Программы / Публичные люди

Ведущий: Это программа «Публичные люди». В студии Вячеслав Дегтярников. За звукорежиссерским пультом Антон Мелехин. У нас в гостях Эдуард Бояков, это организатор фестиваля «Золотая Маска», организатор фестиваля «Новая драма», организатор московского театра «Практика». Ну, в общем, можно перечислять бесконечно. И, пожалуй, закончу к концу этого эфира. Здравствуйте.

Эдуард Бояков: Добрый день.

Ведущий: Сегодня мы встречаемся с вами, как с одним из организаторов нового театра в Перми. Об этом много говорят, об этом много есть слухов, да. Вот даже центральная пресса говорит о том, что закрытие фестиваля «Новая драма», стало, в том числе, сдетонировало вот эту ситуацию. По крайней мере, вот Угаров об этом писал. Но пока, кроме вот слухов и одной статьи я ничего не нашел в СМИ. Итак, на каком этапе сейчас все это происходит? О чем уже можно говорить?

Э.Б.: Можно говорить о том, что театр будет. Можно говорить, что уже в 2009-м году в Перми будут спектакли нового театра. Я рассчитываю буквально в течение двух дней ближайших рассказать уже более серьезно и, ну, представить в форме какого-то пресс-релиза наш проект. Но сегодня я совершенно открыто, спокойно, уверенно заявляю, что театр будет. Мы решили вопросы с руководством Театра-Театра, с Мильграмом, губернатором, с людьми, от которых это зависит. И они готовы рисковать, они готовы создавать в Перми новый творческий организм, который будет заниматься современным театром, который будет заниматься современными текстами и пытаться отражать театральными формами нашу сложную и противоречивую реальность.

Ведущий: Давайте начнем с актеров. Откуда они появятся?

Э.Б.: У нас не будет, видимо, такой, очень жесткой, что называется, постоянной труппы. Это будет репертуарный театр, в котором будет играться сколько-то десятков спектаклей в месяц. Базироваться наш театр будет в пространстве Малой сцены Театра-Театр. Мы постараемся за лето сделать интересный дизайнерский интерьерный ремонт. Естественно, не перестраивая здание, не вторгаясь в пространство инженерных коммуникаций. Тем не менее, современный театр это стиль. И он должен быть очень так явно предъявлен. Если классики русской психологической театральной школы утверждали, что театр начинается с вешалки, то я с ними точно сегодня не соглашусь. Театр начинается значительно раньше. Театр начинается с афиши, театр начинается с фасада, театр начинается с коммуникации со зрителем. И где эта первая коммуникация произойдет? В кофейне, где зритель увидел флаер? На городской улице, где зритель увидел афишу? Ну, и так далее. Это очень важно. Вот здесь вот уже нужно показывать свои амбиции, показывать свои претензии и стараться сразу попасть зрителю, что называется, в сердце и в подкорку, в подсознание. Мы ведь конкурируем, когда говорим о современном театре, не с другими театрами. Мой конкурент – это не театр Скоморохова, или театр Федотова, или театр Исаакяна. Нет, это глупо так предполагать. И люди, которые выстраивают вот такие вот войны, такие противостояния, это люди обреченные на то, чтобы вообще оказаться вне пространства современного искусства. Мой конкурент это передача «Дом-2» на ТНТ. Мой конкурент это та телевизионная и медийная пошлость, которая выливается на головы зрителей. Мой конкурент это контент какого-нибудь музыкального канала, я не знаю, там, «МузТВ». Я хочу бороться с вот этим самым «МузТВ» и вот с этим МТV за внимание современного городского человека.

Ведущий: Но это должно быть довольно агрессивное продвижение.

Э.Б.: Ну, все-таки мы же не зубную пасту на рынок выбрасываем.

Ведущий: Я понимаю.

