Программы / Крупным планом

Ведущий: Добрый день, дамы и господа. В студии ведущая Нина Соловей. Начинаем нашу еженедельную программу, посвященную культуре, программу «Крупным планом». Ровно неделю в этой студии поминали мы имя одного человека с Дамиром Салимзяновым. И кто бы знал, что через неделю этот человек будет сидеть в этой студии. Вот, ей богу, мистика какая-то. Говорили мы о спектаклях театра «Сцена-Молот», о «Текстуре». И очень я интересовалась, будут ли в этом сезоне спектакли, в которых звучат стихи одной современной поэтессы, поэта, и, более того, она сама исполняет эти стихи там. Итак, посчастливилось, так получилось, что сегодня Вера Полозкова гость нашего эфира, гость нашей программы. Здравствуй, Вера.

Вера Полозкова: Добрый день, Нина. Здравствуйте. Очень приятно. Спасибо большое, что позвали.

Ведущий: Итак, мы говорили о спектакле, который поставлен по стихам Веры Полозковой. Я надеюсь, что сегодня Вера нам прочтет хотя бы несколько самых любимых стихотворений. Уже такие просьбы поступают. И поступают мне и за эфиром. Уважаемые радиослушатели, мы будем говорить сегодня, безусловно, о фестивале «Текстура», на который приехала Вера. И я так поняла, вы являетесь членом совета фестиваля.

В.П.: Членом жюри одной из программ, кинопрограммы.

Ведущий: Кинопрограммы. Поэты судят кино у нас.

В.П.: Да. И это, кстати, мне кажется большое достижение фестиваля, что, в том числе, и не предвзятые такие, не из ремесла взятые люди судят тоже конкурс, потому что это тоже важно иногда бывает.

Ведущий: И поговорим мы, конечно, о поэзии, о стихах. Кстати, как ты, Вера, относишься к тому, когда говорят поэтесса или поэт? Некоторые женщины очень этого не любят.

В.П.: Ну, этот род деятельности требует какого-то определения себя. Это просто ну, как вот, не знаю, принципиальной разницы я не вижу. И, больше того, про то, что какие-то люди имеют право называться поэтом и другие не имеют. Это просто определение некоторого рода занятий и все. Поэтому, ну, как вот каждый для себя решает эту дилемму. Я никогда не придираюсь к словам в этом смысле. Мне кажется, что это неважно. Это неважно. Я человек по текстам. Все.

Ведущий: Вера, давай тогда о «Текстуре». Итак, кинопрограмма. Судишь кино. То, что увидела, какие впечатления?

В.П.: Сейчас довольно трудно говорить. Мы на самом деле в самой середине процесса. За последующие дни фестиваля покажут даже чуть больше, чем половину фильмов. Но что хочу сказать. Она очень неровно и очень интересно подобрана. Она такая разная, эта программа конкурсная, казалось бы, да.

Ведущий: А придется выбрать одну картину.

В.П.: Нет, есть несколько номинаций в этой части конкурса. Там есть лучший режиссер, лучший фильм как таковой, лучший российский фильм. Есть некоторое пространство для маневра. Там такие жанры объединяются. Мы, например, в одной программе судим документальные фильмы и игровые, и какие-то совсем дикие и очень ??????? (неразборчиво) сделаны, и в таких разных жанрах. То есть, это непостижимо, как их можно сравнить даже, какой критерий выработать, чтобы найти что-то общее между ними. Но от раза к разу все интереснее. И сейчас к пятому дню фестиваля сформировалась такая прекрасная компания из нас.

Ведущий: Из вас – это из членов совета?

В.П.: Из членов жюри, да, потому что… Ну, как сказать? В Москве мы все привыкли встречаться где-нибудь там на каких-нибудь случайных вечеринках, переглядываться, говорить «очень приятно вас здесь видеть» и расходиться. Тут ситуация, когда вы друг друга не избежите 10 дней по любому. И вдруг ты начинаешь узнавать, какие это люди на самом деле.

Ведущий: Живешь в одной гостинице.

В.П.: Да, которых ты читаешь из года в год – критики, драматурги, сценаристы, все эти люди. Ты вдруг, ну, как бы, ты с ними проводишь по 10 часов в сутки. И вдруг начинаешь знать всему истинную цену. Они оказываются в большинстве случаев какими-то совершенно прекрасными людьми, чудесными, совсем другими, чем ты думал о них. Ну, ты понятно думал о них, как о высокомерных, надменных, всяких таких себе снобливых людей. Они на самом деле, ну, прекрасные, большей частью, такие абсолютно влюбленные в собственное дело, и все прочее такое. Поэтому с ними очень интересно смотреть. Ты вдруг другого зрителя в себе обнаруживаешь.

