Татьяна Толстая на «Эхе Перми».

Ведущий: Добрый день, дамы и господа. Продолжаем программы радио «Эхо Перми». В студии Нина Соловей. Сегодня гость нашего эфира российский писатель, публицист, телеведущая Татьяна Толстая. Здравствуйте, Татьяна Никитична.

Татьяна Толстая: Добрый день.

Ведущий: Рада приветствовать вас в нашей студии. Уважаемые радиослушатели, безусловно, у вас есть возможность задать свои вопросы нашей гостье. Наш телефон 261-88-67. Либо вы можете написать свой вопрос по эфирному ICQ 404582017. Уже пишут: «Ура!».

Т.Т.: Как быстро.

Ведущий: Ура, что Татьяна Никитична у нас в гостях, либо ура, видимо, потому что можете, наконец, задать свой вопрос. Ну, вы уже получили свои вопросы, Татьяна Никитична, в рамках тех встреч, которые состоялись в нашем городе. Вчера состоялась, сегодня состоялась.

Т.Т.: И вчера, и сегодня. Да, это я здесь в рамках проекта «Пермский открытый университет». И меня поводили по разным площадкам. И я там общалась со студентами, и вот даже со школьниками сегодня. Вопросы немножко разные, но они стали уже повторяться. Поэтому я готова и к повторению. Сейчас мне зададут какой-то вопрос, на который я уже отвечала. Мне придется немножко покрутиться. Но я уж постараюсь.

Ведущий: Скажите, пожалуйста, вот вам, как писателю, эти встречи нужны? Они ведь отнимают достаточно большое количество времени. Вот эти творческие встречи, ответы на вопросы, которые часто повторяются. Они вам что-то дают?

Т.Т.: Конечно. Дело в том, что время, так и так, у тебя отнимается. У писателя… я думаю, что у любого человека, у него иначе время течет, чем часы тикают. Потому что какое-то время проходит быстро и впустую, а какое-то – очень насыщенно. И оно и так теряется. Не тогда, когда мы бы хотели, чтоб оно терялось. Но при общении с людьми, во-первых, ты, отвечая, сам озвучиваешь какие-то соображения. Ведь, когда тебе задают вопрос, ты до этого не знал, что ты думаешь на такую-то тему. Только вопрос – в тебе нажимают кнопочку, и ты узнаешь сам, что ты думаешь на эту тему. Ты сразу начинаешь что-то говорить. А ведь ты не знал до этого ничего подобного. Поэтому это все чрезвычайно удобно, чрезвычайно удобно для человека.

Ведущий: А вы в жизни когда-нибудь занимались самоинтервюируемостью?

Т.Т.: Нет, так не бывает. Нет, такого не бывает, я думаю.

Ведущий: Хорошо. Я все-таки повторюсь, и знаю, что с этого вы начали вчера свою творческую встречу. Как правило, гостей спрашивают – ну, как вам Пермь, что у вас связано с нашим городом. И то, что я не слышала ни у одного приезжего человека, имеющего отношение к литературе, в том числе, вы начали свою творческую встречу с имени Вера Панова.

Т.Т.: Да.

Ведущий: И ваша связь с городом.

Т.Т.: А я уже успела нескольких людей спросить. Меня поразило, что вот никто не говорит - да, да, Вера Панова. Это поразительно. Потому что она целый роман написала, большой и очень хороший роман. «Кружилиха». Это про вашу Мотовилиху. И Мотовилиха – это тоже часть Перми, правда. И он вообще замечательный. По-моему, он даже получил какую-то там премию, но это не так важно, потому что я считаю, что чины людьми даются, а люди могут обмануться. Так что не в этом дело. А дело в том, что она прекрасная писательница. И это очень хороший роман. Это не самый лучший роман. Но там есть чудесные совершенно литературные куски. И, кроме того, ну… она просто сама Вера Панова чудный, чудный писатель. Поэтому мне кажется, что вот ее связь с Пермью должна быть как-то где-то отражена. Вот я слышала, что сейчас идет, на мой взгляд, очень разумное, восстановление старых названий улиц, которые бессмысленно названы там, какой-то революционный комсомол, какая-то вот эта ерунда…

Ведущий: Ну, коммунистические, большевистские… все это.

Т.Т.: Да, да, да. Это все совершенно ужасно, это все, вообще, таких названий быть не должно, пропагандистское какое-то безобразие. И самое главное, что это памятник убийцам, вандалам, которые, так или иначе, разорили этот город, другой город, страну и все на свете, да, поубивали людей. Как можно им оставлять эти имена? Как можно превращать человеческие имена вот в это? Все это надо убрать. Есть районы, где новые улицы строятся, они же бесконечно строятся. И там надо их называть какими-то именами все-таки достойными. И вот мне, казалось бы, что именем Веры Пановой надо назвать какую-то улицу. Будь то в Мотовилихе или где-то в Перми, где есть такая возможность. Не портить старые названия, не надо ничего старого портить. Старое надо восстанавливать. А просто какое-то новое название.