Э.Б.: И здесь… Оно должно быть агрессивное в смысле честности, откровенности и ну, такой бескомпромиссности, да. Ну, сегодняшняя культура она, как правило, остра. А мир очень противоречив. И искусство эти противоречия отражает. В ситуации той истерики политической, тех геополитических вызовов, той террористической угрозы, ну, и тех вообще катастроф на бирже… Ну, вот мы же живем в очень таком напряженном, жестком мире. Вы ведь согласитесь со мной. И что? Тогда возникает вопрос – а искусство как должно реагировать на эти жесткости, на эти противоречия? Гладить нас по плечам и коленочкам и говорить - старик, успокойся, все хорошо. То есть заниматься таким, знаете, сказочным обслуживанием.

Ведущий: А на ваш взгляд искусство должно бить по морде? И говорить – очнись?

Э.Б.: Да, конечно, конечно. Да, бить по морде фигурально, да. Не в прямом смысле, а бить по морде нашего эгоизма и невнимания к реальности искусство должно.

Ведущий: Смотрите, уже сейчас некое продвижение, которое существует в городе, да, современного искусства, вызывает неоднозначную реакцию, я бы сказал. Иногда эта реакция чрезмерно жесткая, реакция неприятия. Вы не ждете, что то же самое произойдет просто по отношению к театру? Это будет реакция неприятия.

Э.Б.: Вы знаете, здесь две вещи хочу сказать. С одной стороны я жду и к этому готов. С другой стороны я особо на это не рассчитываю. Почему? Момент, когда… Ну, может быть, дело в возрасте моем. Может быть, сегодня какие-то у меня ориентиры меняются. Но заниматься эпатажем ради эпатажа мне неинтересно. Я вот с вашим коллегой, с Ниной спорил на встрече, посвященной культурной политике.

Ведущий: На круглом столе.

Э.Б.: Да, на круглом столе, по поводу выставки питерской группы «Протез». Ну, вот мне этим неинтересно заниматься. Я голову готов положить за то, чтобы отстоять права этих художников утверждать, что эта выставка должна быть. Буду утверждать, что это искусство. Но вот так вот мы, когда честно, откровенно уже делимся ощущениями и впечатлениями, я признаюсь, что меня это искусство не трогает и не интересует. Потому что оно очень эпатажно. Потому что здесь очевиден эпатаж ради эпатажа. Резкость ради резкости. Понимаете. И мне этим заниматься неинтересно. И, конечно, мой театр этим заниматься не будет. Я могу сейчас очень легко сконструировать скандал. Я понимаю, что на этом скандале обо мне услышит такое количество пермской публики, которое, я думаю, что за год не услышат о моей такой вот более скромной культуртрегерской деятельности. При этом у меня будут хорошие позиции в этом скандале. Я буду говорить – не обращайте внимание, что это, там, какая-то скандальная пьеса про наркоманов, гомосексуалистов и вообще, и про какие-то там, ну, страшные совершенно реалии нашей жизни. Это пьеса знаменитого английского автора, там, Марка Равенхилла или, там, Сару Кейн, например, вспомню, которая покончила жизнь самоубийством будучи, ну, одним из самых сильных и самых радикальных авторов, вообще, британской новой волны. Мне неинтересно сегодня работать с текстами Сары Кейн. И не потому, что они радикальны. Потому что в них нет внимания к жизни простого, да, провинциального, но простого человека. И в данном смысле, я, как провинциал, я, как человек, который, ну, живет в Москве, но я родился не в этом городе. И, в общем-то, к нему так и не привык. Я хочу сказать, что вообще вся надежда на это здоровье какое-то, такое провинциальное. Потому что, если брать жизнь московскую, то это катастрофа. Как сказал мой товарищ Володя Сорокин – люди истерически тратят день на то, чтобы заработать деньги. А вечером также истерически тратят эти деньги на то, чтобы, ну, как-то забыться. Это такая… наркотический штопор.

Ведущий: У меня вот уже приходят сообщения по ICQ. «Кстати, о неприятии. На сайте в контакте появилась группа «Мы против Гельмана». Почему так реагирует пермская общественность на новое незнакомое? Возможно, московское чужое искусство, возможно нет?» Ваше мнение вот по этому поводу спрашивают. Как сказал Абашев – конфликт этот гипертрофирован. Нам постоянно навязывают выбор. С кем вы, господа, ну, с кем вы, работники культуры, с антихристом или с Христом, с Гельманом или нет. Это ложная логика. И работать ????????(неразборчиво). Вы согласны с этим мнением Абашева?

