Программы / Биография

Халим Шарафеев: Нет, абсолютно. Я считаю, что человек в любой ситуации должен жить в таком состоянии, когда ему комфортно. И к своим 52-м годам я пришел к заключению о том, что по большому счету я человек вторых ролей именно. То есть я не рвусь в первый ряд. Ну вот то, что вы сказали, инициатор того, другого, третьего, ни в коем случае я не считаю, что я являюсь именно непосредственно этим инициатором, потому что мы работаем в команде. В любом случае духовное управление мусульман Пермского края, в котором я работаю, это команда, прежде всего, командная работа. Иначе просто невозможно. Кроме того, муфтий Пермского края Мухаммедгали хазрат Хузин человек значительно более меня грамотнее в вопросах религии. Но, в то же время, он еще и в светских вопросах очень просвещен. И в том смысле вот эти проекты различные, будь то мусульманская клиника, будь то мусульманская гимназия «Мансурия» - это продукт совместный в любом случае. И здесь я свою роль вижу только в том, что, если у меня какая-то идея зародится, я просто иду к муфтию, мы с ним вместе решаем – надо, не надо это делать и правильно ли это будет. Я не считаю себя человеком первых ролей.

Вы человек вторых ролей, и это ваш жизненный принцип? Или, может быть, так судьба сложилась, что вы изначально, с пяти лет уже понимали, что вот ваша судьба такова?

Халим Шарафеев: Теперь это жизненный принцип. Было время, когда я ощущал себя лидером. Дело в том, что лидерство само по себе, оно предполагает на только блеск софитов, какие-то фейерверки и тому подобное. Это, прежде всего, колоссальная, громадная ответственность. Я сейчас, может быть, в силу возраста, может еще как-то, не готов брать на себя эту ответственность. А наш муфтий, может быть, он и сильнее меня психологически, еще как-то. Я думаю, что он может на себя взять эту ответственность, и поэтому берет. А я готов… в любом случае ведь любого короля делает свита, это не я придумал. И здесь надо просто знать, что им надо знать, кто у тебя стоит за спиной.

Комфортно быть свитой такого короля?

Халим Шарафеев: Абсолютно.

То есть в данном случае и комфортно, и вам психологически приятна сама роль?

Халим Шарафеев: Сама роль, да.

Вы доктор Халим в livejournal. Почему?

Халим Шарафеев: Я врач по первому образованию.

Вы врач только по образованию? Или у вас еще и профессиональная была какая-то составляющая ?????? (неразборчиво) врачебная?

Халим Шарафеев: Есть еще мой медицинский сайт – doctorhalim.ru. Там я пытался реализовать себя, как Интернет-доктор если хотите. Ну просто Интернет-консультации давать. Бывших врачей не бывает. Это образ мышления. В частности, когда я работал в областной администрации, мне вот этот врачебный образ мышления помогал думать по-другому, нежели, скажем так, мои коллеги, которые не были врачами. Дело в том, что врачебный образ мышления позволяет проблему рассматривать комплексно. Ведь как говорят: врачи лечат не болезнь, они лечат человека во всем его многообразии, во всем его своеобразии. И сейчас мне образ мышления помогает в моей работе, и очень многие вопросы помогает видеть именно в комплексе.

Вы можете свою жизнь разложить на этапы вот к текущему моменту? Сейчас, если я начну это делать, то у меня же все будет очень стандартно, наверно, даже по-журналистски технологично, это будет не очень интересно. А если вы начнете это делать, вполне возможно мы сейчас получим какие-то другие жизненные промежутки, не те, которые бы я мог выделить и обозначить. Давайте попробуем с самого начала: первый этап – это, второй – это.

Халим Шарафеев: В принципе, как и у любого человека, родившегося в Советском Союзе, думаю, биография достаточно стандартна: школа, вуз, потом перерыв на армию, опять вуз, возвращение, потом работа по распределению. Да, внутри этих этапов, были какие-то интересные моменты. Работа по распределению в Закамске, это закамская горбольница № 21, которую до сих пор с теплотой вспоминаю. Потом предпринимательство, потом приглашение меня в областную администрацию. Потом опять безработный. Причем, в те самые 90-е годы, когда безработные не получали пособия по безработице, приходилось ночами сидеть у костра, писать номера на ладошках и так далее. Через все это прошел. И прикладом еще по спине получил, когда мы рвались за пособием по безработице. В общем, всего хватило. А потом уже опять предпринимательство. И постепенно я пришел туда, где сейчас работаю.

