Программы / Биография

Татьяна Дьякова: Очень хочется сказать, что это природная скромность. Может быть и так, кто знает. Учителя ведь не депутаты, они люди публичные в своем классе со своими учениками, делают свою работу. Думаю, что это, наверно, закономерно для нашей профессии так вот достаточно скромно себя вести.

Вы ведь и сейчас, перед самым началом программы, мы с вами уже 20 минут общаемся, вы же ни слова не сказали о себе, хотя вы пришли на программу «Биография». Вы же все говорите про школу, про преподавателей, про выпускников, и ни слова о себе. Это такая деформация уже получается?

Татьяна Дьякова: Слово-то не очень хорошее «деформация». Наверное, где-то знак равенства между жизнью и работой это точно, потому что работа занимает из 24 часов в сутках большую часть, две трети это точно.

Можно поставить знак равенства между вами и школой, между вами и гимназией 4? Гимназия 4 – это Татьяна Дьякова. Нет?

Меж тем вы директор с 94-го года, вы последний директор школы-гимназии № 92, вы первый директор гимназии № 4, и, в сущности, вы человек, который сделал школу гимназией.

Татьяна Дьякова: И да, и нет. Во всяком случае, эта идея принадлежала не мне. Это уже в конце 80-х – начале 90-х идея принадлежала Валентине Александровне Глухих. Тогда была возможность уже работать по вариативным программам, не всем школам в стране по одинаковым программам. Когда в те времена ребенок переезжал, скажем, с Дальнего Востока в Пермь, то разница в программах была, может быть, на час-два. Настолько были программы синхронизированы и одинаковы во всех школах Советского Союза.

А я прекрасно помню, когда одним вопросом можно было расставить все точки над i. Вы когда в санатории обучались, на чем остановились? На этом? Мы уже полпараграфа прошли, прочти дома. Вот я помню, помню, помню.

Татьяна Дьякова: Да, было все действительно очень регламентировано, синхронизировано. А в конце 80-х ветер перемен уже подул, была известная всем перестройка, начиналась потихонечку. И была возможность работать по так называемым вариативным программам. Вот тогда-то настоящие учителя могли развернуться, они имели возможность модернизировать какие-то программы, сделать авторские. И в первую очередь это делали учителя гуманитарии – литераторы, историки, по этим предметам были программы. И мы тогда начали путь в гуманитарную гимназию. Я лишь его завершила, заверила документарно, то есть формально, с документами. Вот это делала уже я.

Это ведь было время, когда появлялись новые типы образовательных учреждений. Это было время лицеев – 1-й, 2-й, и они, безусловно, блистали. Особенно потому что имели непосредственную привязку к вузу = один к Политеху, другой – к классическому университету. Туда рвались, туда шли толпами. Это было время так называемых спецшкол, и тогда эти спецшколы были у всех на слуху. Только-только начинался период, когда они были на слуху как уже статусные школы, не простые школы. И 92-я долгое время в этот список статусных и не простых не входила. считалась хорошей школой, но не статусной, хорошей школой, но не спец. И мне кажется, что почему-то удалось, каким-то образом вам удалось пройти по этой тонкой грани, не скатиться в абсолютную мажористость, с одной стороны, и сохранить великолепнейший преподавательский коллектив, и уникальный какой-то интеллектуальный статус, с другой стороны, хорошая школа.

Татьяна Дьякова: Спасибо. Мы, действительно, этот переход делали постепенно, не торопясь. Нам было неважно, под каким номером мы будем существовать как гимназия, и когда все это начнется. Нужно было решать множество разных вопросов, потому что, когда вопрос о создании гимназии возник, мы работали по микрорайону, мы вынуждены были принимать большое количество детей первоклассников в первые классы. По 3-4 класса набирали первых, поэтому надо было решать вопрос с микрорайоном, с привязкой этих домов к школе, надо было решать вопрос с программами и так далее. Много всего. Поэтому мы шли постепенно. Я вот эти временные отсечки очень хорошо помню. 96-й год, когда мы заявились, как школа-гимназия, аккуратно, не гимназия сразу, потому что действительно шел набор по микрорайону, и мы вынуждены были комплектовать и общеобразовательные классы, и даже коррекционные, если были дети такого уровня. И называться при этом гимназией было бы, наверно, неправильно. Потом следующая у нас была грань - 97-й год, когда мы решали вопрос с микрорайоном. У нас его убрали, мы стали работать по городскому набору. Потом 98-й год, когда мы после долгих мытарств получили дополнительное здание для размещения начальной школы. Потом 2001-й год, когда мы впервые все-таки рискнули заявиться только на статус гимназии, перед этим пройдя аккредитацию. И сразу же, это был год тоже юбилейный для 92-й школы, нам было 50 лет, и сразу заявились еще на имя Каменских. Потому что до этого еще, в том числе, работали с американцами в общем проекте, и они спросили: «А что это у вас все школы только по номерам? Нет какого-то имени». И действительно в Перми только единственная гимназия Дягилева как-то себя обозначила. Мы посмотрели, оглянулись вокруг себя, оказывается, стоим на очень интересном с точки зрения истории, краеведения месте. И вот в 2001-м году появилась гимназия № 4 и гимназия имени Братьев Каменских. Этот путь был у нас практически длиной даже больше десятка лет. И мы о нем не жалеем, потому что мы действительно старались не потерять лучшее в погоне за статусом, сохранить это. И спасибо вам за то, что вы это заметили.

