Верхний баннер
04:12 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

12:33, 02 августа 2016
Автор: Вячеслав Дегтярников

«То, что там между собой хлещутся кандидаты, их боты, я не знаю, кто еще, как они там друг друга поливают в Фейсбуке – это никому не интересно, уверяю вас. Мне кажется, даже им самим», – Владимир Прохоров, журналист

«То, что там между собой хлещутся кандидаты, их боты, я не знаю, кто еще, как они там друг друга поливают в Фейсбуке – это никому не интересно, уверяю вас. Мне кажется, даже им самим», – Владимир Прохоров, журналист
«То, что там между собой хлещутся кандидаты, их боты, я не знаю, кто еще, как они там друг друга поливают в Фейсбуке – это никому не интересно, уверяю вас. Мне кажется, даже им самим», – Владимир Прохоров, журналист
- Программа «Особое мнение» на «Эхе Перми», в студии Вячеслав Дегтярников, Мария Зуева за звукорежиссерским пультом. Сегодня у нас в гостях журналист Владимир Борисович Прохоров. Владимир Борисович, добрый день!

- Добрый!

- О чем поговорим? У нас, получается, последние несколько недель две таких ярких новостийных темы.

- Жаркое лето и…

- Жаркое лето – ну это вообще отдельная тема для пермяков, можем и об этом поговорить. Жаркое лето, жаркие споры вокруг Пермского академического театра драмы, или Театра-Театра – в разных версиях.

- Нет, а правда, он сейчас как называется-то?

- Ну, если верить Игорю Гладневу, то это Пермский академический театр драмы имени Бобылева.

- А если не верить Игорю Гладневу?

- А если не верить, и верить Борису Леонидовичу Мильграму, то это Театр-Театр.

- Отлично! У нас всегда был один театр, а теперь два.

- Вот он наконец-то и стал Театром-Театром. Может, в этом и была цель?

- Может быть. Два театра не один театр, как говорят игроки в преферанс.

- Ну это тоже…

- Ну поговорим давайте про театр.

- И еще жаркие выборы. Жаркие выборы, и по-разному говорят, кто-то говорит, что тихие выборы, кто-то говорит, что вот как раз лето, народ о выборах совершенно ничего не знает, для народа…

- И знать не хочет.

- Может быть. А может быть, хочет.

- Это, кстати, большая проблема, ну не знаю.

- С чего начнем? С жаркого лета, с жаркого театра, или с жарких выборов?

- Давайте уж с театра…

- Давайте с театра.

- Поскольку, так сказать, театр уж полон.

- Вы много об этом писали в Фейсбуке, я видел.

- Ну да, как бы действительно мне это было интересно, но не конфликт Гладнева и Мильграма. Почему? Потому что он вообще, это многоплановая история и это интересно на самом деле.

- То есть вы считаете, что это многоходовка?

- Я считаю, что это многоплановая история, и в том числе и многоходовка. Вот смотрите, у нас город поделился – кто за Мильграма, кто против Мильграма. Помните, был такой анекдот еще с советских времен… Сидят двое в камере и говорит: «Ты был за кого?» – «Я был за Гомулку». – «А ты за кого?» – «А я был против Гомулки». – «А ты кто?» – «А я Гомулка». Значит, поставьте сюда фамилии Мильграма или Гладнева и будет то же самое. На самом деле это не… Народ вставал не за Мильграма, как мне кажется. Мне кажется, что это проблема абсолютно близорукой культурной политики, которая проводилась последнее время. Я имею в виду несколько лет, при новом губернаторе, скажем так, возьмем отсчет. Почему? Потому что, вот смотрите, я просто по структуре тех, кто участвовал в этих всех флешмобах или поддерживал в прессе или в Фейсбуке, и так далее и тому подобное. Вот раньше все было более или менее просто – молодежь, хипстерня, и так далее и тому подобное. Они были за движуху за любую, кроме голодовки и, конечно…

- Честный оборот.

