Слушать радио
Смотреть радио
Создать радио
В студии – ведущая Нина Соловей, за пультом звукорежиссера Сергей Слободин. Начнем мы с известия, которое пришло на минувшей неделе. Касается оно 17 номинаций театра оперы и балета, номинаций в большой российской, самой главной театральной премии «Золотая маска». У балета сколько?
Алексей Мирошниченко: 9 номинаций.
Это, в общем, тоже рекорд?
Алексей Мирошниченко: Ну да, такого никогда не было. Прошлый сезон прошедший, наш юбилейный 140-й сезон, он действительно был очень богат событиями и премьерами. Если вы помните, балетная труппа выпустила 7 балетных премьер. Мы начали сезон с того, что мы выпустили «Бахчисарайский фонтан».
Возобновленная версия, да?
Алексей Мирошниченко: Это не возобновленная. Мы поставили целиком «Бахчисарайский фонтан». Возобновленная означает, что тот спектакль, который шел, потом долго не шел, мы возобновили. А тот спектакль, который шел в Перми, его не то, что возобновлять нельзя было...
Реконструкция?
Алексей Мирошниченко: Нет. Мы взяли и сделали спектакль настоящий, 1934-го года Валентины Ходасевич и Ростислава Захарова, настоящий «Бахчисарайский фонтан», который был поставлен в 34-м году в Кировском театре. И до этого момента он в неизменном виде там же и идет, поэтому мы взяли и сделали тот «Бахчисарайский фонтан», единственный, который имеет право на существование. А тот, который шел в Пермском театре оперы и балета, не может идти такой спектакль. В общем, мы сделали настоящий «Бахчисарайский фонтан». А то был не настоящий «Бахчисарайский фонтан».
Тогда это перенос настоящего «Бахчисарайского фонтана» на пермскую сцену.
Алексей Мирошниченко: Может, и перенос. Просто мы выпустили «Бахчисарайский фонтан». И ровно через месяц уже состоялась премьера следующая балетная, вечер, который называется «В сторону Дягилева». Это и по музыке, и по диапазону названий, и по хореографической составляющей такой мощный, жирный вечер, которого ни у кого даже в мире нет такого. Это «В сторону Дягилева», который включает в себя четыре балета: «Вариации на тему Рококо», «Monumentum pro Gesualdo» на музыку Стравинского. «Вариации на тему Рококо, естественно, музыка Чайковского. «Kammermusic № 2» Хиндемита и «Шут» Прокофьева. Последний – это вообще историческое событие, потому что вы, наверно, знаете историю «Шута», и вечер называется «В сторону Дягилева» тоже неслучайно, потому что и Хиндемит, и Стравинский, и Прокофьев – это все композиторы... вот Дягилев, к сожалению, не дожил, он начал уже с Хиндемитом вести переговоры, которых Дягилев открыл для балетной сцены, и не только для балетной сцены. А Чайковский перед всем, перед всей вот этой историей - это такой ??????? (неразборчиво), поклон и Баланчину, и Чайковскому. Чайковский тоже ведь из Пермского края. И Воткинск, и нынче у нас есть город Чайковский. И семья Чайковских и Дягилевых, они общались и были знакомы.
Все связано.
Алексей Мирошниченко: Да, все очень связано. И когда в 15-м году Прокофьев написал по заказу Дягилева балет «Шут», тогда уже началась первая мировая война, он послал ноты, ноты где-то затерялись, потом грянула революция, все было отрезано. В 21-м году они вернулись к этой теме, но уже ушли от Дягилева все хореографы, последний Мясин. А премьеру надо было выпускать. Это единственный случай в мире, когда балет выпускался не хореографом, а композитором, художником и самим Дягилевым. И вы понимаете, какая хореографическая составляющая там была. Никакой.
Поэтому Алексей Мирошниченко поставил.
Алексей Мирошниченко: До Алексея Мирошниченко ни один хореограф не брался за «Шута». Потому что так жаль мне было, что такая музыка...
А почему не брались? Ведь она такая яркая, такая насыщенная.