Давайте начнем со школы. Итак, школа. Я так понимаю, это не Пермь, это Губаха.

Халим Шарафеев: Да.

При всем притом, что вы родом не из Пермского края, но вы довольно быстро оказались в Пермском крае, так что мы вас спокойно и честно можем назвать – это наш, пермский, как иначе. Если уж в школе здесь учились, значит, точно наш. Итак, Губаха.

Халим Шарафеев: В Губахе мы оказались по воле моих родителей. Моего отца пригласили работать на Губахинский коксохимический завод в начале слесарем по горячим ремонтам печей. Мне было 5 лет, брату – 3 года. Мы приехали в Нижнюю Губаху, еще там жили. Вот все, кто живет в Березниках, Соликамске, Кизеле, когда проезжали Губаху на поезде, чувствовали запах удушливый, вот это как раз был Губахинский коксохимический завод. С этого завода отец, ныне покойный (царство небесное), он работал слесарем по горячему ремонту печей. Потом ему дали квартиру трехкомнатную в Новой Губахе уже на улице Дегтярева, 6. И там я рос. Учился в школе № 20 все 10 лет. Было разное. Учился без напряжения, и это, видимо, меня еще периодически расхолаживало, учеба была такая, неровная. То есть знания были, знания были достаточные, но когда-то не написал и так далее. В среднем вот так, не скажу, чтоб был супер-отличником. Было и хулиганство детское, как обычно бывает, все эти петарды, как сейчас. Мы их, правда, сами делали, все эти взрывпакеты.

Это вот из тех, которые… там, где гильзу нужно было перемотать полиэтиленовым пакетом аккуратненько, чтобы был хвост, как у кометы, да?

Халим Шарафеев: Да-да-да.

Подброшенная вверх с капсюлем в самом начале, она издавала очень хороший звук. Современным петардам далеко еще до этого.

Халим Шарафеев: Самое смешное то, что у нас в то время, когда мы росли, в Губахе была, может, кто не знает, трасса биатлона, тренировочная база сборной Советского Союза по биатлону, и там, на стрельбище биатлона нам этих гильз хватало. Можно было их насдавать в металлолом, тогда не сдавали, правда. Занимался зимним туризмом, спелеологией с ребятами занимались, занимались скалолазанием, благо скал там хватает. Серьезно начинал заниматься спортом, но немножко перестарался, перетренировался, и получил заболевание. Ревматизмом заболел.

Выбор вуза.

Халим Шарафеев: Выбор вуза был очень непростой, несколько, может быть, даже неожиданный. Вообще, мне очень хорошо давались математика, физика, химия, астрономия, в частности. Я серьезно увлекался астрофизикой, насколько это было возможно в школе. Ставил своими вопросами в тупик своего учителя по астрономии. Мы с моим другом с Славой ??????? (неразборчиво) очень любили такие вопросы неожиданно задавать. Он тоже очень хорошо учился по физике, по математике. Мы находили общий интерес. И директор школы тогдашняя Марья Максимовна, не знаю, жива ли она, ей тогда было уже достаточно лет, она сказала, что я тебя обязательно подготовлю в университет, математиком будешь. Все ребята считали, что вот будет математик, и, соответственно, в социуме в детском был математик. В конце 9 класса я решил поступать в военное училище, такое специфическое училище погранвойск. Но у меня со зрением это дело не получилось, и я очень расстроенный пришел на очередную тренировку по скалолазанию.

А мы в то время занимались вместе с докторами третьей городской Губахинской больницы. Они видят, что парень расстроенный, расспросили как, что, так тихонечко, аккуратно, и постепенно стали меня приглашать к себе в больницу. А для меня тогда это было, ну, как вот, представьте, школьник, девятиклассник, и вдруг тебя врач… врач – это вообще полубоги там в Губахе были для нас, вдруг приглашает. А, слушай, принеси ты мне веревку страховочную, еще чего-нибудь, ну чисто по туризму. Я с большим удовольствием это делал, приходил, и для меня это все было, как в какой-то храм я захожу, и там врачи, белые халаты, там пахнет карболкой. И меня это постепенно стало завлекать. Причем, я врачебную специальность узнал не с парадного подъезда, что называется, меня брали на операции. То есть, я вижу, что такое кровь, как разрезают человека. То есть еще, будучи школьником, в 9-10-м классе, я видел, что вот это происходит, как это происходит. Помню, парня привезли, катался на горке, и, как сейчас помню, разрыв почки, парня нужно было обмыть. Сказали – возьми и помой. Ну там было все. Парень без сознания. Все это – слезы, кровь, через это я прошел. И вижу, что, в принципе, я могу помогать людям, пусть по малости по какой-то, и так далее. А вдруг я что-то смогу сделать больше? И вот у меня такая мысль зародилась.

