Программы / Биография

Что делает с человеком несчастная любовь с простым студентом Политеха.

Павел Печенкин: Да-да-да. вот благодаря этой самой любви я и стал человеком, честно говоря, а не животным.

То есть все-таки ваш приход, ваше увлечение киноискусством оно пошло от желания познать этот мир?

Павел Печенкин: Да, от желания познать этот мир. Я занимался, в том числе, входил в литобъединение Союза писателей, писал стихи, рассказы. Написал очень мало. Понятно, что это та же самая профессия, этому нужно учиться. Но у меня не хватило терпения, потому что это определенный склад характера – писатели. Поэты - это слишком радикально для меня, а писатели – это слишком медленно. Как оказалось, что есть какой-то у меня организационный талант, я всегда был в центре каких-то тусовок, которые организовывал сам. И, так или иначе, я оказался на Народовольческой, 42 в общежитии «Пермнефти», где комендантом был Володя Сорокин, Штефан, где Илья Городинский был воспитателем, где жил Юра Асланян, Коля Шабунин и Слава Смирнов, и Андрей Безукладников, и Слава Остапенко, и ???????? (неразборчиво)

А общежитие «Пермнефтеоргсинтеза».

Павел Печенкин: Да. Ну просто все вместе оказались… Бороздин, фотоклуб «Пермь», любительское кино, конкурсы различные. Мы сделали дискотеку, под этой крышей мы существовали внутри Дома народного творчества. До сих пор аббревиатуру помню – ОНМЦ НТ и КПР – «Областной научно-методический центр народного творчества и культурно-просветительной работы», загадочная совершенно для меня организация была. Я не понимал, чем она занимается. Михаил Иванович Потехин, спасибо ему большое, был достаточно толерантен к нашим высказываниям, и добр, и благодаря его поддержке, Дома народного творчества мы сделали один из крупнейших в то время и лучших дискотечных центров. На самом деле дискотеками занимались только один раз в неделю.

А все остальное?...

Павел Печенкин: Остальное время мы снимали, бегали, кино, в слайды, в фотографию, мы дискутировали.

Это было время, которое называют «время повального увлечения киноискусством»?

Павел Печенкин: Это было самое глухое время.

Не было Интернета, не было в кинотеатре того разнообразия фильмов, особенно зарубежных.

Павел Печенкин: Да. Это было время музыки, это было время итальянцев, «Битлз», «Наутилус Помпилиус», и все их субкультуры, которые с ним связаны. В литературе это было, пожалуй, время в поэзии Чухонцева, Тарковского, Ахмадулиной, естественно, классики все, «серебряный», «золотой» век литературы. И, естественно, было увлечение Хайдеггером, Киеркегором и всеми новациями. 

А все вот это увлечение, оно позволило вам закончить все-таки Политех, или вы свернули?

Павел Печенкин: У меня ума хватило… я начал получать, правда, тройки, иной раз даже двойки, но у меня хватило духу не уйти, не бросить Политех и закончить его. Все-таки я закончил, в то время был уже женат, и я распределился в Пермь. В Перми на завод Ленина. Я там работал мастером энергетиком цеха. Это было совершенно романтическое время. Мне дали комнату в бараке, там родилась дочь. В 12-метровой комнате по ночам я писал стихи, рядом за шкафом лежала дочь, которой, чтоб она уснула, ставил музыку Вивальди и Баха. За мной приезжали с завода прицепы, груженные пушками, которые шли на испытания, меня вытаскивали из постели уже спящего, и тащили в цех, чтобы я там починил какие-нибудь конечные выключатели для того, чтобы станок заработал.

Ваша жизнь, вот даже тот период, о котором вы рассказываете, это уже такой интересный сюжет для фильма.

Павел Печенкин: Для меня это было естественно, я ничего в этом необычного не вижу. В то время все так примерно жили. И двойная история: то есть одно дело - зарабатываешь на хлеб, а другое дело – это твое  хобби. Хобби, понятно, что занимает 90 процентов времени. Я отработал два года, потом перевелся в «Ленинец» политехническую газету. Там работал еще несколько лет. А потом ушел, в очередной раз отовсюду ушел, как колобок. И создал, в конечном итоге, известную по книге Ани Сидякина «Маргиналы», тусовку на Народовольческой, 42, которая закончилась с приходом к власти Черненко, и мы попали в книгу всей компанией, которая называлась «Вдали от государственной границы» о идеологических диверсиях вражеских разведок на Урале.

