндис: И я сдал два экзамена на пятерки – физику и математику. И пока мои товарищи по дальнейшей учебе в вузе потели над письменной математикой и над сочинением по литературе…

Ты уже был в Сочи?

Игорь Гиндис: В Сухуми. ??????? (неразборчиво).

Я вот как-то пытался. У меня было немного вариантов: Сочи, Гагры.

Игорь Гиндис: В Сухуми у меня жила тетя Женя – старшая сестра мамы. Тетя Женя – это отдельная история. Это, представь себе, такая еврейская бабушка, которая имела 3 класса еврейской гимназии до революции. И больше она таки ничего не имела. А потом она жила на Кавказе. То есть это дикий местечковый акцент, вкупе, например, с характерным для Кавказа вот таким кулаком в грудь «клянусь». Это было шикарно. Тетя Женя, я не знаю, с кем из… вот «Ликвидация» сериал, помнишь, там вот мамочка такая еврейская есть. Светлана Крючкова ее, по-моему, играет. Так вот эта Светлана Крючкова бледное подобие моей тети Жени. Просто бледное. И к этой тете Жене меня отправили на пару недель отдохнуть, погреться на бережку, пока все сдают экзамены. Причем, я прилетел, так работала советская почта, на сутки раньше, чем телеграмма о моем прилете. А самолет летел не до Сухуми. Самолет летел до Адлера.

То есть и ты еще от Адлера до Сухуми на автобусе пилярил, да, если мне Ге изменяет память?

Игорь Гиндис: Да.

Это ж несколько часов.

Игорь Гиндис: Несколько часов. У меня были какие-то деньги, с собой мне все равно дали на расходы. Я купил билет на автобус Краснодар-Сухуми. Я доехал до ж/д вокзала, встал, как дурак. Там на /д вокзал приходили автобусы междугородные. Подошел к постовому, говорю: «Дяденька, мне вот надо на улицу Мира,112». Он говорит: «Да нет проблем. Садись вот на этот трамвай. Вы там мальчику скажите, чтобы он вышел на этой остановке. Вы обязательно мальчику скажите». Там на самом деле южане, они вообще очень приветливые, словоохотливые, и готовы довести тебя до нужной точки чуть не под руки. Это всегда так было. Южане очень дружелюбны. Я приехал к тете Жене. И меня вместо радостного «племянничек приехал» встречает поток ругани и потрясания крыльями.

На тему «не мог что ли предупредить?»

Игорь Гиндис: На тему «а шо, предупредить нельзя?». И только на завтра, вечером уже, мы сидим ужинаем, почтальон приносит телеграмму. Там был еще один поток ругани. На сей раз уже почтальон ??????? (неразборчиво) за всю советскую почту. Тетя Женя была человеком фантастического темперамента, вот фантастического. Вот ящик динамита с коротким фитилем. Взрывалась мгновенно по любому поводу. Но добрейшей души, добрейшей, просто добрейшей души человек. Но при этом невероятно вспыльчивая, громкая, властная, яркая. Шикарная женщина.

Итак, ты проводишь свое последнее лето…

Игорь Гиндис: Последнее лето детства.

…последнее лето детства в Сухуми у тети Жени.

Игорь Гиндис: А потом сразу в Чернушинский район на картошку на месяц.

Пока все сдают экзамены, потом Чернушинский район, картошка. Это нормально, кстати. Потом возвращение и, наконец-то, учеба. Учеба в Политехе легко давалась?

Игорь Гиндис: Вообще, на самом деле, да.

В Политехе делали скидку на фамилию?

Игорь Гиндис: Папа мой был человеком очень в этом плане щепетильным. Я учился на той же специальности, где преподавал отец. Он читал нам курс лекций. Ну так просто легло расписание, что он читал нам курс лекций. Он отказался принимать у нашей группы экзамен, попросил заменить другого преподавателя. Вся группа мне за это была не очень благодарна, потому что Марка Исааковича-то все знали, а как сдавать Ринату Музакировичу не знали. Нет, или Валентину Павловичу, не помню. В общем, кому-то из доцентов нашей кафедры он перепоручил принять у нас экзамен, потому что сам он не мог принимать экзамен у своего сына. Это было нереально, невозможно.

Пресловутая графа «национальность» в паспорте имела место, не имела место?

Игорь Гиндис: В Политехе – нет.

В Политехе – нет? То есть такого, что… «вы знаете… и помимо прочего еще я был еврей, и мне об этом припоминали». Не было такого?

Игорь Гиндис: Мне об этом периодически напоминали, но как-то так, знаешь, на мелко-бытовом таком каком-то злобном уровне. Вообще, у меня есть какое-то такое черное подозрение, что, когда рассказывают о национализме в СССР, его не было в таком диком виде, как он есть сейчас. Как-то жили-то более мирно. Хотя периодически, да, то есть подтыкали, да, то есть было, и драться доводилось. Когда мне говорили «жидовская морда», оставалось только давать в пятак.