В 9-м классе, это все был 9-й класс?

Халим Шарафеев: 9-й, 10-й. То есть это конец школы, мы учились 10 лет тогда. И уже по окончании 10-го класса вопроса, в принципе, не было. Поехал поступать к себе на родину в Татарстан, в Казань поступать в мединститут. Там не получилось. На следующий год я поступил в пермский мединститут.

Итак, вы поступаете в Пермь на медицинский. Это какой был вуз?

Халим Шарафеев: Пермский государственный медицинский институт. Ректором был Евгений Антонович Вагнер, на лечебный факультет я поступил, начал учиться.

А дальше классика жанра. То есть вы учились, потом служили, а потом доучивались.

Халим Шарафеев: Там не совсем классика. Тогда еще в армию не брали из института. Но за хорошее поведение, так скажем, и отличную учебу.

Я насколько помню ситуацию, наверно, у тех, кто был вас помоложе лет, наверно, на 10-12, они как раз учились, служили, учились.

Халим Шарафеев: Да-да, было такое.

И не было ситуации, при которой им давали возможность доучиться сразу. А у вас, получается, это было по каким-то другим причинам.

Халим Шарафеев: По другим.

По каким?

Халим Шарафеев: За хорошее поведение.

Хорошим поведением вы у нас, я так понимаю, в школе не блистали, мягко говоря о себе, неровно учились, в вузе не блистали. Да что ж это такое-то? Сколько удалось поучиться до того момента, пока за хорошее поведение вы не отправились служить?

Халим Шарафеев: С третьего курса я пошел служить в армию. В армии отслужил. Сама по себе армия тоже достаточно такой, казалось бы, непродолжительный, двухлетний срок, но это очень серьезный кусок моей биографии. Пришлось на самом деле испытать очень много такого разного: хорошего и не совсем хорошего.

У вас же со зрением не очень. Вас из-за этого в институт погранвойск не взяли. Соответственно, когда пошли служить, это, наверно, как-то наложило отпечаток?

Халим Шарафеев: Нет. Я служил пулеметчиком в пехоте в начале. Видите, как получается, мир очень тесен, и там мне пришлось встретиться со своим бывшим преподавателем, который… тогда, знаете, лейтенанты служили, двухгодичники, имея высшее образование, пройдя военную кафедру, и он служил двухгодичником…

Это вот это категория офицеров именовалась словом «пиджак»?

Халим Шарафеев: Да. У него как раз заканчивалась служба, Михаил Владимирович, как сейчас помню. Я случайно совершенно… что-то приболел, и меня привели в санчасть. Подходя еще к санчасти, я обратил внимание: стояли на крылечке люди в халатах, погон их не видел, а обратил внимание, что у них были лампасики небольшие офицерские на брюках. Решил, что офицеры. И один из них очень пристально на меня смотрел. И я так вспоминал его тоже, у него специфический вид, он кудрявый, и рыжего цвета волосы. И мы друг друга узнали. Он у нас, когда я поступил на первый курс, мы поехали в колхоз на картошку, он у нас был старшим, я у него был бригадиром грузчиков.

То есть это был не из тех, над кем вы подшутили, а потом уже…

Халим Шарафеев: Не-не-не, мы с ним в хороших отношениях были. Он говорит: подожди, я тебя где-то видел. Ну вот в Перми вы меня видели, на картошке. Все объяснил ему. А это был ассистент кафедры оперативной хирургии. Он спросил, в каком подразделении я служу. Я сказал, что в пехоте. Он говорит: ну как так, мы не можем здесь набрать санинструкторов, фельдшеров. Трактористы, столяры и плотники служат у них фельдшерами, а вдруг без пяти минут доктор служит в пехоте. Я, говорит, тебе обязательно помогу перевестись, если ты хочешь восстановиться в мединститут. Я говорю: да, обязательно, я очень хочу восстановиться в институт. И он приложил очень серьезные усилия, в армии это очень непросто, и, мало того, скажу: он со своим дембелем опоздал месяца на два или на три, вот у него заняло время, что меня перевести туда. Потом меня перевели в санчасть. Я там поднимался с санитаров. В конце службы я, не скажу, что исполнял обязанности начмеда, но помогал начмеду, вот как раз опять же второй номер, скажем так. Я помогал планы писать, отчеты писать и организовывать медобеспечение на учениях.