Это было очень сложно не заметить, потому что кругом мне, и как потенциальному ученику, что ли, или как уже состоявшемуся ученику потом только ленивый не подчеркивал это –«А, 92-я? Конечно, хорошая школа, да, да». К вопросу о Каменских. Попытка найти себя в общем многообразии в кои-то веки увенчалась практически стопроцентным успехом. Вот именно найти свою индивидуальность. Ведь сейчас спросите кого-нибудь: «Какая школа у нас в Перми носит имя Александра Сергеевича Пушкина?»

Татьяна Дьякова: Номер 9, я знаю.

И вот так вот слету достаточно сложно человеку несведущему ответить, что это физмат школа № 9. А подишь ты. Правда, и имя Пушкина, и Пушкинские балы, и часть традиций они, безусловно, стараются тянуть и сохранять. Но едва ли среди тех, кто знает братьев Каменских, есть те, кто не знает, какая школа носит их им. Вы умудрились сделать еще и мощнейший образовательный ведь вклад внести в популяризацию братьев Каменских, исторического наследия. Как здесь выходили на эту идею?

Татьяна Дьякова: Мне кажется, что где бы ни стояла школа, вот даже в чистом поле, надо оглядеться, потому что все равно на чем-то надо строить воспитательную и образовательную систему. И, конечно, нам было важно, и здесь я должна сказать спасибо огромное Анне Константиновне Купкель, учителю истории, МХК, она с ребятами-краеведами работала и подняла вот эту тему. Действительно, когда мы огляделись, трудно было не заметить, что мы находимся на земле, на месте, некогда купленной купцами Каменскими, один из них был городской головой во времена Александра II. То есть это были замечательные пермяки, благородные люди, почетные граждане Перми. Нас обозначают место усыпальницы Каменских рядом. Нас как-то реконструкция подняла еще даже чуть вверх, помните, мы стояли ниже, просто в обычном городском квартале. А когда была реконструкция проезда между Плеханова и Большевистской, нас чуть-чуть приподняли, и, честно говоря, это место тоже храмовое. На этом месте стоял храм жен-мироносиц в свое время, это тоже на монастырских землях. То есть мы занялись этой историей где-то в 2000-2001-м году. У нас сейчас есть музей Каменских. Мы проводим ежегодно краеведческие чтения, которые называются «Город Пермь: прошлое и настоящее», дальше следует фраза, которая обозначает тему года. У нас в гостях были московские Каменские. Кстати говоря, когда мы получали имя Каменских в 2001-м году, наш краевой архив ответил нам, что они не знают дальнейшей истории, кто из Каменских из потомков жив, потому что тогда бы надо их спросить, можем ли мы носить имя Каменских. А потом мы нашли, сделав в интернете музей вот такой. То есть, в принципе, эта находка помогла нам воспитательную систему выстроить вокруг вот этих краеведческих общих дел. Это здорово. Потому что, правда, было потеряно многое с утерей комсомольской, пионерской организаций. Если откинуть политику, то там много было хорошего. И надо было выстраивать новую воспитательную систему. Благодаря вот этой находке, мы тоже многое сделали здесь.

И на данный момент 4-я гимназия, когда меня, допустим, спрашивают о профиле, я абсолютно честно отвечаю – краеведческая, гуманитарная. И все становится понятно. Хотя, казалось бы, как школа может быть краеведческой? По большому счету, краеведение - это такая очень узкая дисциплина. И, наверняка, в то же время, не может быть такого большого, всеобщего краеведения, она всегда прикладная какая-то дисциплина. А ведь, подишь ты, удалось сделать гуманитарно-краеведческую гимназию. Гимназию, которая, да, занимается развитием традиций родного края. Кто бы сейчас еще сказал про свое заведение вот так же? Я не знаю таких. Возможно, в других регионах есть. Вы знаете?

Татьяна Дьякова: По-разному люди реагируют на слово «краеведение». У кого-то сразу возникает образ кокошников, сарафанов, каких-то таких вещей. Мы все-таки должны растить патриотов. Ребенок все равно должен в этом быть. И, мне кажется, когда мы знаем, действительно, историю культуры своего края, историю своей семьи, тут ничего плохого нет. А, в принципе, мы широко понимаем гуманитарное образование у нас в гимназии. Мы углубленно изучаем русский язык, и говорим об этом абсолютно уверенно, потому что свой родной государственный язык надо знать хорошо. У нас углубленное изучение литературы, большее количество учебных часов в учебном плане отводится, начиная с 5 класса и по 9-й класс, а потом уже дети определяются на углубленное, не углубленное изучение этого предмета. У нас до сих пор идет курс мировой художественной культуры, и не только в старших классах, как в большинстве образовательных учреждений, а начиная с 6 класса. Мы расширили курс обществознания за последние годы, как очень востребованный детьми. И мы очень много занимаемся иностранным языком – английским языком. Мы получили статус центра международного тестирования. Мы сейчас комплектуем четыре группы детей в языковые лагеря Шотландии. То есть мы многим занимаемся, и все это средства для развития детей. Поэтому да, краеведение определяет где-то наше лицо, но не только этим, конечно, мы занимаемся.

