Проблемы ювенальной юстиции в Прикамье.

Ведущий: Здравствуйте, друзья. Продолжается прямой эфир на 91,2 FM. Это пермское «Эхо». Меня зовут Роман Попов. Антон Мелехин работает для вас за звукорежиссерским пультом. Я приветствую у нас в студии Уполномоченного по правам ребенка в Пермском крае Павла Микова. Павел, добрый день.

Павел Миков: Добрый день.

Ведущий: Сегодня мы будем говорить о ювенальной юстиции. Ювенальная юстиция – это система государственных органов, осуществляющих правосудие по делам о преступлениях и правонарушениях, которые совершаются несовершеннолетними. Проще говоря, ювенальная юстиция – это система разбора преступлений, к которым имеют отношение дети – против детей, совершенных детьми и так далее. Соответственно, Павел Миков, как Уполномоченный по правам ребенка, в данном случае у нас не просто эксперт, но еще, как это ни странно, представитель некой части этой системы. Представитель некой части ювенальной юстиции. Паша, для начала небольшой экскурс в историю. Вот первый детский суд создавался в Чикаго в 1899 году. То есть, весь 20-й век в отношении ювенальной юстиции был веком достаточно цивилизованным. То есть, в принципе, постепенно по всей планете сначала по европейским странам, потом чуть дальше эта система развивалась, расширялась, подписывались хартии, договоренности, уточнялись правила игры, и так далее. А до 20-го века, в веке 19-м, 18-м, 17-м преступления против детей и преступления детей они каким-то образом вообще регулировались законодательно отдельно?

П.М.: Естественно, что тема отправления правосудия в отношении несовершеннолетних стала осознаваться именно в 20-м веке. До 20 века ребенок, как личность, как самостоятельный субъект права не воспринимался. И все преступления, которые совершались детьми, они расценивались точно так же, как преступления, совершаемые взрослыми, и особой системы отправления правосудия в отношении детей не было, и наказывали их точно так же, как взрослых преступников. Я должен отметить, что в России, в дореволюционной России, первый ювенальный суд открыт был в Санкт-Петербурге в 1910-м году. Однако с революции, уже начиная с 1918 года, к сожалению, судопроизводство особое, судопроизводство в отношении детей было ликвидировано. И более того, мы фактически в 20-е-30-е годы вернулись к таким средневековым подходам в отношении несовершеннолетних правонарушителей. И вы знаете о том, что, к сожалению, даже был период, когда в 1932-м году вышел специальный указ, по которому можно было применять смертную казнь в отношении несовершеннолетних преступников, достигших возраста 12 лет. Это была, конечно, абсолютная дикость. И на протяжении всей советской истории особого гуманизма в отношении несовершеннолетних правонарушителей мы также не наблюдали. Об этом и свидетельствовало количество детских колоний, которые были в России и в Советском Союзе, и количество находящихся в них лиц, и так далее. Даже если мы возьмем, например, Пермскую область, вы знаете о том, что у нас было две детских колонии, которые фактически всегда были переполнены. По 600-700 детей, воспитанников в этих колониях были. В настоящее время в Пермском крае осталась одна детская колония. И количество несовершеннолетних там гораздо меньше на сегодняшний день. Их всего 109. Это как раз показатель того, что продолжается у нас гуманизация отправления правосудия в отношении несовершеннолетних.

Ведущий: Я, кстати, еще добавлю что, вот, если брать Советский Союз, то в 1967 году было утверждено положение о комиссиях по делам несовершеннолетних. То есть, с этого момента, в принципе, у нас юридическая практика коим-то образом стала иметь в виду, что несовершеннолетние вроде бы как это не рядовые субъекты, да. То есть, к ним нужно применять другой подход. Хотя тогда, конечно, не было слово «ювенальная юстиция». Это понятно.