Ведущий: Но профессиональные кинокритики есть среди вас?

В.П.: Конечно.

Ведущий: Или только поэты, писатели?

В.П.: Нет, нет, конечно, есть. Ну, например, легендарный уже практически критик «Афиши» Роман Волобуев. Человек, который работает в «Газете.ру» критиком.

Ведущий: Но ее обсуждений, как таковых, не было.

В.П.: Нет, мы вчера встретились первый раз для подведения предварительных итогов. Но поскольку мы далеко не все видели еще, и главные, видимо, открытия у нас впереди, например, сегодня вечером будем смотреть один из таких потенциальных фаворитов фестиваля. Жюри очень по-разному относится к тому, что оно видит. И меня, конечно, очень, ну, в хорошем смысле, поражает отношение нашего главы вот всего фестиваля. Он никому не навязывает свою точку зрения. Хотя довольно четко дает всегда понять, какое впечатление на него произвел тот или иной фильм. Но всем дает равные права. И мы, например, дико разошлись по поводу одного фильма. Мы практически начали ругаться и ссориться там в процессе обсуждения его.

Ведущий: Если не секрет, что за фильм?

В.П.: Да нет, не секрет, наверно. Это фильм Сергея Лозницы «Счастье мое».

Ведущий: Так и подумала.

В.П.: Потому что это, как сказать, тот случай, когда это, наверно, одно из самых сильных потрясений. Но ты понимаешь, что это сделано из такой черной магии вообще, ну, что по хорошему-то не… И ты теряешься, потому что, с одной стороны, произведение судится по эффекту, которое оно на тебя произвело. Если сильное впечатление, значит крутой фильм.

Ведущий: На меня тяжелое.

В.П.: Да. Но это такой тяжелый эффект, это так страшно, тебе так не хочется верить в это, совсем не хочется. И вот ты оказываешься в ситуации очень большой дилеммы. О'кей, это прекрасно сделанный фильм. Да, у него крутой оператор, у него крутой режиссер монтажа, у него прекрасный режиссер по… и кастинг-менеджеры все хорошие. Там такие лица сумасшедшие, все вот эти вот, поразительные. Где он их таких берет? Такие пейзажи где он берет? Но при этом ты ничего не хочешь общего иметь с этой действительностью, о которой снимается кино. И вот это очень большой вопрос, конечно, что делать с этим фильмом.

Ведущий: Ну, завершая тему кино. Иногда складывается ощущение, в частности, вот для нас, людей, живущих в провинции, да, кто-то из глубокой провинции, те картины, которые показывает и Лозница, те люди, те лица, мы их видим. Это наша действительность, это наш обычный день. И, придя в кинотеатр, когда мне показывают, меня ничем, по сути, не удивляет.

В.П.: Вы видели кино?

Ведущий: Да, я видела этот фильм. И по поводу других фильмов и других спектаклей складывается ощущение, что люди, которые приезжают из Москвы, вот те гости, которые у нас участвовали в экономическом форуме, что это все экзотика, и поэтому так много современного кино ли, театров все время на одну вот эту же тему.

В.П.: А, на тему - жизнь провинции?

Ведущий: Да. Жизнь провинции, наркоманы. Вот это какая-то однобокость истории современной.

В.П.: Тут еще в чем дело. Это копродукция Германии, Нидерландов и Украины. Это даже не русский фильм. «Счастье мое» - это не русский фильм. Он не российского производства. И именно поэтому это настолько странно, что его интересует такая изнанка, ну, как бы, да. Нет. Я очень много фильмов хочу отметить. Меня, например, очень порадовал фильм Павла Бардина, который называется «Гоп-стоп». В жанре русской комедии за последние 10 лет снято, ну, просто по пальцам можно пересчитать произведения, которые можно смотреть.

Ведущий: А не напомнил он вам «Жмурки»?