Это, безусловно, так. Кстати, вы с такой легкостью. спокойной легкостью произнесли слово «патриотизм» достаточно затасканное, заезженное в последнее время, особенно в публичном пространстве с помощью госканалов, с помощью постоянной, фальшивой, некрасивой, неумной риторики. Но когда вы говорите «патриотизм», я понимаю, о чем вы говорите. Как здесь удалось сохранить грань и сделать патриотизм не ругательным, не бранным, не фальшивым словом? Ведь вы сказали «патриотизм», и я сразу понял – край, русский язык, история, а вовсе не флаг, строй и подбородок вверх.

Татьяна Дьякова: Мы, действительно, последнее время очень часто ругаем себя и хвалим все, что за границами, за рубежами. Так, наверное, было всегда. В этом, может быть, и сущность нас, русских, когда мы себя всегда, так сказать, считаем, может быть, не самой первейшей из наций и так далее. Но я хочу сказать, что вообще многие вещи решаются, если мы патриоты. Вот самые такие элементарные вещи. Нам не нравятся грязные улицы, нам не нравятся грязные подъезды, все это, я думаю, что начинается с патриотизма.  Когда человек осознает себя, как личность, когда он понимает, что это и его работа, не только властей, то все встает на свои места. Вот я все-таки о школе ближе. Я говорила о том, как мы выстраивали воспитательную систему. Мы решили сделать из гимназии такое мини-государство. Вот там и укладывается понятие патриотизма тоже. у нас есть свой флаг, который выбрали дети. В центре наше узнаваемое здание с башенкой знаменитой 92-й, с лучами, которые символизируют книгу, знания и так далее, с 11-ю яркими звездами, 11 параллелей, которые обозначают ученическое сообщество. У нас есть свой девиз, по латыни он произносится «Vivat, Cresсat, Floreat!» и по-русски «Да живет, растет, процветает!». Кстати, это девиз старинных, еще дореволюционных гимназий. У нас есть свой исторический знак «ГК» - гимназия Каменских, которым мы обозначаем свою историческую значимость и принадлежность к клану Каменских. У нас даже есть свой гимн. У нас есть свои кричалки, которые поднимают патриотизм детей, когда ведущий говорит «самые лучшие в мире», а дети кричат «гимназия номер четыре». То есть у нас есть своя система традиций, свой календарь, как в любом государстве, есть красные даты и не красные даты. И со всего этого начинается патриотизм. Когда ты осознаешь себя как человека, который входит в эту среду социальную, школьную, гимназическую, а потом уже вырастает в гражданина через краеведческие эти вещи, гражданина Перми, края, страны. Когда он с уважением относится к традициям, к языку, к истории, к культуре, он по-другому осознает и себя, и свою страну, и вообще мир, я думаю.

Каким образом в современное пространство вы вписываете воспитательную работу своей гимназии? Я имею в виду в текущее пространство. Есть ли у вас, допустим, необходимая пионерская организация, которые сейчас начинают возрождаться направо и налево? Есть ли у вас, допустим, какие-нибудь скауты, которые были популярны 15 лет назад? Или у вас по-прежнему есть самодостаточность, и вы, скорее, придумаете что-то свое?

Татьяна Дьякова: Пионерской организации у нас нет, и я думаю, что это уже дело прошлого, хотя я сама была очень активной пионеркой в свое время, и председателем совета дружины, и была в «Артеке», и помню великолепные пионерские костры, пионерские галстуки. Но всему свое время. Скаутскому движению, наверно, есть место, но как-то мы… вот то, что не приживается, оно не приживается. Может быть, нам достаточно того, что у нас есть. У нас год начинается с общей линейки 1 сентября. У нас обязателен баскетбольный турнир на нашем баскетбольном корте, мы ходим на туристический слет, мы тоже делаем литературные балы, мы делаем посвящение в гимназисты. У нас достаточно насыщенная жизнь. И какие-то вещи иногда не приживаются. К сожалению, не прижился КВН. Вот современное движение, я с удовольствием по телевизору смотрю эту передачу. Но у нас в гимназии как-то с этим не случается. Может быть, потому что уже или нет места этой традиции. Должно все естественно происходить, не просто надо перенимать, я думаю.

У вас помимо прочего, вы упомянули про баскетбольную площадку, это ведь один из самых современных на текущий момент в Перми стритбольных кортов, которые есть в городе. Я знаю, что это отдельная история, как он у вас появился.

Татьяна Дьякова: 10 лет назад появился. Тогда мы занимались реконструкцией территории вокруг гимназии, заасфальтировали все. Мне очень хотелось поставить там какие-то современные спортивные сооружения, но, как всегда, средств нет. И тут приходит один из людей, говорит - вот есть четырехлетний проект с компанией «Reebok», давайте поработаем, вот будет такой корт. Посмотрели, понравилось, сделали, отработали 4 года в проекте. И потом как-то место прикормленным стало, и любой баскетболист считает, видимо, за честь прийти и там поиграть в баскетбол летом. Вчера состоялся там матч, было достаточно много команд, было шумно. Сейчас мы на этапе того, чтобы придать новую жизнь этому баскетбольному корту, баскетбольному движению. В том числе, в гимназии тоже.

