Верхний баннер
16:52 | ЧЕТВЕРГ | 28 МАРТА 2024

$ 92.59 € 100.27

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

10:32, 20 января 2015
Автор: Нина Соловей

«Человек года - 2014» в номинации «Человек П - плюс» Нина Горланова: «Достоевский говорил, что надо страдать. А как получить мудрость? От хорошей жизни только можно обнаглеть…»

Гость: художник и писатель Нина Горланова, победитель конкурса «Человек года-2014» по версии слушателей «Эха Перми» в номинации «Человек П – плюс»

Программа: «Дневной разворот»

Дата выхода: 15 января 2015 года

Ведущий: Нина Соловей

- На этот раз в номинации «Человек П+» конкурса «Человек года по версии слушателей «Эха Перми»» значились министры, политики и руководители крупных предприятий и так же художник и писатель Нина Горланова, которая почти сразу вышла в лидеры, плюс получила достаточное количество голосов от экспертов, одержав тем самым победу. Нина Викторовна Горланова сегодня гость нашей студии. Я вас еще раз поздравляю с этой победой.

- Спасибо, солнышко.

- Мне приятно, что именно вы возглавили этот список и самое интересное, что когда вас выдвигали наши слушатели, то они сформулировали свои основания так: «За душевную щедрость, с которой Нина Горланова раздаривает пермякам свои работы, а так же уроки наивной живописи для детей, которые проходят лечение в онкодиспансере». В общем, душевная щедрость, оказывается, до сих пор в цене.

«Человек года - 2014» в номинации «Человек П - плюс» Нина Горланова: «Достоевский говорил, что надо страдать. А как получить мудрость? От хорошей жизни только можно обнаглеть…»
«Человек года - 2014» в номинации «Человек П - плюс» Нина Горланова: «Достоевский говорил, что надо страдать. А как получить мудрость? От хорошей жизни только можно обнаглеть…»
- И Пермь щедра ко мне. Когда я в Москве рассказываю, что мне все еще звонят и рассказывают сюжеты, москвичи не верят. У нас, говорят, такого не может быть, говорят: "вот это не записывай, это мое, это мое".

- Либо записывай, но за гонорар, да?

- Не знаю. Здесь, в Перми иногда говорят - записывай, но половина гонорара мне (смеется). Не знаю. Я счастлива. В Перми хорошо.

- Мы довольно много говорили в эфирах о вашем писательском творчестве. В прошлом году, была выставка в Музее советского наива ваших живописных работ...

- У меня и сейчас есть выставка, только в ТЦ «Галерея». Там целый зал. Агишевы повесили 12 работ, рядом с самыми известными наивными художниками, частью уже умершими. Радом с Катей Медведевой и напротив Павла Леонова. Он уже скончался. Гениальный художник. И я не против. Приятно.

- Я хочу еще сказать, что в скором времени ваши работы увидит и Екатеринбург?

- Да, Ройзман приезжал, взял работы. Это для меня как Нобелевская премия, потому что он так разбирается! Помните, Пикассо, когда не хотел продавать русским купцам свои работы, он говорил "это не получилось". Те смотрели, особенно Морозов, смотрели - смотрели... "Мы возьмем, все-таки, те, что не получились". Так и Ройзман. У меня что-то в угол отложено. "Это не получилось". Он посмотрел... "это дайте, это дайте...". Очень разбирается. Он человек Возрождения. Помогает лечить людей от наркомании. С другой стороны, борется с наркобаронами. С третьей, коллекционирует нейвинскую икону - это старообрядческая икона, это шедевры. Он издает эти альбомы, вывешивает в Фейсбуке. А какие у него в Фейсбуке посты, какие мысли, какая глубина. Есть и юмор. Это человек Ренессанса. Сейчас таких мало, конечно. Но есть.

- Поэтому, вы были счастливы подарить ему свои работы?

- Он каждый раз дает деньги. Символические, за тот материал, на котором я работаю. Каждый раз он увозит 50 - 100 работ. Я покупаю самые дорогие акриловые краски, потому что они яркие. Кому-то может показаться, что это слащаво, но для наивного искусства это подходит. У меня материал самый дорогой. Пока муж терпит, я трачусь.

- Вы занимаетесь еще одним важным делом - пошли к детям и стали обучать их рисованию. Вы обучаете их своей технике рисовать пальцами?

- Да, подушечками пальцев.

- Как вообще пришло это желание пойти в онкодиспансер?

- Я и раньше ходила...

- Это ведь затратно и энергетически…

- Нет...

- Физически…

- Наоборот.

- Наоборот?

- Это счастье.

- Подпитываетесь?