- Нет, секундочку. Это использовали, естественно, идеологи так называемой культурной революции, и достаточно эффективно использовали, они очень грамотные люди. И там как бы было ясно, что одни за это дело, вторые, я имею в виду, из сундука бабушкиного, из нафталина – те категорически против, но была либеральная, так сказать, прослойка интеллигенции, которая однозначно, будучи по уровню своего развития и образования ничуть не меньше, или, вернее, даже не хуже, чем идеологи культурной революции. Они были как бы очень настороже по поводу Марата Александровича Гельмана, Мильграма и, так сказать, компании. И они выступали довольно активно против. Я могу персонифицировать, но это, подождите секунду… А что касается настоящей ситуации – то есть те люди, которые были, я имею в виду элиту города, я имею в виду образованную часть интеллигенции либерального плана – ничего в этом плохого я не вижу – они вдруг оказались не против тех людей, вернее, даже за тех людей, которые, с которыми они, скажем, были категорически и идеологически не согласны.

- Ну есть такое.

- Есть такое. А что это значит? Это значит, что культурное министерство, или министерство высокой культуры, при всем уважении к его сотрудникам и министру, временно отстраненному, что сделало-то? Оно пыталось выгнать или изгнать из города внешние признаки, скажем, эпохи Гельмана, ну условно назовем это так, «красных человечков», и так далее и тому подобное. В итоге результата оно и насаждало-то что? А насаждало – ну я не скрою эмоции – ну просто тухлятину нафталиновую, прикрывая ее духовными скрепами.

- Ну я бы не согласился, но это ваше особое мнение.

- Это да, это мое особое мнение, да. Помимо того, оно, вот это министерство, своими действиями совершено отторгнуло от себя вот ту часть думающей, грамотной интеллигенции, которая, собственно говоря, начала к нему относиться, я бы сказал, категорически и иронически.

- Ну с предубеждениями с какими-то.

- Да с каким предубеждением, так сказать? Там один коровяк чего стоит и это было, кстати говоря…

- А вот тут ведь, тут ведь…

- А что? А что?

- Владимир Борисович, а когда коровяк-то появился?

- Секунду, я не про появился, я не про то, что он есть…

- Это же изобретение Бориса Леонидовича.

- Секундочку, секундочку, возможно. Это я, я сейчас не об этом, Я сейчас совершенно не об этом. Он появился, может, в прошлом веке, а, может, и в позапрошлом. Дело вообще не в этом. Дело в том, как это интерпретировала та часть интеллигенции, которая раньше была против Мильграма и Гельмана. Они тут встали горой против кого? Гладнева. То есть того человека, который с этим явлением боролся. Это значит только одно: что ничего взамен Гельмана на самом деле той части жителей города, которые требовали или требуют более или менее рафинированной пищи – не культурного общепита, я имею в виду культурную пищу – ничего дано не было. Вот вам на самом деле причина этого конфликта. И как только стали убирать, собственно говоря, ну не знаю, последнее, что ли, прибежище какого-то, так сказать, какую-то кислородную дырку помимо спектаклей имени Бобылева – естественно, народ возмутился и получил ту ситуацию, мы получили, вернее, все, ту ситуацию, которую имеем. Я думаю, что вполне это допустимо, что такой расклад был использован и в предвыборной борьбе. Ну еще конфликт только зарождался, если вы помните, я им сказал, будет так: чиновника какого-нибудь, как это сказать, одиозного, каким Игорь Алексеевич себя сделал…

- Или его сделали.

- Или его сделали, я это не исключаю, но он, так сказать, как-то так поддался на это дело.

- Согласился.

- Согласился, прямо скажем. Они его натравливают на какое-нибудь значимое явление, потом город бунтует, а потом появляется как в древнегреческих трагедиях или комедиях, появляется бог с машиной, Deus ex machine, как говорили первооснователи театра и их римские коллеги, и получалось все очень хорошо: губернатор все решает, всех примиряет. И та часть, и опять та часть либеральной интеллигенции, которая категорически ту тухлятину, которую ей впихивают с Куйбышева, 14, не воспринимает, ей ничего не остается, как поаплодировать нашему дорогому губернатору и сказать: «Виктор Федорович, вы гений, вы гений!» Виктор Федорович, может, даже и не понял, что он сделал, но он сделал так. Теперь как это все происходило. Я должен вам сказать, что тут Гурфинкель на меня обиделся, что я сказал, что он как режиссер использовал абсолютно майданные технологии. Ну обиделся – не обиделся, он написал: «Я посмеялся». На самом деле, все эти флешмобы, все это использование соцсетей, вся эта улица – все это было сработано очень четко, режиссерски абсолютно грамотно и в духе как бы майдана. Слово «майдан» в моих устах не имеет положительного и отрицательного.