Ох.

Павел Печенкин: Эта книга была написана зам.редактора «Звезды» и зам.председателя КГБ Пермской области. Это было, как бы, клеймо, это было серьезно. Но, слава богу, это все продолжалось недолго. Мало того, в это время меня именно и взяли на «Пермьтелефильм», куда меня не брали до того на работу. И взяли меня ассистентом режиссера на «Пермьтелефильм». Так я пришел в кино, совершенно не понимая, что такое кино, тем более, документальное кино, которое описывало летопись пятилетки и прочую фигню, которая в дурном сне только может присниться.

Можно сказать, что вы случайно попали к профессионалам?

Павел Печенкин: Я попал случайно. Именно благодаря тому, что я попал, так сказать, под прицел партийной власти времен Черненко, и меня устроили туда, чтоб я не производил лишнего шума. Меня ткнули в кино, в эту технологию. И я начал собирать эти дурацкие летописи пятилетки. Кстати, недавно Сережа Тупицын показывал одну из этих, и я там с удивлением увидел свою фамилию. Визит какого-то секретаря ЦК КПСС в Пермь. Я помню, что это, действительно, был первый очерк, в котором я был ассистентом режиссера.

Ваша фамилия в титрах, да?

Павел Печенкин: Да, и моя фамилия в титрах. И я помню, что мне вначале ее дали делать, а потом отобрали резко, потому что я начал из этого делать такой клип. На самом деле я с удовольствием работал. Это командировки с Олегом Федорущенко группа, с Рашидом Давлетшиным, с Федей Токмаковым, Костей Шитовым, Сережей Лепихиным, параллельно все операторы учились во ВГИКе на операторском, а режиссеры были мы: я, Витя Костычев и другие ребята, которые за счет денег государства фактически делали первые шаги в игровом кино и в документальном.

Если я не ошибаюсь, ваши первые режиссерские шаги, они были связаны с чаяниями снимать игровое кино

Павел Печенкин: Это нормально для молодого человека, снимать сначала игровое кино, потому что это же литература.

А чьи лавры вам тогда покоя не давали?

Павел Печенкин: На самом деле кино меня пробило, пожалуй, так сильно «Андрей Рублев» Тарковского. Это было, по-моему, на 4-м курсе. Клуб работников Госторговли. Я пять раз сходил на этот фильм в разное время. И потом пошли после этого и Феллини, и все наши режиссеры – Панфилов, потом вышла «Асса» Соловьева, Балаяна фильм. То есть много, чего интересного шло, и мы это с удовольствием… Был клуб в ДК офицеров, киноклуб, где показывали тоже кино, которое в кинотеатрах не шло. В принципе, я до сих пор этим занимаюсь. То есть я показываю то кино, которое в кинотеатрах не идет, у себя в «Премьере». Поэтому, собственно, с того времени моя профессия практически уже не менялась.

Однако в большей степени, если мы говорим о режиссере Павле Печенкине, то мы имеем в виду документальное кино, и вы все равно выбрали вот ту историю, где в основе реальная жизнь, реальная история.

Павел Печенкин: У этой истории есть один момент. Это 92-й год, и это рыночный обвал, это сумасшедшие 90-е годы, где думать об игровом кино было безумием просто-напросто.

И в Перми не было большой киностудии.

Павел Печенкин: В конце 80-х годов мы взяли на себя, такой совершенно авантюрный был план. Директор творческой студии, покойный Володя Григорьев, приходит и говорит: «Слушай, а давай в банке деньги возьмем и снимем игровое кино». Я говорю: «Ты че, с ума сошел? Кто нам деньги даст?» «А давай напишем сценарий». Я говорю: «Да нет». «Ну пойдем, сходим». Ну пошли. Сказали: «Ребята, давайте снимем». Пермкомбанк там был. Они говорят: «Ну давайте сценарий». Я написал сценарий.

Вместо бизнес-плана.