В данном случае, когда Марсил Магсумович выбирал место, мне кажется, он очень удачно попал. Казалось бы – крохотный пятачок. Со стороны-то, с улицы и не понять, что там может быть площадка, ровно до тех пор, пока она там не появилась. А появилась – и всё, и сразу появилась какая-то новая история. Я заканчивал 92-ю школу, там на этой площадке мы периодически бегали.

Татьяна Дьякова: На лыжах, наверное, бегали, да?

Да-да-да. Когда не было возможности выйти куда-то за пределы школы. Своего стадиона у школы так и не появилось.

Татьяна Дьякова: Это вопрос всегда денег. С удовольствием бы выстроили стадион, но, я говорю, как всегда: то, что можно сделать быстро, имея средства, нам нужно тут полжизни потратить, чтоб это было. Честно говоря, с этим кортом была долгая история, искали другое место привязки, и в дягилевской гимназии, и около 9-й школы, и на нашей верхней площадке, а не на нижней. А тут она к местности привязана. Тут много различных вещей. Мы иногда и ворчим, потому что людей много, ведут себя по-разному. Но где-то за 10 лет… удается воспитать правильное поведение детей на спортивных кортах, так могу сказать, потому что есть определенные запреты, и они связаны со спортивным поведением. Это нормально,

Кстати, довольно большую часть этих запретов ввели в свое время сами баскетболисты, когда организовывали там историю. К примеру, с сигаретой по корту, по-моему, до сих пор не пройти.

Татьяна Дьякова: По корту, да, но некоторые дают себе возможность пройти мимо, около корта, и мы с этим боремся тоже.

Татьяна Михайловна, мы всю первую часть программы говорили про гимназию. Я знаю, сейчас мы тоже про нее будем говорить, никуда не денемся. Это традиция абсолютно любого разговора с учителем, абсолютно любого, не имеет никакого значения, даже если вы изначально  на берегу договариваетесь – так, ни слова про школу, то через 15 минут у вас все равно будет педсовет, а если тут еще два учителя, то всё, понеслась. Поэтому я знаю, что уговаривать вас больше не вспоминать текущую гимназию бессмысленно, все равно будем вспоминать, все-таки давайте немножко о биографии. Вот вы нарисовали картинку гимназии – чем занимается, как живет, мы поговорили немножко о проблемах, с которыми сталкивается гимназия. Но ведь вы же наверняка в тот момент, когда начинали свою рабочую деятельность, трудовую деятельность, когда начинали свою карьеру учительскую, вы же наверняка не знали о том, что рано или поздно будете возглавлять вот такое учебное заведение. Ведь наверняка же не знали.

Татьяна Дьякова: Что такое, не знала, но что это возможно, предполагала. Честное слово, я шла в педагогический институт, и вообще выбрала работу учителя, я понимала, что мне это будет интересно. Моя мама учитель начальных классов. И всегда, когда кто-то из родителей занимается какой-то профессией, ты ее знаешь лучше изнутри, не в институте познаешь какую-то часть этой работы. Но мне всегда хотелось не только преподавать какой-то предмет, и я, честно, долго выбирала, будет ли это химия, будет ли это история, будет ли это литература. Но, честное слово, мне больше хотелось заниматься вопросами организации. И я тогда выбирала факультеты, связанные с воспитательной работой. Даже была возможность учиться в Москве в Высшей школе комсомола в то время. Честно скажу, мне хотелось иметь свою школу, и даже вот в каких-то таких, может быть, юношеских мечтах.

Нормально. Когда меня спрашивали, маленького Рому спрашивали, «кем ты хочешь быть, когда вырастешь?», я говорил учителем, потому что у меня бабушка, дедушка, тетя, дядя, мама тренер-преподаватель, в общем, нормально примеров-то перед глазами было. Но я никогда не говорил - я хотел быть директором. А вы бы готовы были так ответить?

Татьяна Дьякова: Нет, ответить так, нет, конечно. Но где-то, я думаю, что какие-то такие в характере моем были вещи, когда я любила командовать, все расставлять по-своему, возглавлять, организовывать. Что-то такое было даже в детстве. Это честно.

Директором будет, сердцем чую. Хорошо. Выбирали профессию? Или сразу знали?

Татьяна Дьякова: Сразу знала. Сразу хотела идти, правда, в школу.

Как раз из-за того, что мама была учителем начальных классов? Я почему так вот удивленно спрашиваю, потому что ведь как раз дети знают все о профессии, гораздо больше, чем им положено было бы знать.

Татьяна Дьякова: Да, это так. Наверно, где-то, и мама здесь роль сыграла, и среди родственников достаточно учителей тоже было. Я не знаю, может быть, время было такое, правда, пионерско-комсомольское. У меня было детство, насыщенное событиями. И мне казалось, что то, что я умею, то есть, правда, я была пионеркой, я была председателем совета дружины, мне нравилось ходить в знаменке, я умела дудеть в горн и играть на барабане, в «Артеке» научили. Потом я была секретарем комсомольской организации. Потом со временем уже в институте у нас были и пионерские лагеря, и в Одессе лагеря, и потом я работала политруком в лагере комсомольского актива. Как-то все в моей жизни складывалось так, что какие-то функции организатора я в детстве или чуть постарше несла. И вот это все равно как-то к этой профессии тоже подтягивало. Может быть, и это тоже.

