Программы / Дневник отличницы

Говорим про права участников образовательного процесса. Маша, как часто тебе приходится сталкиваться с какими-то примерами нарушений прав людей в сфере образования?

- Прежде всего, я родитель. У меня двое детей. Старший эпопею получения среднего образования завершил. Младший закончил второй класс. Он как раз попал в ту когорту детей, на которых пришлась апробация новых образовательных стандартов.  Еще я как журналист занимаюсь проблемами образования. Много публикуюсь в газете «За человека» по актуальным проблемам.  Еще я как общественный деятель исследую. Я долго работала в образовании. Но когда образование в Перми стало уходить с демократический рельс, и такой важный предмет как риторика, затребованный всеми стандартами современности, ушел из образовательной парадигмы,  я ушла в некоммерческий сектор. Но интереса к образованию не утратила.

- Если я считаю, что моему ребенку несправедливо поставили отметку. Математика. Оформлено все ужасно, но решено правильно. Мои права в данном случае нарушены?

- На эту ситуацию надо смотреть в контексте всего образовательного процесса. Если учитель декларировал в задании, что само оформление является критерием оценки, то ребенок был предупрежден о правилах игры. Вообще, оценивание – это действие по определенным правилам. Ребенок, какой бы он не был, первоклассник или выпускник, он должен четко понимать, за что ему ставят эту оценку. А так это будет рабочая ситуация. Что математика наука точная, что она требует точного оформления. Что они изучают определенное правило последовательностей, это не будет нарушением. А если вы из обычной школы по месту жительства хотите поступить в  элитную школу, ваш ребенок все правильно сделал, а вам говорят, если бы вы тут дописали слово, а здесь поставили бы запятую, а здесь вместо строчки вы бы написали столбиком, тогда у меня лично закрадывается очень много вопросов. Я вижу некую манипуляцию. Потому что специфика оформления, принятая в 146-й математической школе и в обычной, через дорогу 120-й школе, это такие нормы, о которых люди договариваются и ребенок здесь не виноват. Он, получается, становится заложником того что у взрослых отсутствует стандарт.

- Наши знаменитые поборы в школах. Индивидуальные рабочие тетради, которые идут в комплекте к любой современной программе в начальной школе. Закупаются в начале учебного года за родительские деньги. Я как мама сдаю по 2000 тысячи рублей накануне учебного года. Это является нарушением моих прав или нет.

- Год назад я опубликовала на своей странице в соцсетях чек, вышедший как раз за эти тетради. Одна из девушек, не нашей территории написала, что у них это все бесплатно. Сочла, что это побор. Государство гарантирует нам образовательный минимум. Мы учимся в школе по месту жительства, значит должны минимально получить государственную услугу образования. Тогда смотрите, если мы убираем эти тетради из образовательного процесса, ну, нет у меня этих лишних двух тысяч, ребенку будет хуже? Будет. Он не сможет заниматься. Госуслуга не будет предоставлена. Тогда на мой субъективный взгляд, все-таки, правозащитники и юристы – разные понятия, в этом есть дискриминационный момент.

- Если мы перешли на то, кто такой правозащитник, давай поговорим о том, как правозащитники сегодня ведут себя в сфере образования, каков их фронт работ, их задачи  и возможности?

- Хотелось бы пояснить слушателям, потому что про правозащитников очень много слухов и мифов ходит. Многие считают, что это те люди, которые только пакостят. Так складывается, потому что правозащитник работает там, где больно и плохо. Там, где хорошо, правозащитник не нужен. Есть разные направления. Есть юристы, которые консультируют, с точки зрения закона помогают выходить из ситуации. А есть правозащитники, это люди, которые придумывают стратегии и некую навигацию в трудных ситуациях в жизни. Глядя на эту ситуацию через призму, у меня, поскольку я много занимаюсь образовательными практиками, просветительскими программами, это призма права человека. Широкий, универсальный, общеевропейский механизм.

- Ко всем проблемам, возникающим в школе, ты подходишь с позиций прав человека?

- Да. Безусловно.   Потому что как не юрист я не могу смотреть через призму закона об образовании достаточно компетентно, я могу смотреть как любитель.