Павел Печенкин: Вместо бизнес-плана написал сценарий. «Сколько это примерно стоит?» Мы посчитали, посчитали, где-то 200 тысяч рублей. «Ну смешно, ребята, давайте начнем». «Давайте начнем». И мы со всей дури, опять же, вляпались в эту историю. Я помню первый кадр этого фильма «Любимчик», когда стоит камера на дороге, я рядом с камерой, на меня летит трюковая машина гоночная, за рулем мастер спорта по раллийным гонкам. И вдруг эта машина так неловко вокруг меня отворачивает, благодаря тому, что я все-таки стоял рядом, меня не задевает, но он не справляется управлением, это первый кадр, который мы снимаем на этом фильме, и улетает он глубоко в овраг. Но так, как он был мастер спорта, он сумел…

Все живы.

Павел Печенкин: Он был за рулем, естественно, машину подбросило, как на трамплине, она еще пролетела метров 15 и встала на колеса. После этого мы, конечно, в этот день ничего больше не снимали, насколько мне память не изменяет. Но неважно. Это была авантюра с ног до головы. В этой авантюре снималась Оля Дроздова, еще молодая актриса «Современника», Олег ?????? (неразборчиво), в общем, многие из московских актеров, в том числе, наши актеры. В том числе, я там снялся, раза два-три в кадр попал. Фильм прошел достаточно хорошо. Он собрал около 5 миллионов зрителей.

Банку вернули взятые кредиты?

Павел Печенкин: Банку деньги вернули. При этом производство стоило 200 тысяч, а реклама уже стоила 700, по-моему, потому что это уже была «павловская» реформа, и так далее. Тем не менее, нам дали на рекламу. Реклама «Любимчика» была по Первому аж каналу. Пять миллионов посмотрели. В общем, последний раз я видел афишу «Любимчика» на выборах ?????? (неразборчиво), когда выбирался Лебедь. Где-то был в Красноярском крае. Стоял рядом с каким-то сельским клубом, там был фильм «Любимчик» написано, последние сведения о моем фильме.

Вы лично когда последний раз пересматривали этот фильм?

Павел Печенкин: Кино игровое стареет буквально за год. В этом смысле это совершенно наивная и по идеологии, хотя там идеология, скажем так, политическая взята, и это во многом определяло все наши последующие 20 лет. Это выборы депутата в народный совет, тогда еще был. То есть он был депутатом РСФСР, а фильм когда вышел, уже не было Советского Союза, и так далее. Там была политическая борьба, в ходе которой главный герой Боря Шевченко, такой супермен.

А с точки зрения режиссера, операторской работы?

Павел Печенкин: Все сейчас поменялось. Поменялась технология. Сейчас на пленку уже практически никто не снимает. Все эти камеры, свет совершенно другой, другая пластика изображения, другой звук. Ну всё         другое. Вот сейчас, допустим, мы с Володей Воробьем думаем о том, чтобы делать римейк «Ивана Семенова». И хотим создавать фонд. И огромный, невероятный авторитет этого фильма перед поколением, вот моим поколением, Константин Березовский,  еще он жив и работает, и я думаю, что мы и его к этому привлечем. В общем, история про игровое кино, она не закончилась. В прошлом году фильм Алексея Романова был в Канне в информационной программе. Я тоже там принял какое-то участие в этом. Так что, у нас есть и творческие кадры, есть и амбиции какие-то. и есть желание, самое главное, этим заниматься. Потому что кинокомиссии уже работают. Недавно приезжали два локейшен-менеджера в Пермь, ездили по Пермскому краю, посмотрели зимнюю натуру пермскую, были совершенно очарованы нашей природой. Я думаю, что это будет иметь продолжение в самом ближайшем будущем.

Хочется вернуться к тому моменту, когда вы стали заниматься документальным кино.

Павел Печенкин: Документальным кино я начал заниматься, так как я работал на «Пермьтелефильме», «Пермьтелефильм» по определению занимался только документальным кино, и фильм Березовского, который был снят на пермском телевидении, это был единственный опыт всего лишь, хотя очень удачный. Но больше не дали снимать ни Березовскому, ни кому бы то ни было в Перми еще. Поэтому история документальная была совершенно естественная. Я изучил технологию. Полтора года поработал ассистентом, я понял технологию, подержал пленку в руках, помонтировал, поснимал.

Технически проще снимать документальное кино, чем игровое?

