Программы / Крупным планом

Добрый день. В студии ведущая Нина Соловей, за пультом звукорежиссера Антон Мелехин. Ну право, в кавычках, «первой ночи» выполнено. И сегодня гость в нашей студии новый директор пермского Театра-Театра Владимир Гурфинкель. Здравствуйте, Владимир Львович.

Владимир Гурфинкель: Здравствуйте.

Мы не будем распространяться, особенно рассказывать, кто такой Владимир Гурфинкель, потому как за последние годы вы не без успеха шагаете и по театрам нашего города, и по главным улицам. Постановки Владимира Львовича есть как в репертуаре Театра-Театра, так и в Театре юного зрителя. Ну и знаменитые «Белые ночи», и ледовый городок. Насколько я поняла, и новый ледовый городок опять вы сочиняете?

Владимир Гурфинкель: Уже сочинили. Уже мы потихоньку его воплощаем. Нам не хватает только снега и льда, мы готовы.

Но говорить мы будем все-таки сегодня про Театр-Театр, руководить которым будете вы, а художественное руководство осуществлять Борис Мильграм. Владимир Львович, не буду оригинальной, все-таки первый вопрос: история вашего назначения. У кого возникла мысль пригласить режиссера Владимира Гурфинкеля на должность директора театра? И почему вы согласились?

Владимир Гурфинкель: Это два совершенно разных вопроса. Вот почему согласился? По той причине, что когда сильно зовут, то, как бы ты не сомневался, подумай, как часто тебя в жизни так сильно зовут. А здесь звали с такой настойчивостью. И, знаете, когда уже стюардессы самолета говорят «здравствуйте, вы опять к нам», когда стюардесса уже знает, как зовут твою собаку, то, в принципе, надо думать о том, где ты живешь. Физически за последний год я в Перми жил больше, чем дома на Фонтанке. И, конечно же, преодолев грусть у детей и слезы у любимой жены, я оказался в городе Перми.

Пермяки так обожают Питер, очень многие просто обожают Питер, и все говорят «это самый прекрасный город на земле». А вы взяли и с Фонтанки, где гуляла Ахматова, переехали к нам в Пермь.

Владимир Гурфинкель: Ну, так получилось, потому что безумные идеи, которыми живет Борис Леонидович Мильграм, они…

Они вам близки?

Владимир Гурфинкель: …они захватывают. Потому что ведь к определенному возрасту начинаешь понимать, что ты что-то знаешь и умеешь. И как только ты садишься на конек собственного знания, начинаешь откатываться назад, теряешь какие-то передовые позиции. И твое мировосприятие, оно тупеет, оно жухнет, оно перестает быть трепетным.

Созидание театра – это многосложный процесс. Ведь я же не сказал никому о том, что я перестаю ставить спектакли. У меня есть планы за пределами этого города, у меня есть планы внутри этого города. Я их не озвучиваю, но мне никто не запрещает заниматься единственной профессией, ради которой я утром встаю и вечером ложусь. Я живу только одним: я живу художественными образами, которые не дают мне спать, которые меня расталкивают, которые побуждают меня к действиям. Но созидание спектакля – это часть жизни театра. И очень часто театр надо созидать таким, чтобы он был основой и источником художественных дерзновений. Всё в театре должно быть передовым, всё в театре должно служить сцене, всё в театре должно двигаться в завтрашний день. Технологии, техника, эстетика, человеческие взаимоотношения, миропонимание, люди - всё должно двигаться в завтра. И очень часто можно родить спектакль в чужом театре, и он погибнет не в своей среде. А в связи с тем, что я неоднократно в своей жизни был художественным руководителем театра, и не нанимал себе директора, а сам исполнял эти функции, то в данной ситуации в связи с близостью…

Тогда вам это знакомо.

Владимир Гурфинкель: Да, да, это для меня совершенно не новая деятельность, и я понимаю, что…

Ну, то есть вы понимаете, что там еще стоит, что придется еще разбираться со штатом гардеробщиц, со штатом технических служб и так далее.