В.П.: Нет, конечно, там очень много аллюзий к очень разным комедиям, и русским, в том числе. И к Буслову, и к старым советским с Михалковым в главной роли. То есть, очень, очень много фильмов. Он, конечно, поразительным бэкграундом обладает, сам Паша Бардин. Он очень много в жизни посмотрел. Это видно. И саундтрек пародирует очень многие фильмы, и все прочее. Но это не стыдная, отлично сделанная с понятным мне с несколькими доньями юмором комедия русская. И это очень хорошо. Это мне нравится. Я очень рада, что такие фильмы снимаются сейчас. Потому что на фоне общей меланхолии и отчаяния - это прямо, ну, какой-то лучик света.

Ведущий: Ну, это, да. Этот фильм отличает то, что, хотя бы он веселый, комичный, и есть, где посмеяться.

В.П.: Он еще не по тупому комичный. Ну, то есть, вот эти вот все самые лучшие фильмы и продукция канала ТНТ, это же совсем другая опера. Он еще сделан… Ну, он не считает тебя за идиота, когда он с тобой разговаривает. То есть, он с тобой разговаривает на понятном тебе языке, и способен пошутить с тобой на твоем уровне. Это очень круто.

Ведущий: А что касается спектаклей. Какие-то видели?

В.П.: Я видела почти все. Вы знаете, я хочу сказать, что вот лично мои потрясения все происходят вне конкурса. Они лежат в поле спецпрограммы. Потому что Эдик привез в Пермь свой новый проект, который называется «Человек. Doc». Эдик Бояков, я имею в виду. И это был, наверно, самый сильный мой театральный опыт за несколько лет. Я посмотрела моноспектакль, который называется «Олег Кулик. Человек.Doc». И вот это, я скажу, такая вообще победа новоизобретенного формата над всем, что было до него.

Ведущий: Я просто поясню. Человек, по сути, представляет моноспектакль, в котором он играет сам себя.

В.П.: Да.

Ведущий: Но не просто человек.

В.П.: Никто еще этого не делал. Дело в том, что пьесы в жанре вербатим, они играются очень давно. Это и «Практика», и театром «Док», и всем прочим. Они игрались и про заключенных, и про шахтеров, и про…

Ведущий: Проституток

В.П.: …представителей любых, вообще, профессий. И тут Эдик высказал невероятно здравую мысль. Он сказал – давайте мы один раз сыграем проект о том, о чем, действительно, что-то знаем. Ну, то есть, по-настоящему знаем. Мы сыграем проект о культурных героях современности, как мы их видим себе. Мы не навязываем никому ????????? (неразборчиво).

Ведущий: Вам не предлагал?

В.П.: Предлагал.

Ведущий: Почему ж не согласилась?

В.П.: Мне жаль, что не выгорело, на самом деле. Но еще не все потеряно, скажем так. Ну, просто мы не очень поняли друг друга в смысле формата. И мне, на самом деле, жаль, потому что, когда я посмотрела этот гениальный совершенно, вот я не побоюсь этого слова, моноспектакль про Кулика, где это единственный случай, когда он не играет сам себя. Его играет актер. И это дополнительный сумасшедший драматический эффект налагает на все это. Потому что он появляется, Кулик есть там. Он в видеозаписи. И пьеса сама по себе гениальная совершенно. Она, вот казалось бы, да, ну, разница в чем. Это просто человек скомпоновал то, что услышал из многочасового интервью. Но это поразительная история. Я бы вот очень всем рекомендовала ее посмотреть при любой возможности. Или в Москве, или здесь. Я буду ходить и всех водить туда.

Ведущий: К вопросу о театре. Илья спрашивает. «Вы больше не ездите в наш город, потому что надоело играть для пермяков? Почему вас больше не видно на «Сцене-Молот?» Ну, вот Илья, вероятно, посетил тот спектакль, который шел.

В.П.: Нет, ну как? Не зовут. Ну, в смысле, не было ни одного предложения ни о чем. Мы сыграли премьеру. Это была счастливая премьера. Эдик поставил такой же спектакль в Москве с другими людьми. И я играю в этом спектакле. Я задействована там.

Ведущий: Ну, тут я позволю себе просто от себя сказать. Тут спектакль прошел, ну если сказать «на ура», ничего не сказать.

В.П.: Да. Это был очень счастливый спектакль, это правда. Я даже не знаю, как сказать. Это же его менеджерская задача. Я абсолютно актриса спектакля. Если он скажет играть в Перми, я поеду в Пермь. Если он скажет играть в Москве, я буду играть в Москве.