Э.Б.: Да. Я, конечно, согласен. Это слабая позиция все восприятие жизни строить через вот такую вот оппозицию, да – Христос – антихрист. Ну, это же, конечно, глупость. Гельман крупнейший российский галерист, состоятельнейшая личность. У меня нет никаких вообще вопросов. Таких людей такого уровня очень мало в стране. И, в общем-то, по большому счету, конечно, это галерист номер один в России. То, что он приехал в Пермь, то, что он поставил на этот город, это огромный подарок городу. Я боюсь оказаться тоже в числе тех, которые будут следующими героями следующего сайта или там, как называется, сообщества. Но откровенно скажу, что не знаю, чем уж так заслужил этот город такого внимания со стороны, действительно, каких-то серьезных, очень серьезных, очень мощных личностей. И помимо Гельмана я разговариваю с Катей Деготь. Я вижу, что она чувствует, она начинает этот город воспринимать, ну, как свой. Это очень интересно. Я слышу реакцию того же Владимира Сорокина, я общаюсь с гостями, которые сейчас были на «Живой Перми» московскими. Город может обогатиться. А то, что кому-то не нравится Гельман, ну, это банально, конечно. Но можно вспоминать Дягилева, можно еще кого-то вспоминать. Можно вспоминать, как воспринимали самые, причем, не какая-то там провинциальная российская, сибирская или дальневосточная публика, как воспринимала премьеру, например, Стравинского «Весна священная». А ведь это была самая, самая, самая что ни на есть продвинутая европейская публика. Про любого композитора, про любого автора, про любого режиссера… Сейчас дикий скандал в Каннах случился по поводу нового фильма Ларса Фон Триера. Каннская публика самая терпимая, самая продвинутая, самая демократическая. Скандал. Скандалище. Публика улюлюкает. Ведет себя совершенно хамски. Хамски. А Триер признается - это мой самый главный фильм, самый честный. Это моя борьба с депрессией, это мое высказывание. Пусть трагическое, но очень откровенное. Не верим, не верим. Ищем, продолжаем играть вот в эту войнушку. Ну, в общем-то, человеческая природа такова. И художник большой не всегда действительно реализуется в какой-то, в моментальной такой ситуации.

Ведущий: К сожалению, ICQ нас немножечко оторвала от рассуждений. Как бы, немножечко увели нас в сторону. Итак, вы сказали, будете искать, как бы…

Э.Б.: Интересных актеров.

Ведущий: Интересных актеров и интересные темы в провинции.

Э.Б.: Интересные темы, интересных актеров, интересных драматургов. Но вот, буквально, у меня через час встреча с Семеном Ивановым, одним из лауреатов пермского конкурса драматургического, и мы будем развивать эти отношения. Я уже много читаю текстов, которые написаны пермяками. Я погружаюсь. И мне очень нравится. Я вижу большое количество талантливых людей. А через два часа у меня встреча с Владимиром Абашевым, где я буду рассказывать ему, и я, и Валерия Гай Германика, с которой мы приехали, про наш проект школы. Он еще об этом не знает.

Ведущий: Что за проект?

Э.Б.: Мы хотим предложить городу не только такой продукт в формате, ну, театра, да, или какой-то рыночный продукт – театр, фильм, ну, и. соответственно, книги. Но и хотим помочь в меру своих скромных сил воспитанию профессионалов. И Лера в этой ситуации, как человек очень молодой, но уже признанный профессионал, получивший очень серьезную школу. Гай Германика училась у Марины Разбежкиной. А это такой безусловный крупнейший авторитет в области педагогики, документального кино. Я думаю, что она уже готова к тому, чтобы передавать свои знания. Если мы сделаем школу, в которой будут воспитываться режиссеры игрового кино, документального и театральные профессионалы, я думаю, что вот это может оказаться очень серьезным событием. Может быть, даже серьезнее, чем возникновение нового театра в Перми.

Ведущий: И все-таки, вот то, что, как бы, кидают, как главную претензию к Борису Леонидовичу Мильграму, к Марату Гельману. Вы тащите что-то из Москвы. Вы не используете местных. Вы, как бы, пришли сюда временно. Вот вы говорите, что будете использовать местных авторов. Вам это интересно.