Алексей Мирошниченко: Это очень сложный материал. И как решать? Здесь должно быть внятное решение этого всего. И Владимир Викторович Васильев, с которым работали в прошлом году на «Арабеске», он сказал, что я взялся за «Шута», (он слышал) я сумасшедший, потому что он тоже много раз... Надо признаться, что я когда-то ранее несколько раз к этой музыке время от времени возвращался. Но тоже я ее как-то так... потому что она очень сложная. Это жанровая. Во-первых, условия наследников Прокофьева ставить только по либретто и только целиком. Это главное условие. Без этого никто не получит разрешение. И там есть такие вещи, как вот эти жанровые сцены, где Шут переодевается молодухой, убийство, козлуху привязывает вместо... Это очень сложно ставить. Но здесь внятное решение пришло. Во-первых, мы решили восстановить подлинные декорации...
Очень роскошные.
Алексей Мирошниченко: ...Михаила Ларионова. Мы ездили в Третьяковскую галерею, которая любезно нам предоставила. Татьяна Логинова очень тонко создала оригинальные костюмы, но в духе и по мотивам ларионовских костюмов, потому что в ларионовских костюмах тоже невозможно было танцевать. Это были тяжелые шинели, сапоги, платья огромные. То есть этот спектакль был такой больше бытовым и пантомимным. Поэтому он нигде никогда не шел, и никто никогда не ставил. То есть, спустя 90 лет, мы сделали «Шута», и я решился на это. И единственный театр в мире, где идет «Шут» целиком, это музыка звучит в театре, это Пермский театр оперы и балета. Поэтому, конечно же, для экспертного совета здесь не составляло особого труда, что номинировать. Это еще не все. То есть это уже пять балетных премьер. Потом после наших гастролей мы выпустили на Дягилевском фестивале премьеру балета «Петрушка» Николо Фонте. И завершился сезон постановкой Иржи Килиана «Свадебка». Так вот пермский балет номинирован с вечером «В сторону Дягилева», со «Свадебкой» и еще четыре персональных номинаций. Александр Таранов и Ляйсан Гизатуллина за партию Шута и Шутихи в балете «Шуцт», Иван Порошин и Анна Поистогова за партию Жениха и Невесты в балете «Свадебка».
Таранову стоит еще за Шута дать за актерское мастерство.
Алексей Мирошниченко: Да.
В конце ноября новая премьера, новый балет, и снова одноактный балет. Снова это продолжение череды одноактных спектаклей. Почему на Форсайта пал выбор? И на какой сейчас стадии? Насколько сложно труппе работать с этим материалом?
Алексей Мирошниченко: Выбор неслучайно пал на Форсайта, потому что, в принципе, это такая завершающая высшая, пиковая точка того отрезка репертуарного, целой вехи в художественной политике театра, балетной труппы, которую я вел вот за эти три года. Дело в том, что я еще раньше бы хотел поставить Форсайта, но мы бы просто не справились. То есть труппа прошла через хореографию Баланчина, Роббинса, мы добавили Баланчина. Хиндемит же ведь очень сложный ритмически, такой джазовый балет. И через хореографию мою, и через хореографию Дагласа Ли, Гаэтано Сото, Луки Виджетти, Килиана. То есть к Форсайту мы планомерно шли.
То есть это все было репетицией Форсайта, наработка техники.
Алексей Мирошниченко: Можно так сказать. Это был целый период такой, важной завершающей точкой которого является вот эта премьера балета Форсайта «». Это, кстати, впервые в России этот балет ставится. Балет очень насыщен по тексту, очень физически сложен. В принципе, каждый балет Форсайта сложен.
То есть даже столичные театры не решались взять?
Алексей Мирошниченко: Да. Ну вот я репетировал в Мариинском театре балеты «Step-text», «The Vertiginous Thrill of Exactitude» и «In the Middle, Somewhat Elevated», так вот балет «» по хореографической насыщенности, он как вот, если взять три балета, которые я только что перечислил, это вот в нем вот эти три балета. То есть там лексики хореографической в одном балете, как в тех трех. В России он не ставился. Это российская премьера этого балета. Он очень концептуальный, потому что самый концептуальный балет Форсайта. Дело в том, что там на переднем плане, может быть, и не сразу все замечают, но потом обращают внимание, стоит табличка с надписью «The». Это определенный артикль английского языка. И идет очень четкий структурированный с очень яркой, выразительной неоклассической лексикой, и вдруг потом появляется босоногая женщина, замотанная в ткань, немножко что-то античное, и начинает ее колбасить.