П.М.: На самом деле, комиссии по делам несовершеннолетних, которые возникли в тот период, к сожалению, изначально они не несли в себе правозащитную функцию, защиту прав детей. Изначально этот орган по сути дела создавался с целью борьбы с детскими преступлениями, правонарушениями, профилактики этих правонарушений. И до сих КДН воспринимается как некий репрессивный орган, хотя мы в крае, естественно, делаем все возможное, чтобы научить и новым технологиям работы специалистов комиссий по делам несовершеннолетних, и для того, чтобы они в меньшей степени воспринимались, как репрессивный орган, который выносит постановления, привлекает к ответственности родителей несовершеннолетних, а прежде всего, как орган, который защищает права ребенка, как дополнительный механизм защиты прав детей. И в этом отношении то, что сами дети в КДН-ы стали обращаться чаще, тоже тому яркое свидетельство. Если мы возьмем, например, 2008-й год, то у нас в комиссии по делам несовершеннолетних с целью защиты прав обратилось чуть более 400 детей. За 2009-й год это было уже 650 детей. И в настоящее время мы вот примерно к этому же уровню, где-то около 700 детей, обращаются самостоятельно в муниципальные комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав. Это тоже показатель иной работы современных комиссий.

Ведущий: Пермский край, Ростовская область, Ленинградская область, я правильно называю сейчас субъекты Российской Федерации?

П.М.: Совершенно верно.

Ведущий: Всего три субъекта Российской Федерации, три субъекта, в которых распространена судебная практика, отдельная судебная практика по делам, связанным с несовершеннолетними. Почему так?

П.М.: Ну, на самом деле, можно сказать о том, что экспериментальные площадки в гораздо большем количестве субъектов федерации есть. На сегодняшний день говорят примерно о 18 субъектах, где пытаются создать систему особого судопроизводства в отношении несовершеннолетних. Но вот эти три субъекта – Ростов, Пермь, Ленинградская область, действительно, наиболее ярко выражены, поскольку, во-первых, давно реализуются модели ювенальной юстиции и плюс ко всему вот в каждом из этих трех субъектов сложился свой уникальный подход к отправлению правосудия. Вот если говорит, чем отличается пермская модель ювенальной юстиции, то, прежде всего, тем, что у нас суд встроен в общую систему профилактики и отправления правосудия в отношении несовершеннолетних.

Ведущий: А вот сейчас я бы хотел пояснения, Павел. Вот суд встроен в общую систему – это, в принципе, фраза понятная. Но когда начинаешь разбираться, возникает очень много вопросов. Что за система, как в нее встроен суд, что вообще происходит?

П.М.: Вот еще раз, в чем отличие. Вот у нас существует в соответствии со 120-м федеральным законом «Об основах профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» целая система субъектов профилактики правонарушений несовершеннолетних. К ним относятся образовательные учреждения, учреждения культуры, здравоохранения, комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав, органы опеки и попечительства, ну, и так далее, ну, милиция, понятно, большой перечень субъектов системы профилактики. И важно понимать, что в эту общую систему на каждом этапе, пока ребенок еще не попал в поле зрения правосудия, с ним работает определенный специалист. Вот если ребенок, например, совершает правонарушение, следовательно, кто с ним начинает работать? Во-первых, сразу же комиссия по делам несовершеннолетних и защите их прав, которая собирает всех представителей субъектов системы профилактики. В отношении ребенка, несовершеннолетнего правонарушителя вырабатывается индивидуальная программа реабилитации, и ребенка, и семьи. Потому что мы понимаем, что не только вина ребенка в том, что он совершил преступление, но еще нужно искать корни в семье. Затем на ребенка, несовершенного правонарушителя социальными работниками составляется такое личное персональное досье, в котором представляется вся информация о личности ребенка, окружении, что его побудило совершить преступление, и так далее, и так далее. И затем эта информация передается, когда уже дело расследовано, приходит дело в суд, вот это социальное досье на ребенка передается судье. И судья при оценке преступления, которое несовершеннолетний совершил, прежде всего, он оценивает вот мотивы, причины, природу, почему так произошло, что ребенок все-таки преступление совершил. Судья не только пытается выяснить личность ребенка, определить степень его, условно говоря, тяжести совершения преступления, но одновременно своими частными определениями суд указывает тем органам, которые не доработали, условно говоря, не досмотрели, которые неактивно работали, в результате чего ребенок совершает преступление. Затем судья направляет эти частные определения в адрес тех органов системы профилактики, которые есть, направляет запрос в комиссию по делам несовершеннолетних для того, чтобы с ребенком проводилась вот эта индивидуальная реабилитационная работа, и с его семьей. И дальше в этой системе, в этой цепочке, если наказание, которое выносит суд, связано с реальным лишением свободы, ребенок попадает у нас в пермскую воспитательную колонию. Должен отметить, что вот последние 2 года пермских детей не увозят в другие субъекты федерации, в колонии детские. И это наша принципиальная позиция. Мы выстраиваем, как бы, единую цепочку, единое реабилитационное пространство для несовершеннолетнего правонарушителя. С ним в колонии начинают работать. У нас в колонии создан реабилитационный центр, где с несовершеннолетними работают. И затем уже, когда он отбывает свой срок наказания или условно-досрочно освобождается, он опять попадает под социальное сопровождение, его семья. С семьей работает социальный куратор. И он уже после освобождения еще находится на длительном сопровождении, пока не будет трудоустроен, не получать образование не будет и так далее. Если суд выносит решение о наказании, не связанное с лишением свободы, например, условное наказание, то этот ребенок, также в отношении его, его семьи создается индивидуальная программа реабилитации. И социальные службы работают с этим ребенком, с семьей для того, чтобы он повторно уже не совершил преступление и так далее. И во всем этом самое главное, что происходит. В чем отличие, да, вот опять же, в пермском ??????? (неразборчиво). Мы используем так называемые восстановительные технологии работы с несовершеннолетним. То есть, прежде всего, программы восстановления направлены на осознание, чего ребенок сделал, совершил, какую боль, какую опасность он причинил, прежде всего, жертве, и дается возможность примириться несовершеннолетнему, совершившему преступление, с жертвой, которая пострадала от этого преступления его.