Ведущий: То есть, это к Боякову вопросы?

В.П.: Да, конечно.

Ведущий: Почему нет Полозковой?

В.П.: Если он захочет, я, конечно, с радостью приеду. Мне очень нравится здесь. Я не лукавлю совершенно.

Ведущий: Отличается восприятие этого спектакля и вас в Москве, и в Перми?

В.П.: Да, конечно.

Ведущий: Чем?

В.П.: Тут же был совершенно другой кастинг. И там совсем другая публика и другой зал. Не знаю, это две такие очень разные вещи. И очень дорогие моему сердцу, каждая по-разному.

Ведущий: Но было ощущение, что здесь, поначалу, что здесь меньше знают Веру Полозкову, чем в Москве? Именно зрители. Понятно, что не артисты и Эдуард.

В.П.: Я вообще не рассчитывала, что мы соберем зал. Ну, я по-честному рассказываю. Причем, это же был декабрь прошлого года. Страшный декабрь прошлого года. Плюс еще и мороз был минус 40, и три подряд премьеры поэтических спектаклей. Ну, как бы, кому, в общем, в здравом уме придет в голову мысль думать, что вы че-то соберете. Мы не рассчитывали на это. Мы хотели сыграть просто, ну, в большей мере для себя, чтоб попробовать себя вообще освоиться в этом формате новом. И вдруг я выхожу и вижу, что не просто нет ни одного свободного места, нет ни одного места на лестнице, нет ни одного места… люди сидят в первом ряду, практически на сцене уже. И я прихожу в шок, конечно же. Причем, они сидели настолько затаив дыхание, что у меня было полтора часа ощущение, что люди просто спят. Ну, то есть, правда. Ни единого вздоха, ни выдоха, никакой реакции вообще, ни единого смешка, ни единого момента, когда кто-то кашляет. Ну, то есть, ничего. Тебе кажется, что людям просто чудовищно скучно. И вдруг мы выходим кланяться. И нас вызывают на бис 7 раз, Нам хлопают 10 минут. И, оказывается, что там происходило какое-то просто, оказывается, биение все это время. И это было, конечно, счастье ужасное. Это было просто очень большое счастье.

Ведущий: И многие пошли, и набрали в Интернете, в Яндексе, в Гугле, еще где-то Вера Полозкова, и выяснилось, что Вера-то Полозкова, не смотря на свои юные и очень юные лета, оказывается, уже известный автор, печатается. Есть вот… ну, это, правда, недавно случилось, да, история, аудиокнига.

В.П.: Да. И вторая записана.

Ведущий: Оказывается, это самый знаменитый блоггер.

В.П.: Ну, не самый.

Ведущий: И тот самый случай, когда блог, в общем-то, принес славу молодой поэтессе. И вдруг расширился круг этих участников, круг любителей этого. И оказалось, что молодые девушки сегодня пишут не только о любви к мальчику из пятого «б», а пишут о сегодня, и о сегодняшнем языке. Вот я признаюсь, честно, фраза, которая меня просто потрясла. Может быть, кому-то она там не покажется. Ну, просто «без клавиатуры безумно холодно рукам». Ну, вот это, мне кажется, современная и понятная и нам, и просто девушкам, и не только девушкам, но и мужчинам. Потому что ваши стихи в исполнении мужчин - это вообще особенная история. Вот вопрос, который хочется задать. Как вы воспринимаете исполнение своих стихов другими людьми? Есть ли такое, что - не про то она читает? Или вдруг оказывается – я про это не писала. Вон, оказывается.

В.П.: Это безумно интересно. Я думала сначала, что мне будет это тяжело, как любому автору. И будет резать особенно слух, когда …люди же рефлекторно переставляют слова или что-то забывают. Все прочее. Мы, когда ставили спектакль, я прямо думала, что мне это дорого будет стоить. Но это так интересно. Ты никогда не думал, насколько разные краски обретает один и тот же текст в устах разных, хотя бы даже женщин, просто двух разных актрис одного возраста. Настолько сообщается другой объем и вид этому тексту сразу же. Ты вдруг понимаешь, что это как одна и та же квартира, как одни и те же четыре стены, например, которые обживают разные люди. Они входят в этот текст, и, чтобы освоиться, что-то там себе расставляют, каждый в своем, нужном ему месте, акцент где-то там, интонацию другую, где-то там краску другую. И ты вдруг понимаешь, насколько это в каждом случае разные помещения, в котором они оказываются. И ты оказываешься вместе с ними, естественно. И сейчас уже, когда работа над спектаклем, ну, как бы, проведена, и мы его уже играем в репертуарном режиме, это все, как ни странно, я думала, что я их возненавижу просто в какой-то момент, эти тексты. Ну, когда ты их читаешь и слышишь, они стираются. Но они такие разные каждый раз. Это поразительная вещь. И я вот всем, конечно, рекомендую, кто начинает что-нибудь писать, попробуйте попросить кого-нибудь, чтобы вам это прочитали. Это странный опыт, но…