И, в конце концов, после ее появления нарушается вот эта структурированность, и подходит парень, толкает табличку «The», и балет заканчивается на этом. То есть здесь главная идея – это то, что в конце появляется природное, натуральное, естественное что-то составляющее, которое ломает вот эту структурированность. То есть Форсайт, он, как и каждый постмодернист, играет как раз с понятиями структуры, формы, деформации. То есть формирование некого пространства и потом разрушение его. Это очень здорово, это очень классный балет. Потом, почему именно Форсайт? Дело в том, что труппа, которая претендует на определенный уровень в профессиональном пространстве, и, тем более, которая хочет интегрироваться в мировое балетное сообщество, не только быть ведущей труппой нашей страны, одной из ключевых трупп нашей страны, но и интегрироваться в мировое балетное пространство, обязательно должен быть Форсайт, обязательно должен быть Баланчин.
Так вот очень важно, что в академической труппе балетной, то есть труппы, все-таки я считаю, первого ряда, должен идти Форсайт. Дело в том, что театры, в которых идет классический репертуар, в частности, символом классического репертуара балетного является Мариус Иванович Петипа. Все его поздние балеты практически у нас идут в театре, они могут быть в разных редакциях, но это все равно Петипа. Это «Лебединое озеро», это и «Корсар», это и «Баядерка», это и «Раймонда», это и «Спящая красавица», и «Жизель», и так далее. Петипа Мариус Иванович умер в 1910-м году. Ну, что-то осталось. Вот у нас Ваганова осталась, не уехала из страны после революции. Она какие-то вещи отредактировала, восстановила, что-то по памяти передала. Но классический танец должен развиваться, как и любое, вообще, понятие. А уж классический танец так тем более. И вот человек, который определил дальнейшее развитие классического танца в 20-м веке, это Джордж Баланчин. И это неслучайно, потому что он выпуск ник этой же Императорской балетной школы, он был танцовщиком, солистом Мариинского театра, он уехал из страны.
Он зачинатель этого стиля, как неоклассика?
Алексей Мирошниченко: Да. Поэтому и называется неоклассика. Потому что классика – это Петипа. А здесь практически то же самое, только дальнейшее ее развитие.
Современным языком.
Алексей Мирошниченко: Она осовременилась, она стала более изощренной. Хотя это нам, людям, которые пережили драмбалетную эпоху (о ней мы говорили ранее, когда мы обсуждали «Бахчисарайский фонтан»), нам казалось, что это какая-то изощренная лексика, что это очень сложно, это дико сложно танцевать. На самом деле Баланчин просто привез в Америку ту настоящую балетную пуантную лексику, которая была всегда присуща классическому балету, и которая была в Мариинском театре. Только он ее своими новыми постановками, сочинением новых балетов, (он более 100 балетов сочинил), он развил классический танец. Но вот и эпоха Баланчина, как бы, прошла. Он стал уже классиком. То есть это неоклассика стала. Классический танец должен дальше развиваться.
И следующим человеком, который определил дальнейшее развитие классического танца в конце уже 20-го века и перебросил мостик в 21-й, это Уильям Форсайт. Поэтому часто меня немножко передергивает, когда говорят: «Ой, Форсайт, это такой модерн». Вообще, в Перми немножко принято про любую новую постановку говорить «модерн», имея в виду, я понимаю, что-то современное. Вообще, если перевести «modern» с английского языка – это современный. Но они имеют в виду как раз не это. И вот тут у всех путаница в голове. Потому что модерн - танец, это совершенно другая культура, это совершенно другая школа, там совершенно другие понятия. Так вот Форсайт – это никакой не модерн, а это самая настоящая что ни на есть неоклассика. Классика и неоклассика. Это гипер-Баланчин, гиперболизированный Баланчин. У Баланчина очень ярко выраженный круазе, завышенный пассе, то у Форсайте супер-круазе, супер-пассе, супер-выворотно.
Это уже для знатоков. Подобное обращение с балетом требует и нового какого-то видения музыки? Вы сказали, что будет фонограмма. Что будет звучать?
Алексей Мирошниченко: «
Алексей Мирошниченко: У нас этот балет репетирует Виталий Полещук и Бахытжан Смагулов.
То есть они знакомы?..
Алексей Мирошниченко: Нет, конечно. Они это учат вместе с танцовщиками. Как они могут знакомыми быть, если они этого никогда не танцевали?