Павел Печенкин: Документальное кино тогда – это была все-таки тяжелая камера, это была пленка, это было большое количество света, это человек – герой, который стоит перед камерой и говорит какие-то слова.

Но не было же гонки за спецэффектами, как в игровом кино.

Павел Печенкин: Нет, спецэффекты – это уже…

Герой.

Павел Печенкин: Да. То есть сейчас в документальном кино – главное герой, главное обстоятельство, которое живет в герое. Это было самое интересное. Когда я для себя открыл документальное кино именно в этом смысле, вообще, киноязык – это монтаж, это свет, это звук, для меня весь мой предыдущий опыт – поэтический, литературный, театральный, экспериментальный, он остался позади. Я понял, что огромные возможности у кино, и начал этим заниматься сознательно. И документальное кино меня ничуть не унижало. И даже после игрового кино, после «Любимчика», когда мы все-таки выдали этот фильм, и он вышел, после этого я был просто больным человеком. То есть это было чудовищное напряжение в группе, в которой отсутствуют профессионалы, снять боевик, сложно постановочный, со всеми накладками, с плохой пленкой, некоторые эпизоды большущие пришлось переснимать и так далее. Это была такая ответственность. И при этом невозможно первый фильм сделать так, чтобы он сразу стал победителем какого-то фестиваля. Этого не бывает. Это все равно изучение технологии. Понятно, что, если бы продолжил опыт, наверно бы, если бы, допустим, я поступил, условно говоря, к Митте, как мы договаривались с ним, а он в этот год не стал набирать, я бы уехал, наверно, из Перми, и, конечно бы, здесь не был, безусловно. Так, как после «Любимчика», я уехал во Францию, мне там предлагали оставаться ассистентом работать на французской киностудии. Но я тоже этого не сделал, потому что у меня только что вышел фильм, и я должен был вернуться в Россию на премьеру своего фильма. Понятно, что мы предполагаем, господь располагает. Так случилось. И получилось так, что в конечном итоге после «Любимчика» возможности снимать игровое кино уже не было, и не было желания такого, потому что не было рынка. Кинотеатры превратились в мебельные магазины, обувные.

И понятно, что документальное кино было единственной отдушиной. В то время была большая мода на российское документальное кино. Наши фильмы побеждали на всех фестивалях абсолютно. Я там часть этой славы захватил. Побывал в качестве участника и в Локарно, и в Амстердаме, самом главном мировом фестивале документального кино, как участник. Даже получил № 8 в рейтинге зрительского внимания. Это серьезный такой проступок, с моей точки, биографии. После первого фильма, который я снял уже на Свердловской киностудии, потому что я уехал отсюда, здесь не было ничего. То, что делал «Пермьтелефильм», меня абсолютно не устраивало. Да и у них не было желания особенно меня брать. Я снимал то кино, которое телевидение не приемлет абсолютно. Уехал, и там получил ту возможность. Приехал в Екатеринбург, когда там работали, пожалуй, в то поколение, вот в мое поколение, это были лучшие режиссеры. Это был Сережа ?????? (неразборчиво), это был Георгий Негашев, это был Сережа Князев, это Людмила Уланова.

Те же имена, которые и сегодня довольно известные.

Павел Печенкин: Которые получали потом, уже получали, потом получили еще все возможные призы, кроме «Оскара», пожалуй. Все остальные призы были в руках нашей этой тусовки.

Не секрет ни для кого, что в выборе героя фильма, документального особенно, большая часть успеха, наверняка.

Павел Печенкин: Конечно.

Герои ваших фильмов – это и актер, писатель, тут же дети беспризорные, тут же, например, если последний фильм брать, вдова рок-муыканта, совершенно разные люди. Чем вы руководствовались, когда вдруг появлялось желание снять?

Павел Печенкин: Есть такое понятие – киногеничность. Вот сейчас уже, будучи не очень молодым человеком, я совершенно ясно понимаю, что самое главное - если есть герой. Если он киногеничен, если он хочет сниматься, если он просто актер по жизни, условно говоря. То есть он открыт, он не замкнут, он не сдерживает себя и так далее.

То есть это так же, как у нас на радио бывает, что есть такой-то человек: ой, он умница, он интересный…

Павел Печенкин: Экстраверт или интроверт.

…но он не будет звучать, например, мы говорим.

