Верхний баннер
13:36 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

17:46, 12 мая 2015
Автор: Сергей Хакимов

«Дети всегда одинаковые. Все наивны, честны, откровенны, и эта откровенность и наивность есть и в дневниках» - Фёдор Парамонов о выходе сборника «Детская книга войны»

Тема: выход сборника «Детская книга войны», составленного из дневников детей и подростков, переживших Великую Отечественную войну

Гость: Федор Парамонов, генеральный директор ООО «Аргументы и факты в Перми»

Программа: «Дневной разворот»

Дата выхода: 7 мая 2015 года

Ведущие: Сергей Хакимов

- Это программа «Дневной разворот», и у нас в гостях генеральный директор ООО «Аргументы и факты» в Перми Федор Парамонов. Выставка с воспоминаниями детей о трудных годах Великой Отечественной Войны открылась в Пермской краевой библиотеке им. Горького 29 апреля, на стендах представлены  выдержки из дневников, вошедших в специальный сборник «Детская книга войны». Вот об этой самой «Детской книге войны», которую подготовили журналисты ««АиФ»а», мы и будем говорить. Федор Иванович, расскажите в нескольких словах, что это за издание.

Федор Парамонов: Сергей, можно просто Федор, мы с вами в одной возрастной категории. Книга, не побоюсь этого слова, уникальная. Оказалось так, что за 70 лет советского времени и современной России не было книги, в которой были бы собраны различные дневники детей войны. И журналисты ««АиФ»» попытались этот пробел закрыть. В книгу вошло 36 дневников – это записи детей-узников гетто, узников концлагерей, тех, кто работал в тылу. И большая часть, это 18 дневников – это дневники детей блокадников.

- А почему такое внимание именно блокадной тематике?

Федор Парамонов: Трудно сказать. Видимо, все-таки дети писали, пытались сохранить свои воспоминания. Все эти дневники написаны именно в годы войны, в этом тоже особенность книги. Это не последующие воспоминания, не записи с чьих-то слов, по сути, это все речь от первого лица. Какие-то из дневников были ранее опубликованы, некоторые издавались на других языках, но больше половины – это первое издание, то есть раньше не публиковались.

- А где нашли их?

Федор Парамонов: Разными путями попадали в «АиФ». Кто-то приносил сам. Несколько ветеранов, слава богу, до сих пор живы, некоторые приносили лично в редакции в Москве, Петербурге. Журналисты «АиФ» собирали истории по всей стране, один дневник – это дневник пермского мальчика Вадика Бердникова, историю эту нашел  наш корреспондент Аркадий Константинов.

- Мы более подробно об этом попозже поговорим. Скажите, какова структура книги?

Федор Парамонов: Структура довольно-таки понятная, первая часть – это дневники блокадников, 18 дневников, она так и называется – «Блок ада» – потому что те условия, в которых жили ленинградцы иначе, как адом, не назовешь. Далее идут дневники узников концлагерей, и потом тыл.

- Из ленинградских дневников, я знаю, что там есть дневник Тани Савичевой, известное свидетельство блокады. Сколько из блокадных дневников вновь в печать вышло впервые?

Федор Парамонов: Точно не могу сказать. Дневник Тани Савичевой, действительно, известен всем, кто родился во время СССР. Это очень короткая и крайне пронзительная история. Этот дневник демонстрировался и был предъявлен как свидетельство на Нюрнбергском процессе. И не только он, кстати говоря. С него и начинается наш сборник, он наиболее короткий и наиболее душещипательный.

- Давайте обратимся к книге и прочитаем какие-то из воспоминаний о том страшном времени.

