Верхний баннер
13:49 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

09:47, 20 мая 2021

Геннадий Игумнов мечтал наесться хлебом, врал о своем росте и променял море на женщину

В 2012 году ведущий Роман Попов в программе «Биография» брал интервью у бывшего губернатора Пермской области Геннадия Игумнова.

Геннадий Игумнов мечтал наесться хлебом, врал о своем росте и променял море на женщину

Ведущий: Здравствуйте, Геннадий Вячеславович.

 

Геннадий Игумнов: Здравствуйте, радиослушатели «Эха Перми» и Роман.

 

Ведущий: Я надеюсь, вы не будете против такого представления – «пермяк Геннадий Игумнов». Несмотря на то, что вы по рождению не пермяк, то есть не из самой Перми...

 

Геннадий Игумнов: Но с пермской территории все-таки.

 

Ведущий: Да, с пермской территории. Но если брать образы Перми, людей, которые сделали Пермь такой, какая она есть, без всякой скромности вы будете вынуждены признать, что и вы, в том числе, сделали Пермь такой, какая она есть. Вы – пермяк.

 

Геннадий Игумнов: Согласен.

 

Ведущий: О детстве вспомните что-нибудь?

 

Геннадий Игумнов: Детство было очень трудным. Трудным оно было не с самого рождения, а чуть-чуть позже. В 1939-м году мой отец был призван в армию после того, как Сталин и Гитлер поделили мир, и нам досталась Прибалтика. Туда были направлены советские войска, в которые был призван и мой отец. И мы в 39-м году уехали в город Расейняй в Литву, и находились там до самого начала войны. Война началась для нас в 4 часа утра 22 июня 41-го года, потому что в городе началась бомбежка, стрельба, грохот и всякая всячина. А было нас там всего двадцать, по-моему, три семьи советских офицеров, жили все кучно. Прибежал посыльный из части и сказал, что «быстренько собирайтесь, мы вас погрузим сейчас на машины, брать с собой ничего лишнего не надо, вывезем за город, чтобы вас тут не задело военными действиями, а вечером вернем назад».

У меня уже был брат, ему было меньше года, мы собрались – моя мама, бабушка, ее мать, она взяла на руки моего брата, меня за руку, сетку с яйцом, печеньем и еще какой-то снедью, даже не помню, и погрузились в машину, выехали за город. За городом были целый день, бомбежка и стрельба не прекращались, поэтому нас никуда назад не вернули, а погрузили в товарные вагоны и отправили в Россию. Куда мы ехали, мы сами не знали. По пути налетела авиация, нас из вагонов быстренько заставили высыпаться в поле, рассыпаться, чтоб не задело. И после того, как самолеты отбомбились и улетели, к счастью, поезд от этого не пострадал, нас загрузили в вагоны и отправили дальше. Так мы оказались в Башкирии.

 

Ведущий: Вам было 5 лет.

 

Геннадий Игумнов: Мне было четыре года с половиной, но я это очень хорошо помню. Пожалуй, то, что происходило в Литве во время жития, сохраняется в виде очень маленьких эпизодов, когда со мной гулял какой-то литовец, знавший русский, что-то мне в городе показывал. Но больше в памяти ничего не сохранилось.

 

Ведущий: Фактически память начинается с 22-го июня?

 

Геннадий Игумнов: Да, с 22-го июня. Башкиры нас встретили очень хорошо. Прежде всего, накормили, потому что были до безобразия голодными, расселили по своим избам, и мы там месяца, наверно, три с половиной прожили.