- Мужу говорю - за что мне такое счастье? История длинная. Допустим, вот когда была моя приемная девочка, с которой мы писали картины, и выставка поехала в Париж, дали ей комнату. Тетка родная сразу ее сманила, пообещав джинсы. Это в советское время - джинсы как «Мерседес» сейчас. Я очень страдала по ней. Шесть лет она у нас жила. Любишь того, в кого вкладываешься. Хотя у нас там своих четверо, но мы ее очень любили. И от страдания тоже вот стала писать сама. Хотя до нее… Я с ней-то занималась, подсказывала, но я не умела ничего. Ну, сначала плохо, потом лучше, теперь еще лучше. Ну, конечно, я не Рембрандт. Муж говорит: тут надо волосы, чтобы они по ветру развивались у блудного сына. Я говорю - как я их сделаю, волосы, я что...?

- Я наивный художник, «Строгановку не кончали!»

- Да, да. Он говорит - вот бери вот рыбную косточку, как Репин, когда ветки дере... И рыбной косточкой. Ну, я после инсульта. У меня не такие сейчас тонкие движения рук. Нет, конечно, я не такой. Но, все равно, сейчас, мне кажется, после инсульта особенно... Помните, у Шнитке вся музыка пошла после инсульта. Я не лежу ни секунды. Я знаю, что звонки были и надо с утра до ночи работать. Утром за компьютер, с обеда - картины. И вот теперь я к ним хожу, к этим деткам... нет после (неразборчиво)...

- Как, как вот это пришло - пойти к деткам?

- Сейчас... Я у других деток работала, «Шаг к дому», на Чкалова. Мы же там жили, на Чкалова. Это, которых на рынке ловят, без папы, без мамы. И домой возвращают через длинные уроки там воспитания. Они были тоже гениальные, потому что они психологи, они жизнь знают. Они такие картины писали!

- Рано повзрослевшие...

- Что ты, что ты! Конечно! Они пережили, почти все, сексуальное насилие. Это страшные истории, страшные. Я помню, что мы с ними писали абстрактную картину, уже под конец всего. Я им решила дать и абстрактную, и сюр. Ну, сюр, понятно - как мечту или как сон. А абстрактную, значит, сердце, вписанное в треугольник, он вписан в круг, а круг в квадрат, а квадрат - это символ свободы, потому что стороны квадрата на четыре стороны света ориентированы. И я решила, что в сердце каждый пусть напишет то, что хочет - улыбку, солнце, маму, конфету, яблоко. Ну что угодно. И один мальчик говорит: «А если в сердце черви?» Я виду не подала, говорю - да бывает, у всех бывает, но пройдет. Так он написал все-таки червей, но таких ярких, разноцветных. И я сделала вид, что это арабески, говорю - ой, вот, арабески. То есть, те дети - ооочень сложные дети. Да, можно сказать, что эти еще сложнее. У них трагедия, они очень больны. Они приезжают на колясках, облученные, лысые, с мамами, с капельницами. Но еще гениальнее. Они пишут так, что сердце мое просто замирает. Мы потом долго обнимаемся, иногда плачем от счастья, иногда подпрыгиваем. Но, некоторые... Вот в последний раз мы писали новогоднюю елку, я просила загадать желание и те, кто написали, не уходили, а если уходили, возвращались. Они хотели еще в этой атмосфере счастья с нами быть, пообниматься. Это нам дает столько, сколько вот уже ничто не дает, потому что они загадывают самые святые желания, там, выздороветь... И пишут все по-разному. Некоторые меня вообще не подпускают, есть такие самостоятельные дети. Некоторые сугубо с мамами, с полутора лет, так мамы им помогают.

- А им нравится вообще сама даже техника рисования? Не кисточку держать, не рисовать как в школе, в детском саду...

- Когда как.

- ... а именно пальцами...

- Да, когда как.

- ...собой...

- В основном, сначала думают - а как это будет, пальцы грязные там. А потом все равно все с удовольствием. Это, в самом деле, большое удовольствие. Короче говоря, они, знаете, все разные, вот все, болеют одной болезнью. У них разный возраст. Бывают от полутора до 16 лет. Но, обычно, человек 12 - 18, вот так.

И одна там девочка, допустим, пишет как Мари Лорансен, розового ангела. Другая, как на иконах, белоснежного. Третья, как Матисс, с красным фоном. Четвертая, как Шагал - ангел голубой, небо синее. В общем, все по-своему. Кто-то, как Леже, кто-то, грубо, как Сезанн. Кто-то как Клее - все в треугольниках, более близко к абстрактному. В общем, они все по-разному пишут, но это настоящее искусство. Мы пишем не какую-то ерунду, а всегда это получается настоящая картина.