- И что у нас  с правами человека в школе?

- Давайте маленький кейс-блиц составим. Например, ребенка выгнали с урока. Есть ли нарушение прав человека?

- Если он вел себе не по-человечески…

- А как бы он себя не вел. Родители сдали ребенка получать образование. Государство обязалось оказать эту услугу. А если он сидит в коридоре, его право на образование нарушено. Другая ситуация. Марья Ивановна обозлилась и поставила двойку. Есть тут проблема? Вот довел он ее, и она ему двойку в журнал влепила

- Есть, конечно. Тут на самом  деле целый пучок проблем.

- На самом деле, если он ее разово довел, и она ему разово поставила, это очень не красит Марию Ивановну. А если другому ребенку за эту же работу поставлена пятерка, а ему двойка. На протяжении нескольких  циклов это все повторяется, тогда мы можем говорить о дискриминации Васи, Пети, Коли.

- На самом деле  здесь огромная армия учителей с многолетним стажем тебе возразит. Почему все говорят о правах детей, но никто не говорит о правах учителей?

- У нас с Андреем Борисовичем Сусловым, есть очень красивая байка…

- Это руководитель центра гражданского образования прав человека.

- Да. Еще профессор Пермского педагогического университета, и завкафедрой новой и новейшей истории. Когда семинары по правам человека для учителей ведем, а это очень интересная штука, очень трудно перестраивается сознание на то, что у ребенка есть права. Потому что, когда мы признаем чужие права, мы признаем, что у нас в отношении этого человека есть обязанности.  И мы должны как-то действовать иначе. Что мы не усталые женщины. Нам надо четко держать свою социальную роль учителя. И ват у нас есть такая шутка. Андрей говорит – а школе все было бы хорошо, если бы дети не мешали. И на всех семинарах находятся 1, 2, 3 человека, которые говорят, да, вы нас понимаете, знали бы вы, какие сейчас дети. Как человек, который с 1991 года в образовании, и не бросает его, даже не  являясь частью структуры, дети, они всегда дети. Они всегда будут одинаковыми. Они всегда будут шустрыми. Дело в том, что учитель, который стоит у доски, он всегда является представителем власти. Вообще, права человека – это отношение личности, единицы и власти. Зачем они нужны? Чтобы защитить эту личность от произвола власти. Или сообщество личностей. Будь то класс и так далее. Поэтому, когда учитель выходит к доске, у него нет погон, каких-то атрибутов, он должен понимать, что он человек системы, он представляет собой государство, Российскую Федерацию. Это очень важно. Это должны понимать все. Ум, честь и совесть нашей страны, то, что мы накопили за нашу богатую историю, язык наш прекрасный,  достижение ученых, достижение науки, это все для маленького человека, не имеющего представления о мире, оно все в лице учителя выражается. Этот учитель не может быть усталой женщиной, неудовлетворенном жизнью человеком, он, извините, даже пессимистом быть не может. Он должен уметь себя регулировать. Все его эмоции не должны влиять на качество процесса. А если говорить про оценки, отношения и так далее, уже очень давно в  системе развивающего обучения разработана куча механизмов оценивания. Про оценивание написано столько, что любой уважающий себя специалист, а педагог, который не знает критериев, как у Жванецкого, цвет на зуб, вонь на глаз, такого быть не должно.  Поэтому, в чем рецепт не нарушения прав человека в школе, это когда всегда четко оговариваются правила игры. Ребята, мы на математике отрабатываем правила оформления задачи. Я вам всем за оформление буду снижать, добавлять балл. Тогда ваш ребенок не чувствует себя обиженным и униженным. Он понимает, да, я накосячил, я не поставил запятую, криво написал. Тогда он человек. Тогда его права сохранены. А если дали задание, он сделал, как понимал, как мог. А потом ему говорят, слушай, братец, ты вообще не то сделал. Кем он себя чувствует? Игорь Аверкиев очень хорошо говорит, критерий нарушения прав человека – унизительно, не унизительно. Мне очень нравится эта шкала. Если человек понимает правила игры, то с ним можно договариваться.