Вам же не дали школу после окончания института, как вам ни хотелось.

Татьяна Дьякова: Ну и хорошо, что не дали. Я сказала вам о самом сокровенном, конечно. Конечно, не дали. Я закончила филологический факультет пединститута. Тогда было время распределений, я хорошо помню, это был апрель, и нас встречал огромный плакат: «Товарищи студенты, поздравляем (такой-то год) – год сельского распределения». То есть нас всех распределяли по сельским школам, но мне повезло. Я поехала в Усть-Качку, и три года я там работала учителем и работала опять же организатором внеклассной работы, внешкольной. Так называлась тогда сегодняшняя работа зама по воспитательной работе. То есть все равно я работала с пионерской организацией, с комитетом комсомола, с организацией кружков, секций, с концертами, вот такая была работа.

Чему научились в Усть-Качке? Всегда же так получается, что первое рабочее место - это продолжение учебы.

Татьяна Дьякова: Да, это так. Я с удовольствием вспоминаю своих коллег, потому что там был молодой коллектив. Там осталось много друзей, мы иногда встречаемся. Но, наверно, для меня, вот я потом говорила, что я возьму. Мне очень нравилось, как работала там завуч Валентина Григорьевна Зеленкина, она сейчас уже на пенсии. Но настолько профессионально она все делала. И потом, когда я сама стала завучем уже в 92-м, я многое «списывала» с нее. То есть какой-то образец был такой. Я научилась взаимодействовать с детьми, я научилась тому, что если есть какие-то ошибки, не получился урок, то надо сначала себя спросить – а почему так получилось? Я научилась какому-то спокойствию, потому что, если ты входишь в класс, и от тебя, как круги по воде идут какие-то настроения ненужные, то и дети эти настроения тоже как-то перехватывают, и урока не получается, разговора не получается. Я понимаю, что с детьми надо говорить спокойно, обстоятельно, доброжелательно, видеть в них людей. И, наверно, это, правда, уроки первых лет работы.

У вас есть какой-то любимый фильм про школу или, может быть, любимая книга про школу, что-то профессиональное? Только не говорите, что это Макаренко «Педагогическая поэма».

Татьяна Дьякова: Нет, я даже об этом не подумала, честно говоря. Я сейчас вспомнила «Доживем до понедельника». Конечно, это, мне кажется, классический фильм. Думаю, что это. Любимая книга про школу? Книга про школу… не знаю. Не могу сказать, что есть такая любимая книга. Я сейчас вспомнила. Буквально вчера девчонки-девятиклассницы зашли ко мне в кабинет, они готовят выпускной вечер, и принесли маленькую анкетку – любимый фильм, любимая песня, любимое стихотворение, что-то в этом духе. Я подумала, что все это как-то по настроению: и стихи по настроению, и песни по настроению, и книги по настроению. Любимая книга о школе? Нет, не могу сказать, честное слово, в голову ничего не приходит.

«Географа…» читали у Алексея Иванова?

Татьяна Дьякова: Читала, но я не могу сказать, что это любимая книга о школе.

Абсолютно, я и не заставляю. Но правдиво написано? Ведь книга описывает годы, когда вы были директором, уже были директором. Вы это все своими глазами немножечко сверху должны были наблюдать.

Татьяна Дьякова: Не знаю. Так всегда хотелось иметь какую-то хорошую школу с хорошими традициями, что какой-то такой взгляд, честно говоря, он мне не нравится, как не нравится фильм «Школа»…

Валерии Гай-Германики.

Татьяна Дьякова: ...не нравится. Мне кажется, что какая-то изнанка, какая-то серость, грязь, какая-то другая школа, не наша, не в той, в которой мы работаем, всю жизнь живем ради которой. Ради этой школы мне бы, не знаю, хотелось ли так вот убиваться, как сейчас я это делаю.

То есть в большей степени «Республика ШКиД», в большей степени «Дневник Кости Рябцева», чем «Географ…», чем «Школа» Валерии Гай-Германики.

Татьяна Дьякова: Я всегда за хорошую школу, за хорошие там традиции, пусть за проблемы. Проблемы тоже решаются. Любой родитель понимает, когда растет ребенок, ему всегда надо вовремя сказать, что можно, что нельзя, но он все равно делает какие-то ошибки. В чем-то можно упредить ребенка, от каких-то ошибок уберечь можно. Где-то нет, где-то по факту разговариваешь. И, кстати говоря, когда классы выпуск за выпуском отправляешь в путь, всегда хочется казать, я часто говорю ребятам-выпускникам: вот встречаетесь, не отворачивайте глаза в сторону, не переходите на другую сторону дороги. Я думаю, что иногда это дети делают, уже будучи взрослыми, бывшие дети, потому что им кажется, что учитель помнит о каких-то их прегрешениях. О том, что они там что-то сделали, не сделали, сделали не так, или что-то натворили. У учителя очень доброе сердце, он никогда этого не помнит уже. И поэтому, конечно, хотелось уже потом с выпускниками встречаться. Мне всегда хотелось в школе иметь добрые отношения. В школе, где идут разборки, где такие вещи, как-то мне кажется, что это не наша школа.