Федор Парамонов: Вы знаете, ленинградские дневники читать крайне тяжело, и порой эмоции сдержать очень сложно. Естественно, поражают те условия, в которых дети жили. Сегодняшнему человеку, наверное, трудно понять, как можно было выжить, когда нечего было есть, жуткий мороз – 35-40 градусов. «Такое ощущение, что холод пронизывает все», – писали современники. При этом дети умудрялись еще учиться, ходить в школу, поддерживать своих родных и близких. Первый отрывок, который я бы хотел прочитать – это дневник Юры Рябинкина, ему 16 лет, к сожалению, он не пережил блокаду, умер. Он описывает, как он сходил в магазин на Сенной за продуктами. «Сегодня вечером после тревоги сходил в магазин, что на Сенной. В рукопашной схватке в огромной тесноте, такой тесноте, что кричали, стонали, рыдали взрослые люди, удалось ценой невероятных физических усилий протиснуться, пробиться без очереди в магазин и получить 190 грамм сливочного масла, 500 грамм колбасы из конины с соей. Когда я пришел домой, почувствовал сильные боли в груди, точно такие, какие я испытывал два года тому назад. Сухой плеврит». Действительно, еду приходилось буквально добывать. Юра пишет, что порой приходилось вставать в 4 утра и занимать очередь в магазин, люди стояли на морозе до 9 утра обессиленные, но бывали случаи, когда ничего не давали, не было поставок.

- Вот он описывает, как он ходил в магазин на Сенной – это какой период блокады?

Федор Парамонов: Это начальный период блокады, видимо, самый сложный. Я помню, что суточная норма хлеба для детей до 12-ти лет в первое время блокады была всего 125 грамм. Потом она чуть-чуть увеличилась, и это для всех был настоящий праздник. Дети, буквально через каждый дневник, описывают, насколько радостное это было для них событие. Вот еще один пример дневника, Юра Утехин, тоже блокадник. Меню. «6 февраля. Завтрак: кусок хлеба, кружка подслащенного чая. Обед: кусок хлеба, гороховый бульон, гречневая каша (очень мало). Ужин: кусок хлеба, кружка кофе. 7 февраля. Завтрак: кусок хлеба, сладкий чай. Обед: кусок хлеба, гороховый бульон, каша. Ужин: кусок хлеба». И так, представляете, каждый день.

- Да, это те свидетельства, которые совершенно иначе нам показывают Великую Отечественную войну, не так, как ее сейчас чаще всего демонстрируют на федеральных телеканалах – как гордость, бесконечные победы. Скажите, 35 дневников, а сколько из этих детей выжило после войны?

Федор Парамонов: На презентации, которая была в Москве, было 7 ветеранов. К сожалению, не по всем людям есть информация, выжили они или нет. Очень обрывочные данные, по кому-то она есть, а по кому-то ее нет.

- У нас звонок. Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста.

- Здравствуйте, меня зовут Адель. Я что хочу сказать, мне 73 года, и вот сестренка, которая родилась через два года после меня. И вот мама с папиной старшей сестрой, из Перми на санках ехали в деревню в Татарию, чтобы оттуда привезти продукты. И вот сестра у меня там, видимо, очень сильно простыла, заболела – на санках зимой! Она умерла. У нас здесь и фронта не было, но жили ведь тоже очень сложно. И в этом плане мне обидно, что нашим пермским тыловикам мало почета. У меня родители были тыловиками, и во время войны и после войны мы родителей почти не видели. Все субботы и воскресенья были рабочими. Сколько у нас тогда в Пермской – тогда Молотовской – области было предприятий.

- Да, огромное количество было предприятий. Плюс были эвакуированные предприятия и жители. Многие остались.

- И вот сейчас мое мнение, что со стороны государства, наш регион не уделяют должного внимания.

- По социальной заботе о детях войны мы поговорим еще, но чуть позже.

- Не только о детях войны, вообще наш регион немножко незаслуженно забытый. Мы доноры. Несправедливо это.

- Спасибо за вашу историю. С наступающим вас праздником. Спасибо, что позвонили.