- Ты упомянула много международных документов, которые защищают, прописывают наши права, как личностей, как людей. Понятно, что школьная жизнь не строится по этим конвенциям. Она управляется какими-то другими  документами. Во-первых, это четырехсотстраничный закон об образовании. Я еще не нашла ни одного человека, который взял бы на себя смелось его подробно и качественно откомментировать. Есть какие-то другие нормативные документы, в которых эти международные конвенции должны быть отражены. Что это за документы?

- Я последние 1,5 года в рамках своей работы в центре гражданского образования, работы с Андреем Борисовичем Сусловым, занимаемся  тем, что мы исследуем новые федеральные образовательные стандарты. Для меня это такая зона риска. Стандарты вышли из закона. Стандарт – это то, что применяется в школах. По чему мы уже начинаем жить. Написаны они, кстати, очень демократично. Права человека – это норма. Это не закон. Это норма, по которой люди живут. Договорились люди в 1946 году, что убивать друг друга – это плохо. Что мы всячески будем стараться делать так, чтобы государство не убивало своих граждан. И стали бороться за отмену смертной казни. Вот федеральные образовательные стандарты – это сейчас то же самое поле битвы, где встречаются интересы разных игроков. Это интересы образовательного учреждения. Это интересы государства. Это интересы родителей. Интересы семьи. Это интересы маленького человека, юного, которому жить в стремительно меняющимся мире, у которого должен быть немного другой набор компетенций.

- Чем 15 – 20 лет назад.

- Конечно. Акцент делается именно на компетенции, потому что есть знания, умения, навыки. Сейчас мои знания – это такой мертвый груз. Я могу пополнять их в интернете, если я умею пользоваться. Если я могу работать с информацией. Если я могу быстро прочитать, найти. Зайти на нужный сайт. Не заходить на ненужный сайт, не терять время. Эти компетенции в разных предметах – разные. Федеральные образовательные стандарты направлены на то, чтобы ребята выходили компетентными. Грамотность равно компетентность. У нас в риторике было такое понятие деятельностная грамотность. То есть, это есть в иностранном образовании, в американской системе образования. Не просто прочитал учебник, отбарабанил, пересказал, а когда его учат предметной навигации. Если это русский язык, то учат пользоваться словарями.

-Я правильно понимаю, что ты сейчас говоришь о праве ребенка на качественное, современное, адекватное сегодняшней ситуации образование?

- Да. Еще на образование, ориентированное на сбережение здоровья. Которое сохранит его здоровье до 10-о класса. Как бывший член призывной комиссии скажу, что военкоматы стонут от того, что здоровых детей почти нет.

- В данном случае права наших детей нарушаются в плане государственных образовательных стандартов. Если мы говорим о здоровье сбережении?

- Они не нарушаются. Я вижу в этом разные места для конфликта, которые кто-то должен разруливать.
 
- А кто должен разруливать. Какие такие институты, кроме правозащитников, типа Марии Черемных, имеют полномочия, чтобы решать такие конфликты?

- Мария Черемных  в этом месте тоже не правозащитник, а общественный деятель, который может посмотреть на ситуацию, как-то к ней отнестись. На самом деле, когда у вас случаются проблемы с ребенком в сфере образования, бежать особо некуда. То есть, можно бежать в аппарат уполномоченного по правам человека. Образование – один из компонентов.

- По правам человека или по правам ребенка? У нас есть Марголина и есть Миков.

- Бежать теоретически к Микову. Но аппарат будет работать один. Сам Павел Владимирович все эти ситуации разруливать не будет. У него есть сотрудники, которые, кстати, тоже  могут не обладать юридическим образованием. Они будут составлять какие-то действия, стратегии, дальше уже будет включаться сам омбудсмен.

- С какой степенью серьезности проблемы можно бежать к уполномоченному? Твоя экспертная оценка.