Владимир Гурфинкель: Я могу взять годовой отчет и прочесть его точно так же легко, как читаю Гете.

То есть менеджерские функции вам понятны, известны.

Владимир Гурфинкель: Для меня это равные вещи. Единственное, что, конечно же, рядом должны быть люди, которые понимают точно также завтрашний день. Конечно же, кого-то не будет, конечно, кто-то уйдет, кто-то ушел, придут новые. Но ни один человек не способен понимать все. Времена Микеланджело ушли.

Понимаете, ведь нам мир вокруг подсказывает, что театр будет более востребован. Чем лживее мир, чем больше в мире неправды, чем меньше в мире человеческой теплоты, тем больше людей идут в театр. А когда я смотрю вокруг, что происходит в мире на сегодняшний день, то я понимаю, что потребность в добром, светлом, разумном и личном будет расти.

Потому на «Алые паруса» билеты невозможно купить.

Владимир Гурфинкель: Да, да, да, да. И, к счастью, ухудшение… Мне очень хочется, чтобы телевидение, радио, все СМИ были лучше, с одной стороны. А с другой стороны, когда я вижу, как глупеют все каналы на глазах, то это ведь неплохо.

К нам придут?

Владимир Гурфинкель: Значит, людей от потребности к чему-то личному их ножки приведут в театр.

Все-таки нужно констатировать, что в театр ходят довольно мало. И когда пришёл Борис Мильграм, большое количество спектаклей проходило при полупустых залах. Пришел Мильграм, назвал театр по-новому, дал ему название Театр-Театр, стал ставить спектакли, приглашать огромное количество новых режиссеров, которые подчас противоположны были друг другу - в театр пошел народ, пошла новая публика. Потом было время спада, когда даже на премьерах были свободные места. Последние два года вновь рывок, взрыв. Сейчас ваша задача, мне так кажется, удержать этот взрыв, этих зрителей.

Владимир Гурфинкель: Во-первых, рождена очень точно направленность театра. Очень много сделано для молодых. Юрий Алексеевич Милютин замечательно стилистически выправил все происходящее в визуальной жизни театра.

То есть вас все это устраивает? Это кардинально не будет меняться?

Владимир Гурфинкель: Нет, есть какие-то вещи, которые надо продолжать. Человек, который приходит и говорит «вчера было плохо» - глуп, потому что он все равно пользуется тем, что было вчера. Конечно, что-то будет корректироваться, что-то будет меняться кардинально. Но я знаю собственный характер. Он при мягкости речи очень резкий. С годами уже, себя изучая, понимаешь: мне сейчас нужна пауза, чтобы во всем разобраться, чтобы понимать, что взять в завтрашний день. Но есть вещи абсолютно замечательные. Замечательна программа, связанная с русской классикой, как она визуализирована. Рождено несколько спектаклей, которые…

Это проект «Игры в классиков».

Владимир Гурфинкель: Да, да, да, которые привлекли внимание. Сейчас что-то из этого проекта, к сожалению, дальше не может воплощаться по множественности причин. Но мы ищем контакты и возможности. И вот в течение ближайших нескольких недель приедут два просто выдающихся русских режиссера, которые нами призываются для того, чтобы продолжить эту тематику.

Продолжить?

Владимир Гурфинкель: Конечно.

А что это за режиссеры?

Владимир Гурфинкель: Не скажу.

Ну, раз уж сказали…

Владимир Гурфинкель: Не-не-не.

Какие названия возможно появятся?

Владимир Гурфинкель: Русская классика. Мы с ними ведем переговоры. Тут ведь очень сложно соединить то, на что надеется театр с тем, что рождено в душе режиссера. Это нельзя назначить. Это по любви. Мы организационно это продвигаем. Конечно, сейчас возникает небольшая пауза, которая естественна в момент прихода. Но благодаря нашим контактам и связям, я думаю, что мы очень быстро наладим бесперебойную работу.

Три вопроса на нашем сайте. Все они касаются названия Театр-Театр. Хотите ли вы сменить название или прежнее название любимому театру вернуть?