Существует же какая-то партитура у балета.
Алексей Мирошниченко: Партитуры у балета нет. Балет – это такое искусство, запись танца до сих пор не придумана универсальная. Люди пытались разработать эту систему. Но, к сожалению, специфика балета такова, что как бы ее ни записывал, все равно. Можно сделать гран жете пятьюдесятью тысячами разных способов, поэтому все равно должен человек показать, что он хочет, в каком стиле, какая интерпретация этого движения. Поэтому балет, он передается из ног в ноги, из рук в руки. Я не первый, кто об этом, говорит, а миллион двести первый человек, который об этом говорит: записи танца нет. И балет учится, вот многие музыканты, многие дирижеры не могут этого понять, как никак не мог этого понять Валерий Абисалович Гергиев в Мариинском театре, что балет – это все равно, что вот если он придет, если он придет в оркестр, а в оркестре нет нот, и у него нет никакой партитуры. Вот он должен что-то оркестру показать, а они должны это сыграть.
А какая тогда технология? А Полещук с Бахытжаном Смагуловым как они ставят этот балет?
Алексей Мирошниченко: Они не ставят. Немножко, Нина, у вас каша в голове.
Как они переносят этот балет?
Алексей Мирошниченко: Они не переносят. Балет переносит Ноа Гелбер, лицензированный репетитор балета Форсайта. Три человека есть, которые имеют лицензию. Это Кэтрин Беннетс, Аарон Уоткин, Ноа Гелбер. Приехал Ноа Гелбер и показывает тексты Форсайта. Труппа учит. И Полещук со Смагуловым, они тоже учат с тем, чтобы, когда Ноа Гелбер уедет, они могли этот балет поддерживать в должной форме и качестве. Обычно в балете репетируют те люди, которые танцевали тот или иной репертуар. Они сами через это прошли. Но поскольку Форсайт вообще появился в России впервые в 2004-м году в Мариинском театре, а потом в 2011-м году в Большом театре, я имею в виду «Херман Шмерман», и вот сейчас в Перми. У нас не было людей, которые это танцевали. Это вот сейчас в в Мариинском театре сменилось поколение, и те люди, которые танцевали, они уже могут это репетировать. Таким образом я стал репетитором балета Форсайта тоже не танцевавшим его, потом у что это было невозможно. Его просто не было.
Для вас очевидные вещи, для нас, для людей, которые ходят смотреть балет...
Алексей Мирошниченко: Я поэтому так подробно это все и расшифровываю. Ставит, конечно же, Ноа Гелбер, а репетитор учит вместе с труппой. И записи танца нет, поэтому артисты запоминают сразу наизусть. Это головой запомнить невозможно. Это можно запомнить только телом, поэтому невозможно учить балет, сидя или лежа, смотря, глядя.
Видеозапись, например.
Алексей Мирошниченко: Видеозапись – это самая универсальный, единственный, пожалуй, способ записывать балетный текст. Сегодня у нас появилась видеозапись.
В какой компании других одноактных балетов будет стоять этот балет?
Алексей Мирошниченко: Этот вечер идет вместе с моими «Вариациями на тему рококо» и с «Сувениром» Дагласа Ли. Это неслучайно, потому что эти все три балета неоклассические, они представляют, так сказать, шаги в направлении неоклассики. И я это специально делаю, чтобы подчеркнуть, немножко прочистить людям мозги, что Форсайт – это никакой не модерн, что Форсайт – это самая что ни на есть классика, гиперболизирована, что люди, которые прошли тексты Форсайта, они начинают лучше классику танцевать, потому что в Форсайте требуется гиперболизация всех классических позиций. И труппа, которая имеет в своем репертуаре Петипа и Баланчина, она должна, поскольку труппа академическая, труппа, где основным направлением является классический танец, она должна иметь балет Форсайта. Хотя бы один, для того, чтобы иметь будущее. Можно сказать по-другому: любая академическая труппа, любая труппа, которая претендует на категорию А, она должна иметь в своем репертуаре балеты Петипа, Баланчина и Уильяма Форсайта. То есть здесь можно по-разному построить эту мысль.
Нет ли опасения того, что этот балет Форсайта стоит в компании с балетами, которые люди уже видели? И люди, которые глубоко изучают, которые очень интересуются балетным искусством, им, наверно, проследить эту историю будет интересно. А зрители, которые скажут «ну вот я эти два балета видел уже, приду к третьему действию».