Э.Б.: Ну, я читал какие-то эти реплики. Но это смешно. И когда тебя обвиняют в том, что ты что-то делаешь ради денег, то, ну, как себя вести? Доказывать и тратить сейчас… Давайте потратим оставшиеся 35 минут на доказательство того, что я не верблюд.

Ведущий: Нет, я не про деньги. Я про то, что как вы будете, вот, допустим, с местными актерами, будут ли какие-то контакты?

Э.Б.: Так мне только это интересно. Мне только это и интересно.

Ведущий: Или это будут привозные актеры из Москвы?

Э.Б.: Нет, нет, конечно. Это пермский проект. И в Москве даже мне задают вопрос – старик, ну, хочешь сделать франшизу, делаешь новую «Практику» в каком-то городе? Да, интересно. Ничего подобного. «Практика» сегодня, как театр, как творческий организм это яркий, состоятельный во всех смыслах театр. Это, ну, это очень успешный театр. Правда, может быть, не очень скромно звучит. Но это очень живое, очень успешное, очень общее такое уже мнение, ну, в нашей среде. Это самый современный театр сегодня в мегаполисе. Театр, где играют актеры масштаба Александра Филиппенко, Евгения Стычкина, Виктории Толстогановой, Полины Агуреевой, Андрея Смолякова. Вот наша труппа творческая, вот наш ресурс. Театр, в котором ставит Жоэль Помра, крупнейший, самый востребованный сегодня французский режиссер в мире, ну, и так далее, и так далее. Марк Равенхилл, мой товарищ, дает пьесу в наш театр. Ну, пишет Владимир Сорокин специально. Мы открываем несколько новых драматургов. Мы первые поставили пьесу в профессиональном театре Юрия Клавдиева, Славу Дурненкова, Виктории Никифоровой, Игоря Симонова. То есть, ну, что говорить, все в порядке. Я не уходящий в отставку, знаете, вот.

Ведущий: Нет, об этом даже никто не пытается мечтать.

Э.Б.: Я, будучи в Перми, не полетел на премьеру своей оперы, соавтором либретто которой был, к Владимиру Мартынову в Лондон и в Нью-Йорк. Понимаете. И, естественно, если я что-то делаю, я делаю, потому что мне интересно здесь. Я не очень верю в московский художественный контекст. Ситуация в Москве очень заражена. Там уже нельзя творчески реализоваться. Амбиции мои абсолютно другие. Мои амбиции стать пермяком, а не принести сюда какую-то московскую энергию. Уеду я или не уеду – это вопрос. Я сейчас никаких обещаний… То, что я очень серьезно отношусь к этому проекту, то, что я хочу здесь работать и жить. Ну, я прошлый раз с женой приезжал. Она уже начинает тоже как-то…

Ведущий: Осваиваться.

Э.Б.: …осваиваться. Амбиции мои очень серьезные и очень искренние. Естественно, никакой психологии временщика я не вижу ни у Марата, ни у моих товарищей, которые приезжают со мной.

Ведущий: Давайте телефонный звонок послушаем. Алле.

Слушатель: Алло. Добрый день. Александр Сергеевич меня зовут. Скажите, пожалуйста, вот, как бы, Пермь послужила прообразом для Чехова «Трех сестер», которые все время говорили «в Москву, в Москву, в Москву». То есть, провинциалы шли в Москву. Сейчас мы наблюдаем обратный процесс. Вы четко сформулировали – я хочу стать пермяком. И чуть-чуть приоткрыли какую-то, так сказать, позицию, что же изменилось там, в Москве такое, что все, простите за выражение, пошли… пошел обратный поток? Ведь вы, простите, не первые. Я думаю, и не последние. Что же изменилось внутри Москвы? С точки зрения финансовой составляющей, политической, культурной и так далее, что пошел обратный поток.

Ведущий: Спасибо, Александр Сергеевич, вопрос понятен.