- Я вам одну байку хочу рассказать по этому поводу.

- Сейчас, Слава, подожди.

- Хорошо.

- Я… Секундочку, извини, ради бога, я просто договорю, а то забуду, старенький уже. Что я имею в виду? Я посмотрел аккаунт одного из талантливых абсолютно мальчишек с хорошей грамотностью, с хорошим текстом, он филолог университетский. Я посмотрел, что он о себе пишет, откуда он. А он пишет: «Дюкли-центр, Котор». Здрасте, давно не виделись. Это тот самый центр, который Марат Александрович Гельман и организовал в Черногории. Я там был, прекрасно все, я к Марату Александровичу отношусь с большим уважением, и даже, я бы сказал, пиететом, но мальчишка-то, понятно, откуда родом, даже если он там ни разу не был. Значит, он идеологически-то там. И улицу, по которой режиссер Гурфинкель – большой мастер, надо сразу это признать, на самом деле «Белые ночи» делал он, и, по сути дела, только он, я просто знаю подноготную всего происходящего, конечно, он уличную ситуацию, уличная часть этого конфликта, конечно, он выиграл. А вот кабинетную, я думаю, что выиграет Виктор Федорович. Там ведь путь-то простой: «Давай-ка комиссию создадим, давай общественность позовем». Потом общественность вынесет паллиативный какой-то момент, который заключается в том, что директор будет директором, а Мильграм будет лидером как бы театра.

- Творческим лидером.

- Как они это дело себе представляют – ума не приложу. По жизни, я имею в виду.

- Ну вот как раз байку-то я вам расскажу, которую мне в университете рассказали. Ну, не буду фамилию называть. Рассказали наши айтишники байку, что когда-то приходил к ним некий человек, Александрович, по-моему, по отчеству, и заказывал им…

- Редкое отчество.

- Да. И заказывал им разработать, просчитать такую ситуацию, когда в центре города действует палаточный лагерь, в котором есть, так скажем, оппозиционные настроения, в котором работают актеры, который подключен ко всем коммуникациям и который располагается рядом с правительственными зданиями. И как долго должен работать этот палаточный лагерь, чтобы сменить правительство в этой стране?

- Стране?

- В стране, городе ли.

- Ну.

- В общем, сменить власть. Ну не знаю, байка байкой… Я отнесся как к байке, я не люблю всякие эти заговорчики, не верю в планы заговорщические, но тут есть некоторые параллели, некоторые параллели – я байку просто дорасскажу. Допустим, этот самый палаточный лагерь в Перми существовал и, допустим, что этот палаточный лагерь в Перми закончил свою работу, как мы помним, в 13-м году. В 14-м году уже совершенно другие люди и совершенно не то. А в 14-м году тот самый Саныч оказался на совершенно другом палаточном лагере в совершенно другой стране и совершенно с другим языком. Ну он похож на наш, но не совсем наш. Так что байка байкой… Но это, видите, я сейчас про линейные уравнения рассказал, а есть нелинейные.