Ведущий: Ну, вот что касается Веры Пановой, например, мне известно, у меня мама библиотекарь, и она мне очень много рассказывала, и очень любит это произведение «Кружилиха». Но так получилось, что имя этого писателя сегодня практически никому неизвестно. В то же время у нас в городе идет активная работа по популяризации, например, там имени Пастернака…

Т.Т.: Хороший писатель.

Ведущий: …который тут когда-то был, написал «Доктор Живаго», и, якобы, все это действие происходит не в Юрятине, а в Перми, и так далее. Есть еще другие мифы, которые создаются и как-то реализуются в нашем городе. А имя этой писательницы, которую вы охарактеризовали, прежде всего, как хорошего писателя, как хорошего литератора, оно как-то забывается. Еще Осоргина сейчас стали вспоминать у нас.

Т.Т.: Хорошо.

Ведущий: Стало забываться. Это связано с тем, что она писала в советское время, и сегодня мы так, как бы, отбрыкиваемся, и это не наше.

Т.Т.: Да, да, да, это вот, как говорится, с водой выплеснули ребенка. Дело в том, что, к сожалению, люди, даже которые думают, что они понимают в литературе, вот те, которые поддерживают, так или иначе, современный литературный процесс - литературные критики, вообще, все пишущие на эту тему, они устроены, как правило, на 80-90 процентов, довольно примитивно. Все советское плохое. Все не советское, все протестное, все антисоветское - оно хорошее. Это полная чепуха. Потому что… бывает, антисоветское бывает прекрасно. Но потому что советское объявило его гадостью, отвергло, посадило, уничтожило, сделало его антисоветским. Литература не бывает ни советская, ни антисоветская, по сути, если она литература. Если это пропаганда, да, она может быть какой угодно. Так вот, хороший писатель, которому выпало жить при советской власти, от этого хуже не становится. Правда? И Вера Панова, она умудрилась быть ни советским, ни антисоветским писателем. Она естественным образом использовала те, скажем там, фигуры, ту атмосферу, ту реальность военную, да, Пермь военную, вот эту самую Мотовилиху, которая существовала. Она писала про ее современность. Ей, что было, застрелиться, что ли? У нее уже мужа убили. Он погиб в этих в сталинских чистках. Как ей быть? Куда ей девать свой дар? Как полагают эти современные критики. Они на самом деле, вот я давно заметила, они не любят литературу. Они любят выдать премии, наорать на того, кто премии получил или раздает, если это не наш человек. Тусовка, маленькие группы какие-то, выяснение, кто, что, кому, по чем, нет, я с тобой поспорил, я за эту премию уйду, ах, ты, негодяй. А кто будет читать Пастернака? Как-нибудь, не волнуйтесь, все прочтут. Если Пермь хочет играть вот этим Юрятиным, очень хорошо. Литература живет, в частности, своими мифами. Как кольцо, красивый камень, ему нужна какая-то ???????? (неразборчиво), обертка. То есть, камень должен быть вставлен в кольцо или в брошку, тогда его можно носить, а иначе он будет у тебя в коробочке валяться. То есть, другими словами, всякое обрамление, всякая рамка, се это практическое использование, оно все очень хорошо. На мифах и на легендах существует, в частности, вот литературный процесс. Но просто обратить внимание, что – эй, минуточку, здесь вообще есть люди, которые тоже в литературе понимали. Они прожили достойную жизнь и написали массу замечательных книг. Вы не хотите на них обратить какое-то внимание?

Ведущий: Хотя бы, как они написали эти книги.

Т.Т.: Хотя бы, как они написали. Единственное произведение Веры Пановой, которое очень многие знают, это повесть «Сережа». Про мальчика. Боюсь, что потому, что был снят фильм. Фильм я не смотрела и не хочу, потому что, как правило, по хорошей литературе снимают не такие хорошие фильмы. Лучше читать исходный текст. Это замечательная повесть, совсем замечательная. И я с раннего детства читала. Она меня поразила. Я тогда еще не знала, что бывает хорошая литература. Просто на меня произвело впечатление это чтение. Я была поражена. А потом я поняла, что это очень хорошая литература. Вот. Поэтому я с огромным почтением отношусь к Вере Пановой. Кстати, Сергей Довлатов, который сейчас очень популярен, правда, он один из самых популярных стал писателей, он говорил, писал о том, что Вера Панова замечательный писатель. Но я боюсь, что любители Довлатова решили, что, ну, вот у него фишка такая. Ну, сказал, ну, вот она там…

Ведущий: Мог ошибиться человек.