Э.Б.: Спасибо, Александр Сергеевич. Ну, не будем преувеличивать этот поток. Я думаю, что еще долгое время мы будем в качестве таких, ну, чудаков восприниматься. Во всяком случае, в моей среде я пока особо не наблюдаю желания уезжать из Москвы, если говорить о людях, которые состоялись. Здесь, видимо пример Гельмана, ну, для меня единственный. И я, конечно, если бы не было бы Марата, навряд ли эта тема вообще бы возникла. Потому что я, увидев выставку «Русское бедное», понял, что здесь можно делать очень серьезный проект. Я увидел это, материализации этих возможностей. Такой выставки вообще не было в стране много, много, много лет такого уровня. Что изменилось в Москве? Вы сказали. Вот все те факторы, о которых вы говорили про политический, моральный… Ну, действительно, отвратительный контекст. У нас нет в этом городе, не существует культурной политики, если говорить о Москве. В этой стране не существует культурной политики. Мы кричим, обижаемся на Мильграма, не понимая и будучи не в состоянии просто сравнить высказывания министра культуры России по поводу российской культуры. Найдите какие-то примеры, вообще, жизни, смелости в деятельности министерства культуры. Это очень тяжело.

Ведущий: Вот тот вопрос, который звучал до этого, что же произошло в Москве и почему вы приехали сюда, мы, как бы его обсуждали. Давайте все-таки еще раз поясним. Вот я не понимаю, честное слово, не понимаю. Почему Пермь? Почему не Пенза та же, да? Что, что здесь такого произошло, почему вы сюда решили ехать? Я не знаю, культурная жизнь в соседнем Екатеринбурге намного богаче.

Э.Б.: Нет, нет, это не так.

Ведущий: По крайней мере, по ощущениям.

Э.Б.: Ничего подобного.

Ведущий: Расскажите.

Э.Б.: Вы не понимаете, действительно, в какой уникальной ситуации оказался сегодня пермский зритель. И поэтому, конечно, мне очень обидно на то, что столько много сил уходит на болтовню вокруг, там, какого-нибудь несостоявшегося, не очень удачного маленького выставочного проекта или…

Ведущий: Нет, нет, нет, давайте не об этом. На самом деле, вот вы огромная величина. Вы человек, которого знает весь мир. И вы едете в Пермь.

Э.Б.: Я еду в Пермь, потому что это комбинация рациональных и иррациональных факторов. Почему Константин устроил город Константинополь? Почему Айю-Софию строил? Потому что сон приснился ему такой.

Ведущий: У вас тоже был сон?

Э.Б.: Увидел голубя и приснился. Я не Константин. И Айю-Софию мне, видимо, не построить. Хотя я буду стараться сделать что-то стоящее. Но то, что здесь есть какая-то метафизика, то, что есть ощущение уникальной географически, какой-то энергетической такой, знаете, ну… в общем, здесь есть пространство, здесь есть воздух. Здесь есть воздух вот в этом месте. И еще неизвестно, что важнее для создателя театра. Ощущение вот этого пространства, этой природы и воды, да, этого леса или впечатление от людей? Второй момент для меня, фактор, я стараюсь, я постараюсь смотреть в глаза людям, с которыми общаюсь, я стараюсь их чувствовать. Я не вижу провинциальной закомплексованности, такой, знаете, вот, там у вас, в Москве все хорошо, у нас все плохо. А с другой стороны я не вижу обратного качества – провинциальной спеси. Вот вы, москвичи, такие все, вот мы здесь живем, работаем, нас не замечают, не ценят. Спокойствие какое-то. Я вот во время «Новой драмы» это почувствовал. Спокойствие, открытость к диалогу, внимание, о’кей, хорошо, покажите нам, нам интересно. Не более, не менее. А мне другого не нужно. Я уверен в своих силах и в творческих, и в человеческих. Я знаю, что я могу быть открытым и честным. И я постараюсь также строить театр. Другого не нужно. То, что здесь есть контекст, то, что здесь работает Исаакян, состоятельный художник, то, что здесь работает Мильграм, состоятельный художник, то, что это родина Дягилева, то, что здесь пермская деревянная скульптура, ну, и так далее, и так далее. Не будем сейчас очевидных каких-то таких достопримечательностей. Это контекст. Это хороший контекст. Это значит, здесь есть зритель. Если в оперном театре идут ужасные спектакли, то, ну, поймите, то этот зритель наш, моего театра, будет воспитываться этими ужасными спектаклями. А если спектакли в оперном театре хороши, то на следующую неделю я в свой театр получу эстетически воспитанного собеседника. Я получу зрителя, который формируется вот в этом городском пространстве. Почти первое, что я сделал, оказавшись в городе, это пошел в книжный магазин. Я долго, долго, долго бродил, разговаривал с продавцами, смотрел, как устроены полки, спрашивал, там, продается ли тот автор, этот. И остался, кстати, вполне доволен. Ну, может быть, не потрясающие лучшие книжные московские магазины. Но, в общем-то, все, что нужно, может найти человек современный.