Ведущий: Либо вы больше никогда не будете писать, да….

В.П.: Да, это странный опыт. Но вы, на удивление, много о себе узнаете в этот момент. Правда. То есть, вы никогда не сможете предположить, что вы почувствуете в эту минуту.

Ведущий: Идет бомбардировка по ICQ. «Пусть уже Вера прочитает свои стихи. Хватит вопросов. Пусть стихи». Вера.

В.П.: Ну, давайте что-нибудь вспомню, попробую. «Или даже не бог, а какой-нибудь его зам поднесет тебя к близоруким своим глазам обнаженным камушком, мертвым шершнем и прольет на тебя дыхание, как бальзам, настоящий рижский густой бальзам, и поздравит тебя с прошедшим - с чем прошедшим? - со всем прошедшим. Покатает в горсти, поскоблит тебя с уголка – кудри слабого чаю лоб сладкого молока беззащитные выступающие ключицы скосишь книзу зрачки – плывут себе облака, далеко под тобой, покачиваясь слегка больше ничего с тобой не случится - ну привет, вот бог, а я его генерал, я тебя придирчиво выбирал и прибрал со всем твоим барахлишком человеческий, весь в прожилочках, минерал, что-то ты глядишь изумленно слишком будто бы ни разу не умирал».

Ведущий: Вера Полозкова. «Раз уж вы здесь, - Евгения спрашивает, - и всю неделю были, почему нет спектаклей, нет читки стихов?» Потому что работает Вера тут, не отдыхает.

В.П.: Милая Евгения, я себя впервые в жизни ощущаю, как будто я в школе опять. В школе, причем в старших классах, когда еще надо к репетитору ходить сразу после школы.

Ведущий: А утром думаешь, что же придумать…

В.П.: Я просыпаюсь, да, я просыпаюсь, я иду на читки или на дискуссии. Я в день смотрю по два фильма и по два спектакля. Ну, то есть это вот нормальный день мой проходит. Два фильма и два спектакля, и еще что-нибудь в перерывах. А еще бесконечные, бесконечные, бесконечные разговоры с коллегами по поводу вообще всего вот этого процесса, который происходит вокруг нас.

Ведущий: А стихи рождаются?

В.П.: Я чуть-чуть что-то там попробовала поделать. Может быть, допишу это потом. Плюс ко всему, в чем удивительная особенность этого фестиваля. В том, что огромное количество людей, которые в силу своего устройства, никогда бы в жизни не подошли ни к кому другому… Ну, как же… Мы все коллеги, вроде как. Мы все в хороших отношениях друг с другом. Но у нас годами не было возможности подойти и поговорить. А тут ты просто, ну, это ты не сможешь этого не сделать. Потому что, во-первых, это обсуждение, во-вторых, вы все время пересекаетесь, вы живете на одном этаже, вы вместе завтракаете, все прочее. И вдруг ты понимаешь, какие сумасшедшие творческие альянсы рождаются у людей. Оказывается, кто-то с кем-то всю жизнь мечтал сделать спектакль. Оказывается, у кого-то пятый год лежит сценарий, и его некому отдать. Оказывается, ровно такую актрису человек искал очень давно для одного своего проекта. И ты вдруг понимаешь, какая большая работа вдруг проделывается уже практически без участия кого-то другого, просто потому, что людей пересекли в таком узком пространстве, чтоб они друг друга увидели, наконец.

Ведущий: Подобное притягивает подобное.

В.П.: Вот я не буду, боюсь сглазить, но такая же точно история произошла и у меня. И, может быть. Мы в ближайшее время попробуем сделать спектакль, которым я, возможно, буду потом хвастаться кому-то.

Ведущий: В википедии написано – Вера Полозкова поэт-актриса. А есть у Веры Полозковой опыт с Ума Турман, если я не ошибаюсь клип.