Т.Т.: Да, да, она старше. Ну, и потом… Ну, она старше, а, стало быть, вроде как начальство, да, такое. Вот она была успешной литературной женщиной. Но он должен был сказать. Нет, не в этом дело. Не в этом дело. Сергей очень хорошо понимал, что такое хорошая литература, что такое плохая. И Вера Панова - это очень хорошая литература.

Ведущий: Речь идет о писательнице, связанной с нашим городом. Продолжая речь о литературе, и вы упомянули литературных критиков, также говорят и про театральных критиков, что они не любят театр, все-таки формированием вкуса и потребности у читателей кто занимается?

Т.Т.: Вот они и занимаются, литературные критики. Но именно формированием вкуса… Это сложная вещь.

Ведущий: Ну, хорошо, моды. Моды на того или иного писателя.

Т.Т.: Мода неизбежная вещь. Она существует. Она существует, но она не всевластна. Ну, например какого-то писателя насильственно вводят в моду. И, в общем, тут начинается деление на любящих литературу, не любящих, понимающих, не понимающих, умных и дураков. Потому что время от времени то или иное издательство решает - о, мы сейчас сделаем из говна конфету, и мы сейчас вот этого писателя запустим, и будем его продавать. И начинают.

Ведущий: Пиар.

Т.Т.: Пиар, все развесили. Какое-то время первые несколько, так сказать, минут этой короткой жизни люди – а, да, пошли, купили. На самом деле вот уже и продажа, вот уже и окупили это дело. Радостно считают свои барыши. Но уже следующий… не все йогурты одинаково полезны. Уже следующий скажет – эй, а что это мне продали-то? Ерунду какую. Что это такое-то? Эй, она пластмассовая. Все. Уже унес чемодан с деньгами. Если даже каждый человек купит один раз попробовать любую вещь, то это уже окупает, по-видимому, те затраты, которые в это были вложены. А то, что людей обманули, дак не в первый раз. Но долго это не просуществует. Да, вот, ну, жулик обогащается таким образом.

Ведущий: Все равно остается что-то.

Т.Т.: Да. Есть люди опытные. Придут в магазин, и стоя на одной ноге, раскроют книгу, полистают и сразу увидят, почем это все. Стоит это или не стоит. Есть те, кто не сразу ??????? (неразборчиво) проходит.

Ведущий: Добрый день.

Слушатель: Добрый день. Уважаемая, Татьяна Никитична, уважаемая, Нина Викторовна, меня зовут Зоя Федорова. Я хотела бы задать вам два вопроса. Один по существу, другой немножко такой, так сказать, полуинтимный. Значит, первый раз ваше имя, я столкнулась с ним в воспоминаниях Людмилы Штерн. Знакомо вам это фамилия, имя?

Т.Т.: Да, знаю я.

Слушатель: Там очень много она писала, ну, в основном, о Сергее Довлатове. Это как раз вот она касалась этой плеяды Борис Вахтин, затем, Марамзин, Игорь Ефимов. И вот где-то там между строк как раз ваше имя. Немножко вот мне показалось странным то, что она как-то быстро и бегло сказала о вас, и что-то немножко непонятное. Вот в те годы, в 60-е, вы уже занимались литературной…

Т.Т.: Нет, я думаю, что это она не про меня, потому что в 60-е годы я еще поперек лавки лежала. Я думаю, она кого-то другого имеет в виду. У меня же много и однофамильцев.

Слушатель: Простите. Я не хотела вас ничего вас обидеть.

Т.Т.: Нет, я не обижаюсь совершенно.

Слушатель: Я хотела бы вот еще вопрос. А вы читали эту вещь, вот воспоминания Штерн? Потому что там столько противоречий. Я прочла всего Довлатова. У нас сейчас, слава богу, его выпустили. И в избранном, и в томах. Я очень люблю этого писателя. Слышала я его очень давно. Я, видимо, старше вас. Я с 45-го года.

Т.Т.: Да, да.

Слушатель: Ну, видимо, прилично старше.

Т.Т.: Ну, он просто молодым умер.

Слушатель: И как-то очень неоднозначное отношение к нему, понимаете, настолько двойственное, что я запуталась в нем и как в писателе… не как в писателе, а как в человеке.