- Нелинейные. А нелинейное уравнение заключается в том, что во время этого конфликта не было ни единого слова ни с той, ни с другой стороны о политике. Вообще политического аспекта, как такового, не было, хотя, по идее, мы же понимаем как, если развивается более-менее стихийно, то надо же понимать, что не Гладнев же, Гладнев же что… пистолет, инструмент, не более того. Понятно же, откуда нафталином-то поперло. Но ни слова об этом не было сказано. Я думаю, что это тоже было одно из условий режиссуры. Почему, кстати, и Марат Александрович Гельман безмолвствовал? Я имею в виду не его шутки по поводу господина Гладнева, это как бы их личные, видимо, проблемы. Но, по сути дела, по идеологии конфликта он вообще слова не сказал, я имею в виду, я, по крайней мере, этого не видел. Это совершенно неслучайно, потому, что это не входило просто в планы. Ну зачем было ссориться с губернатором? Они идеологически на самом деле, как бы я имею в виду, не в глубине идеологий, а вот тактически они расходятся. Губернатор говорит: «Мы вам дадим деньги – ну, к примеру, я имею в виду бюджет, – а вы нам не морочите голову». Ну это же устраивает. Собственно говоря, проблема-то конфликта лично Мильграма и Гладнева заключалась в другом. Что Гладнев, видимо, не понял губернатора, Гладнев никак не мог примириться, ну насколько я так понимаю, что он дает деньги, а они ему говорят: «Дал деньги и пошел вон». Вот ведь там ситуация-то какая. Поэтому все эти проверки, все эти шубы всплывают и прочее, театр называют тоже уже шубохранилищем, но временным, потому что шуба, говорят, что-то быстро исчезла. Ну бог с ним, пусть они там разбираются. Дело не в этом. Дело в том, что при том порядке, который якобы должен настать сейчас – то есть директор один, а лидер другой – они, конечно, всю, пусть даже кажущуюся, пусть даже видимую, пусть даже виртуальную какую-то там якобы свободу – я не специалист в театральном деле и не хочу давать оценки – они ее спокойно, кабинетно удушат. То есть, ну как это будет? Это будет очень просто. Творческая часть в лице Бориса Леонидовича будет говорить: «Нам нужно поставить это», а унылая директорская часть, которая будет подчиняться напрямую министру, кем бы он ни был, будет говорить: «Денег нету. Ну вы тут держитесь, Борис Леонидович, как-то крепитесь, а денег у нас нету на это дело, на ваши, так сказать, задумки, выдумки и придумки». И поэтому дальше будет, конечно, развиваться интересно. Выдержит это на большой зарплате, вернее, при большой зарплате и невозможности, ну грубо говоря, свободно распоряжаться деньгами Борис Леонидович Мильграм, выдержит ли он это унижение или нет – я не знаю, поглядим. Мне кажется, что недолго, недолго.

- Мне тут видится еще один конфликт, который создался. Видите, творческий лидер, это, если переводить на русский язык, я так понимаю, это главный режиссер, а главный режиссер там совершенно другой. И тут возникает новый конфликт.

- Ну тут сейчас что гадать-то? Посмотрим.

- Ну посмотрим, на самом деле недолго осталось.

- Дело в том, что, я думаю, основной пострадавший в этом конфликте, если будет назначен новый директор и поменяется устав и директор будет первым лицом театра – я даже не имею в виду право финансовой подписи, а действительно главный человек, который ведает кадрами, контрактами и вообще деньгами – то, я думаю, что главный пострадавший, боюсь, что здесь будет нынешний директор.

- Пичкалев, вы имеете в виду?

- Да. Почему? Потому что в этой ситуации он категорически министерство, на мой взгляд, не устроит по одной простой причине – потому, что он, грубо говоря, однозначно под Мильграмом, и министерство, наверное, этого не потерпит.

- Ну на самом-то деле право финансовой подписи у Мильграма. А Пичкалев подписывается по доверенности.                                       

- Ну это сейчас вообще неважно, у кого право. Важно, кто сильнее творчески и духом, и вообще, так сказать, просто сильнее, у кого больше авторитет в коллективе, и так далее и тому подобное, понимаете? Потому что любое творческое учреждение возьмите – газета это, театр или телеканал – неважно, кто там директор или главный редактор. Важно, кто там решает, важно, за кем сила и за кем правда. И за кем люди.

- Продолжается программа «Особое мнение», и со своим особым мнением у нас в гостях журналист Владимир Борисович Прохоров. Владимир Борисович, наверное, про театр все. Или еще что-то осталось?

- Занавес.

- Занавес?

- А, нет, последнее. Единственное, что я могу сказать, что если Гладнева отстранят от театра, то, я считаю, он умер как актер. Я имею в виду в прямом смысле, на сцене, то есть о чем мечтать может другой актер. Но в борьбе.

- Но в борьбе.

- Ну будем считать, что тогда это последняя его актерская работа.