В армии служат два года. Сколько вы прослужили именно в санчасти?

Халим Шарафеев: В пехоте я прослужил 8 месяцев, минус 8 месяцев, 16 месяцев.

По большому счету, у вас там больше половины службы прошло по профессиональной, по санитарной линии.

Халим Шарафеев: Да-да-да.

Потом помогло это восстановлению в вузе?

Халим Шарафеев: Восстановлению, может быть, не так помогло, сколько помогло потом в повседневной работе по окончании вуза, и в учебе. Потому что доктора, узнавая о том, что это студент-медик, скажем, разгильдяй, который ?????? (неразборчиво), который хочет восстановиться, они мне реально помогали. В частности, был у нас главный рентгенолог уральского военного округа, у него была своя, скажем так, фильмотека, рентгенограммы у него были интересные. Он меня натаскивал. Заставлял по ночам варить эту бариевую кашу, которая брызгалась страшно и обжигалась.

Что это такое?

Халим Шарафеев: Когда производят исследование желудка, желудочно-кишечного тракта, человека заставляют глотать вот это белое вещество, чтобы посмотреть. Оно очень неприятное. Барий – это рентгеноконтрастное вещество. Его нужно приготовить соответствующим образом. Когда его варишь, происходит выбулькивание, капельки попадают на кожу, очень больно. И вот, когда я ночью варю, готовлю эту бариевую кашу, по утрам он приходил, и говорил: ну вот тебе еще партия рентгеновских снимков, иди, разбирайся, потом ты мне расскажешь, что ты видишь. А то, что я не видел, он мне уже потом рассказывал, то есть натаскивал. В частности, диф.зачет по радиорентгенология я сдал «на ура».

Полевую медицину Халим Шарафеев изучил в армии. Итак, Халим Шарафеев заканчивает школу, пытается поступить в Казань, не поступает. На следующий год поступает в пермский мединститут, откуда вылетает с третьего курса. Вылетает сразу в армию. Вот сейчас, в 21-м веке и современной России, совершись такой поворот в жизни, можно было бы очень в большом количестве случаев ставить на человеке крест. Как минимум, на его профессиональной карьере того же самого врача. Вылететь с вуза – это вовсе не значит, попасть в армию. А попасть в армию – совершенно не значит – вернуться обратно в вуз. Я имею в виду сейчас. Несколько десятков лет назад это было чуть проще, потому что вот эти социальные лифты, они, может быть, (критикуйте сколько угодно Советский Союз) они были чересчур очевидны и прямолинейны, и принудительны местами, но они были. И вот на это направление социального лифта Халима Шарафеева стаскивали постоянно. Я вот сейчас слушаю и понимаю: как только его видит бывший преподаватель медвуза, что он делает? Он говорит – какого черта ты находишься в пехоте, когда ты должен быть в санчасти? Почему? Потому что ты студент-медик. Когда студент-медик, наконец-то, попадает в санчасть, люди, которые работают с ним, абсолютно четко понимают, что раз ты студент-медик и ты в санчасти, значит, ты должен обучаться вот, пожалуйста, элементарной полевой работе. Почему? Потому что пригодится в жизни, когда ты восстановишься. В том, что ты будешь восстанавливаться, они не сомневаются. То есть мозг настроен таким образом у них, у всех окружающих, что тот социальный лифт неизбежен. Этот социальный лифт по итогам службы в армии снова затаскивает Халима Шарафеева на студенческую скамью. Так?

Халим Шарафеев: Да. Именно так.

Легко было восстановиться?

Халим Шарафеев: Само по себе восстановление было несложное. Достаточно было подать документы и вернуться. Но, дело в том, что нужно было восстановить те знания, которые были приобретены до армии. В любом случае третий курс мне пришлось пройти повторно. Вместе с тем, те же самые преподаватели, получалось, как притча, я попадал именно к тем же преподавателям, у которых учился еще до армии. Они видели меня опять в студенческой аудитории, немножко поудивлявшись, понимали, что перед ними уже другой человек. То есть я гораздо серьезнее относился к учебе. Мало того, начал заниматься наукой, насколько это было возможно. Студенческие научные кружки у нас там были. Вот этим я занимался. В сферу моих интересов попадала микробиология, и другие науки, скажем так, медицинские, околомедицинские.

Я слышал, опять же, сам не знаю, постольку поскольку не имею к этой сфере никакого отношения, но слышал от людей, к медицине причастных, что многим докторам (реплику) не мешало бы поработать лаборантами для начала. Неоднократно от самых разных: ему не мешало бы поработать лаборантом. Может быть, и получше доктором бы стал. А у вас вот это «поработать лаборантом», я так понимаю, за время армейской службы, выше горла.