Т.Т.: Вы знаете, что, да не обращайте вы внимание на то, что как в человеке. Если б человек был одинаково прост и прекрасен, я не думаю, что он был бы способен, хоть что-то написать, потому что для того, чтобы писать, нужно набор противоречий иметь в себе. Человек и разрешает набор своих противоречий, вот у него есть, скажем, безумные достоинства и страшные пороки, его это самого точно также, поверьте, мучит, как и окружающих. Для того, чтобы как-то скомпенсировать это, чтобы примерить между собой две эти непримиряемые, он пускается в творчество. Просто творчество вот так оно устроено. Вот ты должен в себе что-то изжить. Поэтому обычно из людей противоречивых получаются писатели, а из прекрасных, благодушных, чудных, которые там, не знаю, кормят сирот и подают старикам денежку, вот у них ничего не получается, кроме меценатов. Это такая вот вещь. Поэтому не мучайтесь тем фактом, что Сергей Довлатов был противоречивым человеком. Да, был. Вот он поэтому и писатель.

Ведущий: Может ли быть писатель не противоречивым?

Т.Т.: Нет, я не думаю.

Ведущий: И вообще любой творческий человек.

Т.Т.: Любой творческий человек, абсолютно.

Ведущий: Вы, может быть, слышали тот конфликт, который сейчас случился между одним крупным издательством и Виктором Шендеровичем по поводу словосочетания «деревня Гадюкино»? Нет?

Т.Т.: Нет.

Ведущий: Виктор Шендерович подал в суд иск на издательство ЭКСМО, которое опубликовало очередной шедевр Дарьи Донцовой. И называется там «Император деревни Гадюкино», где он утверждает, что это я придумал…

Т.Т.: Деревня Гадюкино?

Ведущий: …деревню Гадюкино. А вот как вы относитесь к подобным исковым заявлениям?

Т.Т.: А я не знаю, он придумал или нет. Поэтому я и не знаю, как относиться.

Ведущий: Ну, издательство где-то нашли в научной литературе, что это уже упоминалось в тысяча восемьсот каком-то году. Но может ли вообще писатель и человек авторство за собой оставлять вот каких-то таких расхожих фраз?

Т.Т.: Это сложный вопрос. Я так не могу точно сказать. Во всяком случае, вот вам пример, я приведу. Скажем, писатель Эдуард Успенский проводит свою жизнь в тяжбах…

Ведущий: За Чебурашку.

Т.Т.: …кто там когда Чебурашку. Чебурашка, ему показывают, что у Даля она встречалась. Тогда нет, это у Даля была другая Чебурашка, а у меня вот такая Чебурашка. Тогда, значит, начинается тяжба, потому что отрисована эта Чебурашка… как сейчас выражаются, такой странный глагол – отрисована. Она отрисована была не им, а художником. А он хочет деньги себе, а не детям, там, наследникам этого художника. Вот они сцепились. Вот человек стал известен своей тяжбой. Вот Эдуард Успенский стал известен тем, что он тягается с другими людьми по поводу, чья Чебурашка. Это смешно. Вот, например, у нас своя сложная история в нашей семье с авторским правом, скажем. Алексея Толстого. Потому что его отбирали, возвращали, продлевали, умножали, вычитали, че только с ним ни делали. Но, в принципе, существует такая возможность. Начать тяжбу. Зачем это кафе называется «Буратино»? Затем этот стиральный порошок называется «Аэлита»? Зачем эти таблетки от запора называются «Папа Карло»? И так далее. Ну, неохота. Вот есть, чем в жизни мне заняться, и другим моим братьям, сестрам. Хотелось бы, конечно, чтоб… Например, есть такой, знаете, есть такой пулемет «Буратино» у военных, который как-то он бьет, задевая противоположную сторону холма, ту, которую не видно. Он прямо туда попадает. Почему он Буратино? Почему он это сам туда бьет? Мне бы, конечно, хотелось от нашей доблестной армии получить денежки. Не все же им бюджет пилить. Мы бы тоже с ними попилили. Но лень. Вот лень мне говорить – эй, товарищ полковник, ??????? (неразборчиво) Буратино.

Ведущий: А, может быть, это связано с тем, что, ну, ушла какая-то линия дохода, и возможность заработать?

Т.Т.: Не в этом дело. Нет, почему, ну, можно этим заняться. Если этим крепко заняться, то тебе посыпятся доходы от этого. Но че-то… Да ну его, в общем.

Ведущий: Хорошо. Снимаем этот вопрос. Добрый день.

Слушатель: Добрый день. Здравствуйте.

Т.Т.: Здравствуйте.

Слушатель: Бессонов Алексей Борисович. Вот вы знаете, Татьяна Алексеевна, я правильно говорю?

Ведущий: Татьяна Никитична.

Слушатель: Татьяна Никитична, вот вы, кстати, повторяете судьбу интеллигенции «серебряного века».

Т.Т.: Да что вы говорите? Ах.

Слушатель: Вот вы московская столичная интеллигенция. Они тоже, послушайте, они были умнейшие люди. Экзальтированные. Но население было безграмотное. И сегодня вы ?????????(неразборчиво) в своих, так сказать, эмоциях, не понимая, что рушится все. Культура, образование. А вы балдеете. И ругаете советскую власть.