- Ну в этой роли. Хотя вы во многом – ну вот по этому-то я точно соглашусь – правы, когда вы говорите, что там все по ролям разыграно, а актеры – люди тонкие. Завести актера на спектакль – это не сложно, надо только роль аккуратно расписать и реплики заложить.

- Ну актеры… Актерскую братию – извините, что в прямом эфире – так ведь прямо и называли: сукины дети.

- Сукины дети, да. Кстати, у нас в Перми-то пример был. Ведь когда начинают спорить тоже так, вот свои пять копеек, извините, хотя ваше особое мнение. Был ведь городской театр до революции-то.

- Честно сказать, я не помню.

- Честное слово, был. Он был единственный в России городской театр, который содержала городская дума. Так вот, там просто параллели некоторые. Там репертуар театра, поскольку содержала его Пермская городская дума, естественно, утверждали гласные думы. И вот тот бы первый руководитель творческий в городском театре, который бы пришел к гласным думы и сказал, что «на самом-то деле я с вашим репертуаром не согласен», он бы был первым и уволен. То есть, городская дума его содержала, городская дума платила деньги художественному руководителю, городская дума утверждала репертуар.

- Ну, согласись, тогда общество и ситуация были намного менее динамичными, чем сейчас.

- Возможно. Но просто пример-то в Перми существовал, понимаете? А некоторые исторические параллели, они важны. И тогда действительно таким впервые в России был городской театр.

- Я вот хочу, знаете, что… Я сейчас не о театре, пусть занавес. Я о том, что, понимаете, власть должна совершенно четко проводить политику, которая бы отвечала требования и нуждам людей, которые здесь живут. И как можно проводить политику, которая, там масса примеров – Пермь-36, и так далее и тому подобное, в которой наиболее грамотную часть населения, гуманитарную интеллигенцию просто ставят в некрасивую позу, что хотят, то и делают. Как так можно себя вести? Они что хотят? Чтобы это никак не проявилось, что ли? Мне кажется, это просто глупость.

- Видите, майданные технологии, они ведь не на пустом месте возникают. То есть вначале надо создать среду, а потом эти технологии могут применяться. А когда среды нет – применение их бесполезно.

- В городе скучища, скучища. Все эти замены этих «Белых ночей», какими бы они там ни были, на какие-то, ну извините меня, я даже не помню, как называется, в Горьковском саду и так далее. Ну это совершенно видна разность уровней и вообще подхода. Ну неужели они думают, что только административным ресурсом, только приказом, только каким-нибудь законом что-нибудь поменять в этой жизни. Это глупость, это наталкивается на сопротивление, и чем они тупее это делают, тем это сопротивление ожесточеннее. Зачем они это делают? У меня такое ощущение, у них просто образования не хватает понять, что они делают

- Поговорили мы про театр, все, занавес точно. Будем ждать следующего акта, он скоро будет, 29-го. Выборы. Выборы и посадки. Ну это же обычно, то есть ближе… А посадки надо бы, конечно, было пораньше делать, весной.

- Нет, так они перед выборами и происходят.

- Нет, я имею в виду, с точки зрения сельскохозяйственной культуры.

- А, ну почему? Некоторые вещи сажают и сейчас.

- Озимые, да, озимые.

- Озимые, да.

- Озимые пошли. Как вам эти все истории с посадками?

- А с какими? Их много.

- Да разные, в том-то и дело, в принципе. Они, конечно, тоже разные. Ну вот тут вот у нас одного прихватили, второго прихватили.

- А вы имели в виду внутри Пермского края?

- Ну давайте и внутри Пермского края, и околопермской публики. Вы также про это высказывались.

- Ну, вы знаете, многие склонны считать, что это непременно предвыборная ситуация, и так далее. Знаете, я как бы немножко представляю эту работу.

- Ну вы внутри были этой работы.

- На самом деле, если ты понимаешь, если как бы чувствуешь, что надо работать по конкретному человеку и по конкретной его деятельности, это на самом деле не зависит от предвыборной ситуации или какой-то другой.

- Вы хотите сказать, что предвыборная ситуация на правоохранительные органы не работает?