Алексей Мирошниченко: Во-первых, те два балета не так часто идут. Это раз. Два, это только премьерная комбинация. Потом этот балет Форсайта можно вставить в любую комбинацию. Если человек однажды посмотрел балет «Лебединое озеро», и больше никогда в жизни не пойдет на него, я, честно говоря, таких не видел. Все равно время от времени, раз от разу человек снова идет и смотрит – «не сходить ли мне на «Лебединое озеро?» Потому что это же ведь не кино. Это живой театр. Во-первых, разные исполнители танцуют эти балеты: сегодня – один исполнитель, завтра – другой. Каждый спектакль не похож на другой. Живые люди танцуют здесь и теперь. Если человек говорит «а я эти два видел, всё, поэтому я не пойду», ну это какой-то уже определенный уровень интеллекта. Я не отвечаю за такие. У каждого человека… он имеет право ходить или не ходить.
Возможность по-новому посмотреть.
Это важно очень. Во всяком случае, он придет и посмотрит премьеру Форсайта, а дальше он уже может не ходить. Понимаете, если я буду думать еще… Я думаю о зрителе, как о чем-то большом и очень важном, безусловно, для нас. Так вот я поэтому и предлагаю зрителю очень качественные вещи, очень качественные ключевые правильные вещи. Зритель же тоже состоит из разных личностей. Уже каждый будет решать для себя. По крайней мере, сегодня Пермский театр оперы и балета может предложить своему зрителю, пермякам, то, что не может предложить, пожалуй, ни один, я сейчас не преувеличиваю, ни один театр нашей страны. Ведь дикий скандал произошел. Труппа Большого театра в этом сезоне не получила ни одной номинации. Вы можете такое себе представить? Поэтому сегодня в Пермском театре идут очень правильные, ключевые вещи. Идут и классические спектакли. Поэтому мы обновляем репертуар не только с тем, чтобы труппу развивать, но и с тем, чтобы зритель… еще раз говорю, «Бахчисарайский фонтан» - каждый раз гипераншлаги. Надеюсь, что с божьей помощью мы закончим вот этот целый отрезок, как бы, освоение труппой, наконец, каких-то ключевых спектаклей 20-го века, плюс авторская хореография, которая сегодня существует в театре, потому что в театре работает действующий хореограф. И дальше мы переходим к следующему этапу развития балетной труппы, и к следующему, я бы сказал, репертуарному этапу. И первым спектаклем этого нового репертуарного этапа должен стать балет «Ромео и Джульетта» в хореографии Кеннета Макмиллана.
На музыку?
Алексей Мирошниченко: Прокофьева.
Хочется затронуть тот проект, который сегодня идет на телеканале «Культура». В этом проекте участвуют пермские танцовщики Александр Таранов и Ксения Барбашова. Как вы оцениваете их участие? Насколько я знаю, запись была сделана летом. Сегодня, уже глядя со стороны.
Алексей Мирошниченко: Они очень достойно танцуют. У них свой особый репертуар, которого нет ни у кого, и практически даже не с кем сравнить, кроме двух классических вариаций, которые они танцевали. С тем и создавался этот репертуар. Но самое главное, что сначала ведь отобраны были ребята, и идея первоначальная у Аллы Сигаловой, художественного руководителя этого проекта, которая является также и ведущей со Святославом Бэлзой, что принимают участие в этом проекте только театры, где есть сильная классическая школа. А это Москва, Петербург и Пермь. У нас в стране три таких настоящих сильных балетных школы – это Вагановское училище, Московская академия хореографии и Пермский хореографический колледж. Но потом этот список расширился. И очень был четкий регламент. Там было шесть тем: советская хореография, классика зарубежной хореографии, просто классика, Дягилевские сезоны, посвящение великим, и так далее, и тому подобное. И мы стали репертуар делать согласно вот этим. Там был танец с национальным колоритом, например. И я предполагал, чтобы ребята танцевали Неаполитанский танец из балета «Лебединое озеро». Но они сами попросили взять дуэт из Венгерских танцев, тоже с национальным колоритом. Он отвечал теме. Потом оказалось что, пожалуй, только пермские артисты могли ответить всем вот этим темам, всем шести темам. Поэтому они сняли эти темы, но мы уже репертуар сформировали под эти темы, потому что дальше нам его менять не было никакой возможности, потому что мы поехали на Афинский фестиваль, где шел совершенно другой репертуар. Там мы показывали балет «Петрушка», балет «Свадебка». А после Афинского фестиваля ребята сразу остались в Москве, то есть у них не было времени даже репетировать, поэтому тот репертуар, который я им подобрал в самом начале, он и остался. То есть это единственная пара, которая отвечала первоначальному замыслу этого проекта. А в силу того, что участвуют молодые…
Это было тоже условие, что только молодые, не заслуженные?