Т.Т.: Так. Что делать будем?

Слушатель: Ну, надо понимать. Горький ответил на этот вопрос. ??????? (неразборчиво) Ненавидел большевиков, но пошел за Лениным. Луначарский ответил. ??????? (неразборчиво) есть пьеса по Луначарскому. Посмотрите, интересная. Где он схлестнулся с Ульяновым. Понимал, что он не во всем прав, и так сказать, и, может быть, примитивная философия. Но речь идет о России. Надо встать на собственное горло петлей и прекратить ругать советскую власть.

Т.Т.: И что будем делать? В леса пойдем партизанить?

Слушатель: Не надо партизанить, писатель Толстая. С вами я не пойду.

Т.Т.: Алексей Борисович, ну, хорошо, вот вы пойдете взрывать заводы, я так понимаю, спускать поезда, да?

Слушатель: Я военный. Я юрист. Я их буду сажать в тюрьму.

Т.Т.: А кого вы будете сажать в тюрьму?

Слушатель: Власть эту. А вы должны меня поддержать. ???????? (неразборчиво) Петь мне оду.

Т.Т.: Давайте. Я пою вам оду. А-ле-ксей Бо-ри-со-вич. Вы мне списочек, кого будем сажать. Давайте, списочек посылайте, мы с вами обсудим. Отвял Алексей Борисович.

Ведущий: Алексею Борисовичу важно свой месседж пустить.

Т.Т.: Я поняла его. Да, я поняла. А почему он не захотел… Я так хотела спускать поезда с рельс. Ну, что, Алексей Борисович, взял и бросил меня. Сажать. Я уже приготовилась, рот-то разинула.

Ведущий: Продолжая вопрос, связанный с Алексеем Борисовичем. Сегодня писатели должны… ну, хорошо, не должны, могут адекватно как-то участвовать вот в политическом процессе, который происходит?

Т.Т.: Ну, если хотят, пусть участвуют.

Ведущий: Вам это неинтересно? Для вас это, как просто реальность, в которой вы живете?

Т.Т.: Ну, смотря, что называть политическим процессом. У нас никакого политического процесса сейчас такого нет, в котором можно поучаствовать. Единственный ближайший политический процесс – это выборы, правильно? Ну, я в нем буду участвовать. Я лично пойду или не пойду. Вот будет какая-то разница. Я проголосую или не проголосую. Если я буду голосовать, то я буду вообще в ужасном положении, потому что, если я захочу против всех, то эта графа удалена. Меня не спросили. Если я не пойду, то мой голос украдут, как уже это неоднократно делали, потому что я специально проверяла. Я вот там на одни из выборов специально не пошла, а сходила за 15 минут до закрытия. Они уже проставили мой голос. А я ходила с приятелем, который там обнаружил покойную мать и еще там кого-то, которые будто бы пришли и проголосовали. А она уж… уже и крест покосился на кладбище, а они за нее отлично проголосовали. Вот такая политическая жизнь. Ну, мы все знаем, что такое политическая жизнь. К сожалению, вот в этом участвовать… Только книги писать какие-то, наверно, если я писатель.

Ведущий: Но она вас как-то задевает настолько, что это дальше вы переносите в свои произведения, либо это идет параллельно?

Т.Т.: Ну, конечно. Вот я, например… если бы меня не задевала политическая жизнь и даже иначе скажем, если бы меня не задевало вообще российское существование, то я бы «Кысь» не написала. Потому что я начала писать…

Ведущий: Про «Кысь» и вспомнила…

Т.Т.: Конечно. Потому что, если бы… Я начала писать еще тогда, когда вот этот новый режим, которому сейчас там, ну условно говоря, 20 лет, он еще и не начинался. Я начала писать-то до того. Ну, вот понятно мне стало, что будет. Все будет одно и то же. Вот будет подъем и обрушение. Некоторые вещи я предсказала, можно сказать.

Ведущий: А что будет сейчас?

Т.Т.: Нет, будет все то же. Подъем и разрушение. Оно будет так продолжаться циклами. Будут фарсы всевозможные. Я точно не могу сказать вот, как это событие пойдет там или сям. Но то, что будет повторяться российская история на всех своих витках, это точно. Она не свернула с пути. Она сделала очередной виток. Некоторые сравнивают, например, теперешнее царствование с царствованием Александра III. Да. Есть много разных черт. Но не Александра II. Вот предыдущее царствование, ельцинское, его можно сравнить с царствование Александра II. Просто это короче и на разорении, понимаете, было построено. Ему досталась очень разоренная страна. Разоренная теми коммунистами, которых хочет вот сейчас на место посадить Алексей Борисович. Чувствую, у нас сегодня программа будет Алексею Борисовичу посвящена. Он, наверно, доволен.