Халим Шарафеев: Да, за два года хватило работы. На самом деле армейская часть моей биографии, она очень серьезна была. Когда меня приняли в санчасть, сначала на должность санитара (но санитаром я практически не работал, полы не мыл и так далее), меня поставили сначала на медбратский пост, так скажем, медсестринский пост, как это в больницах бывает. Я делал инъекции различные: внутримышечные, внутривенные, капельницы и так далее. Выполнял все функции медбрата. Потом стали мне поручать вести прием солдат-сержантов срочной службы вначале, потом постепенно я пришел к тому, что меня стали оставлять на дежурство типа «Скорой помощи». Мы ходили и в дома офицерского состава. А потом начался такой этап, когда у нас были эпидемии, вот эти серьезные вещи. Вначале была эпидемия дизентерии. Мне пришлось в изоляторе поработать, там у меня было стабильно человек по 100-150, и помощников не было. Ребята были очень тяжелые. То есть все назначения врачебные нужно было исполнять. Ребята были некоторые даже и без сознания. Приходилось в сутки спать час, два максимум. Ребят лечил, насколько это было возможно. Доктора выполняли свои функции, им тоже хватало.

Потом мне передали в помощь двух ребят, которые помогали накормить, принести, унести судно, помыть и так далее. Это все приходилось вначале делать одному. Потом мы уехали на учения на Чебаркульский полигон. В Чебаркуле я заболел двухсторонней пневмонией и попал в госпиталь. Побыл в роли больного буквально сутки, максимум двое, и начальник госпиталя попросил: слушай, ты не мог бы нам помочь, там у нас ребята есть с менингитом. То есть здесь уже у меня опыт работы с менингитными больными, пришлось тоже их лечить. Первый свой диагноз я поставил также в армии. У парня был аппендицит, у сослуживца. Первая минимальная, скажем так, операция самостоятельная тоже также в армии провел. Флегмона голени была у земляка моего пермского. Это пришлось самому тоже осваивать. При всем притом, что мы были на учениях, и не было никаких медикаментов. Мне пришлось его лечить буквально раствором соли поваренной. Накладывал гипертонические повязки. У нас просто было так, что не было возможности попасть, что называется на «большую землю». Тогда переметены были все дороги. И при первой же возможности мы получили медикаменты и продолжили лечить нормально. Но тогда был дефицит медикаментов, был дефицит перевязочного материала. Как-то (тьфу-тьфу) обошлось.

Вы восстанавливаетесь в вузе, уже абсолютно по-другому относитесь к учебе, заканчиваете вуз, и вас распределяют в 21-ю больницу. Тем не менее, я же сейчас разговариваю не с главврачом. Я разговариваю сейчас не… Кстати, по какому профилю?

Халим Шарафеев: Я был акушером-гинекологом.

Я разговариваю не с выдающимся акушером-гинекологом в данном случае. Я разговариваю все-таки с советником муфтия. До этой должности и до этой жизненной позиции у вас еще было два опыта предпринимательства, и работа в областной администрации, всё, что угодно. Как так получилось, что от врачебной карьеры, какой бы тяжелой ни была жизнь, вас развернуло в сторону - заняться предпринимательством?

Халим Шарафеев: Заняться предпринимательством заставила жизнь. Тогда у меня уже были дети. В 87-м году я закончил таки мединститут, вот как раз в 21-ю больницу распределился. По тем временам оклад акушера-гинеколога, оперирующего был 140 рублей, насколько сейчас помню.

А, кстати, роды сейчас можете принять?

Халим Шарафеев: Если приспичит, то смогу.

Я имею в виду профессионально.

Халим Шарафеев: Профессионально. Не на улице.

Да. Не так, как это сделает какой-нибудь офицер полиции, которого затем несколько газет назовут героем, а так вполне профессионально, сдав на руки медицинской бригаде, когда они подъедут.

Халим Шарафеев: Не дай бог, этому случиться, конечно. Мало того, у нас, у меня коллеги говорят, женщины разучились рожать. Но, тем не менее, я готов в любой момент это сделать.

Итак, вы акушер-гинеколог в городской больнице. Что дальше?

Халим Шарафеев: Я организовал один из первых частных кабинетов, насколько было возможно в рамках тогдашнего существующего законодательства. У меня был частный кабинет. Потом был частный кабинет уже в поликлинике. Потом я прошел специализацию по сексологии и психотерапии с основами психоанализа. Потом я перешел работать в профилакторий завода имени Кирова под руководство Александра Михайловича Федяева.