- С двойкой, тройкой, я бы решала на местном уровне. Сейчас чуть-чуть отойдем, но это важно. Мне кажется, имеет место сегодня говорить об имидже родителя. Раньше было неудобно как-то. Мы же всегда боимся школ и медицины. Они же там все умные, а мы не очень.  А сейчас, мне кажется, мысль о том, что мы заказчики услуги, а государство нам эту услугу обеспечивает, что мы налоги платим, а государство нам предоставляет бесплатное образование. Эта мысль должна у каждого родителя быть в голове актуальна. Всегда гореть, как красная кнопка. Я все понимаю, у нас очень сложная жизнь. Нам надо разбираться с ЖКХ, где заработать денег, как и где отдыхать,  где лечить детей, много чего, это все требует гражданских компетенций. Но ведь образование – это тоже гражданская компетенция. Отстаивать интересы своего ребенка в образовании – во-первых, он с нас тоже снимает модели и учится так действовать,  он понимает, что его любят, что за него готовы бороться, что его не бросили. Школа – такой институт, что без обратной связи в нашей стране он становится очень авторитарным. В силу менталитета. Я очень болезненно переживала развал пермского образования. Думаю, что могу употребить это слово, потому что на моих глазах оптимизировались школы, уходили замечательные, умные специалисты, которые имели публикации, занимались научной деятельностью. Уходили куда глаза глядят, в продавцы, менеджеры. Потому что система трещала и рушилась, сейчас мы с вами находимся в покореженной системе образования. Ответственность родителей в том, чтобы начинать разбираться в деталях. По новым образовательным стандартам школа должна предоставить ребенку 10 часов дополнительного образования. Думаю, что большинство активных родителей, люди моего возраста, от 30 до 50, возьмем этот диапазон, вы видите своего ребенка как-то. Хотите, чтобы он танцевал, пел или спортом занимался. Вы не рассчитываете в этом на школу. Вы идете по нашему старому пионерскому, советскому опыту.

– У нас достаточно хорошо развита система дополнительного образования в городе.

– Да. И там прекрасные специалисты. Это то, что никому не удалось разломать, когда пытались ввести подушевые сертификаты, проводить детей в дома пионеров через карточки. Эта система устояла. Она более или менее стабильна и интересна. Вы будете искать музыкальную школу и поведете его туда. Будете искать танцевальный кружок. У меня вот в образцовом танцевальном коллективе ребенок плясал. У вас есть амбиции, вы будете в них вкладываться. А тут к вашему образовательному расписанию, допустим, 5 или 6 часов, плюсуется еще 10 часов.

- Что такое 6 часов?

- Не превышаемая нагрузка на ребёнка 27 часов в неделю. К этим часам прибавляется еще.

- Имеется в виду 5 – 6 уроков в день?

- Да. 5 – 6 уроков. Дальше уже взрыв мозга и рушится нервная система, даже у взрослого человека. Прибавляется еще 10 часов, когда он поет, пляшет. У нас есть в школе кружок «Умники и умницы». Что там внутри прошито. Есть тетрадь по нему рабочая.

- Федеральные образовательные стандарты, при всем сложном к ним отношении в обществе, являются тем самым документом, в котором прописано огромное количество ваших и наших родительский прав. Детских прав на то, что нам должна давать школа.

- Точнее, что школа должна нам обеспечить. У нас же нет регламента. Допустим, классный руководитель – это кто?

- Это человек, который курирует класс.

- А как он это делает? Каков его функционал?

- Это воспитательная деятельность.

- Есть разный объем воспитательной деятельности. Зарплата у них одинаковая. У кого-то активный классный руководитель. Дети в театр ходят. Дискуссии у них постоянно. Жизнь бьет ключом. А кто-то наоборот. Ну, ходила какая-то тетенька тут рядом и ходила. Не лезла в жизнь, и слава богу.

- И что, ВГОСы регулируют эту ситуацию?