Ведущий: Ну, я думаю, что мы примем звонки еще других радиослушателей. И, может быть, им посвятим. Здравствуйте.

Слушатель: Добрый день. Меня зовут Зинаида Ивановна. Уважаемая Татьяна Никитична, я хочу вас сердечно поблагодарить за то, что вы вспомнили о Вере Пановой. И вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что всем известна повесть «Сережа». Да никому она неизвестна. Алексея Борисовича здесь держат за городского сумасшедшего. На самом деле он образованный. Он просто очень эмоциональный человек. И он прав. Пропасть между основной массой и кучкой там прекрасных литераторов, я говорю «кучка» не в негативном смысле, огромна. Люди не читают. А когда они хотят читать, им подсовывают ловкие издатели всякую, ну… то, что можно бы и пропустить без ущерба для мозга и души. Понимаете. Ужасная поляризация. Здесь, в Перми мы далеко от Москвы. У нас огромные акулы тут плавают. Их жены, они торгаши и прочее, делают, как это… меценатами хотят быть. У них свой круг, своя, так называемая, тусовка. Но они никогда и не слышали о Вере Пановой. Они Коэльо читают и обсуждают и прочее. Понимаете. Драматично здесь. Богатства большие. Поляризовано население.

Т.Т.: Да, да, Зинаида Ивановна. Но не только ж здесь. То же самое происходит и в Москве, то же самое происходит и в Европе. И в Париже то же самое происходит. Это, к сожалению, такое, общемировое, в общем-то, явление. И поляризация, и собственные тусовки, и то, что понимающих литературу людей очень мало. Но не методами Алексея Борисовича возвращать любовь к писателю Пановой.

Слушатель: Алексей Борисович, как и я, вырос тогда, когда можно было бесплатно, хотя по конкурсу, поступить в университет. А сейчас это только для тех, кто может заплатить. И поэтому ему так горько. Он не просто выкрикивает. У него душа болит. Но я хочу не о нем сказать, а о вас. Я вам очень благодарна. Это так редко бывает, чтоб писатели неэгоистично вспоминали о других. Будьте здоровы.

Т.Т.: Спасибо большое.

Ведущий: Сегодня гость нашей студии Татьяна Никитична Толстая, российская писательница, публицист, телеведущая. Теперь это тоже часть вашей жизни, Татьяна Никитична.

Т.Т.: Ну, пока, да.

Ведущий: Татьяна Никитична, вот Егор вас спрашивает: «Хотелось бы вас когда-нибудь написать либретто к опере? И какая опера у вас самая любимая?»

Т.Т.: Нет, не хотелось. Не хотелось никогда. Я не знаю, как это делается. Никогда в голову не приходило. У меня нет никакой любимой оперы, потому что я человек не музыкальный. Увы.

Ведущий: Не музыкальный…

Т.Т.: Ну, я глухая, да. Ну, нет, я не слышу, я не получаю удовольствие от хождения в оперу.

Ведущий: А в драматические театры вы ходите?

Т.Т.: Нет, я не люблю театр.

Ведущий: Это такое принципиальное ??????? (неразборчиво)

Т.Т.: Нет, не принципиальное. Но как-то вот, ну, не люблю просто. Мне не нравится то, что… пойду в театр, и прямо от скуки дохну. Ну, что я могу поделать. Я очень редко люблю. И очень боюсь… Долго едешь, приходишь, переодеваешься, садишься, начинается скучище. Они плохо играют, громко кричат.

Ведущий: Нечеловеческими голосами говорят.

Т.Т.: Фальшивыми голосами говорят и громко кричат.

Ведущий: Может быть, просто не в те театры?

Т.Т.: Да. Но я сколько раз ни попадала, все не то.

Ведущий: Добрый день.

Слушатель: Святослав Александрович вам звонит. Я хотел с Татьяной Никитичной поздороваться, во-первых. Здравствуйте.

Т.Т.: Здравствуйте.

Слушатель: И хотел спросить. Скажите, у вас сын у нас в Перми работает в рекламном агентстве, изобрел букву «П», это ваш сын.

Т.Т.: Да, это мой сын. А ваш, что изобрел?

Слушатель: На вашего мальца хочу пожаловаться. Я немножко постарше вас. И у меня сыновья уже постарше его.

Т.Т.: А что они изобрели?

Слушатель: Мы занимаемся хорошей деятельностью.

Т.Т.: А мой – плохой. Я поняла вас, Святослав Александрович.

Слушатель: Я вам скажу. Разве можно материться в Интернете. Это что? Я не думаю, что вы его так воспитывали. А вы представьте. А вы других пытаетесь учить чему-то.