Ведущий: Можно несколько цитат, Павел? «Следует признать необходимость и важность осуществления прогрессивной политики предупреждения преступности среди несовершеннолетних, а также необходимость и важность систематического изучения и выработки мер. Следует избегать криминализации и наказания ребенка за поведение, не причиняющее серьезного ущерба развитию самого ребенка или вреда другим. Такая политика и меры должны предусматривать ряд пунктов». И дальше фактически все, о чем ты только что сказал. Обеспечение возможности получения образования, специальные теории предупреждения преступности, вмешательство официальных органов, которое должно происходить в первую очередь с учетом прав детей, и так далее. Вот я сейчас процитировал «Руководящие принципы Организации Объединенных Наций…

П.М.: Пекинские правила, так называемые.

Ведущий: Эр-Риядские руководящие принципы. Пекинские были на пять лет раньше. Да, это примерно одно и то же. То есть, Пекинские - 85-й год, Эр-Риядские – 90-й. Вот у меня вопрос. Ведь с 90-го прошло 20 лет. То есть, программа прописана абсолютно четко. То есть, теория программная прописана четко. На данный момент ты очень подробно рассказываешь, как вот эти принципы, Эр-Риядские принципы ООН реализуются в Пермском крае. И я скромно полагаю, что, наверно, у нас во всех остальных субъектах Российской Федерации они должны реализовываться точно также. Почему мы-то впереди планеты всей? Что произошло? Чем мы отличаемся?