Федор Парамонов: Я хотел бы поддержать слова звонившей. Владик Бердников, пермяк, как раз вспоминает, что они голодали здесь в тылу. Он даже пишет, что «вспоминаю, как раньше не любил горошницу, сейчас бы съел ее много-премного».  В 12 лет он устроился на завод. Во-первых, помогать фронту, и, во-вторых, с тем, чтобы получить дополнительные карточки на питание. Плюс во время войны их уплотнили, в Молотов эвакуировали из различных городов – и предприятия, и заводы, и учреждения культуры. Родственников из Владимира в комнату к Владику, собственно говоря, и привезли. Так что тяжело действительно жилось и в тылу.

- У нас еще один  звонок. Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста.

- Здравствуйте. Я 45-го года рождения. Отец на фронте, мама с сестрой и с бабушкой застряли в Ленинграде. Детский сад смогли эвакуировать только потому, что собрали очень много детей и по Ладоге их повезли. Мама все рассказывала, перед ними разбомбили грузовик, он ушел под лед. Они доехали каким-то образом, потом эвакуировали их в город Кудымкар, и только тем и спаслись. Остался в Ленинграде дедушка. Как узнали потом от выживших соседей, ел ремни кожаные, крыс. Сжег великолепную библиотеку, которая была у нас в квартире на Старо-Невском. Вот таким образом. В то же время господин Жданов – уже доказано, это не просто наветы какие-то – очень неголодно жил и еще ряд представителей. Мародерство все-таки было. Но самое страшное, действительно, дети. И когда показывают кадры Ленинградской блокады – я могу смотреть концлагеря, могу смотреть гетто, а когда показывают Ленинград, я даже глаза поднять не могу на экран. Помните, был прецедент, когда кто-то из «Дождя» задал вопрос: как мы считаем, стоило ли сдать врагу Ленинград или нет? Дело ведь не в том, стоили или не стоило. Стоило организовать эвакуацию вовремя, стоило оставить в сохранности Бадаевские склады. А ведь кто-то указал на их месторасположение.

- На самом деле, историки сходятся во мнении, что пожар на Бадаевских складах не имел решающего значения для голода. А вот то, что все пути были отрезаны, это, конечно, повлияло. Сейчас, к сожалению, обсуждаем не блокаду и причины и последствия ее. Спасибо вам за вашу историю. С праздником вас наступающим!

- Спасибо. И вас с Днем радио.

- Спасибо, очень приятно. Всего вам доброго. Давайте еще один звоночек примем.  Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста.

- Здравствуйте, Игорь говорит. Мне дед рассказывал про войну. Он был членом парткома, им выдавали оружие, и они проводили рейды на Центральном рынке в Перми. Значительное количество продуктов питания попадало просто спекулянтам. А они брали спекулянтов вместе с НКВД – и в эшелон на фронт сразу. Только так они могли бороться. Точно так же дед рассказывал, что у них было партсобрание, и сказали, что в Питере то же самое. Значительное количество хлеба попадало в руки спекулянтов. Из-за этого Россия потеряла Аляску. Были забиты продовольственные склады, а цены искусственно взвинчивались купцами.

- Спасибо огромное.  Всего вам доброго и с наступающим праздником. Давайте вернемся к книге и еще немного почитаем дневников.

Федор Парамонов: Сергей, знаете, поражает, что дети, несмотря на все эти тяжести, которые на них свалились, на все страдания, они не падают духом. Они читают классику, пишут о том, как прочитали Гоголя, Толстого. Думают о фронте, о бойцах. Вот я хотел бы один фрагмент прочитать, дневник Майи Бубновой, блокадницы. «В самые трудные и тяжелые минуты думаю о бойцах. Им-то ведь тоже не легче, чем нам, а ведь не складывают они оружие. Им же тоже и холодно, и голодно, да и находятся они постоянно в боях. Но ведь хватило у них силы защищать Ленинград. Ни одного фашиста никогда не было, нет, и не будет в Ленинграде». Удивляет, поражает, и вызывают трепет истории, которые достойны сценариев фильмов. Например, вот, Вася Баранов, юноша, его отправили в Дрезден. В те годы больше миллиона подростков и детей были отправлены на работу в Германию. Он разлучился с любимой девушкой. Ему было 17 лет. При этом, вести дневники в Дрездене – фактически в условиях рабства, это был большой риск, за это могли просто убить, расстрелять. То же самое было и в гетто. Так вот, он даже писал стихи. Единственное стихотворение, которое у него получилось, видимо, сердце того требовало. Оно не очень складное, но очень характерное.