В.П.: Ну, это смешно.

Ведущий: Ну, хорошо. Есть спектакль, есть спектакль.

В.П.: Два спектакля в разных театрах, да. Один играется много лет уже. Ну, то есть, не много, ну, года три он играется. Старый довольно проект, очень любимый нами с Мишей Калужским. Одна из удивительных попыток в жанре импровизации полной. Полтора часа полной импровизации. Спектакль никогда не повторяется. Он называется «Общество анонимных художников». Мы его играем в «ДОКе». Вот в октябре будем в Москве играть.

Ведущий: И что там происходит?

В.П.: О, это очень счастливое действие, как правило.

Ведущий: То есть, вы, грубо говоря, встречаетесь перед спектаклем… И – а давай-ка мы сегодня…

В.П.: Мы встречаемся перед спектаклем. Вкратце набрасываем то, о чем мы будем говорить сегодня с людьми. Главный участник этого спектакля - это публика, как правило. То, что говорит и делает публика в этот момент, пока ты на сцене…

Ведущий: Вы говорите стихами?

В.П.: Нет, упаси господь, это не про стихи вообще спектакль. Этот спектакль строится на чистом нашем искусстве возвратной реплики быстрой, на чистом нашем, я не знаю, обаянии – громко сказано, но возможности заставить доверять просто людей. И дальше начинается такая, вообще, непредсказуемая прекрасная феерия. Я вот за это его люблю, потому что люди разговаривают с нами о том, о чем они сами с собой очень редко разговаривают.

Ведущий: Дмитрий спрашивает: «А как Вера относится вообще к поэтам? Кого любит? Читала ли Пушкина с Ахматовой?»

В.П.: Дмитрий, как вот вы думаете? Впервые даже слышу эти фамилии. Кто эти люди? Я не знаю, кто вас конкретно интересует – современники и те, с кем посчастливилось жить в одно время или классики? Да, я читала Пушкина. И даже в какой-то момент своей жизни знала «Евгения Онегина» наизусть целиком. И это было очень смешно, что я его любила зачитывать в 12 лет довольно пафосно людям. Я очень люблю Линор Горалик. Я очень люблю Дмитрия Львовича Быкова образца 90-х – начала 2000-х. Я очень люблю Сергея Гандлевского. Это ныне живущие. Я очень люблю Федора Сваровского. Что касается классиков, то, конечно, Бродский, Маяковский, Саша Черный, Николай Олейников и Марина Ивановна Цветаева. Пожалуй, так. Вот мои фавориты.

Ведущий: А никогда не говорили вам, что есть что-то общее с Цветаевой?

В.П.: Да, говорили, конечно. Я пережила, по-моему, все стадии, как сказать… Меня объявляли подражателем всех известных мне известных поэтов, что ужасно приятно. Когда-то меня обвиняли, что это маяковщина чистая, не разбавленная, когда-то, что цветаевщина. Потом мне говорили, что я эпигон Бродского пропащий совершенно. Потом мне говорили, что я хожу за Быковым и подбираю за ним его рифмы, его размеры и все прочее. И это дико приятно, потому что ты растешь, да. Вот был эпигоном одного, сделался эпигоном другого. Разве же это не развитие в каком-то смысле?

Ведущий: Кстати, вот Дмитрий Быков в одном из своих материалов написал: «На наших глазах Полозкова проживает необходимый опыт. Ей будет потом стыдно многих нынешних интервью и особенно записей, в которых она неумело и пылко защищается. Ей еще предстоит нарастить слоновью шкуру, без которой, как учил Бродский Лимонова, литература не делается. Но этот опыт ей поможет. Если у нее хватит сил, мы получим поэта первоклассного, составляющего гордость отечественной литературы. От нас сейчас зависит этого поэта не засиропить и не заулюлюкать, честно и прямо говоря ему, где он прав, а где заигрывается в давно наскучившие игры». Коллеги по цеху, действительно, проявляют такую заботу о вас? Говорят, что, ох, Верочка, какая ты у нас умничка, какое хорошее стихотворение.

В.П.: Вы, правда, думаете, что коллеги по цеху способны на такое? Я думаю, что это тогда плохой цех. Нет, коллеги по цеху, как сказать… люди, обслуживающие коллег по цеху - критики, несколько раз пытались подвергнуть сомнению мою принадлежность к этому цеху. Мы знаем эти истории. Выходили разгромные статьи в газетах, широко обсуждались. Половина вставала на мою защиту, половина говорила – да, гнать ее отсюда.