Ведущий: Вы пополнили свою библиотеку? Я знаю, что она у вас богатая.

Э.Б.: Нет. Я буду свою, видимо, в Перми делать. Как же, почти ничего не увез пока еще. Но вот читаю Абашева сейчас.

Ведущий: Понятно. Давайте телефонный звонок слушать.

Слушатель: Добрый день. Здравствуйте, Евгений. Это Бессонов Алексей Борисович. У меня такой вопрос. Вы знаете, вот русскую драму во многом породила русская православная община. Соц.реализм породили те процессы, которые были в 20-е годы в литературе. Вот вы занимаетесь новой драмой. Кто будут ваши авторы? Если это Сорокин - это одно. Если это новый Распутин – это другое. И второй вопрос. Вот в той конструкции, которую вы выстраиваете, нам, протестному электорату есть место или нет? Спасибо.

Ведущий: Алексей Борисович у нас член Коммунистической партии Российской Федерации.

Э.Б.: Да, я знаю. Я уже знаю этого героя. Я часто с ним встречаюсь. И у нас с ним уже есть какой-то полемический диалог. Во-первых, про протестный электорат. Конечно, да. Конечно, да. Конечно, современное искусство это и есть, в общем-то, наверно, самая яркая и самая из возможных форм протеста, если не считать террористические какие-то практики. Искусство – это бескомпромиссный и очень открытый разговор, в том числе, и со властью. Мы можем сейчас много привести примеров, говоря о произведениях искусства и в театре, и в кинематографе. В Германии в той же есть потрясающая совершенно традиция вот такого социального, очень острого, очень активного театра. Конечно. Если говорить о том, кто кого родил, то советский театр, в общем-то, конечно, очень сильно зависел от Станиславского и Немировича-Данченко. Было такое явление, как «омхачивание». Сталин решил все театры вот под эту гребенку, как бы, ну, организовывать. То, что сегодня мы живем в такой мультимедийной новой эпохе, то, что сегодня нужна новая школа, то, что сегодня нужны новые формы, то, что вообще сама привычная такая градация на жанры, на какие-то виды искусства уже не работает, это наша реальность. Мы, Слава Дурненков, Юра Клавдиев, Владимир Сорокин, Виктория Никифорова, Игорь Симонов, (вот только что состоялась премьера спектакль «Девушка-революционер» со Стычкиным и с Агнией Кузнецовой в нашем театре) это потрясающие авторы. Они для меня и выражают дух и надежду нашей эпохи.

Ведущий: Еще один вопрос по ICQ. Спрашивают: «У нас был пример в Перми». (ну, немножечко спортивный пример) Миодраг Божович, в общем, поднял «Амкар». И вот есть некое опасение, да вот, они сравнивают. И затем бросил, так воспринимают, по крайней мере, пермяки. И уехал в московский клуб, мало, кому известный. Вроде как был подъем. И вот ощущение предательства есть.