Т.Т.: Святослав Александрович, я сама матерюсь. Давайте так. Я не буду делать это, раз вам не хочется, по радио. Но вы себе представьте. Вот вы знаете матерные слова. Вы себе представьте их, и представьте, что я это вам сказала. Я думаю, что тогда будет достойный у нас, молчаливый такой виртуальный разговор.

Ведущий: Татьяна Никитична вернулась в Москву и выволочку сыну устроила.

Т.Т.: Да, взрослому дяде.

Ведущий: Что ж, малец, меня там позоришь в Перми.

Т.Т.: Да, почему? Я сама тут позорюсь в Перми. И букву «П» я знаю.

Ведущий: Остановки видели уже?

Т.Т.: Остановки очаровательные совершенно. Буква «П» не помешает здесь. Есть, куда ее еще поставить. Она оживляет некоторые пейзажи, которые постараются унылые новостройки… Если б в Москве поставили букву «М», тоже было бы очень мило.

Ведущий: Ну, там есть у метро-то эМки.

Т.Т.: Там у метро. Он занимается, кстати, проектом метро. У него самый лучший проект метро. Такого нет у самого Метрополитена московского. Вот у него есть. Разыщите, если можете, если умеете с Интернетом обращаться, его проект метро. Там фантастическое совершенно. Там и музей, и историческая часть. Там история метро, там все старые карты, все новые карты, все новые планы, история всех остановок. Есть такие истории, которые вы нигде никогда не читаете. Потом он покупает, например, собирает ну, всякую материальную вещь. То есть, ему приносят коллекционеры, знают, что он коллекционирует, вот, например, жетоны для входа в метро, там, какого-нибудь 36-го года. Где это все собрано? В музее метро это не собрано. Сейчас думают – сажать или не сажать вот начальника метро Дмитрия Гаева. Был у нас гостем «Школы злословия». И нес дикую пургу, как это свойственно, собственно, его соратникам по партии. И нам он заявил, что московское метро – это территория добра. А вот, говорят, что он там миллион украл. Конечно, добро большое.

Ведущий: Для него это ??????? (неразборчиво) большого добра

Т.Т.: Да.

Ведущий: Добрый день. Здравствуйте. Я бы хотел задать вопрос Татьяне Никитичне.

Т.Т.: Да.

Слушатель: Татьяна Никитична, Иван Иванович это звонит. Я хотел бы спросить вас. Вот у нас в России, конечно, очень много умных людей. И там, и там, и здесь, везде. Но вот как умные люди у нас участвуют в общественных организациях, меня интересует? И конкретно вы. Вы в какой-нибудь общественной организации состоите? То есть, у нас нет… люди в России не структурируются. И вот этот порок вот русских людей очень сильно сказывается на нашей жизни.

Т.Т.: Да.

Слушатель: Я б хотел спросить. Как вы, в какой-нибудь организации участвуете, нет?

Т.Т.: В общественной? Нет, не участвую.

Слушатель: Вот я так и думал.

Т.Т.: А вы?

Слушатель: Я участвую.

Т.Т.: В чем вы участвуете? Научите нас.

Слушатель: Ну, так вот. Ну, хожу. Вот тут есть старушки, конечно, у нас выходит на улицу. Ну, она такая, неструктурированная.

Т.Т.: Старушка не структурированная?

Слушатель: Что такое? Ну, что, устав должен быть какой-то, какие-то правила поведения написаны. Структурированная, то есть, какая-то структура должна быть.

Т.Т.: Как по улицам ходить, структура. Я хожу, знаете, как хожу. Я вот хочу по очереди – то левой ногой, то правой. У меня очень четко это структурировано.

Слушатель: Нет, ну вы шутите.

Т.Т.: Ну, а как еще по улице ходить?

Слушатель: Вот именно. Я так и понимаю. Вот умные люди никак у нас не понимают то, что им надо организовывать в России какие-то структуры. Вы же все сами по себе одиночки.

Ведущий: А недостаточно тем же самым умным людям заниматься просто своим делом?

Т.Т.: Да. И все само получится.

Слушатель: Вы понимаете… А это одно, конечно, недостаточно. Недостаточно. К сожалению, это так.

Ведущий: То есть, должна быть активная гражданская позиция.

Слушатель: Нет, этого недостаточно. Должна быть структура какая-то. Даже хоть вот по курению табака, простым таким вот вещам. Когда вы начнете в ней, в структуре участвовать, вы увидите, что там, какие недостатки, какой табак плохой, хороший. Кто виноват в этом? Вот как раз вы и подойдете… и к власти подойдете близко…

Т.Т.:

Т.Т.: И задымлю ее. Я подойду к власти и задымлю ее.