- Вы знаете, набрать такие материалы – это не работа одного дня и не работа… Иногда это работа, как минимум, полгода, год занимает, а иногда и больше, иногда и больше. Поэтому сказать, что все это только сейчас зародилось – это не так. Я думаю, что это давняя достаточно команда и она просто начала давать результаты, это плоды кропотливой работы. Иногда, конечно, выстреливают случайные вещи, но, я думаю, что там нельзя исключить просто случай, если можно так сказать. Но, как правило, это кропотливая работа.

- Вы хотели пример привести?

- Ну я не стал бы приводить примеров. Но, понимаете, что, скажем, последнее дело, где сейчас арестован ряд предпринимателей и чиновник бывший пермского министерства спорта Руслан Садченко…

- Замминистра.

- Замминистра всего-навсего, да. Мы же понимаем, что схема классическая, схема классическая, то есть, грубо говоря, завышение объемов, а потом распил. Или невыполненные работы, подписанное, оплаченное – и распил. Все равно все кончается распилом между людьми, которые вынуждены, я имею в виду предпринимателей не конкретно по этому делу, я не знаю там всех деталей, я просто знаю, что, допустим, это люди, которые… ну у них свой бизнес, они возят какие-то ПГС, щебенку, короче говоря. Другой вопрос, они, может быть, знакомы, и так далее. Дело не в этом. Но им надо как-то зарабатывать. Вот я хотел бы здесь совершенно четко некоторые моменты расставить, не по конкретному делу, а вообще. Вот есть люди, которым надо работать, надо зарабатывать, поэтому они, конечно, они соглашаются на государственные контракты. А кто у нас сейчас, кроме государства, инвестирует и платит? Это касается и рекламы.

- Теперь все деньги в бюджете.

- А кто у нас? У нас рекламодатель главный – это государство в лице администрации, губернатора или главы города. Или что-то в этом роде. А в бизнесе не так, что ли? Дороги, все эти реконструкции, пятое, десятое – это все государство, там есть конкретные люди. И, конечно, работяги идут, и когда им говорят: «Мы тебе это сделаем, если ты сделаешь так». А ему-то что? Он как бы, ну надо – надо, «я свое получу, а остальное – трава не расти». Я с них не снимаю, грубо говоря, вину.

- Их в такую ситуацию ставят, на самом деле.

- Но понятно, что она несопоставима с чиновниками, вернее, с виной чиновника в этом плане. Меня другое беспокоит. Вот вы посмотрите, у нас, ну я не знаю, у нас… Нет министерства у нас почти! Нет у нас почти министерства в крае, в котором бы кого-нибудь не посадили. Ну о чем это говорит? Это говорит о… Ну, ну, то, что это… Причем мы раньше говорили: «Там варягов сажают». Ну не варяг, какая разница, вся эта атмосфера, вот эта вся, вот этот водный затвор, грубо говоря, пропах уже тем. Что там в канализации. Даже если там была свежая вода. Вы понимаете, это все заражает друг друга. У меня вообще такое ощущение, что там… Причем сразу же все верят. Почему? Потому что, да, так и есть. Но вы посмотрите, что по дорогам творится. Вот вы мне говорите про ту дорогу, которая федеральная – да, Слава, ты говорил по радио – между Бершетью, и так далее. Но вот вам восточный обход, в прошлом году вкатили туда, я не знаю, с десяток, наверное, миллиардов. В этом году такое лето, ну строй – не хочу, только строить. Простояло все, почти готовая трасса, ну что тут думать? Они будут говорить: «Это у вас, наверное, виноваты». Мне кажется, я понимаю, их же идиотами нельзя назвать, по крайней мере, сразу-то, то есть дураками, я боюсь. А что тогда? А это значит и, я так думаю, ну спроси любого на улице и 99% ответят: «Ждут отката». Пока с откатом не договорятся – строить не дадут. И вот эта вот ситуация, она, конечно, просто безумно раздражает. Я говорю о восточном обходе, от реки Мось до отворота на Южный.

- Я понимаю, я даже «повангую», как сейчас молодежь говорит.

- «Повангогую?»

- Строить начнут, но начнут, когда пойдут дожди.

- Конечно, конечно.