П.М.: Вот абсолютно верная постановка вопроса. В принципе, с учетом того, что это наше государственное обязательство в рамках этого соглашения. И по идее должно было, чтобы в каждом субъекте федерации вот эта развивалась система ювенальной юстиции особого отправления правосудия в отношении несовершеннолетних. Но, тем не менее, мы говорим о том, что вот не все субъекты включились. Есть некоторые субъекты более продвинутые. Просто это в свое время у нас в Пермском крае была политическая воля руководства, области. Тогда, скажем так, этот эксперимент у нас начался чуть позже, чем, конечно, в Ростовской области. Там с 99-го года осуществлялся эксперимент по особому судопроизводству в отношении детей. А у нас с 2002-го года, тогда, когда была вице-губернатором области Татьяна Ивановна Марголина, именно она, по сути дела, запустила этот процесс. И политически было принято решение о необходимости в крае создания вот этой системы ювенальной юстиции. Должен отметить, что не так быстро все происходило. Поскольку тогда, в 2002-м году только лишь два суда включились в эту программу. И к 2007-му году у нас только 7 судов фактически вот использовали в своей работе особые технологии с несовершеннолетними. Процесс более активно пошел с 2008-го года, когда между правительством Пермского края и пермским краевым судом было заключено соглашение. И в соответствии с этим соглашением правительство края брало на себя определенные обязательства по обучению судий ювенальным технологиям. В свою очередь суды взяли на себя обязательство в каждом федеральном суде Пермского края создать специализированный состав судий, которые бы прошли обучение специальное, и занимались только делами в отношении несовершеннолетних правонарушителей. В настоящее время во всех 50судах Пермского края, федеральных, имеется в виду, судах эти спецсоставы созданы. Плюс ко всему у нас, скажем так, инфраструктура для отправления правосудия еще чем отличается. У нас созданы школьные и муниципальные службы примирения. То есть, это вот то звено необходимое в системе ювенальной юстиции, которое позволяет проводить реабилитационную работу и создает условия для заглаживания вреда несовершеннолетним преступником перед своей жертвой, позволяет применять вот эти примирительные технологии, и в досудебном порядке многие вещи еще решать и не доводить, условно говоря, ребенка до уже конкретного наказания.

Ведущий: 2002-й год у нас два суда, которые занимаются подобными делами. 2008-й год – у нас 7 судов. 2010-й год – у нас 50 судов.

П.М.: Да. То есть, сейчас все суды Пермского края имеют спецсоставы, и работают по ювенальным технологиям.

Ведущий: И важная история, да, и плюс внедряется система раннего примирения.

П.М.: Совершенно верно.

Ведущий: Соответственно, некая такая сверхзадача, к сожалению, она не будет реализована в ближайшее время. Но это сверхзадача, да, сделать так, чтобы эти 50 судов остались еще и без работы. То есть, вот эти вот 50 судов, 50 составов судий, которые рассматривают дела в отношении несовершеннолетних преступников, некая сверхзадача сделать так, чтобы они по максимуму остались без работы. Не доводить до них вообще.

П.М.: Ну, по идее, конечно, это тот идеал, к которому надо нам стремиться, чтобы вообще и дети не совершали преступления. Если уже они совершали, чтоб не доводить их до реального наказания, а вот специальными технологиями работы, социальной работы их все-таки… суметь таким образом поработать, чтоб они осознали тяжесть совершенного деяния, и загладили, самое главное, вину свою перед жертвой своего преступления. И желательно бы это делать, конечно, без реального лишения свободы, поскольку вот любое раннее столкновение ребенка с официальной системой уголовного преследования в дальнейшем только лишь криминализирует его сознание. Это, во-первых. И, во-вторых, оно негативным образом сказывается на развитии личности ребенка. Вот яркий тому пример - дети, которые у нас находятся в следственных изоляторах. Вот даже, если на свободе когда они были до совершения преступления, жили в семье, у них не было даже мысли, там, например, делать татуировки, или они не понимали многих, например, знаком, жестов, особенных слов каких-то, особого вида татуировок, которые наносятся, и прочее. И вот, попадая в следственные изоляторы, оказываясь в этой среде, ребята тут же резко, в общем, свое поведение и свою, скажем так, жизнь меняют. И вот неоднократно я сталкивался с примерами в нашей воспитательной колонии, когда воспитанники, после того, как попадали в колонию, с ними начинали работать, они всяческим образом пытались вытравить ту татуировку, которую они сделали, например, в СИЗО.

Ведущий: Один вопрос, Павел, на уточнение, для того, чтоб закончить, так сказать, теоретическую часть и перейти уже к более проблемным вопросам. Ростов, Ленинградская область, Пермский край. Чем принципиально работа в Ростове и в Ленинградской области отличается от нашей работы? Вот три субъекта Российской Федерации в данном случае передовые в области ювенальной юстиции. Но чем они отличаются?

П.М.: Самое главное отличие в судебной практике, которая сложилась, это, во-первых, то, что в Ростове социальные работники работают в судах, и именно судебные социальные работники, они собирают социальное досье на ребенка, который совершил преступление, и фактически затем осуществляют программу реабилитации. У нас в крае социальных работников в судах нет. У судий, ювенальных судий есть помощник судьи по делам несовершеннолетних, но при этом всю работу, которая необходима и по сбору социального досье, и затем по реабилитации несовершеннолетнего правонарушителя выполняет не суд, а выполняют те социальные службы, на которых по закону возложена вот эта обязанность по работе с несовершеннолетними правонарушителями.