Владимир Гурфинкель: Смена названия у корабля – всегда штука очень болезненная, она на долгие годы предопределяет судьбу. Смена названия на Театр-Театр происходила очень болезненно.

Очень?

Владимир Гурфинкель: Очень. Потому что люди понимали, что разрушается что-то, с чем связана их личная любовь. Мы по природе своей консервативны. Мы привыкли. С моей точки зрения, это очень мало влияет на конкретную деятельность, это некий имиджевый ход. Но как ни странно, в Театре-Театр появилось две сцены очень разных, которые на сегодня организационно находятся под одной крышей, но очень разные стилистически. И оно так соотносимо с этим двойным названием, что для меня это уже как-то срослось.

Петр Львович Монастырский, который в течение сорока лет, руководя Самарским театром, обеспечивал аншлаги этому театру, в разные исторические времена, меняя труппу, все меняя, он до сих пор жив, ему под 100 лет, он до сих пор ставит спектакли… Петр Львович когда-то сказал замечательную фразу: «Самое страшное - когда о театре не думают и не говорят». Вот был момент, когда название Театр-Театр всколыхнуло всю театральную общественность страны, и не было ни одного человека, кто из людей театра мне не задал бы вопрос, почему это так, и не восторгался или не плевался бы по этому поводу. Перемена названия вызвала интерес. Я думаю, что часто проводить такие эксперименты не надо, потому уже проведенный эксперимент - мы с ним согласимся, мы с ним смиримся. И когда через некое количество лет кто-то поменяет слово Театр-Театр на фуфу-сюсю, все будут кричать: «Что же он наделал?» Он отменил привычное. Я не сторонник революций в таких вопросах.

Вы сказали, что Театр-Театр может расшифровываться как две сцены под одной крышей. В данном случае речь идет о сцене, которая называется «Сцена-молот», и это экспериментальная площадка. Не будет изменено название, значит, и направление этой сценической площадки останется прежним, а не вернется во времена драмтеатра, когда это был просто Малый зал?

Владимир Гурфинкель: Я вам хочу сказать, что это вопросы, скорее, к Борису Леонидовичу, чем ко мне. Но в связи с тем, что мы практически все обсуждали и сформировали собственное мнение, я хочу сказать, что эта сцена должна иметь свою стилистическую индивидуальность, и она должна отличаться и быть более прогрессивной, чем большая сцена. Но стилистика ее, ее направленность, проводимые там мероприятия, должны постоянно меняться. Потому что возникает одна идея - она реализуется, сезон, два, потом возникает следующая идея, потом резко опять меняется в разные стороны, потому что мотивов поиска и направлений поиска очень много.

С моей точки зрения это должно меняться, как калейдоскоп, чтобы человек каждый сезон понимал, что его знакомят с чем-то абсолютно новым. Мир театра настолько огромен: есть этника, есть поэтический театр, есть современная драматургия совсем другого толка. Есть очень многое, и потому надо иметь смелость постоянно, с моей точки зрения, менять форматы. Это будет болезненно для театра, но это будет любопытно для публики.

Светлана спрашивает: «Все равно не понимаю, как будут разделены ваши функции с Борисом Леонидовичем. Кто за что у вас будет отвечать?» Вопрос, конечно, связан с тем, что и вы режиссер, и он режиссер.

Владимир Гурфинкель: Ведь самое главное…

С кого требовать?

Владимир Гурфинкель: …самое главное, чтоб мы с амии в этом разобрались. А мне кажется, что мы разобрались. Мы столь разные.

Владимир Львович, просто функционально, чтобы нам, даже нам журналистам, понять, по какому вопросу звонить за комментариями вам, а по какому вопросу брать комментарий у Бориса Леонидовича.

Владимир Гурфинкель: Можно по формальному признаку. Все, что о прекрасном - Борис Леонидович, все, что о количественном и фактологическом – я.

То есть Бориса Леонидовича спрашиваем, о чем спектакль, что за спектакль, а вас - сколько стоит?

Владимир Гурфинкель: Да, и когда он будет идти.

И репертуар.