Ведущий: Молодая девица, выскочка, да?

В.П.: Кто это такая? Статья, например, с которой все началось, называлась «Кукла», где объяснялось, что я не живой человек, а заводная кукла, наученная верифицировать. Когда я сломаюсь, меня выкинут на помойку без сожаления, и будут правы, в общем. Человек потом извинился передо мной за это. И было очень, в общем, довольно приятно, что это произошло, потому что… Я не знала этого человека, я не знаю до сих пор. И откуда-то столько ненависти в нем ко мне. Я так и не поняла. Как сказать, это довольно болезненные опыты.

Ведущий: Не всем нравятся талантливые люди.

В.П.: Объясню. Это довольно болезненные опыты. Но после третьего такого случая, когда ты две недели живешь в аду, и все звонят сказать тебе – слушай, ты только не расстраивайся, но и еще вот этот вот написал статью, где упоминал скандал и про это, и про это, и тебя во всяких разных контекстах склоняли в очередной раз. Это тяжелый опыт и болезненная история. Но зато ты в какой-то момент становишься абсолютно равнодушен к тому, что о тебе говорят и пишут. Навсегда. Это так прекрасно. Стоило это пережить, чтобы вообще больше никогда не интересоваться ни чьим мнением, кроме мнения пятерых близких людей и своим собственным. Все. И прямо все отпустило сразу. Стало гораздо легче жить.

Ведущий: Ну, то есть, то, о чем говорил Быков, что должна быть, вот появиться эта слоновья шкура…

В.П.: Обидно, что она появляется после того, как довольно чувствительный слой кожи сожгут чем-нибудь, ну, таким, очень едким. Но, к сожалению, по-другому, видимо, она не зарабатывается. Слава богу, что она уже заработана. И больше, в общем, ну, мне довольно трудно теперь как-то сделать больно, как-то меня уязвить на эту тему. Особенно, незнакомым людям.

Ведущий: У вас есть хорошее… не буду просто эпитетами портить впечатление. Стихи, в которых, так или иначе звучит тема осени. Сейчас не вспомните?

В.П.: Есть, да, я вспомню даже. «Осень опять надевается с рукавов, электризует волосы - ворот узок. Мальчик мой, я надеюсь, что ты здоров и бережёшься слишком больших нагрузок. Мир кладёт тебе в книги душистых слов, а в динамики - новых музык. Город после лета стоит худым, зябким, как в семь утра после вечеринки. Ничего не движется, даже дым; только птицы под небом плавают, как чаинки, и прохожий смеется паром, уже седым. У тебя были руки с затейливой картой вен, жаркий смех и короткий шрамик на подбородке. Маяки смотрели на нас просительно, как сиротки, море брызгалось, будто масло на сковородке, пахло темными винами из таверн; Так осу, убив, держат в пальцах – «ужаль, ужаль». Так зареванными идут из кинотеатра. Так вступает осень - всегда с оркестра, как Фрэнк Синатра. Кто-то помнит нас вместе. Ради такого кадра ничего, ничего, ничего не жаль».

Ведущий: Люди, которые, так или иначе, связаны с искусством, люди, которые принадлежат к художникам, к поэтам, это люди, которые очень наблюдательны. За эти дни, проведенные в Перми, что-то можете сказать?

В.П.: О Перми?

Ведущий: Да. И о людях.

В.П.: И о людях.

Ведущий: Кроме того, что мы смурные, закрытые…

В.П.: Это не так. Мне не кажется ни что вы смурные, ни что вы закрытые. Мне кажется, что у вас поразительная уральская ирония, свойственная только этой местности. И я в который раз замечаю, насколько противоречиво всегда…то есть, люди, действительно, производят впечатление очень неприступных. Но только тебе потребуется их помощь, или совет, или просто поговорить, как они расцветают абсолютно. И это так быстро происходит. И это такая какая-то детская особенность, что мне, правда, мне здесь очень нравится. Я недаром сейчас вот ехала, разговаривала с девушкой. Оказывается тут миллион сто тысяч человек, правильно я понимаю, в Перми?

Ведущий: Меньше.

В.П.: Меньше, да?

Ведущий: Чуть-чуть.