И вы уже психотерапевт?

Халим Шарафеев: Я уже сексолог, психотерапевт к тому времени был. И тогда получилась такая ситуация, что надо было зарабатывать деньги. То есть первый опыт – это частные кабинеты. Просто получалось так, что я вот открывал частный кабинет, допустим, менялось законодательство, то есть я уже некоторые процедуры не имею право, как частнопрактикующий врач, исполнять. В частности, любые инвазивные мероприятия тогда запретили. То есть ни аборт сделать, ни спиральку ввести, ни прижечь эрозию, то есть чисто специфические многие вещи я просто не мог уже делать. Я был вынужден сворачивать вот эти виды деятельности чисто из-за того, что менялось законодательство. Потом я занялся предпринимательством. Тогда еще что было в 90-х годах? Купи-продай. Как-то одно, другое, третье и так далее. Потом меня уже из профилактория завода Кирова меня пригласили в областную администрацию ведущим специалистом в тогда еще формирующийся отдел по делам семьи и демографической политике

Вы психотерапевт с большим опытом частных инициатив предпринимательских, с опытом врачебной практики, в общем, у вас семья, дети. Такой абсолютно нормальный, солидный человек, да еще и приличный, наверняка, интеллигент, о пять же, высшее образование, и вас зовут в областную администрацию. В таком случае, я сейчас должен был разговаривать, как минимум, с заместителем мэра, может быть, с каким-нибудь вице-премьером, уж коли вы так о себе скромно, что вы всегда на вторых ролях. Но что ж вы в областной-то администрации не остались?

Халим Шарафеев: Видимо, это особенности, может быть, моей психологии. Так по жизни получается, что я время от времени начинаю обгонять социум. Так получается. В частности, одними из первых в России мы с сотрудниками отдела создали и с главным врачом тогда 24-й детской больницы Евгением Ивановичем Кривенко мы создали Центр усыновления. Это рабочее название. Тот центр, который в первый год своего существования 198 детей, как сейчас помню, отдали на усыновление за рубеж. Вот сейчас сыр-бор весь этот загорелся по поводу детей, усыновления в Америку. Вот первых 198 детей были отданы в Америку.

То есть это именно таких, как вы, а то и вас, может быть, через запятую, обвиняли в том, что вы торгуете детьми? Еще несколько недель назад, по-моему, было самое распространенное обвинение с центральных федеральных каналов в адрес всех, аналогичных вашему, центров усыновления.

Халим Шарафеев: Нас тогда, по крайней мере, не склоняли и не называли продавцами детей, нет, этого не было. Более того, я скажу, что за все время существования этого центра с 94-го ли 5-го года, сейчас уже просто запамятовал, столько лет прошло, не было ни одного нарекания по поводу усыновленного ребенка из этого центра.

198 детей, ни одного нарекания. Вы потом каким-то образом следили за судьбой детей, которых помогли усыновить?

Халим Шарафеев: Ситуация, видите, какая. Я говорю, что, видимо, мне в жизни помогает работать именно образ мышления врачебный. И, прежде, чем что-то сделать более или менее серьезное, приходится, что называется, обложиться со всех сторон разными соломками, подушечками и так далее. По тем договорам, которые были нами заключены, наша сторона имела право интересоваться судьбой ребенка усыновленного, каждого ребенка, не менее двух раз в год. То есть по договору сотрудники моего отдела имели право (не всегда этим пользовались, но, тем не менее) два раза в год приезжать туда на место к каждому ребенку и контролировать его состояние. Это было все в договорах учтено. Съездить туда удалось, посмотреть на этих детей получилось. Все дети были сфотографированы. Я посылал туда сотрудницу своего отдела. Она туда съездила. Проехала, представьте себе, Америку с востока на запад и обратно, там вот передвижные дома у них есть, всех пофотографировала, всё посмотрела. Все дети, слава богу, были в очень хорошем состоянии. За все время существования, пока этот центр существовал, отдавал детей на усыновление за рубеж, ни одного нарекания не было. Потом создали аналог этого центра по образу и подобию на Якуба Колоса, по-моему, где-то еще. И Евгений Иванович Кривенко, дай бог ему доброго здоровья, был переведен заместителем директора, я так понял, при Чиркунове еще, по-моему. Я с ним как-то встретился и он сказал, что центр существует, но за рубеж, я так понял, они уже не отдавали уже тогда.