Слушатель: Задымите, да.

Т.Т.: А я вот раньше курила, вы знаете, совершенно неструктурированно. А теперь бросила. И тоже хорошо.

Ведущий: Но создать структуру против курения вы не хотите, или стать частью структуры?

Т.Т.: Ни против, ни за, и разбираться в табаках тоже не хочу. Я курила совершенно анархически. Как достану сигарету, так и задымлю. Спасибо, Иван Иванович.

Ведущий: По ICQ задам вопрос. «Какое произведение для себя вы считаете главным? Свое и чужое» Ну, я так полагаю, то, что вы написали.

Т.Т.: Ну, да. А, нет, это невозможно считать, что главное, потому что…

Ведущий: Это ж, как дети.

Т.Т.: Ну, в том-то и дело. В одном этот кусок мне нравится, в другом другой кусок мне нравится. Потом, не бывает таких произведений, мне кажется, почти ни у кого и почти никогда, когда бы ты был доволен абсолютно всем от начала до конца. Ты прекрасно знаешь, что тебе удалось это, это, это, это. А остальное ты просто, ну вот, зашил нитками. И спасибо, если люди не видят. Они видят наружу, лицо видят, а изнанку они не видят, где сшито.

Ведущий: Вы перечитываете эти свои произведения?

Т.Т.: Ну. Я их перечитываю в процессе написания.

Ведущий: А потом?

Т.Т.: А потом, нет, я это не люблю. Я иногда вынуждена это делать, когда я держу корректуру, если переиздается сборник.

Ведущий: Но бывает такое – неужели это я написала? Как это мне пришло в голову?

Т.Т.: Да, конечно. Бывает. Иногда я даже не узнаю. Думаю, опа, смотри, тут ничего написано.

Ведущий: Молодец.

Т.Т.: Да.

Ведущий: А чужое тогда, то есть, произведение другого автора.

Т.Т.: Ой, много. Ну, как, ну, как, ну, что вы. Я очень люблю русскую литературу.

Ведущий: Вы же вообще читатель.

Т.Т.: Ну, я читатель. Но в основном я читаю… не устраивает меня вот литература новая, современная почти никогда. Ну, так, только для информативности читаю. А классику я обожаю. Я обожаю Льва Толстого, я обожаю Гоголя, Чехова я обожаю. Сейчас вот я обожаю Чехова. У меня сейчас период обожать Чехова. Ну. Я периодически и Льва Толстого перечитываю. В общем, короче говоря, все это, как… ну как, я люблю папу, маму, братьев, сестер. Жду в гости, скорее бы они приехали. Вот так я их читаю.

Ведущий: Есть такое ощущение, когда вы читаете, жаль, что скоро закончится, и вот, как хорошее вино, там, я не знаю.

Т.Т.: Нет, такого специально нет. Потому что я сова, когда перечту, то я уже увижу другое. Понимаете. То есть, это вот такое вино, которое можно без конца пить. Оно все время такой пополняемый кошелек волшебный. Такой есть кошелек мифологический волшебный, что в нем всегда рубль есть.

Ведущий: Добрый день.

Слушатель: Добрый день. Меня зовут Зоя. Я чуть-чуть немножко не в тему. Татьяна Никитична, речь шла здесь, я слышала, о Довлатове. У меня есть самый первый сборник «Зона» почти что рукописная. Ну, конечно, это не самиздат, но очень древнее издание. И очень, знаете, как вам сказать, ну, чуть ли не раритет. Мне бы хотелось узнать, вот я не могу дозвониться до Москвы, как могу я выслать его Михаилу Борисовичу Ходорковскому? Возможно ли это?

Т.Т.: Понятия не имею. Вы знаете, я совершенно… Я прошу прощения.

Слушатель: Вы далеки от политики.

Т.Т.: Да дело не в политике. Я понятия не имею.

Ведущий: Вы письма ни за, ни против Ходорковского не подписывали.

Т.Т.: Нет. Не подписывала.

Ведущий: Поэтому, пока не по адресу, вероятно.

Т.Т.: Да дело не в этом. Это, конечно, забавная идея. То есть, человек, который сидит, вот довлатовскую «Зону». Ну, это очень трогательно, я думаю. Не знаю, нужно ли Михаилу Борисовичу Ходорковскому после всех несчастий еще и читать вот «Зону». Это немножко странно. Это немножко странно.

Ведущий: К сожалению, время нашего эфира, вот, действительно, говорю, к сожалению, подошло к своему завершению. Спасибо, Татьяна Никитична, что были сегодня.

Т.Т.: Вам спасибо.

Ведущий: Я даже не ожидала, что будет такой веселый у нас эфир. Татьяна Никитична Толстая была гостьей прямого эфира «Эха Перми».