У матери была родная сестра, которая жила в Ульяновской области в районном центре Алатырь. Её муж был директором МТС, у них был большой дом, мать с ней списалась, и она категорически настаивала, чтоб мы приехали туда. Мы уехали туда. Жили там тоже очень недолго, потому что в соседнем селе Сурское был сахарный завод. А мать моя по образованию была химиком для сахарного производства. А надо было работать, получать карточки, чем-то питаться, и мы переехали в село Сурское. Завод дал нам какую-то заброшенную избу. И вот вчетвером: бабушка, мать и я с братом оказались в Сурском, всю войну прожили в этом селе. Из самых ярких воспоминаний сохранилось воспоминание о постоянном голоде, о том, как я сижу на завалинке, макаю палец в солонку, облизываю этот палец, и думаю, что, наверно, война когда-нибудь кончится, и можно будет купить хлеба без карточек. А по карточкам давали 150 грамм на мальчишку и 300 грамм на работающего. Вот 150 грамм - это мне, брату и бабушке, а 300 грамм – маме.

К сожалению, всё это исчезало почти мгновенно, если попадало нам в руки, и голод был постоянный. Ну, вот я думал, что если кончится война, может быть, я когда-нибудь куплю булку хлеба... Не булку, а каравай, там караваем хлеб пекли... И буду резать тонкими ломтиками, и целый день буду есть один хлеб. Наверно, когда-нибудь я его наемся.

 

Ведущий: Сбылась мечта потом?

 

Геннадий Игумнов: Да. Эта мечта сбылась спустя лет, наверно, пять после того, как я об этом думал. Сбылась она в декабре 1947-го года, когда отменили карточную систему. Мы переехали назад в Кизеловский район, откуда папу призвали в армию. И в 8 часов утра, в декабре, мама послала меня за хлебом, потому что карточки отменили, и хлеб был свободно, я купил две булки хлеба, по пути я от обеих отломил горбушку, моментально эти две горбушки съел, понимая, что мать ругать уже не будет...

И таким образом тогда впервые я этого хлеба наелся. Вообще, детство было очень сложным, потому что отец в самом начале войны в 41-м году пропал без вести. А у семей пропавших без вести военных никаких добавок не было. Жили мы сложно. Поэтому детство запомнилось мне не сказать, что полуголодным... Все-таки когда мы приехали назад в Коспашский, рядом с Кизелом, мама опять работала в химической лаборатории. На карточки отоваривали всё, что полагалось, включая небольшое количество сахара, даже мясных изделий каких-то, были крупы. Но все равно жизнь была чрезвычайно сложная.

 

Ведущий: А как вот эта сложная жизнь отразилась на вас потом, попозже? Говорят: «Все мы родом из детства», вот вы же наверняка, оглядываясь назад, понимали, что если бы не это, то я бы тогда не...

 

Геннадий Игумнов: Знаете, вот таких мыслей «если бы не это», я бы, может быть, был бы другим, не возникало. Все-таки мальчишка. Я учился в школе здесь уже, начиная с третьего класса, в Кизеловском районе. Школа была за три километра от дома. А дом нам достался от старшей сестры матери, в нем было всего 12 квадратных метров. Это была куриная избушка такая. Мы там очень долго жили, до 47-го года. И в школу ходили за 3 километра. А в 47-м году, поскольку жить уже в этом домишке стало нельзя, нам дали комнатку, 16 квадратных метров. Сначала мы там жили трое, потом мама вышла замуж за шахтера, тоже участника войны, стало нас четверо. Потом у них родилась девочка, стало нас пятеро, потом еще одна девочка, стало нас шестеро. И мы жили вот в этой комнате.

Я был старший, очень многое было на мне. Я, как ни странно, был человек тогда очень организованный. Всегда описывал все свои действия за день по часам: вот в такое-то время мне надо сделать уроки, вот в такое-то время истопить печь, вот в такое-то время сходить в магазин, вот тогда-то мне прочитать книги. Все расписывалось по времени, и по времени я все успевал делать. Кроме того, я был любознательным. Участвовал во всех кружках, которые были в школе для моих сверстников. И как-то мне всегда нравилось учиться. Я учился до 8-го класса исключительно с похвальными грамотами. Мне было интересно, и поэтому я, наверно, тогда создал ту основу, которая потом в жизни помогала мне организовываться, достигать определенных целей и уверенно надеяться, в основном, на самого себя.