Владимир Гурфинкель: Вы знаете, это так сложно, потому что есть какие-то функции, которые, благодаря некоторым моим умениям и знаниям, Борис Леонидович делегировал мне, они не в чистом виде директорские. В каких-то организационных вопросах я естественно опираюсь на его умение и на то, что Борис Леонидович знаком со всем городом. И мне без его связей никак не обойтись.

Да вы-то тоже сейчас уж со всеми знакомы, наверно.

Владимир Гурфинкель: Да нет, что вы. Знаете, хожу по Перми, здороваются, отвечаю, улыбаюсь в ответ и мучительно вспоминаю, кто это.

Принимаем звонок. Алло. Добрый день.

Слушатель: Добрый день. Александр Сергеевич меня зовут. Вот какой вопрос, преамбула его такая. Имел несчастье смотреть «Горе от ума». И, видимо, в связи с тем, что вы тут говорите о том, что новые функции, по-новому надо все делать, и так далее, взяли и отменили сцену с Репетиловым, которая ключевая для того, чтобы охарактеризовать как раз… ну не будем называть, кого, конкретно, так сказать, вот ту ?????? (неразборчиво), которую он представляет. Как вы думаете, почему нужно было уродовать классика и отменять вот именно эту ключевую сцену Репетилова?

Наверно, к режиссеру вопрос больше.

Слушатель: Ну, вы же заступили на вахту, вы же сказали, что все, что не к прекрасному, к вам.

Владимир Гурфинкель: Я вам хочу сказать, что душа моя раздваивается. С одной стороны, как режиссер и особенно, как педагог, который неоднократно обращался к данной литературе в учебном процессе, обучая своих студентов, конечно, лично для меня отсутствие этого куска вызывает грусть. Вообще, мне так нравится Репетилов, и я обожаю спектакль БДТ, и смотрю, как это замечательно делал Кирилл Юрьевич Лавров, светлая ему память. Я вас понимаю. Но это я вас понимаю, как зритель и как режиссер, который находится в процессе исследования литературы. А в тот момент…

Это версия Григорьяна.

Владимир Гурфинкель: …когда я приглашаю любого коллегу для того, чтобы он реализовал данную литературу, в этот момент я должен ему доверять. Лично я поступил бы по-другому. Но в тот момент, если я, не дай бог, начну ревизировать и каким-то образом менять версию другого режиссера…

Готового спектакля, идущего на сцене.

Владимир Гурфинкель: …готового спектакля - это невозможно. Понятно, что в вопросах создаваемого репертуара, конечно, мы будем общаться, консультироваться, советовать. Но в любом случае, если режиссер скажет фразу «это мой взгляд на мир, и я подписываю афишу, я отвечаю за этот взгляд», я буду на стороне режиссера. И мне придется собственные эстетические взгляды как-то заткнуть в себя, связать себя скотчем, привязать к креслу, чтобы ни в коем случае не задавить творца.

Пришел вопрос от Эдуарда Боякова. Я не знаю, я не могу сказать, действительно это он написал или не он, вот сейчас увидела. «Правда ли что после ухода предшественников Гурфинкеля, господина Милютина, ушла вся… (нет, я думаю, что Эдуард не мог это написать) … ушла вся административная команда, которая, по сути, делала театр. Не боитесь ли остаться без профессионалов?»

Владимир Гурфинкель: Не боюсь. По той причине, что если уход двух сотрудников назвать всей командой, то это слишком трагический взгляд на жизнь. Из двухсот сотрудников театра это один процент. Я все-таки думаю, что основу театра составляет замечательная актерская труппа. Остальные сотрудники тоже важны, но мы все люди вокруг сцены, мы обслуживаем искусство.

Мы - зрители, ходим смотреть на артистов.

Владимир Гурфинкель: Да. Желающих помогать много. Опыт педагогической работы в воспитании цехов и сотрудников есть. Естественно, происходят некие перемены. Они будут происходить, и будут происходить перестановки.

Они коснутся актерской труппы? Хотя по сути, ведь та труппа, которая на сегодня есть в театре - это труппа, которую собрал частично Борис Леонидович Мильграм.