- Нет. Они прописывают образ, который должен сложиться от предметов у ребенка и набор тех компетенций, которые у него должны появиться. Мне вообще кажется, что федеральные государственные образовательные стандарты может прочитать каждый родитель. Они понятным языком написаны. Даже с легким пафосным флером. Но там написана модель. Допустим, проучился ребенок математике в старшей школе. написано, что он должен мочь и уметь по выходу с этого образовательного этапа. Какие у него должны быть качества. Как он должен относиться к людям.  В чем он должен уметь ориентироваться. Любой родитель, не оснащенный педагогическим или другим специальным образованием, он же может понять, общительность – это везде. Коммуникативные компетенции прошиты. Я почему и страдаю, что риторики нет в школах, в том плане, в котором она разработана пермской риторической школой, они как раз на коммуникацию работала. За счет того, что люди учились качественно коммуницировать, строить свои выступления, влиять словом, облегчалась жизнь другим предметникам. Он уже имеет представление о влиятельном тексте. Он на любом материале может его выстроить. Сейчас этого нет. А если есть, то с уклоном в стилистику. А это немножко не то. Поэтому любой родитель может понять, он отдал ребенка в школу, а вместо того, чтобы стать общительным, он ушел в себя. И вообще не может про школу рассказывать. У меня младший сын про школу не может рассказывать часа 1,5 после школы. А сначала для него это шок некий. Может понять, насколько ребенок в предметности ориентируется. Эти стандарты, как навигатор для родителя и как ориентир для учителя.

- Это тот документ, по поводу которого они могут вместе взаимодействовать?

- Да.

- Вернемся к вопросу об омбудсмене. С какими вопросами надо идти к нему, а с какими можно разобраться внутри школы?

- Я считаю, что к омбудсмену можно бежать, когда ситуация уже совсем критическая, острая. Необходима поддержка. Но омбудсмен какую поддержку может оказать, может позвонить в школу, обратить внимание, выступить как системный интегратор между органами образования и учебным заведением. Я, например, не бугаю к омбудсмену. У меня были серьезные проблемы с образованием старшего ребенка. Я не смогла добиться через взаимодействие с чиновниками образовательными ничего. На все мои описания ситуации, просьбы вмешаться – ничего. Жаловалась на произвол конкретной школы. Было написано, смотрите в устав школы, там все прописано. Дело в том, что устав школы – это внутренний документ. Частный. А есть еще закон об образовании. Есть еще права человека. Конституция РФ. Закон об образовании, конституция Российской Федерации выше любого устава школы.

- Этот устав школы противоречил перечисленным документам?

- Я не проверяла. Там действия противоречили. Если мы говорим  о конфликтах, о непонимании, а всегда в любой учебной деятельности это бывает. В любом человеческом общении это есть. В школах есть служба примирения. Ее придумали. На стендах вывесили, если родители ходят в школы, видят.   Фотографии, там люди ручки друг другу жмут. Есть психолог, в некоторых школах есть омбудсмены. Зачем бежать к Микову, когда есть в школах все эти люди. Когда конфликты решаются, провинившихся, проштрафившихся и вредных отправляют на так называемый КДН. Им сейчас повесили функцию защиты прав участников образовательного процесса. если мы сейчас с вами начнем искать, кто защищает права ребенка – их все защищают.

- Есть еще управляющие советы школы. Это вообще функционирующий орган по твоему опыту или он номинальный?

- Когда с Андреем Борисовичем Сусловым начинали запускаться, мы ездили по краю, смотрели, как это делается, участвовали в апробации, в разработке моделей. Он был хорошо придуман. По великому Черномырдину – хотели, как лучше. Получилось, как всегда. Все документы на управляющие советы, это хороший механизм. Когда собираются в одном поле, в одном органе родители, представители учредителя, администрации, учителя. Все. И члены местного сообщества. Если в территориях какой-то почетный житель, депутат. Это орган, он определяет стратегию. Он смотрит на школу, например, чтобы нам выделяться из других образовательных учреждений, а вы все знаете, что у нас сейчас автономное образовательное учреждение, есть гимназии, лицеи, много всего. Тут тоже надо разбираться, в какой вид образовательного учреждения попал ваш ребенок. Какая там хозяйственная деятельность. Как осуществляется. И так далее. Например, поборы, когда с нас просят деньги, мы же не знаем, есть на это государственное финансирование или нет. Нам, например, написали прямым текстом, я статьи про это писала, сдать деньги на окна. На какие окна? Все окна в школах меняли по программе 2 года назад. Это честно, думаете? Нет, не честно. Управляющий совет – это стратегический орган. Туда старшеклассники могут входить. Придуман он красиво. Если бы они работали, то образование имело бы другой вид, оно было бы демократическим по сути, а не по декларативности. Мой ребенок сменил 3 школы, в них были управляющие советы, я не видела их работы в деле. Наверное, где-то они есть.

