"Задача спектакля – заставить людей задуматься и позволить им увидеть различные позиции, которые вовлечены в принятие решений", - Андреас Мерц-Райков

В Пермском академическом Театре-Театре очередная премьера, спектакль «Согласный/Несогласный» - дилогия Бертольда Брехта. В российском театре принято обращаться к «Трехгрошовой опере», «Мамаше Кураж», пьесе «Кавказский меловой круг», «Добрый человек из Сезуана».  А вы взяли неизвестное для России произведение. Как вы с ним встретились, почему выбор пал именно на эту дилогию?

- Вообще работать над этой постановкой мы стали для лаборатории. Для лабораторной постановки нужно подобрать материал покороче, а мне очень нравится метод Брехта, потому что я был образован в этой школе, я из нее происхожу, а эти пьесы с самого начала – период, когда Брехт начинал писать. Именно в них он развивал свой подход, который потом будет назван брехтовским. Когда мы узнали, что эта пьеса еще не была переведена на русский, мы решили, что должны это сделать.

- Это две пьесы. Разные истории?

- Вообще оригинал этой пьесы восходит к Японии XVI века. Брехт и его команда очень интересовались восточным театром. Они нашли эту пьесу в переводе на английский, и женщина из команды Брехта перевела ее на немецкий. Особо они не меняли содержание, добавили несколько очень важных предложений. История очень простая – это история об экскурсии экспедиции за горы, потому что в деревне разразилась эпидемия, и им нужно получить лекарство за горным хребтом. С этой экспедицией отправляется в путь маленький мальчик, потому что он считает необходимым достать лекарство для своей матери, которая тоже заболела. В горах ребенок сам заболевает, и вся экспедиция оказывается перед выбором, что делать – оставлять мальчика и спасти деревню, либо спасти мальчика и вернуться. Изначально Брехт писал эту пьесу для школы. Однажды она была поставлена, в той версии мальчика спрашивают: «Ты соглашаешься, что мы тебя оставляем здесь?» Мальчик говорит в первой версии «Да», и в 1930-е развернулась очень обширная дискуссия по этому поводу. Сохранились даже документальные записи детей, которые исполняли эту постановку. Они протестовали.

- Что всю ответственность на ребенка сложили?

- Даже против того, что мальчик согласился. И тогда Брехт написал вторую часть, где мальчик говорит «Нет». История та же, только небольшие изменения и другой конец. Мы решили поставить обе пьесы, совместив их, и тогда становится еще более интересной работа над этими вопросами.

- Зрители должны сами принять решение, какая часть им нравится?

- Эти пьесы называются дидактическими, писались они изначально в расчете на то, чтобы актеры сами могли понять определенные вещи. То есть Брехт писал это не для профессиональных актеров, а для школьников, которые исполняли это в школах, чтобы дети могли понять и осознать, какие разные интересы вовлечены в принятие решения. Таким образом, пьеса не дает ответ, ничто в ней не говорит, где здесь правильное, где неправильное поведение. Функция пьесы – заставить людей задуматься и позволить людям увидеть различные позиции, которые вовлечены в принятие решения, какие интересы у каждой из этих позиций. Например, в первой части очень интересен вопрос, спасаем мы мальчика или деревню. Конечно, всегда сталкиваешься с ситуацией, когда люди, которые репетируют, скажут: «Конечно, мальчика нужно спасти! Мы же его видим, вот он, перед нами, чувствуешь себя ответственным за него». Однажды я уже обсуждал эту пьесу со школьниками, у них была та же реакция. Но если потом пойти на шаг дальше и на другом уровне уже спросить: «Как мы хотим, чтобы наши политики принимали решения? Хотим ли мы, чтобы они принимали решения с точки зрения того, кто им больше нравится? Или что лучше для большинства?» И вот таким образом появляется основное качество этой пьесы – дискурсивность, возможности для обсуждения.

- Наверное, самое главное обсуждение начнется после просмотра. Актеры на репетициях между собой много обсуждают?

- Во время репетиций, во-первых, нам нужно было очень торопиться. Это сначала был лабораторный показ, а качество лаборатории в том, что ее основная черта – скорость. Да и вообще весь этот метод был, я догадываюсь, достаточно новый метод для актера.

- Да, существует такое понятие, брехтовский метод, школа отчуждения. Насколько легко наши актеры перестраивались? Как они существуют в этом материале?

 - Актеры замечательные, они были очень хорошо подготовлены к этому. Просто это немного другая модель. Когда мы представляем себе классический театр, то представляем, что люди на сцене живут в другом мире, нежели зрители, другом времени. Например, в «Вишневом саде» они бы жили…

- За четвертой стеной.

- Да, а в театре Брехта они живут и существуют в том же пространстве и времени, где и мы. Они хотят донести что-то до зрителя, а это значит, что им и сценография не особо нужна. Нет необходимости создавать другой мир, и тогда это нам уже гораздо больше напоминает о детской постановке, для детей, о том, как они играют. Я буду принцессой, ты будешь принцем, это твой дом, это мой дом… Вот это нам надо будет обнаруживать.