Даже у них воруют. Вот котиков, так почти всех разворовали из-под ключа, настолько это котики... один котик вообще весь в зеленых розах, словно котик состоит из зеленых роз. Но почему-то это прекрасно. Они волшебно, волшебно пишут. Есть такие одаренные, которые уже готовые художники, там, Катя, например или Даниил. Даже я напечатала в «Частном корреспонденте» рассказ про них, про этих художников, которые особенно выделяются и Катиными картинами... Я предложила несколько разных художников, но «Частный корреспондент» выбрал две Катиных картины. Я им прямо говорю, что у вас будет выставка в Париже, аукцион Сотбис, у вас будут виллы в Ницце, я их всячески поощряю, чтобы они, когда выпишутся, тоже занимались, не оставляли это все. Настолько они как бы это сформулировать, индивидуальны, каждый совершенно не похож на другого, хотя я делаю им основу, ангела, котика или петуха или букетик. Но, некоторые и основу не дают делать. Одни мрачные, другие веселые. Вот автопортреты писали - почти все сделали себя веселыми, а ведь это дети...

- Веселыми...

- Да, с улыбками. А ведь это дети, которые больны очень. Ну, у них вообще все прекрасно. Вот руки, я сейчас вот, с коляской... Нет, с капельницей мальчика уводили мы с моим куратором Элеонорой Ивановой в палату и она говорит: Вы заметили, какая палата? Да. Там вся палата украшена оригами. И это такие оригами,  каких я не видела нигде. У них и руки, и фантазия, и сердце, и веселье... Они и шутят со мной там. Конечно, мы разговариваем. Скажем, когда котиков писали, я про свою кошку им рассказала, муж мне сказал, я говорю - кошка так тяжело ведь идет, как эта кошка сегодня пойдет? Слава говорит - а ты расскажи им про нашу кошку. Ну, я им стала рассказывать. У нас была необыкновенная кошка, которая там, скажем, за ручку дверь открывала. Прыгала на ручку и пыталась открыть. Ну, в общем, много всего делала. А Элеонора Иванова, мой куратор, рассказала про свою кошку, что у нее болел там родственник, она запустила розу. Роза сначала покрылась тлей, потом листья опали, потом она засохла. Но, Эля продолжала поливать, там надеялась на что-то. Кот занервничал без розы. У нее сфинкс, голый котик такой, без шерсти. Он туда стал прыгать, ну, как это называется, метить, и роза, сначала, избавилась от тли, потом дала листья, потом вся расцвела. Это она все рассказывает, а дети рисуют, рисуют и появляется и роза у них сбоку и вообще.. Ну, то есть, они слушают истории, впитывают их, тут же сами что-то добавляют, как-то вот это волшебство такое происходит. Просто волшебство. Уже много-много всего написали. Мы уже и бабочку... ну, все уже написали.

- Такое лечение душ происходит одновременно, и тел, в том числе.

- Элеонора, мой куратор, она ведь водит к ним и прекрасных фотографов. И многие дети мечтают стать фотографами. Знаете почему? Мальчикам больше вроде техника, кажется, подходит. Многие визажистами мечтают. Многие костюмерами в театре. То есть, Элеонора настолько их увлекает всем, что может послужить для счастья, для веселья, для того, чтобы потом будущую профессию найти. Она меня восхищает. Она настолько...

- То есть, это не столько, чтобы отвлечь от боли, сколько наполнить жизнью?

- Их ведь хорошо нынче лечат. Вот за все время, я год езжу, один только скончался. Правда, мой любимец. Рома. Я ему обещала, что я его отмолю, но, не получилось. Я с трудом это все перенесла. Только один. Вот последний раз, когда мы новогоднюю елку писали, все выписали, все дети были новыми. То есть, за этот год вылечили всех моих любимцев. Правда вот, Катя возвращалась. Ее выписали, но снова она возвращалась, у нее был рецидив. Но, в основном, лечат хорошо. Сами лица врачей очень непростые, сочувствующие. Это тоже очень радует.

- Тяжелая работа.

- Да. Улыбаются. Красота, чистота, которая там, игрушки, помощь волонтеров. У меня там был любимец - трехлетний Сережа, философ, который меня спрашивал, например, о таких вещах: почему взрослые делают друг другу больно? Три года ему, глаза на поллица. Я растерялась, стала что-то лепетать: ну мы-то с тобою, Сережа, никогда не будем делать больно никому. То есть я просто в сторону уходила. Так вот, он любит шарики. Можно в три года любить шарики? Конечно. Он ей говорит - у вас есть для меня шарик? Она говорит - есть. Он взял, посидел, подумал и спросил - а на запас мне дайте еще один шарик. А у нее нет на запас. Но я поняла по ее лицу, что в следующий раз она принесет и на запас. Понимаете, настолько люди... Вот меня возят тоже ведь волонтеры. Один  - глава фирмы, скажем. Часто он меня возит. Глава фирмы! Я говорю - так у вас работы полно. "Ну и что? Там работа, а здесь для детей".