- Остался еще вопрос про 10 часов дополнительного образования. Получается, что на то дополнительное образование, которое своему ребенку хотел бы дать родитель, времени уже не остается.

- Да. Риск именно в этом.

- Каковы пути решения этого конфликта. У меня вот звезда фигурного катания. У нее по 3 часа тренировки каждый день. Условно говоря.

- Вообще, договариваться с одной стороны. Говорить, не трогайте мою звезду фигурного катания. Во вторых, они эти услуги могут вмонтировать в  базовое расписание. Тогда, как у вас ребенок будет 3 часа учиться, а потом будет у него какая-то математика. Но я сейчас про младшую школу. Потому что в средней и старшей федеральные образовательные стандарты еще не внедряются. У нас есть год, чтобы об этом подумать, осмыслить и начать в этом поле действовать. Я не знаю, как это будет решаться. Но у меня старший сын учился в гимназии, он танцевальная звезда был. Тоже были проблемы, когда расписание рассчитывается. Там есть гимназический компонент, еще что-то. Очень трудно его было выдернуть в нужное время. Потому что у него занятия. А если отъезды, соревнования, выступления. Это нормальная часть  жизни ребёнка. Подросток, у которого этой жизни нет, он не формируется качественно. Тут надо договариваться.

- Договариваться с кем? На каком уровне?

- Сначала на уровне классного руководителя, потом на уровне администрации школы, дальше на уровне районного отдела образования, потом городского и так далее. Потом бежать к уполномоченному. К нему, кстати, надо бежать, когда уже есть какая-то история за спиной. Когда ваши права уже несколько раз нарушили. Уполномоченный, это человек, который может публичные риски обеспечить. Он может про это высказаться, может это в докладе упомянуть, будет нехорошо, некрасиво, всех пожурят.

- Какие есть еще конфликтные ситуации? Ты по роду своей деятельности много людей консультируешь, с чем люди идут?

- Как не платить вступительный взнос в хорошую школу. У меня нет ответа на этот вопрос, я не знаю. Но я никогда не платила. Я работала там, где учился мой сын.

- Еще какие проблемы?

- Отношения в классе. Учителю не нравится ребенок. Ребенка травят. Чисто коммуникативная разная стратегия. Стратегия для родителей, как выстраивать отношения с таким учителей, стратегия для ребенка, как выстраивать отношения с таким учителем.

- Кто может помочь родителям в этой коммуникативной стратегии? Когда ребенок приходит и говорит, меня шпыняют, меня не любят, я как родитель понимаю, что большинство людей почувствуют легкую растерянность.  Если они сразу не пойдут качать права, то люди могут почувствовать недоумение. Как эту проблему решать? По той же самой лесенке?

- Да. Классный руководитель, психолог. Администрация школы. Как человек, который риторикой занимается, риторика это всегда деятельностная компетентность, я всегда всем даю один совет – проанализируйте ситуации, поймите, у кого какие задачи в рамках этой ситуации, каковы ваши задачи и действуйте. Не хотите вы ссориться с классным руководителем – пойдите к ней договариваться. Как вы с ней себя поведете, вы можете себя представить человеком, который проблемы доставляет и с вами не захотят связываться, а можете как-то по другому. Наверное, тут психологи могут, от части, помочь. Мы же сегодня говорим о защите прав, а это уход в межличностную сторону. У нас, к сожалению, профессиональная культура в школе не очень высока. Часто мы путаем межличностные отношения, учительница меня не любит, это ведь не про школу история, не про права.

- Она не обязана любить.

- Не обязана. Но она не имеет права демонстрировать нелюбовь, неприязнь. Это ее профессиональная некомпетентность.

- Чем могут вооружиться родители, чтобы идти и разбирать эти сложные проблемные ситуации?

- В документах про управляющие советы был такой механизм, который допускал в рамках школьной демократии смену педагогов, если у педагога с классом плохие отношения. Это всегда было. И когда мы учились. Мы меняли у себя каких-то учителей, коллективно договаривались, писали письмо, доходили до РайОНО.

- Мы – это кто?