В.П.: И очень мой… это самый прекрасный формат, который только может быть, потому что все через одного знакомы.

Ведущий: Да.

В.П.: Очень трудно сделать что-нибудь на одном конце города, чтобы об этом к концу дня не знали на другом конце города. А это очень обязывает, потому что, в принципе, все, что у тебя есть самого главного, это репутация. Поэтому, если ты один раз сделаешь что-то не так, все. У нас же, как сказать, у нас конвейерная история. Если ты сделал один раз что-то не так в 20-миллионном городе, ты можешь сменить район, и тебя никто не будет знать, и, в общем, все, что угодно можно начать сначала. Тут совсем другие отношения с людьми, и с репутацией, и другие категории взаимовыручки, и дружбы, и отношений вообще. Я вот, конечно, вам в э том смысле очень завидую, потому что…

Ведущий: А в Москве по-другому?

В.П.: Конечно. Там же конвейер.

Ведущий: Ну, конвейер, когда просто люди. А человек, например, там, вот Вера Полозкова сейчас ведь в другой уже весовой категории находится, нежели там 10 лет назад? Тоже ведь приходится иногда думать, фильтровать, так, не так сделать. Или пока молодость побеждает безрассудная?

В.П.: Нет, у меня просто круг общения таков, что он работает, как подушка безопасности. Но только мне стоит оказаться в незнакомой сфере, как это довольно тяжело, конечно. Я предпочитаю города, где смотрят не в визитку, а в лицо. Я предпочитаю города, где не гуглят твою фамилию, прежде чем прийти с тобой на встречу пообедать, которые слушают слова и интонации, а не то, что люди другие говорят тебе или то, как формально выглядит речь твоя. Они в интонацию вслушиваются больше, чем в слова. Тут совсем, как-то, ну, не знаю… Мне тут гораздо комфортнее в чисто психологическом смысле, чем в Москве. Мне в Москве все более и более, к сожалению, трудно жить. Я, например, все лето прожила в Одессе.

Ведущий: В общем, тянет к улыбающимся, приветливым.

В.П.: Конечно. Конечно. К людям, которые дорожат другими людьми, что сейчас, к сожалению, редкостная и поразительная валюта, чтобы люди, действительно, дорожили взаимоотношениями. Это гораздо дороже, чем деньги. На категорию, на порядок дороже, чем деньги.

Ведущий: Есть у Веры Полозковой стихи с юмором? Потому что, может быть, конечно, я на тот период, когда читала, у меня были свои ассоциации, личные, связанные со мной, с моим личинным восприятием. Я не нашла для себя что-то такого вот юморного, веселого.

В.П.: Есть определенно. Я просто… не знаю… У меня есть любимый стишок Дмитрия Львовича Быкова, который является продолжением басни Крылова про Стрекозу и Муравья. Я могу его прочитать, потому что я его очень люблю.

Ведущий: А давайте. Поэт читает поэта.

В.П.: Я его очень люблю, правда. Он очень много определяет в моей жизни. «Да, подлый муравей, пойду и попляшу. И больше ни о чем тебя не попрошу. На стеклах ледяных играет мерзлый глянец. Зима сковала пруд, а вот и снег пошел. Смотри, как я пляшу, последний стрекозел. Смотри, уродина, на мой прощальный танец. Да, были времена! Под каждым мне листком был столик, вазочки, и чайник со свистком, и радужный огонь росистого напитка... Мне только то и впрок в обители мирской, что добывается не потом и тоской, а так, из милости, задаром, от избытка. Замерзли все цветы, ветра сошли с ума, Все, у кого был дом, попрятались в дома, повсюду муравьи соломинки таскают... А мы, не годные к работе и борьбе, умеем лишь просить: «Пусти меня к себе!» - И гордо подыхать, когда нас не пускают. Когда-нибудь в раю, где пляшет в вышине волшебный рой теней, - ты подползешь ко мне, худой, мозолистый, угрюмый, большеротый, и, с завистью следя волшебный мой прыжок, попросишь: «Стрекоза, пусти меня в кружок!» А я скажу: «Дружок! Пойди-ка, поработай!»

Ведущий: Вера Полозкова, поэт, актриса была сегодня гостем нашей программы.

В.П.: Нина, спасибо огромное. Такое удовольствие с вами было пообщаться. И со слушателями тоже. Спасибо всем огромное.

Ведущий: До встречи.

В.П.: Всего доброго.