Только до 24 лет. Смысл этого проекта – открыть новые имена, показать России новых молодых танцовщиков. Поэтому какой смысл показывать тех, кого уже знают? Их и так уже знают. Поскольку в таких театрах, как Большой театр, Мариинский театр, например, люди до 24 лет, у них действительно очень скудный маленький репертуар, потому что они стоят в очереди за спектаклем, это раз. А два – там просто нет такого разнообразного и обширного репертуара, где люди могут раскрыться. Вот есть классический спектакль. Если у тебя немного другой рост, немножко не та форма ног или немножко другая особенность двигаться, всё - ты уже не можешь раскрыться, у тебя нет возможности, у тебя нет диапазона. А тот репертуар, который есть в Перми, у нас практически каждый.
Плюс фестивали, конкурсы.
Алексей Мирошниченко: Это другая история.
Но «Ноктюрн» ведь вы для конкурса ставили?
Алексей Мирошниченко: Да, я ставил для конкурса.
Вот видите? А это очень сыграло на руку.
Алексей Мирошниченко: Ну да. Но я хочу сказать, что те, кто, например, сейчас репетирует «
Алексей Мирошниченко: Да, конечно. Они отобрали, но у них разбежались глаза в разные стороны, потому что они не могли найти пару хоть с каким-то репертуаром в Мариинском, например, театре.
А у вас не было опасения, что посмотрят, в общем, на всю Россию, и благодаря Интернету, все это можно в Интернете, посмотрят и захотят переманить к себе столичные театры?
Алексей Мирошниченко: У меня это опасение есть, постольку поскольку, что мы каждый можем выйти на улицу, нам на голову может упасть кирпич. Но если у ребят все хорошо с головой, то они, во-первых, должны понимать…
Что ж, их не показывать теперь, да?
Алексей Мирошниченко: …что тот репертуар, который у них есть, они получили именно, благодаря тому, что они работают в Пермском театре оперы и балета, и что нет никакой гарантии, что, если они, например, куда-то уедут, то их сценическая жизнь, карьера будет продолжаться… карьера, вообще, если перевести буквально, это рост. То есть их рост и карьера будет продолжаться с той же динамичностью, в той же динамике, под тем же градусом, как здесь. Я не уверен. Я не пытаюсь сказать, хотя есть русская пословица - «где родился, там и пригодился», не это как раз. Но они пригодились именно здесь. И я считаю, что это абсолютно их место работы, что они должны именно здесь. И я думаю, что они тоже прекрасно понимают.
Они вдохновились этим участием?
Алексей Мирошниченко: Я думаю, что, безусловно. Сегодня у нас в России нет более динамичного места по репертуару, по развитию балетной труппы, чем Пермь. Я сейчас вообще забыл, что я руководитель этой труппы. Я сейчас сижу с вами и говорю, как человек, который пытается объективно оценить ситуацию в балетном пространстве.
Как человек, имеющий опыт насмотренности, в отличие от нас.
Алексей Мирошниченко: В Большом театре, конечно же, сейчас будут происходить интересные вещи. Театр Станиславского делает ключевые вещи. Но театр Станиславского, к сожалению, начал повторяться. Театр Станиславского уже делал Начо Дуато, делает еще Начо, делает еще Начо. Уже было два Килиана, они опять делают Килиана. Это хорошо, это замечательный хореограф. Но есть в Гааге труппа Килиана. Там идут только эти спектакли. Как-то можно немножко уже, мне кажется, расширить. Я сейчас не критикую. А в Мариинском театре и такого нет сейчас. Я сейчас говорю не с точки зрения того, что вот смотрите, какой я, какой у нас правильный репертуар. Я вообще сейчас об этом забыл, что это хоть как-то меня касается. Стараюсь говорить объективно. Наоборот, к нам едут за репертуаром. К нам приехали сейчас два замечательных танцовщика из Казани – Александра Сурадеева и Руслан Савденов. Они прекрасно жили себе в Казани в материальном плане.