Владимир Гурфинкель: Я вам скажу одну такую фразу. Станиславский говорил, что в труппе должен быть сквозняк. Нет ничего постоянного. Как только в труппе перестает быть сквозняк, и все артисты на своих местах десятилетиями внутри одного амплуа, одного жанра, зрители начинают скучать. Нет внутреннего драйва соревновательного. Потому что с любым пришедшим человеком соревнуется не только его возраст, не только его партнеры и партнерши, а соревнуются все за право играть первые роли.

Без этого вообще в театре невозможно.

Владимир Гурфинкель: Потому движение внутри труппы - штука обязательная. Но, конечно же, хочется, чтобы в труппу приходили сверху. То есть дополнять яркими, талантливыми, самобытными, неожиданными, дерзкими… Ну и дальше еще 58 определений.

Хорошо. Вот те яркие, интересные артисты, одного из них мы вспоминали с вами, упоминали в перерыве, касаясь спектакля «Пеппи – длинный чулок», вот те артисты, которые пришли с Золотарем, они остаются в труппе?

Владимир Гурфинкель: Это вопрос не ко мне.

Но заявлений пока вы не видели?

Владимир Гурфинкель: Нет, нет. Господин Золотарь привел замечательных артистов.

Но я про это и говорю.

Владимир Гурфинкель: И их сохранение - одна из целей нашего существования. Надо сохранять. Единственное, что человек должен… Мы же всегда необъективны. У нас у всех завышенная самооценка.

А для артиста это обязательно вообще.

Владимир Гурфинкель: А для артиста эгоцентризм – это тоже вопрос обязательный, потому надо сделать все, чтобы лучшие остались у нас. Мы прилагаем к этому усилия. А дальше все зависит от попутного ветра. У меня была ситуация, когда я выстраивал на артиста репертуар, и он должен был играть князя Мышкина, а его позвали на третьесортный сериал. И я потерял артиста.

А он себе крышу зато новую на даче покрыл.

Владимир Гурфинкель: Вот крышу на даче покрыл, не более того. Поэтому это постоянный пасьянс, которым надо заниматься, но который все равно рушится. Вот энтропия растет всегда. Ее невозможно победить. Надо знать, что она есть. Ведь это постоянный процесс коллекционирования. Труппа - это процесс коллекционирования. Надо ездить, надо смотреть, надо создавать условия, надо заниматься бытовыми проблемами, надо привлекать ролями, квартирами. Это процесс. Если ежегодно в театр попадает 3-4 новых артиста - это замечательно.

В этом году пополнилась труппа кем-то?

Владимир Гурфинкель: Пополнится.

То есть впереди?

Владимир Гурфинкель: Конечно.

Вы так улыбаетесь лукаво, значит, вы кого-то приведете?

Владимир Гурфинкель: Мы.

Мы – вдвоем с Борисом?

Владимир Гурфинкель: Конечно.

Это будут артисты…

Владимир Гурфинкель: Ничего не говорю.

Смотрите в афишу, следите за репертуаром театра.

Владимир Гурфинкель: Да, да, да.

На одной из площадок Театра-Театра проводились поэтические спектакли. С разным успехом, но, тем не менее, это было новшество. Я просто очень-очень к этому положительно отношусь. Будет ли это продолжено?

Владимир Гурфинкель: Это замечательно. И личность героя на сцене меняется. Я понимаю, что сегодня, на место героя может быть выдвинут тихий, робкий и интеллигентный человек, которого так не хватает в нашей наглой, шумной, быстрой жизни.

Потому что он не герой?

Владимир Гурфинкель: Да. А, может быть, сегодня этот тихий, робкий человек становится героем. И может быть лирическая поэзия становится на свое место. И, к счастью, гражданская лирика, о которой мы не слышали в течение 15 лет, вдруг начала занимать свое место. Потому для меня поэтический театр, и все, что с этим связано, стало очень манким. Я думаю, пропорции этого даже могут увеличиться.

Я воспользуюсь своим служебным положением и очень прошу вас это оставить, потому что это уходит, категорически уходит из нашей жизни.