Э.Б.: Хороший вопрос. Я сам часто этими спортивными аналогиями пользуюсь. Я человек, который любит спорт, занимается, старается заниматься им. И, действительно, знаете, когда я смотрю там футбольный клуб «Кубань» Краснодар. Два чернокожих футболиста из Ганы, один из Код Девуара, там, один из Синегала, два из Македонии, один из Грузии, ну, и тренер из Москвы. И это краснодарский футбол, это краснодарский клуб. Это, конечно, чепуха. Это смешно. Вот, смотрите, там «Томь», знаете, какой-нибудь там томский клуб. Где же эти томские футболисты? И, вообще, как там и на чем они играют? Это большой вопрос. Это смешно. Это доказательство того, в общем, мы уже коснулись этой темы. Нельзя строить большое дело, нельзя строить культурную институцию на варягах. Варяги приходят, они процесс могут взорвать, они могут стимулировать что-то, они могут импульс какой-то дать. И в этом отношении их функция очень уместна. Они должны будоражить почву. Но строить, конечно, нужно на местных ресурсах.

Ведущий: Еще один вопрос. Спрашивают. Для многих вы ассоциируетесь, как создатель, организатор фестиваля «Новая драма». Он прошел в Перми. Получается, прошел в Перми последний раз.

Э.Б.: Да

. Ведущий: Вот об этом. Спрашивают: «Почему?» Здесь получается, рождается одно, но другое здесь умерло.

Э.Б.: Потому что мир так устроен. Без смерти чего-то старого не может родиться чего-то нового. Я сейчас занимаюсь репертуаром «Практики». Четыре года театру «Практика». И наступил момент, когда очень дорогие мне спектакли, очень важные, очень хорошие спектакли, я должен снять. И не потому, что нет зрителя. Зритель продолжает интересоваться и продолжает ходить. Для того, чтобы делать новые спектакли. Но жизнь такова. Проект «Новая драма» он создавался, он возникал в абсолютно другой ситуации. Я придумывал этот фестиваль вместе с Мишей Угаровым и Еленой Греминой. Когда не было театра «Практика», когда не было институции, когда не было конкурсов, когда не было премий. Когда, вообще, «Новой драмы», как явления, не было. Это была попытка изменить реальность. Мы эту реальность, безусловно, изменили. Сегодня наши товарищи востребованные драматурги. Сегодня половина совершенно состоятельного русского кино это, я имею в виду сценаристов, это выходцы из нашего круга, из наших лабораторий, из нашего фестиваля. Это наши герои, наши авторы. Продолжать проект вот в таком формате нет смысла. «Новая драма» существует. Она никуда не денется. Она не существует в качестве просто такого продюсерского проекта, который из себя представлял фестиваль. Будут новые фестивали. Их будет несколько. Вот и все.

Ведущий: Ясно. Еще из ваших высказываний, то, что я читал, вот из ваших интервью есть один момент. Вы говорили о том, что очень многие театры у нас были когда-то построены, скажем, на каких-то именах, да. Люди ушли. И тот же бюджет вынужден сейчас фактически финансировать труп.

Э.Б.: Да.

Ведущий: Труп, который вот мы вынуждены наблюдать, как он разлагается.

Э.Б.: Ну, в Москве эта проблема уже просто катастрофическая. Потому что средний возраст московского руководителя московского театра это 70 лет.

Ведущий: Ну, и в Перми, в принципе, по стране это же тоже трупы мы наблюдаем. Посмотрите, это… что мы можем наблюдать в обычном краевом центре? Ну, в губернском центре, да, по старому. Это обязательно театр драмы, это обязательно театр юного зрителя, ну, может быть, театр кукол. Но это все выстроено по старой советской схеме. И эта схема она вот с того периода никак не менялась.

Э.Б.: Ну, надо ее менять. И менять… Вот теперь вопрос – как будем эту схему менять? Разрушить театр юного зрителя? Выгнать оттуда труппу и худрука, и устроить какой-нибудь мультимедийный центр, и передать Гельману? Нет. Надо создавать новые институции, надо создавать конкурентную среду, оказавшись в которой театр юного зрителя…

Ведущий: Будет меняться.

Э.Б.: Конечно, конечно. А куда они денутся? Если рядом, если это плохой театр, допустим. Я сейчас говорю не про пермский театр юного зрителя. Я говорю про схему.

Ведущий: Виртуальный некий театр.

Э.Б.: Конечно. Надо создать конкурентную среду. Нужно художественную конкуренцию провоцировать. Не экономическую, художественную. Зритель решит, экспертное сообщество решит.