«Давно душа просится на волю

И сердце пылкое давно хочет любить.

Я полюбил одну девчонку Олю,

Да и теперь приходится забыть».

К счастью, история Васи и Ольги закончилась хэппи-эндом. Оба выжили в Германии – она тоже была в Германии, работала на авиазаводе. Он ее нашел после того, как освободили. Они поженились, двое детей, все замечательно. Он после войны научился играть на кларнете, и работал в музыкальной школе. И он сам рассказал эту историю журналистам «АиФа». Вот пример такого счастливого конца. Детство, которого не было в сегодняшнем понимании. Взросление происходило очень быстро в таких жутких условиях выживания. И поражает вот именно эта жажда жизни. Практически все пишут о том, как хорошо бы вырваться и сделать то, о чем ты мечтаешь. Тот же Юра Рябинкин мечтал стать моряком. И он писал в своих дневниках – порой встречаешь философские размышления о том, что такое жизнь, кто такой человек. Он пишет: «Жизнь – копейка. Как обидно и горько умирать, не реализовав своей мечты, не став никем».

 

- Сколько ему было лет?

 

Федор Парамонов: Ему было 15 лет. Он, конечно, уже не 9-12-летний, уже постарше. И детям особенно тяжело переживался голод. И у него муки голода, они вместе с муками совести. Вот он шел из магазина, съел 25 грамм хлеба – довесок к порции матери и сестры – и потом целый абзац он себя укоряет, называет эгоистом, бесчеловечным человеком, бесхарактерным существом. «Съел полконфетки и испытал душевные муки», - он пишет.

- У нас еще один  звонок. Здравствуйте, вы в эфире, представьтесь, пожалуйста.

- Здравствуйте. Елена. Я бы хотела рассказать про свою маму. Она деревенская, их тоже отправляли на лесоповал. 1924-го года рождения она, до 18 лет она работала на лесоповале. Они жили в деревне в Пермской области. Потом их, девчонок, отправили на Мотовилихинские заводы. Они были пухлые от голода, она в 18 лет весила 36 килограмм. Они были маленькие из-за того, что недоедали – и они стояли на ящиках перед станками и вытачивали детали. В общем, у одной девочки затянуло косу в станок, и прям у них на глазах скальп сняло. Вот такая история.

- Тяжелая история. Спасибо вам огромное. С наступающим вас праздником от всей души.

- Спасибо.

Федор Парамонов: Насчет лесоповала, Сергей, я встретил свидетельства как минимум двух человек, это Боря Андреев и Лиза Вейде. Они писали как раз, что, возвратившись из Германии, их как неблагонадежных отправили на лесоповал. То есть родина радушно принимала далеко не всех, мягко говоря. Слава богу, они выжили и там, и выжили здесь.

- О чем думали дети на войне? Были ли там мысли о Советской власти? О Сталине? Пропаганда государственная как-то отражалась на детском сознании?

Федор Парамонов: Встречаются такие моменты, особенно у детей и подростков старшего возраста, кто уже в пионерском движении, кто был комсомольцем. Есть моменты, связанные с тем, что… Вот: «Приснился Иосиф Виссарионович вместе с ружьем, позвал меня с собой, я с ним не пошел, потом пожалел». Один мальчик писал такое о своем сне. Конечно, в основном, и это страшно читать, детям снятся совершенно простые вещи: хлеб, масло, шоколад. Один из мальчиков-блокадников вспоминал: «Счастье – это то, чем можно назвать мою прежнюю жизнь».