- Это я и мои одноклассники в 10-м классе. Почему важна, мне кажется, какая-то гражданская компетенция родителей? Потому что дети снимают модели. Либо с учителей, которые перед ними полдня. Либо с родителей. Либо с других значимых взрослых, которых не так много, если ребенок не занимается в секции, не ведет бурной жизни за пределами школы. Поэтому надо учиться понимать ситуации. Действовать в них законно.

- Ваша организация называется центр гражданского образования и прав человека. Какую образовательную работу вы проводите с родителями?

- С родителями мы не работаем, к сожалению. Я ведь со многими некоммерческими организациями сотрудничаю. Многие бы хотели поработать с родительской аудиторией. Мы с Андреем Борисовичем часто обсуждали тот вопрос. Очень трудно собирать родительскую аудиторию, где ее искать. СМИ в этом плане проще, можно делать рубрику «Думай родитель» или «Родителям о проблемах школы». Некоммерческий сектор, который жизненно необходим любому обществу для того, чтобы выстраивать отношения, давать сигналы, когда где-то есть какая-то опасность, он очень нужен, но у него не всегда есть механизмы этим заниматься.

- Получается, мы на сегодняшний день констатируем ситуацию, когда родителю вообще пойти некуда.

- Я шагала по инстанциям. Классный руководитель, администрация школы, районная администрация. Я успеха не добилась. Может, я не очень успешный деятель.

- Ты говорила, что есть какие-то положительные примеры?

- Тут  бежать можно в разных направлениях. У меня есть знакомые, такие же общественники, которые имея опыт, юридическое образование, которое тоже консультируют, помогают, спасают. Есть объединения разные. Например, где у нас самое острое и болезненное нарушение прав на образование – там, где появляются дети с ограниченными возможностями. Все, наверняка, знают историю про детей аутистов. Этих историй на самом деле очень много. Они очень страшные. Тут вообще людям бежать некуда.

- Когда школы закрываются. 

- Да. Когда школы закрываются, когда нет специалистов. Куда бежать? Когда ребенок с каким-то заболеванием в области находится. Там еще меньше условий. Он еще в более дискриминационном положении находится. Есть общественные организации, которые этим занимаются. Вот, Юлия Карелина этим в частности занимается. Они даже судебные дела ведут. Они защищают права своей клиентской группы. Есть правозащитный центр. Можно туда прийти. У меня было несколько случаев, когда ребята, которых выгоняли из школы,  приходили в правозащитный центр, им помогали. Им предлагали стратегию. Их консультировал именно юрист. Это важно.

- Что может представлять подобная стратегия из себя?

- Если мы говорим про поборы – письмо в прокуратуру.

- Если выгоняют из школы?

- Основания, по которым выгоняют. Прямо-то не выгоняют, создают условия. По крайней мере, я в этом году наблюдала очень трагическую ситуацию, когда детям при переводе из 10 в 11 класс было устроено переводное испытание. Они это испытание как бы сдали плохо. Дальше начались манипуляции. Родителям говорят – ваш ребенок не сдал. Помогите школе. Или ваш ребенок не сдал – мы вас не возьмем. Что значит, наевозьмем? С 10 на 11 класс перехода нет. Они его приняли в 10, они его должны 2 года проучить. У нас важно, что должны знать родители, они должны это помнить, у нас в крае подушевое финансирование, у нас за каждого ребенка денежка в школу приходит. Вот он пришел – денежку принес. Если его выгнали, то эта денежка должна уйти.

- Значит, не дорожат этой денежкой. Есть другие, более весомые ценности, результаты по ЕГЭ.

- Эта тема выше моего понимания. Потому что я не очень понимаю, как эту денежку отследить. Если знать, как ее отслеживать, или если бы родитель, я уж совсем помечтаю, мог ею распоряжаться, сам определять, стоимость… Было бы как страховые полюсы. У меня вроде как есть он, а что с ним делать, непонятно. Там где мне должны услугу оказать, туда я не пойду, а туда, куда я хочу, там мне надо платить. Тут тоже самое. В школе сейчас тоже очень много таких моментов. С теми же тетрадями – хорошо, я буду их покупать. Потом форма. На каком основании? Деловой стиль одежды. Хорошо.