 

Ведущий: А учились зачем? Почему? Ведь разные детские мотивации бывают. Кто-то космонавтом хочет быть, и поэтому учится, а кто-то учится, потому что в школе интересно, а дома нет. Почему вы хотели?

 

Геннадий Игумнов: У меня вот такой разницы, кстати говоря, не было. Мама была достаточно образованной женщиной, и с ней было всегда интересно. Я очень много читал, я очень много читал вслух для своих родных, для своих сестренок, когда они подросли. Мне просто самому было интересно узнавать что-то новое, прикасаться к чему-то.

Вот я, допустим, прекрасно учился химии, физике, математике. Эти науки для меня были просто песня!

Я читал дополнительную литературу. Меня очень уважали за это учителя, много мне рассказывали. Учителя были, кстати, все участники Великой Отечественной войны. Многие были с ранениями, все были с наградами. Очень интересно рассказывали не только о своих предметах, но и о войне. Поэтому, конечно, интерес никогда не ослабевал, что-то меня подгоняло…

Меня, кстати, никто никогда не заставлял учиться. Мне самому было очень интересно. Правда, потом… Все-таки жили-то мы бедно, мне не удалось окончить 10 классов. Я очень хотел закончить 10, потом идти в институт, но я прекрасно понимал, что на стипендию, она была, по-моему, 130 рублей в институте, прожить невозможно. И учиться мне не удастся. Я старался выбрать такое учебное заведение, где было бы государственное содержание.

 

Ведущий: Отсюда речное училище?

 

Геннадий Игумнов: Да. Ну, и, кроме того, мой товарищ, который учился на два года раньше меня, поступил в это училище. На одном из вечеров в школе он появился во флотской форме, такой импозантный... Тогда, вообще, военная форма у мальчишек считалась чем-то необычным и притягательным. И он уговорил меня поехать в это училище. Сказал, что там можно учиться, потому что там все на государственном обеспечении, но самое главное, там дают хорошие специальности, и, конечно, есть будущее. Так оно и получилось.

Я, правда, с первого раза не поступил по одной простой причине: у меня был маленький рост. А там был ростовой ценз метр пятьдесят. Мой друг Коля Харин был в приемной комиссии, и он, конечно, напасал мне метр пятьдесят. И я отправился с этим листом медкомиссии сдавать экзамены. А навстречу мне попался старший лейтенант Минин. Он взял меня за руку и спросил: «Молодой человек, как у вас дела?» Я говорю: «Хорошо. Вот, годен по всем статьям». Он говорит: «А рост?» Я говорю: «Метр пятьдесят». Он меня за руку: «Пойдемте, я вас сам смеряю». Ну и я с ним поплелся... Но до аудитории не дошел, сказал ему: «Товарищ старший лейтенант, не надо меня перемерять». Он говорит: «Почему?» Я говорю: «Метр сорок восемь». И он перед словом «годен» написал «не». И я отправился домой.

Проучился еще год в школе, вырос сразу на 10 сантиметров и поехал снова поступать. Это было в 52-м году. Конкурс был 17 человек на место. Шесть экзаменов надо было сдать. Я приехал с другом еще одним, немцем по национальности, его сразу отчислили, потому что немцев в это училище не принимали, и у меня как-то сразу упало настроение. Я пошел на первый экзамен только для того, чтобы отметиться. Но сдал его на пятерку, потом написал сочинение на пятерку. А потом подумал: ну, раз так идет, надо все сдать на пятерки. И все сдал на пятерки. Так и поступил. Закончил с красным дипломом, получил направление в Ленинградское высшее мореходное училище.

 

Ведущий: Итак, Геннадий Игумнов заканчивает Пермское речное училище с красным дипломом. Дальше открыта дорога – либо Ленинградская мореходка, Севастопольская мореходка, либо Горьковский институт инженеров водного транспорта. Все правильно?

 

Геннадий Игумнов: Да.

 

Ведущий: И всё, и не было бы у нас губернатора Геннадия Игумнова, если бы не один день опоздания документов.