Получалось?

Игорь Гиндис: Получалось.

Спортом занимался?

Игорь Гиндис: Никогда.

Ни разу в жизни?

Игорь Гиндис: Ни разу в жизни.

То есть при всем притом, что по комплекции явно мог бы и побоксировать, допустим.

Игорь Гиндис: Мог бы. Но, честно скажу, руку на сердце положа, из шести моих четверок одна милейшей Евгенией Григорьевной была поставлена…

С натяжкой.

Игорь Гиндис: …просто чтоб не портить хорошему мальчику аттестат.

По физкультуре.

Игорь Гиндис: По физкультуре, да, честно признаюсь. Я висел на турнике, как сосиска на крючке. Это из стишков одноклассника про меня. Это правда. Я ни тогда, ни сейчас, наверно, не мог ни подтянуться, как надо, ни пробежать эти пять километров за сколько положено на этих лыжах чертовых. По сию пору я их ненавижу и не катаюсь.

Сейчас с политехом закончили. Вполне понятно – милое время. Я обычно, когда беседую с гостями в «Биографии», мне все время хочется их поймать на каком-то таком не милом времени. И вроде как ты рассказываешь про детство. Я понимаю – милое время. Черт. Ты рассказываешь про школу – милое время. Черт. Политех – милое время. Да что ж ты будешь делать-то? Ты расскажи когда-нибудь, где у тебя проблемы-то начались?

Игорь Гиндис: Я тебе скажу, когда у меня начались проблемы. Проблемы у меня начались, наверно, как у всего советского народа, в 90-е.

Ты на «Пермских моторах».

Игорь Гиндис: Я уже ушел с «Пермских моторов» на кафедру авиадвигателей.

Ты преподаешь?

Игорь Гиндис: Я преподаю.

Ты ушел преподавать, кстати, почему?

Игорь Гиндис: Мне предложили. Замечательный человек Леонид Моисеевич Буберман, доцент кафедры авиадвигателей пригласил меня работать у себя в теме в качестве инженера-исследователя и одновременно ассистента кафедры, то есть младшего преподавателя…

С перспективой делать научную карьеру.

Игорь Гиндис: С перспективой, да, делать кандидатскую. Тема была диссертабельная вполне. С перспективой кандидатской диссертации, с перспективой вырасти до старшего преподавателя, доцента и далее со всеми остановками. Ну тут уж как повезет. Мне было безумно это интересно.

В каком году ты оказался в Политехе?

Игорь Гиндис: В 90-м.

И сколько тебе удалось поработать там до тех пор, пока не началось?

Игорь Гиндис: До января 92-го.

То есть ты в Политехе-то не задержался.

Игорь Гиндис: Около двух лет. Ну потом я еще оставался… Видишь, у меня, как бы, моя ставка была НИСовская – научно-исследовательский сектор так называемый. И когда в 91-м году с заводов сняли госфинансирование и сказали «выплывайте, как умеете», заводы в первую очередь порезали те деньги, которые шли на научно-исследовательские работы. Они не стали платить вузам, они не стали заключать с ними договоры. И научно-исследовательские секторы вузов просто медным тазом накрылись. И нас массово сократили. Просто всех, кого не попадя. Просто всех. И у меня осталось только полставки ассистента. Я продолжал читать лекции, принимать зачеты, но пришлось искать что-то другое. И там уже понесло по всем кочкам. И на самом деле не один я такой, Ромка.

Я прекрасно помню это время вот по каким моментам, вот какие у меня есть оттуда воспоминания. Микрорайон парковый, Шпальный, Заостровка. Представляешь себе?

Игорь Гиндис: Конечно.

Так вот, там дальше идут поля совхоза «Верхнемуллинский». От улицы Маяковского на эти поля идет такая короткая дорожка по дамбе. Можно далеко в объезд, а можно по короткой дорожке пешком. Вот эта короткая дорожка через дамбу называлась «дорогой жизни». Там на один квадратный метр было людей с двумя высшими образованиями, с должностями, кандидат наук и так далее, и тому подобное больше, чем, наверно, в среднестатистическом вузе на тот момент. Потому что после того, как совхоз закончил уборку, туда обычно направлялись все с тем, чтобы после совхозных тракторов…

Игорь Гиндис: Натырить картошечки, свеколки.

Не натырить. Они убранные поля, Гоша, убранные. Насобирать на убранных полях.

Игорь Гиндис: Дособирать.