Павел Печенкин: Конечно. Это же публичная история. В этом смысле киногеничность это и есть открытая такая нервная система, экстраверт. Он может быть даже больше говорит, чем поступает, но все равно, в любом случае, умеет если он говорить, и с удовольствием снимается, вот этот человек. А вокруг него уже история, которая возникает, это уже история или Елены Новоселовой, или человек, который ?????? (неразборчиво) идею одноногого инвалида, или это Валера Серегин, или это Тюрин Рудольф. Это разные люди. Или Людмила Павловна Сахарова. Это все люди, каждый по себе который - мощные, интересные для кино люди.

Но ведь можно создать такую ситуацию, когда открытый и имеющий актерское нутро человек, вдруг закрывается или фальшивит, или начинает наигрывать, тут ведь тоже мастерство режиссера создать естественный…

Павел Печенкин: Нынче у меня заканчивают четыре человека мою мастерскую в институте культуры.

В академии теперь уже.

Павел Печенкин: Да. Поступили в институт, а закончили академию. Я думаю, что эти люди точно не потеряются в нашей пермской тусовке. «Пермской», я не имею в виду уничижительно, а в самом высоком смысле этого слова. Это будут люди, которые найдут себя и в Перми, и в Москве, и где угодно. Это люди, уже самостоятельно делающие выбор, самостоятельно работающие и имеющие точку зрения. Они вдруг неожиданно, как гадкие утята, первые два года … предоставленные возможности, я не понимал, почему они не ходят туда, не ходят туда, не делают это, не делают это. А потом вдруг оказалось, что после такой массированной пятилетней атаки на их мозги, на их понимание мира вдруг из них вылупились люди, которые уже ясно, самостоятельно сделают выбор в жизни. И этот выбор будет интересен всем остальным. И если я заявлял даже где-то в прессе о том, что недоволен своими студентами, это было года два назад, полтора, наверно, и это было действительно так, я не понимал, как из них что-то может получиться, потому что они…

Ничем не интересуются…

Павел Печенкин: …не интересуются, книжки не читают, не бегают ко мне и по каждому поводу не спрашивают: объясни, как, объясни, как. Тем не менее, они стали все-таки самостоятельными людьми. Самое главное: самостоятельными людьми, которые и читают книжки, и смотрят кино, и они стали профессионалы. Они уже сами изучают предмет так, как они хотят, так, как им ближе. Для них как раз я и рассказываю историю о том, что на самом деле главное в жизни – это человек. Человек, и какой он, этот человек. Потому что можно снимать о том, что ты хочешь сказать, но это будет не документальное кино, это будет журналистика. А если есть человек, и ты начинаешь, уже исходя из своего понимания мира, конструировать его, но он остается всегда в центре, вот тогда это и будет кино. Рай – две больших разницы, как говорят у них в Одессе.

Некоторые режиссеры или писатели, которые любят обращаться к историям реальных людей, сетуют на то, что вот де времена не те сейчас, и люди как-то помельчали, и описывать некого, и снимать не о ком, когда вот о реальном, вы чувствуете такую нехватку, такой дефицит?

Павел Печенкин: Да нет, никакой нехватки нет. К сожалению, у меня сейчас большое количество обязанностей, и сил уже стало поменьше, у меня огромное количество должностей, каждая из которых требует чего-то, времени, прежде всего. И я уже не могу работать по 22 часа в сутки, просто физически. Поэтому я думаю, что я не снял еще своего последнего фильма, что я еще буду, может быть, снимать. Но для этого нужно вот эту историю, последний проект который, я считаю, что  должен запустить, что он должен быть в Перми и должен начать работать в Перми, это кинокомиссия. Запустив эту историю, можно спокойно уже заняться своим личным творчеством. Система кинопроизводства, кинопоказа, подготовки кадров в Перми будет запущена, и в нее будет достаточно простой вход и достаточно будет все понятно, и не нужно будет ехать в Москву никому.

Вот вы остались в Перми, работаете в Перми, и в большинстве своем реализуете проекты в Перми, вы патриот? И вот эта кинокомиссия - это ведь исключительно такое дело отчасти миссионерское, чтоб к нам ехали.