 

Геннадий Игумнов: Да. Мне кажется, что это… Не назовешь «божьим промыслом», но, видимо, судьба. Я приехал домой к родителям в Коспаш, и мой отчим сказал: тебе надо идти на работу. Конечно, только на шахту, потому что там других работ не было.  Сам он работал на шахте № 38. Я сказал: «Так на шахту, где ты работаешь?» Он говорит: «Нет». В 1953-м году сдалась новейшая шахта «Белый спой» № 2. И меня всегда удивляло, когда я вечером смотрел в сторону этой шахты, то над лесом было огромное красное зарево. Я даже думал, что это пожар, а оказалось - звезды на копре, каждая из которых обозначала тысячу тонн угля, добытых сверх плана. И звезд этих было около десятка, поэтому они такую кучу красную горящую вечером представляли... Он сказал, что шахта работает отменно, новая шахта, и надо идти работать туда. Я туда и пошел. Поскольку я механик был, устроился сначала подземным слесарем. А в Кизеле был учебно-курсовой комбинат крупный, я сдал там экстерном экзамены на горного мастера, и с 1958-го года стал работать горным мастером.

 

Ведущий: То есть, вы заканчиваете речное училище с красным дипломом, у вас в голове все мысли о реке, воде и море. И ваши документы опаздывают в Ленинградскую судоходку ровно на один день. Их заворачивают. Почему вы не отправили их снова?

 

Геннадий Игумнов: Объясняю. Учитывая, что я был в то время комсомольцем, и очень деятельным, меня сразу комсомольская организация включила в состав агитаторов для проведения выборных кампаний. И вот в декабре 1956-го года – того года, когда я оказался в Кизеле и пошел работать на шахту - я вечером в пургу, в сильный мороз, пришел на избирательный участок. И на избирательном участке, кроме секретаря участковой избирательной комиссии, никого не было. Но этот секретарь избирательной комиссии произвел на меня такое впечатление, что я чуть не лишился рассудка. Это была с моей точки зрения - так оно и было на самом деле! - красивейшая молодая девушка, которую я нигде на шахте не видел, хотя достаточно активно вел себя и встречался с разными людьми. Я не знал, о чем с ней заговорить. Я пришел проверить своих избирателей, как они побывали на участке, все это переписал, поздоровался с ней... Потом сказал, что мои избиратели нормально себя ведут, поэтому я пошел домой. И ушел.

Вышел и думаю: ну как я же от такой девушки ушел? Надо вернуться. Я вернулся, а разговаривать-то, кроме избирателей, не о чем. И я ее спросил: «А вы смотрели кинофильм «Карнавальная ночь»? Он только что вышел, я уже посмотрел. Она говорит: «Нет». Я говорю: «Хотите, я вам его расскажу?» Она говорит: «Давайте». Ну вот я сел и до того увлекся... Я не знаю, сколько я там просидел. Может быть, столько, сколько этот фильм идет, потому что рассказывал подробно, рассказывать я умею. Мы хохотали вместе! И, как оказалось, я прилип к этой девушке на последующие 55 лет. Поэтому, когда мне предложили перейти на работу на реку, я, конечно же, понимая, что я не могу расстаться с этой девушкой, от всего отказался. И шахта стала для меня вторым домом.

Я очень любил горное дело. Я проработал там почти 15 лет. Прошел путь от слесаря до руководителя «Белого споя». Потом был заместителем главного инженера общей, объединенной шахты. Горное дело стало тем делом, которое увлекло меня до основания. Поэтому я пошел в горный техникум, чтобы получить диплом техника разработчика. Но меня увидели из горкома партии и исполкома. И заставили два года работать председателем шахтного комитета профсоюза, в котором было около 4-х тысяч членов.

Я очень воспротивился профсоюзной работе. Но проработал с полгода, и понял, что это люди, это судьбы, что эти люди нуждаются в помощи и поддержке. Ну и на них можно опираться, и самому быть достаточно важным и на месте. И я сказал сам себе, что буду работать столько, сколько люди меня будут избирать.