Ведущий: Хотелось бы понять, откуда будет финансирование нового театра? Откуда складываются денежки, так скажем?

Э.Б.: Деньги, если сравнивать с большими такими проектами, в том числе и с театральными, с бюджетами других пермских театров, здесь будут небольшие. Это объясняется тем, что пространство небольшое. Малая сцена, фойе. Спектакли, которые мы будем ставить, это не дорогостоящие постановки. Ну, плюс какие-то мои связи с драматургами и с авторами, которые, конечно, я думаю, что всегда пойдут нам на встречу. В крайнем случае, подождут. У нас есть надежда на то, что город будет грантами помогать нашему проекту.

Ведущий: Край.

Э.Б.: Край, конечно. Начинаем мы с краевого министерства. Но будем однозначно работать и с городом. Это, конечно. У меня уже состоялась встреча с несколькими спонсорами потенциальными. Один из них дал очень серьезные обещания. И я, вот у меня встреча в Москве с ним, 4-5-го, как только я возвращаюсь из Москвы, я думаю, что, может быть, уже даже в июне мы уже объявим о том, что у театра появится очень серьезный благотворитель. Плюс будем сами свою экономику развивать. В театре 150 мест. Это неплохая цифра для того, чтобы продавать билеты.

Ведущий: Давайте еще раз. Вот все-таки конкретно. Когда старт и с чем старт? Можно уже сейчас сказать?

Э.Б.: Вчера в Пермь прилетел Филипп Григорян, один из самых интересных молодых российских режиссеров. Я его приглашаю работать. Он будет репетировать пьесу Павла Пришко. Это такая восходящая звезда российской и белорусской (он из Минска) драматургии. Я думаю, что у этого автора очень большое будущее. Вот Павел прислал мне свою новую пьесу. Ее еще никто не видел, не ставил. И мы с Филиппов будем развивать этот проект. Уже состоится кастинг. Уже 4-го состоится кастинг. Утром мы будем смотреть каких-то выпускников екатеринбургского института. Курс екатеринбургский приедет специально показаться нам с Филиппом. Уже будем звать каких-то пермских актеров. И, кстати, если кто-то из слушателей захочет получить более подробную информацию, я думаю, что уже завтра утром, надеюсь, она будет на сайте пермского Театра-Театр. По кастингу 4-го. Вот Григорян, будет Виктор Рыжаков работать. Мы будем делать московско-пермскую ??????(неразборчиво) продукцию. Речь идет о пьесе «Рыдание» польского драматурга Бизё. Будет развиваться проект с рэпером Сявой. С нашим пермским, ну, таким героем известным всей стране по рекордам ютубовских скачиваний, просмотров. Это интересная такая работа, которая начиналась на фестивале «Новая драма». И здесь это уже результат, вот, пожалуйста. Я надеюсь, что и с мотовилихинским проектом мы как-то договоримся.

Ведущий: Мотовилихинский проект будет тоже продолжаться?

Э.Б.: Я надеюсь на это, да. Это вопрос моим товарищам из театра «ДОК». Я думаю, что мы с ними договоримся.

Ведущий: Понятно. Что же, я желаю вам успехов. На самом деле, будет любопытно посмотреть. Вы, единственно, не сказали, название пьесы, вот первой пьесы, которую собираетесь ставить.

Э.Б.: Которую Григорян?

Ведущий: Да, Григорян.

Э.Б.: Григорян ставит пьесу, которая называется «Чукча».

Ведущий: «Чукча».

Э.Б.: Да.

Ведущий: О чем?

Э.Б.: Про людей, которые оказались выброшенными из таково вот современного мира. Но вопрос – выиграли ли они или проиграли? И что делать вот с этими экспедициями, которые вдруг на этих чукчей обрушиваются. Как поступать с людьми из Большой земли.

Ведущий: Понятно. Вы в данном случае тоже люди с Большой земли…

Э.Б.: Как сказать.

Ведущий: …которые приехали к нам сюда.

Э.Б.: Иногда чувствую себя чукчей наоборот.

Ведущий: Все мы немножко чукчи. И это, может быть, и к лучшему. Оставайтесь на 91,2 FM. Дальше будет также интересно.