Определенно. Я подтверждаю хотя бы потому, что не очень люблю вспоминать свое личное прошлое по самым разным причинам. Просто не люблю и все. И в то же время есть такое светлое пятно – с 7-го по 11-й учеба в 92-й, такое светлое, что не придерешься. И это абсолютно так. Кстати, я не застал прогимназию. Я застал второй этаж, на котором было «броуновское движение». Картина выглядит так: мы с моим тогдашним товарищем Колей Шипигузовым, конечно, вы его помните…

Татьяна Дьякова: Конечно.

…одного роста…

Татьяна Дьякова: Баскетбольного.

…или почти баскетбольного, мы медленно идем по второму этажу, высоко поднимая ноги, чтоб не наступить ни на кого. В это время с огромной скоростью у нас между ногами, рядом, впереди, сзади пролетают первоклашки, второклашки, и, естественно, с криками, как это положено на переменах: «А-а-а-а-а». И вот они носятся вперед-назад, и в середине где-то нашего похода по второму этажу, а Коля периодически туда спускался, потому что навещал брата, по-моему…

Татьяна Дьякова: Да, у него Ваня - брат учился младший.

…и среди нашего похода Николай вот так вот, только что с урока физики: «Броуновское движение» - мрачно говорит он. А там оно было самое настоящее «броуновское движение». Очень хорошо это запомнил. Сейчас есть прогимназия. Мне повезло, я один раз был в прогимназии. Меня приглашали туда членом жюри какого-то конкурса маленького, детского. Я посидел, посмотрел, насладился, конечно.  Но это же огромное достижение – «выбить» себе прогимназию, отвести начальную в отдельный корпус. 

Татьяна Дьякова: Не знаю, достижение ли. Но это сделать надо было точно, потому что мы на таком пике перенасыщения в этом здании все находились. Это, правда, было «броуновское движение», не только на втором этаже. И когда составлялось расписание уроков, если вдруг какой-то учитель заболел, или какой-то сбой в расписании, то, честное слово, некуда было посадить класс, просто что-то невероятное было по количеству детей. Почти тысяча людей в здании, которое еще по довоенным меркам в 36-м году было рассчитано на 880. А мы говорим сейчас уже о начале 90-х, даже не о начале, о конце 90-х.

Конце, конечно, да.

Татьяна Дьякова: Потому что выпуск 2000-го года, я же помню, что вы там написали на фасаде - «Выпуск 2000» мелом, в ожидании ремонта фасада. Помню, помню, было это, было.

Я ж не возражаю, наверняка писали. Ладно еще, что приличное вспомнили. писали-то, наверняка, не только это.

Татьяна Дьякова: Это было написано левее окна моего кабинета. По прогимназии. Мы действительно очень старались, чтоб у нас было дополнительное здание. В то время, вы помните, была ситуация с тем, что не совсем были наполнены детские сады, и нам повезло, нам отдали здание детского сада. Мы провели там реконструкцию, сделали из детского сада школу маленькую. И первые детки туда вошли осенью 99-го года. То есть уже солидное время мы в этом здании живем. В этом году там останется три параллели, то есть 6 классов – 2 первых, 2 вторых, 2 третьих. Детям там нравится. Многие родители к нам приводят детей в начальную школу именно потому, что здание отдельное. У них там отдельный мир, они не боятся высоких потолков, старшеклассников не боятся, очередей в столовой и так далее. У них, действительно, там свой мир - своя столовая, свои кабинеты, свои раздевалки, где они ничего там не теряют, свои площадки игровые. И мне кажется, это хорошо очень.

А никогда у вас не возникало желание в какой-то момент взять и забрать себе несколько учебных часов по предмету?

Татьяна Дьякова: Я недавно ведь перестала преподавать. Я 25 лет честно отстояла у учительского стола. Мой предмет русский язык, литература, я его вела.

У меня почему-то осталось ощущение, что вы это делали, скорее, эпизодически, нет?

Татьяна Дьякова: Да, было эпизодически тоже какое-то время. Так складывается – иногда не хватает учебной нагрузки учителям, и директор тут уже отдает это другим педагогам. А потом было время, когда я училась, я получала второе образование – образование менеджерское. Директор не имеет право делать плохо. Если я понимаю, что у меня совсем цейтнот, нет времени, и коллеги сделают это лучше, то я передавала свою учебную нагрузку другим учителям.

Сейчас есть такой тренд, по крайней мере, артикулированный городским департаментом образования, и Людмила Анатольевна Гаджиева, кстати, тоже человек, которого невероятно уважаю, как профессионала, правда, не стесняюсь об этом говорить, знаю, что очень много людей ее, мягко говоря, не любят в нашем городе, у нее есть идея: она полагает, что директор – это управленец, менеджер в первую очередь, профессионал управленец, и уже только во вторую очередь это учитель. А возможно это и не учитель.