Но 30-го апреля 1969 года меня вызвали в горком, поставили в торец стола и сказали, что бюро горкома приняло решение, что я должен быть заведующим промышленно-транспортным отделом. Проголосовали все, кроме начальника «Кизелугля» Запорожца, о чем он мне говорил всю жизнь до самой смерти, что вот «только я один воздержался, я тебя тогда не хотел убирать из шахты». Ну, и, короче говоря, вот я так оказался в горкоме. Проработал два года. В то время я уже учился в Высшей Школе профдвижения на экономическом факультете в Москве. Я окончил эту школу с красным дипломом, получил специальность экономиста. И через два года вдруг оказался одним из первых кандидатов на должность председателя исполкома городского совета.

 

Ведущий: То есть судьба уводит вас с реки под землю, затем выводит из-под земли, вот вы в кабинете. И вот судьба поднимает вас в кабинет, где столы накрыты сукном. Не было ощущения того, что «я не хочу, это не мое»?

 

Геннадий Игумнов: Когда меня толкали в профсоюз, именно толкали, у меня было ощущение, что я ни за что не соглашусь. Но когда за меня проголосовало практически 100 процентов делегатов профконференции, я понял, что будет некорректно, если я буду ерепениться.

Когда меня направили в горком партии и избрали заведующим промышленно-транспортным отделом, я не представлял себе, что это такое. А в то время в Кизеле было шесть работающих крупных шахт, три завода, швейная фабрика, две железнодорожных станции, автотранспортное предприятие, крупнейший строительно-монтажный трест № 2, который вел строительство в восьми городах Пермской области. И целый ряд других организаций, включая огромное количество социальных. Самое большое количество школьных мест на душу населения в Пермской области было в Кизеле. Самое большое количество коек в больницах на душу населения было тоже в Кизеле. И огромное количество проблем было тоже в Кизеле. И когда я с этим соприкоснулся, ежедневно бывая в самых разных предприятиях, встречаясь с самыми разными людьми, я понял, что попал в среду, которая будет мне абсолютно небесполезна, а только на пользу. И работать стал с огромным удовольствием.

Я посещал неимоверное количество строек. Я был одним из энтузиастов того, чтобы из города убрать загазованность и задымленность, чтобы построить туда газопровод, потому что в то далекое время города и территории не обеспечивались газом, это было запрещено правительственным решением. Мне удалось газифицировать Кизел, построить там районную газовую котельную, затушить порядка шести десятков угольных котельных, обеспечить город теплом на предстоящие 15-20 лет и так далее. В общем, это была школа, которую я нигде в другом месте пройти не мог, только в промышленно-транспортном отделе.

 

Ведущий: Потом вас судьба вывела в Пермь. О Перми мы еще успеем поговорить. Но давно ли вы были в Кизеле последний раз?

 

Геннадий Игумнов: Последний раз, может быть, несколько месяцев назад, я ездил туда по своим личным делам. Я знаю, что происходит в Кизеле, в Гремячинске, в Губахе. После того, как шахты были закрыты одномоментно, не дожидаясь конца реструктуризации, утвержденной российским правительством. Я в курсе событий. Я воспринял положительно намерения нынешнего губернатора Виктора Басаргина создать специальное министерство по Кизеловскому угольному бассейну, которое, наверно, будет заниматься тем, чтобы сделать первые шаги по возрождению производства в этих городах. Главным образом в самом Кизеле и Гремячинске, потому что в Губахе химзавод, коксохимзавод, некоторые другие производства есть.

Когда через два года внезапно предложили стать председателем исполкома, это была полнейшая неожиданность. По сложившейся практике в то время в Советском Союзе, если председатель исполкома передвигался на другое место, на его место всегда баллотировался второй секретарь местного горкома. А тут вдруг предложили мне, заведующему промышленно-транспортным отделом! А мне в это время шел 33-й год всего. Я был самый молодой председатель в Пермской области.