Ведущий: Проще говоря, они продублировали немножко функции социальных работников.

П.М.: Совершенно верно. И это вот главное отличие, что мы не пошли по пути, и считаем, что это неверно суду приписывать, условно говоря, социальную функцию по социальной работе. Все-таки у суда очень четко определен нашим законодательством функционал. И в этом отношении суд в Пермском крае является, вот о чем я в начале говорил, составной частью всей системы работы с несовершеннолетними правонарушителями. Но он выполняет свою функцию. В случае рассмотрения дела в отношении несовершеннолетнего, применяя особые технологии, он в итоге выполняет главную свою функцию в государстве – это постановляет приговор в отношении несовершеннолетнего правонарушителя. А дальше указывает, фактически, и направляет дело в социальные службы, которые и работают с этим ребенком дальше.

Ведущий: Собственно, получается, что мы просто логичнее выстроили вертикаль, как это ни странно звучит.

П.М.: Да.

Ведущий: То есть, у нас, во-первых, нагружаем социальные службы работой, потому что результат их работы, письменный, в том числе, требуется суду.

П.М.: Да.

Ведущий: И мы же держим их, условно, при себе, потому что потом они будут работать с этими детьми после того, как суд выполнит свою функцию.

П.М.: Совершенно верно, что ребенок, который уже попал в поле зрения вот этой уголовной юстиции, соответственно, он с самого начала попадает под социальное сопровождение. И осуществляется это сопровождение его и его семьи вплоть до полной реабилитации этого ребенка.

Ведущий: Мы продолжаем наш разговор с Павлом Миковым, Уполномоченным по правам ребенка в Пермском крае. И поговорили мы о теоретической составляющей вопроса ювенальной юстиции в мире, в России, в Пермском крае. Давайте теперь к более практическим вещам. То есть, что называется, за здравие начать у нас получилось. Но я ж не верю, что все так идеально складывается, как мы обрисовали. Потому что, если б все было именно так, то я бы мог на протяжении вот этих сорока минут просто зачитать те же самые руководящие принципы ООН для предупреждения преступности среди несовершеннолетних, и все, не приглашать сюда Уполномоченного по правам ребенка. Давайте к проблемам. Павел, вот наиболее острые, наиболее яркие, наиболее выпуклые, которые есть сейчас.

П.М.: Проблем несколько. Во-первых, нам необходимо продолжать работу, и она будет в соответствии с новой программой «Семья и дети» Пермского края на 2011-15 год со следующего года начата эта работа. Работа по обучению ювенальным технологиям и включению в общую систему вот ювенальной юстиции в крае следствие и прокуратуру.

Ведущий: Итак, работа с судьями проведена.

П.М.: Да.

Ведущий: Они получили дополнительную квалификацию. Теперь в каждом федеральном суде, который есть в Пермском крае, есть состав судий, которые вправе компетентно, грамотно разобраться.

П.М.: Совершенно верно. Есть спецсостав, и есть помощник судьи по вопросам по делам несовершеннолетних.

Ведущий: А зачем нам ювенальные следователи или ювенальные опера, если у нас и так есть там системы и социальных работников, и отделы по делам несовершеннолетних, и так далее?