- Потому что под снег это легче спрятать. Вот и все. Там простая схема, простейшая просто донельзя. И, конечно, то, что происходит вокруг администрации губернатора нынешнего... Ну, может, быть, они просто уже совершенно расслабились. Просто уже такая ситуация…

- Да их вроде тренируют, их вроде там… Мне кажется, что их там сажают пачками. Вы что? У нас там по этому центру, я имею в виду документы, где оформляют, там люди сидят, по министерству спорта, мы считаем, что здесь как бы есть проблемы, по дорожникам сидят люди. Я даже не знаю, в каких министерствах еще никого не посадили. По-моему, только, как в Фейсбуке спросили: «А есть у нас хоть один нормальный министр, который не ворует?», а Леня Морозов – это министр экономического развития, что ли – он говорит: «Ну, по крайней мере, один есть». Я даже знаю, почему. Потому что он-то ищет деньги на стороне, у него своих просто денег нет, мне кажется, ему просто украсть нечего.

- Понятно. У нас остается буквально четыре минуты поговорить про предвыборную ситуацию.

- Выборы состоятся.

- Выборы состоятся, а ощущение-то такое, что предвыборная ситуация никем, по крайней мере, в администрации губернатора, не управляется. И складывается впечатление, что то, чем раньше занимался Неганов – там нет такого человека сейчас, просто нет специалиста по тем операциям, которые проводил Неганов.

- Слава, скажу честно тебе, откровенно, как на духу: мне по барабану, что они там делают и есть у них такие специалисты, нет у них таких специалистов – они мне по барабану, потому что я их выбирать точно не буду и гори они там синим пламенем, как они там с этим справятся. Народ, который меня окружает, ну так, в обыденной жизни, на даче, вот я должен сказать, говорят о чем угодно.

- О выборах – нет?

- Кроме выборов. Не интересно. Может быть, это действительно погода, может, пляж, может, речка, но не интересно. То, что там между собой хлещутся кандидаты, их боты, я не знаю, кто еще, как они там друг друга поливают в Фейсбуке – это никому не интересно, уверяю вас, мне кажется, даже им. Потому что я вижу скуку, скуку. Чем это кончится – я не знаю, я не специалист в выборах. Нужна большая явка для любимой нашей единой и неделимой России, не нужна большая явка, какие там проценты? Но само по себе отношение к выборам, как к неинтересному спектаклю, тоже, мне кажется, уже можно называть именем какого-нибудь ушедшего от нас безвременно режиссера, но это вот так.

- Я тут слышал…

- Это такое ощущение. Как оно будет 18-го сентября – я не знаю.

- Я тут слышал от некоторых политтехнологов – тоже не буду называть фамилии – там уже такие опасения есть, что как бы процент, ну имеется в виду это по партии и по типу а–ля оппозиционные, по типу, ну скажем так, партия некого кролика, без разницы. Вот у них такие настроения есть, что вот как бы процент-то не перебрать, как бы так не получилось, что «у нас процент окажется чрезмерно большим».

- Слушайте, я не знаю, что там у него. Вот смотрите, вот типичная ситуация: Уинский район, там что-то начали драться меж собой «Ашатли» и «Газпром-газораспределение». Ну вот ситуация буквально сегодня. «Ашатли» требует с «Газпрома» с нашего местного какие-то там миллионы за потравку или за порчу земель, а те в свою очередь закрывают сырзавод в Уинском районе. Уинский район, молоко девать? Жара, пятое, десятое… А руководит «Газпромом-газораспределение» у нас товарищ Благов. Ну я так, для примера говорю. Представляете, что теперь и он выбирается в ЗС по Уинскому району. Поэтому я даже не знаю, есть кто вообще, кто определяет, как это вообще делается, предвыборы, или нет. Мне кажется, что там такой же дурдом, как и везде.

- Время, к сожалению, истекло, а есть еще много тем, на которые хотелось бы поговорить. Приходите чаще.

- Так зовите.

- Зовем всегда. Сейчас местные новости, расскажут там, что происходит в городе и в крае, оставайтесь на 91,2 ФМ.

__________________

Программа вышла в эфир 29 июля 2016 г.


Обсуждение
3257
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.