- У нас ведь сейчас закон будет принят о форме.

- Пока не приняли. Для меня эта давняя проблема. Мы ее с ребятами, когда я еще в школе работала, обсуждали. Я вообще не вижу проблемы. Вижу дресс-код деловой одежды и провоспитательный момент. Если мы воспитываем ребят, чтобы они понимали, что есть уместность одежды, что с голым пузом некрасиво, когда ты математику изучаешь. Лобачевскому не понравится. Это как-то неуважительно. Мне кажется, что школьная форма и дресс-код для учителей – это параллельная реальность. Будет у нас так, не будет. Не знаю. Загадывать боюсь. Но опять же лезут мне в карман.

- Класс или параллель решают, что среднее звено, допустим, в сереньком,  младшее звено все в синеньком с красненьким. Хорошо. Я ничего не имею против синего с красным. Потом люди оказываются перед необходимостью либо централизованно все это заказывать, либо индивидуально. К чему здесь каждому конкретному родителю надо стремиться? К защите своих конкретных прав и представлений о том, как надо. Или к выстраиванию каких-то демократических институтов, когда принимает решение большинство, когда все право этого большинства признают. Кто должен помогать родителям выстраивать диалог или коммуникацию в таких сложных ситуациях?

- Я по жизни придерживаюсь принципа, что договариваться надо до последнего. Сколько можно договариваться, столько и нужно. Но ситуация со школьной формой для меня не понятна. У меня подружка редактор дамского журнала и мать одиночка. Денег впритык. Она в середине учебного года изрекла гениальную фразу – я устала спонсировать чей-то малый бизнес. Я с ней полностью согласна. У нас дневники за 84 рубля продают, которые школа напечатала, с контактами школы. Да, неплохая идея. Но не хочет мой ребенок с контактами школы и с лицом директора школы дневник на парте. Он хочет другой. Почему у ребенка права нет одеваться, как удобно. Мне это очень не нравится.

- Я сейчас разговариваю с Марией Черемных – мамой. Сейчас хочу услышать мнение эксперта.

- Мария Черемных как эксперт центра гражданского образования и прав человека говорит, что у личности есть права и свободы. Никакие права и свободы личности, в  частности, в одежде, не должны быть попраны.  Должны быть договоренности. В частности, про экономические еще права. Почему семья за это платить должна. Это же из бюджета семьи. Я лучше ребенку фруктов куплю. Это для него более актуально, чем заплачу за форму, из которой он вырастет, порвет ее.

- А как же быть с тем, что большая часть родителей поддерживает введение формы. Правда, каждый поддерживает какой-то свой собственный образ, но, тем не менее, есть большинство в школе. А школа – это некий социум. Некая модель гражданского общества.  Есть устав – такая маленькая конституция. Мы все в этом социуме живем. Разве мы не должны уважать устав.  Там прописано, что у нас теперь синенькое с красненьким.

- Боюсь обидеть родителей, но все равно скажу, как думаю. Дело в том, что, как правило, школьную форму навязывают как элемент управления. Вот они у нас все придут в одинаковых пиджаках и будут вести себя лучше. Это миф. Они не будут вести себя лучше. Даже в одинаковых пиджаках. Сейчас вообще другие дети. Их трудно отформатировать таким образом. Школа таким образом играет с нами в некую манипулятивную игру.  Мы не может научить детей самоорганизации, организации друг с другом, но мы можем их построить, одеть в одинаковые цвета. Нам будет легче. Нам на линейке будет видно, вот у нас вспышка справа – красные стоят первоклассники. А вот вспышка слева – серые старшеклассники. Мы еще можем помечтать о том, что каждому красному захочется рано или поздно стать серым. Но это же на уровне Стругацких.

- Думаю, в нашей школе достаточно здравого смысла, чтобы образовательный процесс не выходило на уровень Стругацких.

- Не подменялся. Потому что, когда мы спорим долго о том, в каком платье прийти в школу, мы теряем ответ на самый главный вопрос – зачем прийти в школу. А в школу мы приходим, чтобы знания получать, мир изучать и с другими людьми учиться договариваться.