- Федор, скажите, у вас есть дети?

Федор Парамонов: У меня их трое.

- Вы показывали, давали читать им?

Федор Парамонов: Да. Старшему 10 лет, дочке 7 лет, младшему 5 лет. Дочка с младшим пока еще не готовы такое воспринимать, а старший уже более-менее понимает. Я ему книгу показал, он украдкой почитал, но пока мы еще не обменялись мнениями.

- Не боитесь давать такие страшные вещи?

Федор Парамонов: Я не боюсь, и считаю, что дети должны знать историю, как жилось тогда.

- Простите, у вас домашние животные есть?

Федор Парамонов: Нет, мне детей хватает.

- Просто очень жуткие истории с блокадных дневников, когда дети описывают, как едят домашних животных. Это же жутко. Вам не жаль своего сына?

Федор Парамонов: Это жутко, я все-таки хочу на начальном этапе ему выборочно почитать. Я думаю, что историю войны лучше всего узнавать через вот такие источники. Одно дело, когда тебе учитель у доски рассказывает, в том числе и ужасные истории и историю войны, а другое дело, когда ты от своего сверстника фактически узнаешь, как жилось в то время. Пусть даже с разницей в 70 лет, но это твой сверстник.

- У вас трое детей – и 35 дневников детей военных лет. Скажите, те дети похожи на этих, или это совершенно разные дети? Или все-таки дети всегда одинаковые?

Федор Парамонов: Дети, они всегда одинаковые. Все наивны, все честны, откровенны, и эта откровенность и наивность есть и в дневниках. Единственная разница, что те дети в тех ужасных и жутких условиях вели дневник, то есть находили время и силы, и для них это была отдушина. Сейчас найти детей 10-12 лет, которые бы вели свои дневники, наверное, сложновато.

- Ну сейчас есть социальные сети.

Федор Парамонов: Да, это некий такой вариант рефлексии.

- Давайте прочитаем еще.

Федор Парамонов: Да. Дневник блокадницы Вали Петерсон. Небольшой фрагмент о том, как они учились в школе. «Я хожу в школу, а меня спрашивают: как ты еще можешь? А что я поделаю? Как дома, так и в школе сидишь с коптилкой. В школе хоть суп дают. Сегодня и в коптилках керосина не было, жгли лучины. Очень холодно, мерзнут чернила. Занимаемся по 2-3 человека в классе. Мешают очереди за хлебом, приходится стоять и пропускать школу». Периодически встречал в дневниках переживания ребят об их успеваемости. «Надо учить алгебру, а в голове одни буханки хлеба».

- Давайте примем звонок. Здравствуйте, вы в эфире, представьтесь, пожалуйста.

- Меня зовут Людмила, очень люблю радио «Эхо Москвы». Хочу рассказать историю своей матери, которая проработала в Перми 48 лет врачом. Ее звали Коган Доба Соломоновна, она во время войны училась в нашем Пермском мединституте. Она рассказывала, что студенты мединститута ужасно голодали. Те, у которых родители приносили еду, те все-таки более-менее. А остальная масса студентов из общежития голодали ужасно. Они работали в госпиталях, оказывали помощь раненым. И солдатики им иногда давали им кусочки сахара, немного хлеба. И еще, когда мой отец по ранению попал в Пермь – это уже был 43-44 год – то они справляли свадьбу в мединституте.

- Ваш отец попал с ранением в Пермь и здесь познакомился с вашей мамой?

- Да. И когда они организовали свадьбу в общежитии мединститута, то угощением на свадьбе самым шикарным – просто все общежитие гуляло, и балдели от восторга – это были оладьи из картофельных очистков, жареные на рыбьем жире. Вот такое было застолье, это было в самом конце войны.

- Понятно. Спасибо огромное за вашу историю. С праздником вас наступающим. Всего доброго.

- Спасибо.