Владимир Гурфинкель: Нет, в этом есть необходимость.

Евгения спрашивает: «Знакомы ли вы с руководителями других пермских театров? Намерены ли с ними поддерживать отношения?»

Владимир Гурфинкель: Конечно, за те годы, что я приезжаю сюда, ну как их не знать. Ведь, понимаете, в Перми, большое количество ярких, мощных личностей. Сергей Федотов - абсолютно самобытный человек и величина. Такой некий человеческий тип, собравший вокруг себя театр. Михаил Юрьевич Скоморохов, превратившийся в легенду детского театра, с одной стороны, а с другой стороны, ищущий новые пути и имеющий свое личное лицо, и создавший труппу, которая дышит вместе с ним в унисон. Госпожа Зорина, которая является директором Театра юного зрителя - человек абсолютно сформировавшийся и внятный. Пичкалев с командой.

В общем, Евгения, Владимир Львович в курсе и знаком лично с режиссерами, понимает, в какое поле он попадает.

Владимир Гурфинкель: Нет, тут есть, у кого учиться. Тут масштабные люди. Все хорошо.

Мой последний вопрос в завершение нашего эфира касается вас как художника, как режиссера. Что вы поставите, если поставите что-то? Когда разберетесь с менеджментом, с дебетом, кредитом и прочим.

Владимир Гурфинкель: Понимаете, как печень не может не вырабатывать желчь, так я уже не могу не ставить спектакли, потому что… Ну тогда я их начну ставить в бухгалтерии. Это некий условный рефлекс. У меня в этом сезоне есть еще приглашение в другой театр, в другой город. Я сейчас пробую поменять эти планы, чтобы оттянуть предложение на год.

А в Перми?

Владимир Гурфинкель: И в Перми будет. Все хорошо.

В этом сезоне? В следующем сезоне?

Владимир Гурфинкель: Все зависит от того, как я передвину, потому что обрушившееся на меня приглашение от Бориса Леонидовича и власти по поводу театра, резко поменяло мою жизнь. Между приглашением и моим приездом прошло два месяца, но я еще не со всеми уговорился, потому что многие меня ожидали, у нас были некие внутренние сговоры, и я где-то уже даже опубликовал приказы. Но все это пришлось изменить, так что у меня долгов перед теми городами и перед Питером больше, чем перед Пермью. Но я надеюсь, что все будет хорошо.

Сейчас в Перми идут разговоры о том, кто будет следующим министром культуры в связи с переходом Александра Протасевича. Если на должность министра культуры будет назначен человек, который категорически вас не устраивает, воззрения которого вас не устраивают, вы можете поменять свое решение?

Владимир Гурфинкель: Постойте…

Ну, назначат Соловей. Вы скажете: «Я с Соловей – ни за что».

Владимир Гурфинкель. Нет-нет-нет, что вы. Есть ответственность. Когда человек берет эту ответственность, он старается выполнить свой долг до конца.

Найти пути работать с этим человеком.

Владимир Гурфинкель: Есть дети, перед которыми мы отвечаем. Значит, начиная с 1 ноября я отвечаю за всех сотрудников театра. Я отвечаю за их организованную жизнь, я отвечаю за то, чтобы их художественная жизнь сложилась счастливо. Я не имею право предать наши совместные мечты, потому начальники приходят и уходят, а идея театра остается. И театр был и до, будет и после. И от нашего прихода или ухода тоже ничего не зависит.

А у вас уже была встреча с театром, с артистами, с работниками?

Владимир Гурфинкель: Да, это было очень смешно. Можете себе представить: меня там представляли.

Хотя они вас знают и так, по сути.

Владимир Гурфинкель: Понимаете, когда даже еще я не принял решение, у меня уже разрывался телефон, меня спрашивали: «Что, это правда?» А еще решение не было принято, потому это какой-то очень естественный и органический процесс.

Спасибо. Встретимся в этом эфире, я надеюсь, уже по поводу будущих премьер и событий.

Владимир Гурфинкель: Спасибо большое. Все будет хорошо.