Они приехали, наверно, вслед за прославленными репетиторами?
Алексей Мирошниченко: В том числе, да. Потому что они приехали, прежде всего, за репертуаром. Руслан, проработав в театре еще даже не полных три месяца, он уже станцевал, помимо там классический балет, он станцевал уже Килиана - Второго свата, как Саша Таранов то, что танцует, и «Kammermusik № 2», и сейчас репетирует «». Это сложно. Конечно, артисты работают в очень сложном режиме. Когда я работал в Мариинском театре в эпоху Махара Вазиева, мы тоже по 15 минут заваливались в коридоре на диван, закатив глаза, спали, перебегали с одной репетиции на другую, все время ворчали, жаловались «вот, мы, как скоты живем, света белого не видим». Действительно, артист балета, у него день начинается с урока классики, который в 11 часов, и заканчивается официально в 10 часов вечера, но, как правело, в половине 11-го, что люди часто задерживаются в зале после репетиции, что-то пробуют. А в 11 часов ты уже должен стоять, уже урок начинается. То есть ты, как минимум, в 10 должен прийти в театр. Пока ты переоделся, пока ты разогрелся, пришел в зал, надо же себя подготовить к работе. То есть это полусуток человек проводит на работе. И люди не выходят ведь из театра часто целыми днями. Конечно же, есть перерывы. Мы не нарушаем государственный закон по охране труда.
Сейчас вы благодарны тем годам?
Алексей Мирошниченко: Сейчас я вспоминаю это, как абсолютное счастье, потому что вот это ощущение радости внутри после сделанных и взятых вершин… Для чего человек лезет на… такая горка есть Эльбрус, например. Вот для чего он туда лезет? С одной стороны, сумасшедший. Но с другой стороны, вот это ощущение внутреннее от того, что эту вершину взял, какой-то такой вот радости духовной, то, что ты сверху посмотрел на этот божий мир. Наверно, можно это сравнить. Во-вторых, это же единственное живое существо, которое имеет божественное качество и образ, человек, да, также способность к творчеству, создавать, тоже быть создателем. Это качество, которое вот богом… Это только может быть у живого существа, у которого есть душа.
То, что и отличает нас от животных.
Алексей Мирошниченко: То, что отличает нас от животных. Хотя иногда мы ведем себя гораздо хуже, чем они. Но это уже другая тема другого разговора. А сейчас то, что я слышу, это какое-то такое…застой… Поэтому я всегда говорю, когда артисты чрезмерно устали, еще что-то, вы понимаете, артисты других театров, а в частности, и нашего любимого, на который мы все равняемся все равно, Мариинского театра, они сейчас мечтают быть на вашем месте, и испытывать то же состояние, это называется «усталые, но довольные они вернулись домой». Век проходит очень быстро. А главное, что определяет артиста и его уровень, это как раз тот репертуар, который он танцует. Это все равно, что сказать «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Скажи, какой ты танцуешь репертуар, и я скажу, кто ты и что ты за артист.
Даже неважно главную партию ты танцуешь или нет.
Алексей Мирошниченко: Неважно. Кстати, в таких балетах, как «», там все партии главные, там все партии сольные. Там все солисты.
Завершая эфир, последний вопрос, касаемый тоже недавней премьеры, проекта «Геревень». Будет повтор этого замечательного проекта?
Алексей Мирошниченко: Конечно. Мы, во-первых, везем в Москву на «Золотую маску» «Свадебку» с «Геревенью». А дальше это процесс обсуждения с Раду. Ведь у него тоже есть свое расписание и все. Может быть, он эту «Геревень» будет показывать, этот спектакль где-нибудь в Киеве или в Амстердаме. Это уже живой процесс. Мы не будем забегать так сильно вперед. Посмотрим. Поживем – увидим.
Я, пользуясь моментом, хочу сказать спасибо за просто великолепный проект.
Алексей Мирошниченко: Спасибо.
И будем надеяться, что премьера, думаю, что точно, Форсайта вызовет не меньшие восторги. До встречи в театре.
Алексей Мирошниченко: Спасибо большое. Приходите.