П.М.: На самом деле вот это очень важный элемент работы с несовершеннолетним правонарушителем, когда он попадает в поле зрения уголовной юстиции. То есть, от того, как на него, условно говоря, будет смотреть следователь, и что он составит, извините, в итоге, какие бумаги, и дальше это дело уже пойдет по подследственности и прочее, и до суда будет доведено, очень многое зависит. И, к сожалению, мы видим, что представители правоохранительных органов, следствия, они очень часто в своих действиях с несовершеннолетними правонарушителями нарушают их права. Это и получают показания под угрозой ребенку, порой бывает так, что, к сожалению, применяют и физическую силу незаконно. Об этом жалобы родителей детей, которые оказались в поле зрения уголовной юстиции, об этом яркое тому свидетельство. И в этом отношении повернуть сознание следствия и сознание прокурорских работников на то, что перед ними не преступник, а, прежде всего, перед ними ребенок, и нужно изучать глубоко его личность, изучать то социальное окружение, те причины, которые побудили его к совершению преступления, вот это у нас сейчас одна из первоочередных задач. Вторая задача очень важная – это повышение качества работы специалистов социальных работников. Понимая, что, к сожалению, это работа непростая, работа сложная. Очень быстро люди, скажем так, эмоционально перегорают, выгорают, вот потому что… Ну, вот представьте у социального работника вот на сопровождение будет 25 вот таких детей, 25 таких семей, и, естественно, что откуда ему-то самому силы черпать, условно говоря, чтобы быть глубоко убежденным в правоте и в том, что он делает, работая по реабилитации с такими детьми. Поэтому вторая задача – нам нужно создавать систему профессиональной поддержки и профессионального сопровождения вот этих социальных работников, которые реабилитируют несовершеннолетнего правонарушителя.

Ведущий: Вот давай остановимся вот на этих двух проблемах, потому что, на самом деле, их, как мне видится, можно спокойно объединять в одну. Это называется – работа с личным составом, условно говоря. То есть, фактически мы должны следователям объяснить, что ребенок – это в первую очередь ребенок, и уже во вторую - правонарушитель. И мы должны социальным работникам снова напомнить, что перед ними ребенок.

П.М.: Совершенно верно.

Ведущий: Потому как и те, и другие, мне кажется, примерно по одним и тем же причинам об этом чаще всего забывают. А причины там, они очень банальные. То есть, огромное количество дел, которые они вынуждены тащить, нехватка времени, нехватка квалификации, в том числе, и психологической, и педагогической, и так далее. То есть, это огромнейший пласт. И в данном случае одним только переучиванием или напоминанием мы не ограничимся, да. То есть, это такая некая маленькая составляющая огромной реформы, которая, рано или поздно, должна пройти. Давай к тем проблемам, которые мы в состоянии решить. Ведь можно отчитаться о повышении квалификации 50 следователей. Можно, безусловно. Но мы не решим этим проблему, потому что эти следователи не будут заниматься только детьми.

П.М.: Вот в настоящее время в органах следствия на самом деле у нас тоже выделены специализированные следователи, которые рассматривают дела с участием несовершеннолетних. Но, опять же, вопрос в качестве их работы и понимании того, что от них зависит вот при работе с несовершеннолетним правонарушителем. И вот, еще раз говорю, тут проблема все равно кроется именно в профессионализме и в том, что они работают не просто с преступником, а работают с ребенком, который совершил правонарушение. И каждый раз, условно говоря, напоминать им об этом, подчеркивать, поворачивать их сознание на то, что они работают с ребенком, для этого тоже требуются другого уровня уже специалисты, то есть, это требуется постоянное вот сопровождение таких специалистов и так далее.

Ведущий: Я правильно понимаю, что у нас в идеале должна существовать или, может быть, уже существует некая служба, которая будет курировать эту работу отдельно? То есть, вне структуры МВД, вне судебной структуры. Условно, там, спецназ аппарата Уполномоченного по правам ребенка. То есть, люди, которые будут, да, вот есть преступление, которое имеет отношение к ювенальной юстиции. И вот у этого преступления, у этого эпизода появляется куратор. Так?

П.М.: На самом деле сейчас эта система есть в крае, и она работает.

Ведущий: Кто этим занимается?

П.М.: Этим занимаются специальные… в соответствии с федеральным законом 94-м. У нас эта государственная услуга в крае была выставлена на конкурс, и выиграла этот конкурс автономная некоммерческая организация Центр психолого-педагогической помощи населению. И именно сотрудники этого центра, которые работают в каждом районе, в каждом муниципалитете, они и осуществляют сопровождение, во-первых, как конкретного случая с конкретным ребенком, так и в этом центре есть группа, которую называют супервизоры, то есть, это люди, которые специализируются на профессиональном сопровождении самих специалистов, работающих в системе ювенальной юстиции.