Вы в областной администрации надолго задержались?

Халим Шарафеев: 93, 94, 95 – 3 года.

И все там занимались вопросами семьи и детства?

Халим Шарафеев: Да, семья, детство.

А после этого стали безработным.

Халим Шарафеев: После этого стало безработным.

Как? Взяли и выгнали из областной администрации?

Халим Шарафеев: Ушел. Мне не понравилось… Я человек достаточно, может быть, своевольный. То есть я не считаю для себя невозможным подняться со стула, повернуться, закрыть дверь за собой и уйти. Уйти вообще в никуда. Такой у меня характер. Вот в никуда.

То вот вы уходите в никуда. Вероятно, есть какие-то небольшие сбережения, которые позволяют просуществовать недельку, другую.

Халим Шарафеев: У меня сбережений не было. Сбережений таких больших не было, тем более, двое детей, они росли. Зарплата чиновника тогда, по крайней мере, была не слишком большая. Но я получал, с трудом, правда, с горем пополам, но получал пособие по безработице. Это позволило нам прожить месяца два или три, наверно, ну, скажем так, безбедно. Но за это время я не сидел сложа руки, я искал работу. И вдруг обнаружил, что … знаете, есть такие справочные правовые системы «Гарант», «Консультант плюс» и так далее. Это только начиналось у нас. Была у нас фирма «Технология» в Перми. Они были дилерами «Гаранта». И я решил стать дилером «Гаранта». Предлагали хорошие условия.

Это уже вторая очередь предпринимательской вашей работы.

Халим Шарафеев: Да-да-да.

А вы обещали рассказать, как вас прикладом у костра.

Халим Шарафеев: А это вот, когда я был безработным как раз. В моей жизни вот этот очередной этап начался тогда, когда я ушел из областной администрации, просто закрыл за собой дверь. Я ушел спокойно абсолютно, ко мне никаких претензий со стороны оставшихся там чиновников. И вот этот период начался тогда, буквально на следующий день, когда у меня перестал звонить домашний телефон. Вот это, оказывается, я не знал никогда, что очень тяжелый момент, когда ты уходишь, и у тебя не звонит телефон. То есть был востребован на уровне Пермской области, и вдруг ты никому не нужен. Это очень тяжело. Но, тем не менее, получилось с этим справиться. Я пошел, встал в центр занятости на учет.

А вернуться в медицину, еще как-нибудь? Ведь вы же врач, у вас же профессия.

Халим Шарафеев: Это середина 90-х годов.

То есть там не лучше?

Халим Шарафеев: Там ничем не лучше было, да. Но мне нужно было, опять же, дети росли, их надо было поднимать, и я искал все-таки… Да, мне могли предложить должность врача, я мог стать врачом. Но тогдашняя моя жена первая, она сказала, что нужно детей кормить, и ты давай, будь добр, найди средства к существованию.

Давайте вот сейчас костер, приклад, и мы переходим дальше.

Халим Шарафеев: На бирже труда, когда было очень трудно получить пособие, мы стояли в очередях по ночам. В очередное утро открыли центр занятости, мы все рванули туда получать свои пособия, и тогда и получил … за компанию со всеми.

Там охрана была?

Халим Шарафеев: Ну да. Там просто уже неконтролируемый процесс начался, приехали милиционеры, стали разгонять. Я просто не видел тогда. Мне нужно было получить деньги, я должен был накормить своих детей. У них не было хлеба.

Несколько месяцев проходит. Вы дилер вот этой книжечки под названием «Гарант». Кстати, полезная книжечка.

Халим Шарафеев: Это компьютерная программа.

Ну диска. Потому что они были и в печатном виде отдельно, и в виде дисков. Кстати, дисков или еще стопочки дискет?

Халим Шарафеев: Тогда вся правовая система «Гарант» была еще на пяти дискетах максимальных, трехдюймовых.

Стопочка трехдюймовых. Либо толстая книжка, либо диск, но диск позже.

Халим Шарафеев: Потом это все постепенно превратилось в компакт-диски. И сейчас, насколько я знаю, ребята работают, уже там и гигабайты, чуть не терабайты информации справочная правовая система «Гарант». Я тогда начал достаточно активно работать, продавать. И у меня было преимущество на рынке на нашем в том, что я был ИП, зарегистрирован индивидуальным предпринимателем, а ООО «Технология», они продавали, как ООО. Они были плательщиками НДС, я не был плательщиком НДС. Тогда НДС был 20 процентов что ли, сейчас не помню уже. Я мог позволить себе продать на 20 процентов дешевле. То есть я резко пошел в гору, очень хорошо. И пришло время, когда руководство «НПП Гарант-сервис» в Москве приняли решение: запретили ценовую конкуренцию на единой сбытовой территории. Тогда я был вынужден просто взять пачку тех договоров, которые я наработал, и пришел, Володе Григорьеву отдал, чтобы он работал с этими клиентами.