Докопать. И вот там набирали мешками картошку, капусту, свеклу и морковь Я хорошо представляю. Так что ты можешь мне не рассказывать про то, как тогда жилось. Я был маленьким мальчиком, но я это глазами видел и руками.

Игорь Гиндис: Ну так вот. На самом деле именно в 90-е очень многие люди резко поменяли свою биографию. Потому что, на самом деле, вектор был задан правильный: ассистент, старший преподаватель, доцент, кандидат наук, докторская, слава, почет, уважение. И, действительно, интересная работа, с людьми, общение. Всё же было классно. Но ломается Советский Союз, ломается вся эта система. И надо чего-то другое придумывать. И вот тут очень многих вот этих потоком, как щепки, завертело и понесло, кого, куда вынесло.

А тебя куда?

Игорь Гиндис: И меня принесло в 94-м, по-моему, году на «Авторадио».

На то самое первое коммерческое, которое у нас вообще появилось в городе.

Игорь Гиндис: В городе, да. Это то, которое сейчас «Взрослое радио», и где до сих пор продолжают работать ребята, с которыми я начинал когда-то тогда в середине 90-х. Недавно столкнулся с милейшим Артуром Сафиным. Он работает там звукарем до сих пор. Безумно были рады друг друга видеть.

А что делал на радио?

Игорь Гиндис: Ведущим.

То есть ты был без опыта работы, ты не знал ни одного диджейского правила, ты не работал с плей-листами до этого никогда в жизни. Ты был линейным ди-джеем?

Игорь Гиндис: Я больше того тебе, Ромка, скажу. Когда я работал на «Авторадио» а потом на радио «Медиана», компьютеров не было. Мы работали еще с пластинок, которые собственноручно запихивали в проигрыватели.

И с пленочками.

Игорь Гиндис: С пленочками и с SТМиками, конечно. Я первый раз компьютер увидел в радиостанции на «Медиане», с него шла реклама. Это вот первое применение компьютера на выдачу чего-то. Рекламные ролики шли с компьютера.

Радио «Медиана», абсолютно культовая история, кстати. Радио, которое набрало свой круг слушателей, радио, которое делалось просто из рук вон, если брать его с точки зрения профессионализма. Но этот непрофессионализм, он настолько подкупал своей душевностью, что становился фактически фирменной фишкой. Ведущие «Медианы», подбор музыки «Медианы», невозможность продать рекламу толком на «Медиане».

Игорь Гиндис: Почему «Медиана» и сломалась в конечном итоге, к величайшему сожалению.

Да. Все это создавало такой абсолютно уникальный колорит для радиостанции, что фактически, если бы сейчас мы говорили о подобного рода радио, или подобного рода СМИ, мы бы говорили: «хипстерская». Это была хипстерская радиостанция.

Игорь Гиндис: Абсолютно, абсолютно, нефорская такая. Это даже не обсуждаемо.

Я не говорю слово «нефорская». Именно хипстерская. Вот ты в тренде, ты модный. Если ты модный, то ты слушаешь «Медиану». Именно эту аудиторию почему-то рекламные менеджеры, я не знаю, были ли они на «Медиане» на тот момент…

Игорь Гиндис: Были.

…они не могли продать эту аудиторию. Она не была нужна в тот момент, когда была «Медиана».

Игорь Гиндис: Не нужна. К сожалению. Хотя я до сих пор очень нежно и очень тепло вспоминаю время работы на этой радиостанции. Мы периодически встречаемся с бывшими коллегами именно вот по этой станции. И так это – ах, хорошо.

Причем, еще интересная штука. Ведь после того пожара и после закрытия, уже когда все понятно было, что не будет больше «Медианы», на моей памяти был первый в Перми молодежный такой…

Игорь Гиндис: Пикет.

…пикет…

Игорь Гиндис: У проходной, да.

…в защиту радио «Медиана».

Игорь Гиндис: Да-да-да-да.

Это потом эти ребята, и другие ребята, и ребята, им подобные, они потом через много-много лет на Болотную вышли. А вот тут, в Перми, они стояли с плакатами…

Игорь Гиндис: Верните нам наше любимое радио.

…верните нам наше любимое радио.

Игорь Гиндис: Было, было. Я работал в интересном месте. Вообще, на самом деле, я жутко везучий человек, Рома, потому что как-то вот жизнь меня заводила, приводила в безумно интересные места.

После «Медианы» куда делся?

Игорь Гиндис: После «Медианы» я работал в рекламном агентстве, в другом рекламном агентстве. Параллельно работал на «Ностальжи».

Тоже линейным ди-джеем?

Игорь Гиндис: Там не совсем линейным ди-джеем, потому что на «Ностальжи» не было нужды в линейных ди-джеях. Там уже все шло с компа.

Шоу вел?

Игорь Гиндис: Да, вел программы. А еще потом я все время параллельно пытался создать свое рекламное агентство. Оно не получилось.