Татьяна Дьякова: У нас, согласитесь, часто бывает, чтобы заострить какой-то вопрос, надо взять крайние точки. И очень часто задают такой вопрос: кто он, директор, он больше педагог или он менеджер? А истина всегда, вот это жизнь доказывает, она где-то посередине. И то, что я по профессии учитель, и то, что я сама преподавала достаточно долго, а потом еще прошла и через работу завуча по воспитательной работе, а потом по учебной работе, мне этот опыт не мешает, а помогает, и это точно. И то, что я сверху потом получила менеджерское образование, это тоже помогло. Но, я думаю, что может быть и другая ситуация, когда приходит по специальности, может быть, экономист, может быть, юрист, может быть, кто-то еще, человек, и он, как управленец берет школу, тогда зависит от него, захочет ли он что-то понять другое, что понимает учитель. Все зависит от человека. И эти крайние позиции, они вполне могут сойтись. И здесь я Людмилу Анатольевну в чем поддерживаю, что, наверно, настало время, когда в школу приходят люди из других профессий, из других сфер занятости. И даже могу отметить эту тенденцию. Когда мы в этом году объявили вакансии учителей начальной школы, воспитателей групп продленного дня, и так далее, приходят люди, которые кто-то получил когда-то педагогическое образование, а потом ушел в другие сферы, и хотели бы вернуться и работать учителем, кто-то, наоборот, готов переквалифицироваться, имея другое образование. Допустим, юрист хотел бы преподавать обществознание, например. Я думаю, что такое время есть. И еще раз говорю: все зависит от человека, насколько он настроен. А работа директора серьезная. Я уже говорила, что надо брать школу и надо заниматься ей всерьез и надолго. Это не эпизод какой-то в жизни человека. Если  бывший инженер или строитель приходит в школу, то надо понимать, что он из нее хочет сделать, кроме того, что он хочет ее отремонтировать. Это тоже, конечно, неплохо.

Всерьез и надолго – это правильно. Я вполне понимаю такую точку зрения. Но ведь рано или поздно окажется, что человек уже не сможет тянуть такой огромный мир, который представляет из себя школа. Вы задумывались над тем, что возможно, когда-нибудь… вы продумали для себя этот момент: в какой момент вы начнете задавать себе этот вопрос?

Татьяна Дьякова: Я уже, честно говоря, задавала этот вопрос. Когда у человека юбилей, а у меня это случилось год с небольшим назад, 50 лет мне исполнилось, и, конечно, какие-то такие мысли приходят: надо подвести итог, спланировать будущее. Конечно, я думаю. Профессия сложная, надо все время быть в курсе событий, надо развиваться самому, иначе будешь отставать ты, будет отставать школа, и ты будешь ее подводить. И это, как бы, ощущаешь точно. Я думаю, что здесь надо, наверно, быть честным с самим собой. Надо будет сказать, что другой это может сделать лучше, и надо отступить. Я думаю, что я это смогу сделать.

То есть это будет ваш личный разговор вот с вами. Вы, как директор, вызовите себя, как директора, в кабинет и проведете такой строгий разговор.

Татьяна Дьякова: Вы знаете, я скорпион по знаку зодиака, и я себя перепроверяю без конца. Поэтому, может, быть, директор директора, может быть, и такой вариант. Мне повезло, у меня бессрочный контракт. Сейчас мои коллеги работают по срочным контрактам, то есть с ними заключают договор на 3, на 5 лет, пересматривают условия договора. А я еще была в те времена назначена, когда были контракты бессрочные, поэтому, я не знаю, как это произойдет. Или начальник вызовет в кабинет, скажет: «Татьяна Михайловна, все, пора».

Я уверен, что до момента, когда кто-то кого-то вызовет, вы ли себя, или начальник ли вас, еще очень далек. Вернемся к дню сегодняшнему. ЕГЭ сильно испортило школу?

Татьяна Дьякова: Действительно, ругают ЕГЭ все, кому не лень, что называется. Я думаю, что не испортило или изменило не во многом. Если школа, учителя, сама система настроена на качество, на то, что все-таки работать с детьми так, чтобы они были людьми читающими, мыслящими, людьми, которые умеют работать с разными источниками информации, развиваются, тогда ЕГЭ не помеха. В разных странах есть национальные тесты. Надо понимать, что тест может что-то проверить, а что-то не проверить. И ничего особенного нет в том, что есть действительно такая общенациональная проверка. Я думаю, что абсолютно можно согласиться с тестами по математике, по физике, по химии, по точным предметам. Больше всего, конечно, нас смущают тесты по литературе, потому что там спрашивается фактология. Вот Светлана Михайловна Иванова, которую вы знаете, недавно говорит о том, что был в ЕГЭ один из таких вопросов: «Слово о полку Игореве», семь рек и значение каждой из них. Я понимаю, что это детали какие-то, которые в тексте надо бы знать, но вот как-то к литературе ЕГЭ не очень подходит. Но я думаю, что не очень ЕГЭ все-таки школу испортило, вот еще почему, и мы это прошли. Когда ЕГЭ было экспериментальным, и такие регионы, как Пермский край, Сибирь, и так далее, пробовали его на себе, все было нормально. Как присоединились столицы, и это стало общероссийским явлением, так стало хуже. Вот в этом году все плохо, честно говоря. Я не знаю, стоит ли всерьез нынче относиться к результатам ЕГЭ, к сожалению.