- Находит пять мнут, десять, двадцать?

- Не десять. Они меня час везут с Липовой. И обратно час. Еще ждут, если я с детками задержалась. В общем, необыкновенных людей много, много.

- Мы говорим, собственно, о том, за что вас номинировали и почему люди откликнулись  и проголосовали именно за вас не в номинации там "Культура", где бы, по логике, следовало быть, а в «Человек П+». За такие вещи, которые нас людьми, что ли, делают. Может быть, даже, поддерживая вас, они ведь и поддерживают то дело, которое вы делаете. Даже не дело, а желание быть чуточку внимательнее, добрее, милосерднее.

- Тут никакой моей заслуги нет. Бог мне это дал столько, как Образцова говорила "Боженька дал". Я пишу без всякого труда - села и пишу. И так же я пишу картины без всякого труда - села и пишу. Меньше 12 в день я стараюсь не делать. Бывает и 30, и 40, но это редко, конечно. Что мне это, куда девать?

- Это отнимает у вас много времени как у писателя?

- Времени - нет. Я до обеда пишу, потом голова уже не свежая, потом рисую. Ничего не отнимает, все это сверху откуда-то.

- Приходит.

- Да, да. Буквально. Когда говорят о муках творчества - это не про меня. Я никаких мук не испытываю. Села и пошло. Нет, это работа. Ежедневно надо рассказ менять, исправлять, больше углублять, больше юмора, больше портретов, больше мыслей глубоких главное. Ну и рулить к добру, к неожиданному окончанию. Обычно я сейчас пишу не о чернухе, в преображении, как люди меняются, преображаются.

- А вот эти встречи с детьми в онкоцентре, с их родителями, каждая судьба - это ведь отдельная история, радостная - нерадостная, чаще всего, трагичная. Они вас, как писателя, подпитывают?

- Один рассказ только написала "Валера". В «Частном корреспонденте» я его опубликовала. Как раз, про этого Сережу. Но Сережу я назвала Валерой, замаскировала, хотя, ничего плохого он там ни в коем случае не говорил, только все гениальное, но, все-таки, я его переназвала. Я думаю, что я как бы вся ушла в этих деточек и взять от них я ничего не хочу, только отдать и все. Они заслуживают это, они гениальные все. Такие лица...

- Все эти испытания тяжелые, они делают человека гениальным либо даются особо сильным, одаренным.

 - Что-то в этом есть, да.

- Как плата.

- Достоевский говорил, что надо страдать. А как ещё получить мудрость? От хорошей жизни только можно обнаглеть. Вот только через испытания. Вот когда умер мой любимец, я не находила слов, чтобы родителям сказать. Это страшно было мне. Мы ездили как раз в Тольятти, на съезд писателей с мужем, а я Роме обещала, что отмолю. Еще мы в субботу в Москве у дочери были, зашли в часовню Свирскую на Красной площади и заказали за здравие за Рому, ну и за всех остальных тоже. Дочь на другой день... встречала средняя дочь нас и что она сразу сказала у поезда - мама, Рома скончался. Ну, я не знала чем объяснить. Мы всегда Александру Свирскому заказываем сорокоуст и помогает. А вот Роме не помогло. Не мы все решаем, все-таки. Где-то свыше. Там тоже, говорят, нужны и гении и добрые сердца. Почему смиренное сердце господь не уничижит? Потому что там смирение, видимо, нужно выполнять любые просьбы и поручения Господа. Мы же будем там не лежать в облаках и сахарную вату есть, мы же будем тоже помогать здесь земным делам. И, наверное, это смирение даст на возможность не сопротивляться - я не буду, я не хочу, а чувствовать, что надо и пойти и делать. Вот так я объясняю, потому что я не знаю почему забирают деток.

- Спасибо вам, Нина Викторовна, за такие слова, которые довольно редко звучат, почти никогда не звучат в нашем эфире. Мы как-то к этим-то вещам внимательно не обращаемся. Я желаю вам здоровья, я желаю вам сил. Украшайте наш город, нашу жизнь. Те же поля интернета, фейсбука, жизнь этих детей. Спасибо вам большое, что вы есть и здоровья, конечно, вашему соратнику, вашему мужу - собрату по перу...

- Который, все сюжеты подсказывает. И вашу передачу мы очень любим, в смысле - ваше радио. Желаем вам успехов в этом трудном, кризисном году.

- Выживем, выдержим.

- Я думаю, да. Прорвемся. 


Обсуждение
24708
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.