Я к тому, что сейчас тоже нужно понять. Возможно, нас на данный момент слушают люди, которые в слово «рекламное агентство» вкладывают настоящее понимание. Нет, ребята, когда Гоша говорит «рекламное агентство», он не говорит о сегодняшнем формате или варианте вот этих крупных структуры, которые тесно связаны с медиа, с паблик рилейшнз, и со всем остальным. Нет, рекламное агентство того времени – это сверхмодная тема. Это подсесть на хороший бюджет, это сварганить два, три, четыре ролика, это найти пару-тройку клиентов. Это то, что приносило либо деньги, либо моментальное разорение. Тебе повезло, насколько я понимаю, ты не разорился.

Игорь Гиндис: Я не разорился, хотя, на самом деле, я год жил в поезде между Пермью и Екатеринбургом, потому что я же хотел оседлать (на минуточку) Свердловскую железную дорогу.

Прекрасно. Отлично. Если б у тебя это получилось, мы бы не знали Гиндиса сейчас.

Игорь Гиндис: Ну всё, что не делается, то и не делается, на самом деле. Как волка не корми, так и не корми. Я не стал медиамагнатом Свердловской железной дороги. Да и фиг с ним.

Игорь Гиндис: И вот на «Рифей» я пришел в две тысячи… дай бог тебе не соврать, третьем году в сентябре.

Это как раз то самое время, когда у нас президент Владимир Владимирович Путин, Россия активно встает с колен, и становится понятно, что сейчас вот это время 90-х, свободных таких, лихих, если хотите, для кого-то, оно уже больше не вернется. По крайней мере, в таком виде. Вот всё, оно закончилось. Начинается что-то другое. И ты на «Рифее», ты на телевидении. И ты с 2003-го начинаешь свою карьеру в роли телеведущего.

Игорь Гиндис: Да. Вот нынче осенью будет 10 лет, как я пришел на «Рифей». До февраля я работал по договору вне штата, с февраля - я штатный сотрудник телекомпании. С февраля 4-го.

Скажи, пожалуйста, ты доволен?

Игорь Гиндис: Ты знаешь, да.

Вот мы сейчас с тобой сидим в программе «Биография, и у меня такой, может быть, несколько некорректный вопрос. Ты бы хотел, чтобы на этом была точка? Вот на фразе «ты доволен», «ты знаешь, да» - восклицательный знак. Закончилась программа. Давай мы здесь ее обрежем, а оставшиеся три минуты мы не будем просто расшифровывать и выкладывать на сайт. Ты бы хотел этого?

Игорь Гиндис: Да нет же, господи, Ромка. Мне полтинника еще нет. Я еще мальчик. Ну пусть пожилой, но мальчик.

Седой, но пацан.

Игорь Гиндис: Седой, но пацан, да. И на самом деле я искренне убежден в том, что я вот, так сказать, свой главный танец еще не станцевал. Я свою главную песню еще не спел. Я еще в вечность, в конце концов, не плюнул.

А хочется?

Игорь Гиндис: Да. Смотри. Штука, знакомая каждому, кто работает в новостях. Ты вкладываешь способности, талант, знания, умения, ты делаешь хорошую, толковую вещь, талантливую, интересную, которую через 24 часа не вспоминает уже никто. Потому что она замещается новым событием, новой информацией, которую столь же талантливо делаешь ты либо твои коллеги. И в итоге ты двадцать лет работаешь в службе новостей, ты двадцать лет тратишь талант, божью искру на то, что создаешь однодневки. И, блин, хочется нетленку, хочется плюнуть в вечность. Хочется, я не знаю, снять фильм, или сыграть в фильме. Причем, не в эпизодишке, в сериалике, а вот сыграть в фильме, написать книгу. Вот чего-то нетленного хочется. Это нахально, наверно, звучит. С другой стороны, а почему нет?

Расскажи немного о семье. Я всегда прошу в последние несколько секунд, что хочешь, то и расскажи. Расскажи немножко о семье, Гоша.

Игорь Гиндис: У меня совершенно офигенская дочь, которая теперь на себе в полной мере хавает, что такое быть сыном Гиндиса. Ну в данном случае дочерью. Лизка у меня недавно стала президентом школы. Она в 9-м. Такой местный орган самоуправления – совет старшеклассников, и глава этого совета называется президент школы. Там были выборы, всё, как положено, двухуровневые, с бюллетенями, три кандидата. Знаешь, как она гордо гордилась тем, что она стала президентом? А знаешь, как я гордо горжусь тем, что у меня дочь президент школы? Может быть, вот это и есть мой плевок в вечность. Потом меня будут вспоминать. Гиндис? А, это отец Елизаветы Игоревны. У-у-у.