Как оказалось, мне предстояло пройти совершенно невообразимый фильтр. Со мной сначала беседовал куратор и инструктор, потом заместитель заведующего орготделом, потом заведующий орготделом, потом председатель облисполкома Борис Коноплев, потом первый секретарь обкома Борис Коротков. И вот после этого фильтра было принято решение, что я готов к работе в горисполкоме. Там я проработал 13 лет. Пять раз отказывался от перевода в Пермь. На шестой раз, когда были выполнены все мои обязательства перед жителями Кизела, я согласился.

 

Ведущий: На электричке ехали?

 

Геннадий Игумнов: Да, ехал на электричке вместе с Валерием Федоровым. Он был вторым секретарем в Губахе, его перевели в пермский обком партии в административный отдел. Мы с ним давно знакомы, у нас были такие нормальные человеческие, дружеские отношения. И вдруг мы столкнулись в одном вагоне электрички. Я задаю ему вопрос: «Валера, ты куда едешь?» Он говорит: «В Пермь. А ты куда?» Я говорю: «Тоже в Пермь». «А зачем ты в Пермь едешь?» «На работу. А ты?» «И я на работу». Ну, вот так вот мы с ним сошлись в одном вагоне. А дальше по жизни шли долго вместе. Через некоторое время он стал заведующим отделом административных органов, потом перешел на работу в Управление внутренних дел, потом стал начальником этого управления. Он был в полковничьем звании. Я к этому времени стал первым заместителем губернатора Пермской области.

А перед этим был период, когда я с большим энтузиазмом встретил перестройку Горбачева. Тогда мне казалось, что эта перестройка выведет нас на новую линию развития и принесет много положительного. Кстати, портрет Горбачева у меня в кабинете висел до смещения Горбачева с поста президента. Как оказалось позднее, Горбачев не смог сделать то, что декларировал в самом начале своего пути. Но демократизация, перестройка, они были очень близки мне по духу. И я, конечно же, был среди тех немногих, кто однозначно и сразу не воспринял ГКЧП в 91-м году, кто очень активно поддерживал демократические устремления при выборе народных депутатов СССР, кто руководил всем процессом организации выборов в Пермской области.

Ну и, короче говоря, доработался до того, что стал руководить аппаратом совета народных депутатов. По моему предложению число депутатов областного уровня с 450 было сокращено до 250. Уже после ГКЧП начали формироваться новые органы власти, Борис Кузнецов пригласил меня к себе первым заместителем. Мы с ним учились, кстати, в речном училище вместе, знали друг друга с тех времен. И вот я попал в администрацию области. Это было в конце 91-го года. С моей подачи Борис Кузнецов оказался приоритетным при выборе кандидатуры для назначения губернатором. В 96 году Кузнецов ушел в Государственную думу, а меня президент Ельцин назначил губернатором. А в декабре 96-го я оказался первым всенародно избранным губернатором Пермской области. Выборы были очень сложные, но все-таки в конечном итоге во втором туре я победил с большинством - 66 процентов.

 

Ведущий: Дальше уже, в принципе, история известная даже мне. Ваше губернаторство хорошо попало на мою память, несмотря на то, что я учился на тот момент в школе. Люди моего возраста вас наверняка помнят именно как губернатора. Потом 2000-й год и приход Юрия Петровича Трутнева, и ваш уход в тень. Чем вы занимались в этой самой тени?

 

Геннадий Игумнов: В тень-то я совсем не ушел, Роман.

 

Ведущий: Я имею в виду в тень из такой яркой публичной политики.