Павел Печенкин: Если под патриотизмом понимать равные возможности людей, которые живут в Перми, и в Москве, и в Питере, и в Париже, и в Лос-Анджелесе, то да, конечно, я патриот, потому что я считаю, что Пермь ничуть не хуже других мест. Почему я остался в Перми в конечном итоге? В Москве документальное кино – это московское документальное кино. Там люди другие, другая жизнь. Пермь – это центр информации для документалистов, это сама жизнь, гуща жизни, провинциальной жизни, где люди не так захвачены в политике, и в бизнесе, и так далее, зарабатываением денег. Это как бы такой чистый срез жизни – Пермь. Я потому здесь и остался. И поэтому считаю, что документалист настоящий должен жить в провинции.

А ваши проекты, связанные, например, с пермской «Синематекой», с карнидальным переформатированием киносалона «Премьер», теперь там киноцентр «Премьер», с организацией фестиваля «Флаэртиана», возможно, у меня поверхностное понимание, но мне видится во всем этом ваше желание, если не просветить, просто научить чему-то, а расширить круг любителей кино. Потому что, например, я помню, когда вы запускали пермскую «Синематеку», еще только о ней говорили, много речи шло о том, что у нас посмотреть нечего. Вот я сегодня прочитала интервью с режиссером, который ставит в «Театре-Театре» спектакль. Он говорит: да, у вас здесь все хорошо, но у вас же невозможно сходить в кино. Ну он не знает еще «Премьер», например, потому что там для людей знающих в большинстве своем фильмы. Вот это ваше желание поделиться знаниями, которыми вы владеете? От чего это всё?

Павел Печенкин: Наверно, это природное свободолюбие просто. То есть, если чего-то у меня нет, я это делаю сам. Я не жду, кто-то меня за руку приведет куда-то…

То есть я не говорю, что как скучно мне жить в этом городе.

Павел Печенкин: Конечно, конечно. Я делаю просто то, что мне не хватает. Я делаю ради себя и ради своих друзей, ради детей, ради студентов своих. Это естественная ситуация человека, который делает. И всё. Не стонет, а делает. Я из таких людей, скорее всего.

Сегодня фестиваль, которым вы руководите, имеет уже репутацию серьезного фестиваля, на который приезжают, итоги которого печатают СМИ, не только федеральные, я молчу про пермские, но и зарубежного порядка, и вас включают в жюри международных фестивалей. Кроме того, что для репутации, конечно, приятно, что для вас это значит сегодня? Как вы это оцениваете?

Павел Печенкин: Сказать, что я сейчас с удовольствием куда-то езжу за рубеж, это будет неправда. Я бы с удовольствием летом отдыхал где-нибудь на Волге или у своей мамы в Нижегородской губернии. Я не очень люблю уже ездить, я фактически там все уже видел, все уже понятно. Вообще, на самом деле, ситуация развивается. Развивается и документальное кино, меняется отношение людей к документальному кино, и, соответственно, меняться должно и отношение наше к этому. Вот от этого я боюсь отстать. Я хочу быть на передовых позициях, поэтому я с удовольствием участвую в жюри международных фестивалей. Потому что я вижу самое свежее, самое интересное, самое важное. Мне интересно, как люди меняют отношение к своей жизни. В документальном кино насколько малое место политика, насколько человеческое в человеке интересно везде, невзирая на место, где ты живешь. Насколько мы более открыты по отношению к людям, которые живут в Европе, которые про себя фактически не снимают. А мы все-таки снимаем сами о себе. Это, кстати, традиция великой русской литературы. Великий русский роман, который появился в «золотой век»…

Писать о себе, изучать себя.

Павел Печенкин: Да, это писать о себе, изучать себя, этим самым становиться интересным для всего остального мира. Это традиция великой русской литературы. Она у нас еще есть. И я совершенно ясно говорю, что я принадлежу к этой великой русской традиции. Все мои друзья это та же самая традиция. Нас немного, на самом деле, в мире, в том числе, немного. Документальное кино, как ни странно, в таком формате, который у нас в России, в очень малых странах снимается, в немногих странах. Но если в Европе документальное кино часто и, как правило, показывается на телевидении, и у телевидения есть опытные продюсеры, и воспитанная публика…

Есть заказ от телевидения, да?