Это при всем при том, что, я подчеркну, что представители министерства образования чуть ли не специальную реляцию выпустили на тему того, что, несмотря на уйму фальсификаций, пересматривать не будем, процентовка не изменилась. То есть в целом ЕГЭ, как бы, сдали так же, как и в прошлом, и в позапрошлом году.

Татьяна Дьякова: Я не знаю, ну а что сейчас в этой ситуации говорить? Не проводить же все заново на новых условиях. Я не знаю, откуда идет такая фальсификация результатов, откуда в сети множество вариантов, причем, совпадающих вариантов решений по обществознанию, откуда идет утечка информации, кто заинтересован в том, чтоб развалить ЕГЭ и развалить вот эту систему, которая устанавливалась последнее время. Мне кажется, это вопросы в основном политические. Но я говорю, что мы и эти времена переживем, если будем настроены на главное – на ребенка, на его развитие. И я думаю, что тогда, если эти люди придут в вуз, и будут учиться, у них будет тот фундамент, который мы пытались заложить, знаниевый и компетентностный, все будет на своих местах.

Ведь обидно еще за выпускников школ по типу 92-й, 4-й. Ведь обидно, вот почему. Я больше, чем уверен, что у вас нет на ваших экзаменах, ваших выпускников нет фальсификаторов, нет тех, кто «сдувает», нет тех, кто выкладывает в сеть или пытается найти в сети. И ведь именно они оказываются в положении, по сравнению со многими, несколько более ущербном.

Татьяна Дьякова: Я не знаю, я не берусь утверждать. Смотрите, ситуация какая. Вот в здании нашей гимназии сдают экзамены, государственную итоговую аттестацию девятиклассники. Это наши девятиклассники.

ЕМТ, да?

Татьяна Дьякова: Нет, ГИА – государственная итоговая аттестация, 9-й класс. Дети сидят в своих аудиториях, но проводят экзамен учителя из других школ. У нас из 146-й, мы – у них. Вот такой у нас обмен был. Я за результаты девятых классов, за их объективность уверена, потому что дети пишут в своей среде, они настроены на экзамен. 11-й класс ЕГЭ, о чем мы говорили, пишется в пунктах тестирования, скажем, наши либо в 25-й школе, либо в 44-й, в зависимости от предмета в этих школах. В этих пунктах тестирования с ними работают тоже другие педагоги. Я не была в этом пункте тестирования в этом году, я не знаю, как там все это происходит. Я не могу быть уверена, что там наши дети что-то не списывают, потому что, наверно, было бы не честно. Тоже разных детей выпускаем. Но вот вообще настрой на нечестность, на списывание, на фальсификацию результатов мне очень не нравится, абсолютно не нравится. И детям в глаза смотреть стыдно. Они приходят и говорят -  а как же вот, все варианты в сети есть, мы прорешали, совпадают. Вот вчера как раз говорили с учителем английского языка, она говорит: «Хорошо, что ты прорешал один вариант. Но когда сядешь на экзамен, надейся на себя. Сделай все, как есть». Поэтому, не знаю, Роман, утверждать не буду, но дальше так нельзя. Надо что-то делать, и здесь дело не в нас. Это масштаб другой, масштаб проблемы другой.

Представим себе ситуацию, при которой к вам приходят люди, принимающие решения на самом высоком уровне, принимающие решения в нашем образовании, и говорят: «Татьяна Михайловна, давайте в двух словах, что нам сделать-то сейчас, сделать-то что?»

Татьяна Дьякова: У меня есть программа-минимум и программа-максимум. Программа-максимум – мне нужна другая гимназия, модернизированная гимназия. Кто представляет наше здание, тот понимает, о чем я говорю. Мне нужно построить пристрой к гимназии, сделать, собственно говоря, другое здание. Выстроить спортивный комплекс на верхней площадке, сделать современную столовую, сделать актовый зал, которого у нас нет, сделать современный компьютерный блок, осовременить кабинеты, я знаю, как они должны выглядеть, сделать лаборатории для исследовательской работы. Вот это программа, почему максимум, потому что все-таки сначала вопрос решается в политической плоскости, потом в экономической, потом придут строители, и это все-таки долгая история. А программа-минимум, или даже не минимум, наверно, это учитель все-таки, это все-таки кадры. Вы сейчас с любовью и с уважением вспоминали педагогов, которые работали в 92-й. Но идет время, не только директор будет собираться на пенсию, но иногда заявляют об уходе на пенсию великолепные учителя. И вот эту возникшую пустоту надо пустоту надо заполнять. И заполнять надо не абы кем, не просто учителем с дипломом, который имеет право преподавать. Хотелось бы, конечно, вот таких людей подбирать. То есть вот у меня такие вопросы.

Ну, как я и предсказывал, на поговорить о личном у нас у нас уже не осталось времени. В конце концов, у нас в гостях была учитель, в первую очередь, а уже потом директор Татьяна Михайловна Дьякова, гимназии № 4, имени братьев Каменских. Спасибо вам.

Татьяна Дьякова: Спасибо.