Это кто?

Халим Шарафеев: Тогда он был сотрудником, по-моему, ООО «Технологии», либо тогда уже он выделился ЗАО «Гарант-Пермь».

Условно – официальным дилером?

Халим Шарафеев: Да, официальный дилер. Я ему отдал, и он продолжил работать с этими клиентами.

У вас уже было все более или менее на мази. По крайней мере, можно было не вставать обратно в службу занятости.

Халим Шарафеев: Да, было более менее стабильно в том плане, что… у меня был стабильный бизнес, который позволял мне арендовать офис в гостинице «Урал», возле ЦУМа, 720-й офис. И тогда я относительно безболезненно отдал вот эту часть бизнеса Володе Григорьеву. Я стал заниматься, тогда только ленивый не занимался, налоговыми зачетами, такая форма была налоговых зачетов. Вот я делал налоговые зачеты, и на одном из них немножко просчитался.

После чего?..

Халим Шарафеев: После чего я остался должен большую сумму денег. После чего мне ребята приехали, сказали: твои дети учатся в такой-то школе, ходят по такой-то дорожке, ты 24 часа в сутки не сможешь их контролировать, поэтому, будь добр, давай, до свидания, что называется. То есть это было, как тогда называли, «кидалово» большое. Причем, на очень большую сумму.

Это какие годы?

Халим Шарафеев: Это лихие 90-е.

Итак, вас «отжали» от бизнеса. А дальше?

Халим Шарафеев: Дальше тоже занимался еще немножко бизнесом. Так, нельзя называть бизнесом, но занимался, короче, чем-то там. Потом мы занялись с моим товарищем одним, поставляли провода в «Росавиакосмос» с «Камкабеля» авиапровода. И здесь получилось так, что товарищ сказал: давай, я без тебя справлюсь уже, уже все хорошо.

Мне просто интересно, как это все закончилось-то, к муфтию вы как пришли?

Халим Шарафеев: Дело в том, что есть у меня такая одна черта характера – думать, вот я люблю думать. Я, как мне показалось, и, в принципе, и сейчас считаю, что разработал, если хотите, идею социальной реформы в России. В России необходима социальная реформа, которая бы решила очень многие вопросы социальные, в том числе, подростковую преступность, наркоманию, социальное сиротство и тому подобное. Эти вещи, в принципе, решить возможно. Причем это можно сделать несложно, в рамках государства это достаточно простая процедура. И с этой идеей, я как ?????? (неразборчиво) носился, в том числе, встречая своих старых знакомых. Я встретил тогда человека, с которым не виделся ровно 30 лет. Встретился в совершенно неожиданных условиях. Если хотите, провидение. И рассказал этому человеку о своем наболевшем. А он: слушай, ты вот, может быть, все-таки к муфтию пойдешь, ему расскажешь. Он меня познакомил с муфтием Мухаммедгали хазратом Хузиным, и я ему рассказал об этом. И он меня спрашивает, так вот мудро улыбаясь: «Слушайте, а вам обязательно вот этот масштаб России? Ни жить, ни быть, вот вам надо в планетарном масштабе? Или же вот вы можете что-то такое предложить нашим мусульманам Пермского края, и вдруг у вас это все дело может получиться?» Я говорю: «В принципе, нет, можно подумать, как-то чем-то помочь». А потом, говорит, если что-то получится, может быть, мы и на российский уровень это все дело…

Получается?

Халим Шарафеев: С переменным успехом. Не все так. На все воля всевышнего. Ну вот с той же самой гимназией, допустим, возникли проблемы с финансированием. Сама по себе идея, я считаю, замечательная. Но немножко не дочитали, скажем так, того, на что рассчитывали. Но сейчас пока еще гимназия существует. Организуем воскресные занятия. Но хотелось бы найти, если хотите, меценатов, которые бы это все дело сдвинули. На самом деле идея хорошая, правильная идея, я считаю.

В любом случае, это как раз тот самый момент, кода, мне кажется, можно бы с вами еще бы встретиться, даже в рамках программы «Биография», годков эдак через 25-30.

Халим Шарафеев: Доживу если.

Больше, чем уверен: а) доживете, б) будет о каком еще витке рассказать.