Павел Печенкин: Есть заказ от телевидения, в основном, это телевизионные деньги. То у нас телевидение – это «Дом-2», лучший вариант – это «Голос». А все остальное это, в общем, пошлятина и низкий вкус.

И под маркой «документальное кино» показывается, от каких пластических операций актриса умерла…

Павел Печенкин: Да-да-да, или это журналисты, которые… вот фильм такого-то, фильм Аркадия Мамонтова или еще кого-то. На самом деле это даже не Майкл Мур. Это лауреат Оскара за документальное, как бы, кино тоже. Но это не кино документальное, и человека там нет. Там много очень журналиста, и нет героя.

Иногда можно увидеть документальные фильмы по телеканалу «Культура», например, и то это очень-очень глубокой ночью.

Павел Печенкин: На самом деле все меняется, и это, в том числе, меняется в нашей стране. Сейчас, допустим, в Москве бум документальных киноклубов, фильмов, где-то в 20 точках Москвы. Раньше это можно было посмотреть в одном месте, в Доме кино, и во время Московского фестиваля параллельно шла информационная программа документального кино, или во ВГИКе это можно было посмотреть. То сейчас, мы как-то раз считали, там от 15 до 20 мест, где показывают регулярно документальное кино, клубы, которые ведут сами режиссеры документального кино, или критики. Даже РИА «Новости», как бы, новостная история, вдруг там появляется клуб документального кино. Вот мы там видели, показывают.

На «Ленте.ру» тоже есть отдельный проект «Lenta.doc».

Павел Печенкин: Да. Все приходит в нормальное состояние, в том числе, мозги.

Это та хроника, о которой мы потом и будем судить, наверно.

Павел Печенкин: Конечно. Прежде всего, в кино интересен человек другой. Не то, что думает по этому поводу журналист, а другой человек, который должен быть показан с наибольшим чаянием и бережностью к самому человеку, а не к тому человеку, который его снимает. Эти стэндапы, для документального кино это всё. Причем тут Маша и Петя, которые вот стоят на этом месте пожара и рассказывают, как это все случилось? Это не документальное кино. Это Маша и Петя на пожаре.

Биография и вас, безусловно, как героя, тоже развивается, и, даст бог, будет развиваться. Если бы вдруг, такая у меня крамольная мысль, авантюрная, у кого-то появилось желание снять документальный фильм о Павле Печенкине, то вы бы хотели, чтоб в каком жанре был этот фильм?

Павел Печенкин: Конечно, документальное кино. Но человек должен, по крайней мере, быть талантливым, и этого человека должен я уважать. Потому что искренним быть перед другим человеком сложно. Это искусство – быть искренним.

И герою, и режиссеру.

Павел Печенкин: Конечно. Чтобы герой, именно в этом документальное кино, вся соль здесь, в документальном кино, в контакте между героем и режиссером. Если есть контакт – есть кино, нет контакта - нет кина.

Какой будет «Флаэртиана» у нас грядущей осенью? Уже есть ли какие-то наметки? Как кинокомиссия развивается? Хотя вы отчасти уже поделились новостями.

Павел Печенкин: «Флаэртиана» уже для меня не новость.

Но уже ведь есть задел у вас на осень?

Павел Печенкин: Конечно. «Флаэртиана» нынче будет с 6 по 13 октября. Она будет немножко длиннее - на три дня. Будет российский конкурс «Флаэртианы». Нынче нам федеральный бюджет отвалил от щедрости душевной на конкурс российский документального кино. Будет международный конкурс.

Но не просто ведь отвалил. Это же работа с министерством, это ж надо убедить.

Павел Печенкин: Это понятно. К чиновникам у меня отношение такое… Если бы все зависело от чиновников, тогда бы, наверно, ничего бы не происходило на этой земле. Но я думаю, что самое главное все-таки не «Флаэртиана», уже не «Флаэртиана». А это то, что происходит между «Флаэртианой!». Между «Флаэртианой» происходит активная работа с медиа-образованием, это происходит комиссия. И это два пункта, которые - мы впереди планеты всей, называется. По медиа-образованию мы точно лидеры в нашей стране, однозначно, могу доказать легко. А кинокомиссии, хотя в России и существуют кинокомиссии, но мы делаем кинокомиссию пермскую, которая будет именно провинциальной кинокомиссией, которая далеко от Москвы.