Ведущий: Вот так вот. Я сказал сначала «спецназ Уполномоченного по правам ребенка». Оказалось, что это называется немножко по-другому. Но, в принципе, это очень похоже, по сути.

П.М.: Ну, в данном случае вот это правильно то, что мы так движемся, и очень много разбор конкретного случая нам дает гораздо больше материала для общения потом с другими.

Ведущий: Итак, мы закончили говорить о проблемах, закончили говорить о двух проблемах, которые сейчас есть и с которыми надо бороться. Первая – это недостаток квалифицированных следователей, вернее, отсутствие квалификации у следователей в области ведения дел, связанных с несовершеннолетними, отсутствие дополнительных каких-то знаний. Вторая – это работа с социальными работниками, которая должна продолжаться. Но только ли людской фактор сейчас мешает?

П.М.: На самом деле более серьезная, на мой взгляд, проблема, это проблема общественного сознания, и то, что формируется сегодня в общественном сознании негативный образ ювенальной юстиции. И в этом отношении как раз те, скажем так, те противники, которые выступают против системы ювенальной юстиции, фактически играют на незнании, на непонимании сущности ювенальной юстиции как таковой. И пытаясь создать в общественном сознании негативный образ ювенальной юстиции, опираются на мифы и страхи, которые естественны каждому здравому нормальному человеку.

Ведущий: Например.

П.М.: Ну, распространенный такой миф о том, что ювенальная юстиция связана с отобранием детей из семей. Условно говоря, вот весь Интернет, если вы его посмотрите, существуют целые группы сетевые антиювенальщиков, как их называют. И именно на страхах, человеческих страхах любого родителя они и работают по большому счету. И в этом отношении это еще одна такая проблема – это создание информационного поля положительного вокруг системы ювенальной юстиции. То есть, к сожалению, не так часто те специалисты, люди, которые работают в самой системе, являются источником информации, и не так часто, может быть, доносят до нашего общества, что же на самом деле сегодня происходит с ювенальной юстицией, и что это такое.

Ведущий: То есть, мы получаем следующую картину. У нас выстроена система, которая, пусть со сбоями, нарушениями, шорохами, но она работает.

П.М.: Да.

Ведущий: Причем, работает, пожалуй, как нигде в России больше. То есть, про Ростов и Ленинградскую область мы не забываем, но пермский опыт считаем в данном случае несколько уникальным. И у нас параллельно с этим есть достаточно мощное негативное отношение в обществе вот к этой самой сложившейся и уже отлаженной, работающей вот уже на полную катушку, работающей второй год системе. Соответственно, мы это негативное отношение должны переломить каким образом? Мы должны просто, я не знаю, там, создать рабочую группу, прописать какую-нибудь политику пиар-сопровождения ювенальной юстиции, требовать от газетчиков, телевизионщиков, радийщиков каких-нибудь хвалебных материалов. Но согласись, что нет. В данном случае это немножко не тот случай. Мы ведь пиарим и рассказываем не о корпорации, не о компании. Мы говорим о системе, об юридической системе, об уникальной юридической системе. Соответственно, переломить негативный опыт мы можем только со временем.

П.М.: Наверно, это правильно. Но вместе с тем такая целенаправленная информационная кампания, она должна быть. И надеюсь, что тот координационный совет, который у нас создан в крае не так давно, 18 октября вышло распоряжение председателя правительства Пермского края о создании координационного совета по развитию системы ювенальной юстиции в Пермском крае. И под председательством Валерия Александровича Сухих, председателя правительства я думаю, что вот, благодаря тому, что все ответственные органы, которые работают в системе ювенальной юстиции, в него вошли, мы выработаем еще и плюс ко всему вот определенную информационную политику вокруг ювенальной юстиции в Пермском крае.

Ведущий: Ну, что ж, огромное спасибо. Павел Миков, Уполномоченный по правам ребенка в Пермском крае целый час объяснял нам, что такое ювенальная юстиция и как она работает здесь, в Прикамье. Это не последний разговор на эту тему. Наверно, только его начало. Я полагаю, что мы еще обязательно вернемся. И с практикующими судьями, вроде как, вполне возможно, поговорим на эту же тему, да, и, может быть, какие-то другие аспекты проблемы возникнут.