- Да, все звонят и говорят, что в Перми с продовольствием  было тоже очень и очень плохо. Вернемся к дневнику. Хотелось бы поговорить о пермском дневнике.

Федор Парамонов: Это история Владика Бердникова. В 12 лет он устроился на завод имени Дзержинского. Сначала обучился, а потом уже занимался изготовлением взрывателей. Это была очень ответственная операция. На открытие выставки Аркадий Константинов, который контактировал непосредственно с семьей Вадика Бердникова, которая передала ему этот альбом с его рисунками и записями… Так вот, на открытие выставки Константинов принес ящичек как раз, где складывались эти взрыватели и потом транспортировались на фронт. В Перми – да и не только в Перми – дети вынуждены были по 12 часов работать на заводах. Дневник Вадика не очень большой, но много интересного есть и там. К тому же это все-таки житель нашего края. Интересно, что некоторые дневники, они просто чудом уцелели. Несколько из них были закопаны авторами. Например, в оккупированной территории либо в блокадном Ленинграде дом взорвался, все обрушилось, останки все убрали, автор потом вернулся и нашел практически в целости и сохранности свои записи. Мария Рольникайте, узница гетто в Вильнюсе, 14-летняя девочка, она свой дневник вообще запомнила. То есть за записи могли очень жестоко наказать, и мама посоветовала ей просто его выучить. Она его выучила, и уже после войны записала 3 толстые тетради. Эти тетради потом были переизданы на 18 языков мира. Ее еще называли литовской Анной Франк. Те, кто повзрослее, реально думали о фронте. Не только думали, но и действовали. Например, дневник Ромы Кравченко, он несколько лет был на оккупированной территории. И вот 11 января 1944 года последняя запись дневника: «Долго не писал, не до того было. Сегодня фронт ровно в 150 километрах от нас. Тут проводится эвакуация. Готовлюсь удирать в лес. Дневник сейчас закопаю. Буду рад, если когда-нибудь придется его откопать. Привет, товарищи! Смерть немецким захватчикам!» Действительно, он успел убежать, воевал, выжил и дневник счастливо нашел.

- У нас еще один  звонок. Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста.

- Здравствуйте, меня зовут Полина. Я хочу вам сказать, что вот начало передачи я не очень услышала. Вот про Юру Рябинкина. Вы говорите о книге. А вот эта вся история про Юру Рябинкина очень подробно описано в блокадной книге Адамовича и Гранина. Вот это надо было сказать – это во-первых. А во-вторых, я хочу сказать, что я вывезена была интернатом из Ленинграда, мы жили на Гороховой, буквально в первые дни войны…

- Это сколько вам было лет, если не секрет?

- Это я окончила первый класс. Мне было 8 лет. И тогда собрали по школам родителей, предупредили  и предложили вывезти детей. Мама всю ночь строчила метки на одежках. Ватное одеяло сшили вдвое, чтоб получился такой спальный мешок. Я и два моих брата были со школой полностью, со своими учителями, мы были эвакуированы сначала в Ярославскую область, потто еще и еще, в конце концов, мы оказались в Мазуевке Пермского края – Кишертский район, деревня Мазуевка – в интернате. Все это время мы переписывались с родителями, почта работала. Мы писали письма, и каждое письмо заканчивалось фразой: «Враг будет разбит, победа будет за нами!».

- Спасибо огромное. С праздником вас!

- Всего доброго.

- Давайте скажем, где можно книгу найти желающим почитать ее?

Федор Парамонов: Тираж книги небольшой, это некоммерческий проект. Но в интернете, абсолютно в свободном доступе можно найти книгу на сайте «Аргументов и фактов». Самый простой способ в «Гугле» написать «Детская книга войны» – и первым номером в списке выскакивает ссылка на книгу. И в полном виде с иллюстрациями все тексты, все это есть.

- Спасибо огромное!

Федор Парамонов: Всех с наступающим праздником!


Обсуждение
2292
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.