 

Геннадий Игумнов: Да, я понимаю, в политическом плане. Во-первых, надо сказать, что на меня и выборы 96-го года, и выборы 2000-го года особенно произвели тягостное впечатление. И об этом тягостном впечатлении я говорил не кому-нибудь, а тогда только начинающему Владимиру Владимировичу Путину. Я ему говорил, что если дальше так дело пойдет с бесконтрольностью на выборах, с огромным объемом денег, вращающимся в кампаниях, что если не навести порядок в избирательном законодательстве и самом процессе выборов, то власть могут захватить люди, которые ну никак не принесут пользу Российской Федерации. Поэтому моя семья была обрадована несказанно, когда я ушел с этой работы. Выборы были, действительно, очень «грязными», очень сложными. Достаточно сказать, что на меня было и покушение, и попытка отравления, и еще целый ряд негативных моментов, от которых мне удалось, к счастью, избавиться.

 

Ведущий: Вы знаете, у тех выборов была одна небольшая особенность - они были.

 

Геннадий Игумнов: Да, они были. Несмотря на то, что бал правили те, у кого было очень много денег. Но они были.

 

Ведущий: А потом их не стало.

 

Геннадий Игумнов: А потом их не стало. Суть еще заключается в чем? Вот когда я закончил работу в администрации, то встретился с Трутневым и сказал: «Выборы прошли, вся грязь осталась позади, грязь ворошить не надо. Я советую тебе только одно: сохрани профессионалов в команде, которая работала со мной». Я не имел в виду заместителей, потому что это фигуры политические, их можно менять. Но ведь не только и не столько замы определяют политику команды, а также те профессионалы, которые делают непосредственно дело каждый день.

Я сам тогда пошел работать в «Лукойл». В 95-м году у меня родилась идея создать здесь предприятие, которое могло бы добывать нефть и перерабатывать ее в «Лукойле». И все то, что мы добываем и перерабатываем, направлялось бы на нужды Пермской области. Прежде всего, на сельское хозяйство, на промышленность, на нужды населения, чтобы у населения никогда не было перебоев с горючим. Мы такое предприятие создали. «Лукойл» в полном объеме появился на пермской территории благодаря мне.

Для того, чтобы обезопасить себя от разных катаклизмов, которые могли возникнуть, мы придумали заключить первое в истории России соглашение между администрацией области и частной компанией. И мы такое соглашение заключили. В этом соглашении мы прописали все обязательства «Лукойла» перед территориями и обязательства территорий перед «Лукойлом». Это было очень четко. «Лукойл» выполнял скрупулезно все то, что мы запасали в соглашении, и это соглашение действует до сих пор. Оно каждые пять лет переписывается, но действует до сих пор.

В «Лукойле» я отработал 6 лет. На меня выпала миссия объединить два предприятия – «Пермь-нефть» и ЗАО «Лукойл-Пермь». Это была чрезвычайно сложная работа. Администрирование этой работы было поручено мне. Я занимался ею три с половиной года. Мы создали действительно классную компанию «Лукойл-Пермь». Сейчас она добывает 12 с лишним миллионов тонн нефти в год. За годы, пока я там работал, капитализация компании увеличилась в 20 раз. Эффективность её стала образцово-показательной в Российской Федерации.

 

Ведущий: А потом?

 

Геннадий Игумнов: А потом я сказал, что с работы ухожу вообще, потому что мне уже идет 70-й год, и работать хватит. Надо, в конце концов, заняться чем-то и для себя. Мне сказали: «Ну, давайте, Геннадий Вячеславович, еще немного». Я говорю: «Нет». «Ну, давайте до семидесяти». Я говорю: «Нет. Вот 1 июля я с работы ухожу». И ушел. И когда я ушел с работы, конечно, меня никто в покое не оставил: ни средства массовой информации, которые чуть не ежедневно по разным проблемам, по разным вопросам обращались ко мне, как к эксперту, ни общественные организации. В результате мне пришлось вернуться в общественную жизнь. Я об этом не жалею. Я за это время успел написать книгу о том, что происходило в 90-е годы. А теперь такой, как есть.

 

Ведущий: Геннадий Игумнов, простой пермяк, спасибо вам большое.

 

Геннадий Игумнов: Спасибо. Всего самого доброго, дорогие радиослушатели.


Обсуждение
4682
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.